Недвижимый (джен)

Я одиноко стоял на базе, недвижимый исполин. Я ещё не готов к битвам. Но меня к ним отчаянно и лихорадочно готовят. Свет забрезжил только, когда на обслуживание начали приезжать мои братья и сёстры, все они мне младшие, ведь я самый большой и сильный, хоть и пока беспомощный. Одной из первых рядом со мной встала одна из младших сестёр постарше. Гордая, но скромная Женки. И её постоянно что-то в моём присутствии угнетало, а на мои вопросы она отвечала односложно или вовсе отмалчивалась. Потом начали прибывать другие. Из-за них моё оснащение затормозилось, но я был не в обиде, их знатно трепало, многие едва были на ходу. Но ситуация требовала поставить на ноги всех и каждого. Время было жестокое и беспощадное.

Одними из первых действительно нарушителей спокойствия и порядка были четыре сестры Дивси. Старшей считалась Хикки, хотя по старшинству она была всё же второй, да и в бою не командовала. Они были маленькие, совсем крохи, по сравнению со мной. Я мог бы нести их всех четырёх на себе без труда, да и не только их. Эти малютки пережили свой первый бой и выжили, но их потрепало и они остались тут на какое-то время. Они, почти не утихая, трещали между собой. А слушателями были лишь мы, два исполина, если сравнивать с этими крохами. Казалось, Женки старается не слушать треск малышни, но я то видел, что она прислушивается к этому единственному островку жизни, настоящей жизни. Постепенно и она включилась в этот весёлый треск. Но печать некоей боли и вины с неё так и не сошла, а я по большей части слушал. Они развевали мою тоску, которая накопилась за время одиночества. Мои неуклюжие попытки узнать, что же гложет воительницу вновь разбивались о стену, и я на время отступил. Постепенно база наполнялась воителями разной степени суровости. Некоторые были едва-едва спущены, а некоторые испещрены шрамами боёв и времени. Старушка Силь Лезив, например, была из тех, кто застал прошлую войну и чудом пережил её. Но многие знали, эту переживут очень немногие. И каждый был готов выгрызть зубами свою жизнь и жизнь ближнего.

Наша семья постепенно разросталась, и тут даже появились угрюмые нелюдимые Ундеры, они нам двоюродные и они странные. Говорят, из-за особенностей их войны они такие. Каждый их выход может оказаться последним, и не обязательно что их поразит враг. Сама война может забрать их из-за неосторожности. Наверное, я даже, отчасти, понимаю, почему они такие. Но их молчаливые погребальные цернемонии пробирают до дрожи. Просто молчать о погибшем и помнить его. Эта гнетущая тишина многих оттолкнула. У нас так не принято, но у них даже нет имён, только номера. Цинично и бездушно, как по мне. Но, вероятно, это оправдано. Для кого угодно, но не для меня. Я понимаю, наверное, подсознанием, что так надо, но принять душой не в состоянии. Впрочем, отличий у нас много больше, чем кажется. Мы воины, мы можем использовать укрытия, можем маневрировать, но мы воины, а они незаметные тихие убийцы. Они не способны биться честно, так уж устроены и обучены. Ударь из тени и сбеги как можно быстрее, молись, чтобы не зацепило. Их судьба незавидна, но они часть нашей огромной семьи. И семья эта стоит за своих, кем бы они ни были, если понадобиться.

— Братик, а ты скоро выйдешь? — спрашивает старшая из сестёр Дивси.

— Боюсь, нет. Моё оснащение ещё не закончили, но вскоре обещают закончить.

— Это хорошо, я хочу увидеть, как братик наконец выйдет из базы.

— И я! И я! Я тоже! — почти что наперебой заголосили сёстры. Постепенно их речь сливалась в статичный щебет тонких голосков, и их, иногда, становилось трудно понимать.

— Не беспокойтесь, я выйду в бой скорее, чем он, будет на что посмотреть, — вмешалась Женки. Она уже не была такой угрюмой, как раньше, но говорила всё ещё редко. Кроме нас с ней тут пока не было тяжеловесов; Силь уехала дальше, проведя лишь общий ремонт. Говорят, они пока нужны на других базах и фронтах.

