После Бала (джен)

— Посмотри-ка, Сминс! — Лясерт недовольно скривил губы и на какое-то мгновение вновь стал необычайно похож на ящерицу, коей, собственно, и являлся всего несколько месяцев назад. — В этом дурацком сундуке нет ничего, кроме никчемных книжонок! Вот не понимаю я иногда людей. Зачем эти дурацкие вымыслы, для которых и медная монета чересчур щедрая плата, укладывать в сундук из такого дорогущего дерева! В нем лишь драгоценные камни хранить и нужно. Стоило утруждаться только, загоняя этого купечишку из последних сил, — Лясерт кивнул в сторону мертвого тела, распластавшегося в нелепой позе под деревом. — Слуги его пожиже оказались, сразу дали себя прирезать.

— Умел бы ты читать, как те барышни в нарядах цвета звездного неба, по-иному бы пел! — Сминс присел рядом с открытым сундуком, с обитыми золотыми гвоздиками уголками, стараясь в очередной раз не наступить на атласную юбку своего нового платья со стоячим воротничком. — Помнишь, как Золушка читала вслух и плакала над книжками на грядке с тыквами, на которых ты грелся на солнышке?

— Странная она, Золушка эта, — смачно сплюнув в густую траву, проговорил Армонидор. — Помнишь еще, Сминс, как она рыдала над сказкой со счастливым концом? Даже мне плакать захотелось, так слезы из ее глаз лились. Жалко ее было. Сидела в сером от пепла и золы драном платье и читала про балы да принцев при свете луны. А те откормленные страшилища в замке еще и ночью ей покою не давали. То чай подай, то кружева выглади, то халвы принеси, то камин растопи. С того и тощая была. Так по лестницам туда-сюда по сто раз на дню, да и ночью, побегай. В чем душа-то держалась — порой удивительно было.

— Книжку, со сказами-то, пришлось выбросить на следующее же утро, потому что из тех клочков, на которые ее сестрицы так называемые разодрали каждый листик, даже наша искусница собрать более ничего не в состоянии была, — задумчиво протянул Сминс, водя пальцами по странице только что раскрытой им книги. — Тяжело ей было. Кто ж тогда знал, что фея у нее в крестных ходит. Раньше что ль не могла власть свою показать да девку из золы вытащить?

— Феи, они такие, Сминс, — Армонидор деловито срезал кошель с пояса мертвеца и попробовал его на вес. — Заслужить их доверие непоказным усердием надо.

— То-то ты заслужил усердием, — расхохотался Лясерт и тут же получил тяжелым кошелем прямо в лоб. — С ума что ли сошел, ящерица-переросток!

— Золото собери, — Сминс положил книжку обратно в сундук и захлопнул крышку, — не зря гонялись. Вот денег сколько зашибли. Монеты в кошеле пересчитаем, как вернемся к остальным. А ты, Армонидор, сделай-ка носилки. Сундук с книжками тоже с собой возьмем, — бывший кучер Золушки, подрастерявший свой вес в бесконечных погонях за купцами, везущими свои богатства по дорогам, которые банда Сминса считала уже своими, потер шею — чересчур высокий стоячий воротничок на этот раз что ли? Или открахмалено не так?

— Да зачем нужен он? — Лясерт любовно погладил очередную золотую монетку, прежде чем опустить ее в кожаный кошель, украшенный бархатом. — Будто бы можешь разобрать хоть одну букву в этих книжках или слово прочитать.

— Не век же нам зашибать деньгу на большой дороге, — усмехнулся Сминс. — Вы сами Золушку сегодня вспомнили. Читала она книжки и видите, как жизнь ее обернулась. Королева она теперь.

— Был бы королевским кучером сейчас, жил бы на всем готовом. Давно спросить хотел, что ж ты сбежал из дворца тогда вместе с нами? — Армонидор, тихо запевая мелодию, которую сам же только что и придумал, присматривал камень, более подходящий для заточки ножа, чтобы потом сподручнее было срезать толстые ветви для носилок.

— Нет уж, — Сминс покачал головой. — И так было ясно, что крестная Золушку не оставит. А мне уж больно не хотелось обратно в крысу оборачиваться, если фея вдруг передумает. Да и всем вам ящерицами скакать по тыквам разве по нраву было? То-то же. А человеку без денег жить плохо. Все на Золушку насмотрелись ведь? Только нам волшебниц в крестных ну никак не светило. Вовремя мы убрались тогда из замка. Разве плохо сейчас живем? Да и грамоте научимся. Со временем.

— Ты еще скажи, что я стихи писать буду! — расхохотался Лясерт и, вытащив свой нож из тела покойника, направился помогать Армонидору сооружать носилки.

— Жизнь все расставит по местам. — Сминс задумчиво посмотрел на небо сквозь зеленую крону деревьев и снова потер шею. Нет, больше к той мастерице из ближайшего городка он обращаться не будет. Все же чересчур сильно она крахмалит стоячие воротнички.