Приметы (джен)

— Ну, и что сие означать должно? — Тарас Петрович Смолокуров замер, недоуменно разглядывая небольшой моток веревки, вытащенный им из роскошной подарочной коробки, украшенной золотыми виньетками. Хитроумно завязанный золотистый бант, узел которого Смолокуров с ругательствами сумел распутать только спустя несколько минут, лежал на столе рядом с раскрытой коробкой прямо на папках с документами.

— Это подарок! — торжественно провозгласил Перетрухин, но тут же попятился назад,через несколько шагов упершись в дверь. — Я же обещал, что именно вы будете первым, кому я счастие принесу.

— Перетрухин, — по лицу Смолокурова пошли красные пятна. — И чего мне, по-твоему, надо с этим счастием делать? — пристав прищурился, а Перетрухин еще сильнее прижался к двери. — Повеситься на этой веревке самому? Потому что мои подчиненные суеверные тугодумы, которые не видят дальше собственного носа? Хотя, — Смолокуров потряс веревкой, — тут и удушиться на дверной ручке не выйдет толком. Что ж побольше счастия не приволок? Пожадничал?

— Это вы сейчас сердитесь, — Перетрухин обтер лоб платком, про себя мечтая стать невидимым. — А как счастие в дом повалит, так вы по-другому заговорите. А еще — нет такой приметы, чтобы вешаться на веревке, на которой уже кто-то повесился. Да и дарителя вешать — это ж каким злыднем надобно быть. Ведь от чистого же сердца.

— А давай проверим! — Тарас Петрович вышел из-за стола, на ходу разматывая моток. — Все приметы сразу. Глядишь, таким макаром и новые появятся!

— Мы же так старались! — Перетрухин мелко задрожал. — Барышня три часа в отделе мсье Жозефа провела, все ленты перебирала, да следила, как на бумагу золотые узоры наносят.

— Перетрухин, — Смолокуров остановился, — ты Анастасию Андреевну чего к своей дури привлек?

— Так она ж не знала, что в коробку положат. Просто сказал я, что вам подарок, чтобы вы счастливее стали.

— А ну вон отсюда! — Тарас Петрович кинул веревкой прямо в Перетрухина. — Чтоб больше не смел на пороге с этой нечистью показываться! А как выбросишь, марш по Острову бежать. Голову остудишь, тогда и возвращайся!

— Слушаюсь! — Перетрухин схватил свой подарок и выскочил вон, стараясь не слышать, что и в каких выражениях ему вслед кричал Смолокуров.

Когда через два часа Перетрухин осторожно заглянул в кабинет, тот оказался пуст. Урядник чуть ли не на цыпочках подошел к столу своего начальника и вытащил из-за пазухи многострадальную веревку, на которой не так давно повесился убивец. Петлю, выдержав настоящий бой с другими желающими, в Петербург привез давешний приятель Перетрухина аж из Иркутского губернаторства. Открыв нижний ящик стола, в который Тарас Петрович заглядывал только для того, чтобы положить в него очередную интересность, вырезанную из газеты или журнала, Перетрухин закинул веревку на самое дно, после закидав ее листками обратно, и довольно выдохнул. Как бы Тарас Петрович не возмущался, а подарок есть подарок. И точно от чистого сердца. А то, что не взял его Смолокуров домой, так то и не беда совсем. Счастие, оно же не только дома нужно, но и на работе не помешает.