Утренний разговор (джен)

— Доброе утро, господин де Тревиль! — Ришелье поднял голову от карты, которая занимала почти весь стол. — Надеюсь, аудиенция у его величества прошла хорошо.

— Простите, герцог, я сегодня не в настроении вести долгие и бесполезные беседы, — сверкнул черными глазами гасконец, — у меня очень много дел.

— Вы слишком взволнованы. Отчего? — кардинал отбросил в сторону перо. — Что вам наговорил король? Неужели он чем-то недоволен?

— Ваше преосвященство, — капитан королевских мушкетеров на мгновение прищурил взгляд, а потом вдруг широко улыбнулся, — только не говорите мне, что вы не имеете совершенно никого отношения к тем гневным словам, которые на меня обрушил его величество не далее как полчаса назад.

— Увы, мой дорогой капитан, я действительно не понимаю причин, по которым король сегодня находится в столь отвратительном расположении духа.

— Неужели и вы выслушали нечто нелицеприятное? — у де Тревиля, казалось, с каждым мгновением настроение становилось все лучше. — Вы знаете, ваше преосвященство, когда я только приступил к выполнению своих обязанностей, я расценивал вас только как человека, в чьем присутствии у короля довольно благостное настроение. Мне и не приходило в голову, что вам тоже приходится терпеть вспышки монаршего гнева.

— И в данный момент вы рады, что и мне сегодня утром пришлось выслушать несколько вещей о собственной персоне, которые я бы предпочел не знать.

— Не могу сказать, что узнать о подобном было мне неприятно.

— Ваша гасконская привычка говорить то, что вам вздумается, однажды может вам навредить. Вы не задумывались об этом?

— Вполне вероятно, — рассмеялся капитан, — но это вовсе не означает, что я изменюсь кому-то в угоду, позабыв обо всем, что до этого момента являлось моей истинной натурой.

— Я вам завидую, граф, — кардинал выглядел задумчивым, — ваша натура слишком яростна и эмоциональна, тогда как я более ценю покой и размышления.

— Вам не бывает скучно, ваше преосвященство? — голос де Тревиля стал серьезен. — Вам не бывает одиноко со всеми вашими размышлениями, далеко идущими планами и политическими интригами? Вам не бывает по-настоящему одиноко?

— Я не понимаю вас, капитан, — тон кардинала не оставлял сомнений в том, что затронутая тема ему совершенно не понравилась. — Разве вы не обязаны, как и я, служить Франции? И все, что вы столь пренебрежительно назвали только что политическими интригами, направлено на ее процветание и могущество.

— А вы видели, что сегодня ночью начался снегопад? — вдруг проговорил де Тревиль. — Я заметил, что каждая снежинка отличается от другой. Так и каждый день нашей жизни не похож на предыдущий, и нельзя столь бездумно проживать их, не останавливаясь, чтобы посмотреть по сторонам и вдохнуть чистого снежного воздуха. Я не боюсь жить так, как мне подсказывает мое сердце. И это тоже служение моей Франции.

— Вы идеалист, господин де Тревиль. Сожалею, но я не могу также легко, как и вы, бездумно смотреть в окно, развлекая себя мыслями о строении снежинок. Хотя это занятие можно посоветовать королю. Возможно, именно оно отвлечет его величество от скуки и заставит позабыть о его тоске.

— Вот и посоветуйте, ваше преосвященство, — черные глаза капитана весело блестели. — К вашему мнению его величество обязательно прислушается. Что касается служения Франции, — де Тревиль усмехнулся, — то каждый из нас служит ей по-своему. И возможно, мы еще поговорим на эту тему, даже если нам придется смотреть друг на друга с разных сторон баррикад. Не стоит недооценивать своих противников, ваше преосвященство, чтобы потом не обвинять Всевышнего в собственных ошибках.

Развернувшись, капитан королевских мушкетеров, вышел быстрым шагом из кабинета кардинала, а Ришелье, нахмурившись, вновь склонился над картой. Но через несколько минут, раздраженно стукнув по столу рукой, сел в кресло и задумался. И почти сразу с рассерженным видом встал, подошел к окну и отдернул тяжелые портьеры, на миг закрыв глаза, чтобы не ослепнуть от яркого солнечного света. А спустя еще мгновение, на лице кардинала, внимательно наблюдавшего за хлопьями снега, что кружились на ветру, появилась искренняя улыбка.