Самообман (джен)

— Это невозможно более терпеть! — герцог Анжуйский вбежал в свои покои так быстро, будто за ним гнался тот самый кабан с охоты, на которой Алансон не сумел изменить историю. — Если бы у моего брата была возможность заслать меня куда-нибудь в дикие земли, где живут люди с песьими головами, он бы обязательно это сделал!

— Вам следует взять себя в руки, мой принц, — человек, стоящий у окна, медленно развернулся, и солнце вспыхнуло в его рыжих волосах, чуть не ослепив Генриха Анжуйского после полутемных коридоров Лувра. Луи де Беранже, сеньор дю Га в отличие от своего господина был в ровном расположении духа и менять его точно не намеривался.

— Не успокаивайте меня, Луи! — герцог нервно играл своим новым кулоном с ярким рубином, который только накануне приобрел в одной из ювелирных лавок Парижа. — Карл будто бы задался целью испортить мне жизнь. И совсем не думает о том, что я могу и ответить. Или он настолько мнит себя хитрецом, что считает будто мне неизвестен его маленький секрет?

— Воевать с женщиной и младенцем? — иронично щурясь, проговорил дю Га, состроив на лице выражение преувеличенного ужаса.

Генрих, словно поперхнувшись, не смог ничего произнести в ответ, но уже через мгновение звонко расхохотался. Дю Га довольно посмотрел на герцога.

— Вот таким вы мне нравитесь гораздо больше, мой принц. Вы слишком близко к сердцу принимаете все действия вашего брата.

— Он меня ненавидит, — серьезность сменила веселость. — Я понимаю его причины, но только иногда я принимаю их. Я хотел его любить, но он с детства презирает меня, — и одновременно завидует мне. Это невозможно не почувствовать. Даже наша мать не может ничего с этим поделать. И вот... Я не имею и призрачного шанса подольше побыть в Париже. Мои наряды для приема послов осталось только примерить. Мне кажется, что Карл потратил на них целое состояние. Даже здесь не мог не уколоть мои чувства. Он же прекрасно знает, как я люблю наряжаться. Вот и устроил мне прощальный подарок, от которого хочется плакать, а не красоваться! Ты бы слышал, как он говорил со мной недавно. Совсем немного, и я бы стал превосходной мишенью для его нового стилета. А еще Маргарита со своим очередным воздыхателем из бывших гугенотских выскочек словно смеется над ним. Она обманывает Карла и получает в ответ любовь и защиту. Я говорю ему правду, но ничего, кроме ненависти, в ответ он мне дарить не собирается. Я превосходно умею притворяться и играть, но рядом с моnм старшим братом мне все чаще хочется стать невидимкой.

— Вот и станьте им, мой принц, — дю Га поправил драгоценную цепь с рубином, которую Генрих все так же нервно теребил. — Поверьте мне, чем спокойнее вы станете, тем хуже он будет себя чувствовать. В эти несколько дней, что остались вам в Париже, сыграйте в новую игру. Спрячьте свою досаду. Сделайте вид, что рады своему избранию. Ведь на самом деле оно предмет восхищения. Все уже предрекали победу другого, но вашей славе и характеру оказалось невозможно ничего противопоставить.

— Даже события ночи святого Варфоломея не смогли ничего переменить в этом новом приключении.

— Все на свете имеет свою цену, мой принц. Кому-то важнее видеть на престоле победителя, кто-то желает видеть рядом не родного брата, а бывшего протестанта, который только учится искусству притворяться.

— Генрих никогда не преуспеет в этом искусстве, — герцог усмехнулся. — И если он по-прежнему умен, то и не будет учиться. Его искренность намного ярче любого притворства и его единственное преимущество перед Гизом и прочими придворными щелкоперами.

— Вы ведь тоже умеете завидовать, мой принц. Отношению Карла к королю Наваррскому — это то, чего никогда не будет у вас.

— Да. Это так. Но я не настолько глуп, как считает мой венценосный брат. Я давно уже не хочу несбыточных вещей. А любовь моего брата... Пусть дарит ее кому пожелает. А я найду утешение в том, что заставлю французский престол сиять еще ярче даже в снегах. Вы правы. Да будет новое приключение! И я очень надеюсь, что портные очень хорошо постарались. Должно же быть хоть что-то, что мне понравится в грядущих событиях.