— Я тут вспомнила, поговаривают, что сюда будут стягивать большие силы, так что патрули и охранение усилят. Но, главное, сюда будут прибывать ещё и ещё. Вот бы всех повидать! — замечталась другая сестра.

— Чем больше, тем лучше. Пускай едут. Всех встретим! — заголосила третья.

— Хехей! — хором ответили сёстры.

— Надо организовать хорошую встречу! — решила Хикки, и её поддержали. Щебетание обсуждения длилось долго, очень.

Вскоре сестёр погнали на патрулирование, и на базе стало заметно тише, хотя связь дотягивалась до нас, так что от их голосков было не спрятаться, не скрыться. Пока что они лишь проверяли окрестности базы. Самая старшая, Зори, обычно была лидером, если не находилось кого постарше.

— Это Зори, видим конвой в сопровождении своих. Сколько тут сестричек...

— Внимание, подверглись нападению, несём потери от авиации противника, нужна поддержка! Ай...

Радио замолкло, и тишина эта была зловещей. Попытки связаться не давали результата, напряжение и паника возрастали, Женки рвалась вперёд, помогать сестричкам, как вдруг радио ожило незнакомым голосом.

— База, это конвой-лидер, потеряли один из взводов сопровождения в полном составе, второй взвод потерял двоих, встречающие потеряли лидера и перешли под моё командование... Не уверен, что дотяну, но десантуру сберегу, тащите сюда кого найдёте, иначе все поляжем, тут летунов, как грязи, и все норовят нас покусать. — Сообщение было неожиданным, но подобную ситуацию предполагали и почти сразу выпустили Женки, которая, злая на весь мир, рванула с места, как ошпаренная, превосходя проектную скорость в полтора раза. А я лишь с грустью смотрел ей вслед. Неподвижный и беспомощный исполин, могущий лишь лить слёзы от бессилия.

Вернулись они нескоро, мне показалось, что через целую вечность. Конвой-лидер не дотянул едва-едва, его спасли, но он уже не мог биться и стал стационарным помощником Ундеров. Кеннерг, некогда гордый воитель, теперь лишь помогает Ундерам, которые его не жалуют, но хоть говорят с ним. Ему сейчас очень тяжело. Не легче и сёстрам, у которых теперь Хикки безоговорочно старшая. Зути и Зума рыдали почти целый день, как и новоприбывшие. Их было десять сестёр, выжили восемь, второй их отряд не выжил целиком, так что у всех были поводы рыдать и тихо жаться к ближнему своему.

— Ты как, Кеннерг? — спросил я как-то.

— Хреново, но хоть жив, в отличие от большинства подчинённых. А тебе везёт, ещё не доделали. Скоро стрелять сможешь. Но, скажу по секрету, требуй зенитное оружие, авиация нынче озверела, вон, мне брюхо распороло, доставали с того света, вот только зачем? Встречать да провожать пока ещё живых? Или мучительно помнить тех, кто не вернулся? — в голосе его была боль утраты, ведь теперь он — истукан, прикованный к входу.

— Хотя бы так, я-то даже шевельнуться толком не могу. Ты смог сохранить тех, кого ещё было можно, не дал им погибнуть. Для Дивси ты почти герой, они ведь после потери старшей сестры были в таком шоке, что и не соображали толком. Даже Хикки до сих пор едва живая. Остальные вообще в прострации. Но главное, что они живы, — попытался я его подбодрить.

— Ну живы они, и что? Следующий бой может унести всех троих или вообще оставить от базы пепелище. Но ты прав, я хотя бы попытался и вытащил, кого сумел. Сам вот только недотянул, да и спас маловато. А теперь... Теперь вот помогаю Ундерам, их всегда много, так что без работы не сижу. Недавно прибыли новые, крошечные, их видно-то не всегда, оружия, считай, никакого, но они и работают даже не группами, ордами налетают, заплёвывают, чем есть, и отступают. Один раз старший Ундер на себе притащил целую свору едва живых. Превысили предел рейда. Спасали целой стаей, прикрывая самого сильного, пока тот собирал малышню. Спасли больше половины, но и без того их не вернулось несколько десятков. У них даже толком номеров нет, их просто считают по количеству, каждый раз формируя сводные отряды, — поведал Кеннерг, тяжко вздыхая.

— Жутковато.

— Не то слово. Жуть у нас и так на каждом шагу.

Время неумолимо потекло, и дни пошли своим чередом. Новых налётов не было, так, изредка припугнут или сбросят мелкий подарочек. Но база отбивается, наша авиация не бездействует. Но однажды Дивси вернулись. Вдвоём. Хикки обнимала младшую, успокаивая. Зума рыдала во весь свой тонкий голос. В этот раз не вернулась Зути.

— Слышал? Зути убил Ундер врага. Сёстры не смогли ей помочь, — решила первой нарушить молчание Женки.

— Теперь слышал. Но как он смог так близко подобраться? — решил спросить я.

— Не знаю, может, наоборот, он выжидал, а потом ударил в спину. Они нередко так делают.

— Зума, стой! — звонко раздался голос Хикки: это был, пожалуй, первый раз когда её голос не был спокоен и чуть отстранён.

— Не мешай! Я пойду и отомщу за сестру, неважно чего это будет стоить, не важно! Ты ведь теперь старшая, кто из нас должен первым идти и причинять справедливость за младших? — голос Зути подрагивал, но в нём чувствовалась сталь решимости.

— Зути, одумайся, одна ты ничего не сделаешь. Только зазря погубишь себя. Утром организуют полноценный рейд, будут и Ундеры, и сестрички, мы его обязательно найдём, и он ответит за сестру. Просто подожди до утра.

— Но ведь... Но сестра... Но он может уйти! — голос младшей окончательно дрогнул.

— Скорее всего он уже ушёл. Утром мы постараемся найти хоть что-то, а если кого и найдём, то сможем дать достойный отпор. — Хикки была необычно жёсткой в этот момент, в ней чувствовалась стать тяжеловеса, а не быстрого воина, кем являлись все сёстры.

— Но, но ведь... Хорошо, я погорячилась. Прости.

— Вот и хорошо, а пока лучше отдохнём.

— Хорошо, сестра, до утра месть подождёт.

До утра месть не дождалась, Зути сбежала глубокой ночью. Хикки не находила себе места, подгоняя то Ундеров, то других сестричек, да даже Женки досталось за нерасторопность. А я... Я лишь наблюдал. Наблюдал, рыдая про себя, не способный помочь или ускорить. Но мне сказали, что если попадётся что-то крупное, я могу размяться и пострелять, правда по наводке, из-за скал. Это придало уверенности мне и остальным, ибо мои орудия могли сокрушить многих даже попав рядом. Но мы опоздали. Зути к тому времени, как до неё добрались, уже несколько часов танцевала с противником, правда повредить толком никого не смогла. Рейд не успел буквально немного. Хикки вернулась едва живая, сжимавшая три флажка, что были у её сестёр, и всё, что от них осталось. С тех пор она боязливо примостилась между мной и Женки, присутствие тяжеловесов её успокаивало, она даже перестала втихаря лить слёзы и повязала флажки сестёр на рукав, как память.

— Нас всё меньше, я обещал, что сёстры увидят, как я выйду из базы, но я не могу сдержать обещание, когда в живых осталась лишь одна. Не хочу в следующий раз понять, что и она уже не вернётся больше. Мы и так больше никогда не услышим их весёлый щебет, лишь тихие всхлипы по ночам, когда Хикки спит и беззвучно зовёт их. От соседнего отряда осталось едва несколько малышек. Силь так и не вернулась, я слышал, что больше и не вернётся, старушку догнала авиация. Я не хочу так больше. Я не Кеннерг, он сумел выжать из ситуации максимум, а я даже стрелять не могу без особого разрешения.

— Не без этого, война плохая подруга. Я это знаю по себе. И знаешь... У тебя был старший брат, Бис Арк. Ну, почти брат. Вы сходны, но тебя значительно доработали. И... Прости, но он прикрывал меня, когда меня ранили, и остался один, против многих врагов. Прости, если сможешь, я не смогла стать для него хорошим ведомым, его убили, так как у него не было прикрытия, а я так-же беспомощно стояла на одной из баз, слушая, как он сражается, и была бессильна чем-то поддержать, кроме слов. Как оказалось, прикрывая меня, он уже был ранен, просто скрыл или не придал значения, не знаю. Он был надеждой и силой флота, но стал трагедией. Прости...

— Ничего, я прощаю, ты ведь не могла ничего сделать. Я в том же положении, только ты уже можешь пойти в бой, а я ещё нет.

С того разговора у Женки будто отлегло, она заметно раскрепостилась. Груз вины упал с её плеч. Но вот война не думала затихать, и вскоре окончательно добралась до нашей базы. Передовые отряды держались, как могли, но авиации было слишком много, как и Ундеров. Наши Ундеры творили чудеса, но и этого было мало. А враг всё приближался. Рядом вновь стояла Женки, но её сильно потрепало, она могла ходить, но не воевать; к ней жалась забинтованная Хикки, на её рукаве всё ещё были привязаны флажки сестёр, потрёпанные, опалённые.

— Скоро некуда станет отступать, уже даже Кеннерг начинает отстреливаться, но его орудия, и без того урезанные, — малое подспорье, мы вскоре будем заперты. Отступить есть куда, но там уже последний оплот, да и под таким массированным огнём, боюсь, мы даже нескольких не сможем увести, — сквозь боль прокомментировала Женки.

— Выход есть. Но тебе, я так думаю, он не понравится. Исполин должен проснуться, — ответил я. Мне надоело смотреть на бессмысленные смерти, на гибель и горе, я должен сделать столько, сколько смогу.

— Стой, ты не можешь!

— Могу. И делаю. Прости, но тебе придётся пережить и меня. Живите и уведите кого сможете, я иду. Хикки, смотри, как идёт старший братик, вы ведь с сёстрами этого так хотели!

Двигатели огромного исполина заработали, с непривычки дёргаясь, словно застревали. Строительные леса в спешке роняли, а люди бегали, как ошпаренные. Гигант пробудился и величаво пошёл на врага, водя всеми своими орудиями. Едва вывернувшись, махина буквально растолкала остальные корабли и дала свой первый залп, который сотряс море до самого дна.

— Моря содрогнулись от грохота моих орудий! Ахахаха! — это была эйфория, поглотившая почти трёхсотметрового гиганта, который нёсся наперекор судьбе и противнику. Его слегка удивило, что с ним воюют такие же, как он, только помельче, но сейчас это было не важно, главное дать время остальному флоту уйти. Он, не переставая, грохотал главными орудиями, заливал море из вспомогательных и сжигал небо зенитным огнём. Ему было хорошо, он выполнил своё предназначение и сдержал обещание. А ещё он сожалел, ибо больше не сможет увидеть ни малышку Хикки, ни Женки, но он не дал им погибнуть, дал уйти, а дальше они уж как нибудь постараются без него.

А вдали отступал флот, что должен был быть уничтожен, но которому дали шанс. Подлодки шли сплошным потоком, они уже отстреляли торпеды и тянули за собой целую свору двухместных микроподлодок. Несколько тяжёлых крейсеров с повреждёнными орудиями взяли на буксир полузатопленный лёгкий, что работал пирсом для подлодок, но все были едины в своём горе: старшиий брат, гигант, дал им уйти. А один из эсминцев с несколькими дырами в боту, долго смотрел на величественную битву гиганта, и, казалось, его флаг машет исполину, отдавая ему должное, как и три потрёпанных и опалённых флажка на таккелаже.

Все четыре флага махали на прощание старшему брату, что исполнил обещание.