Страхи Кашиваги-сенсея (джен)

— Акабане-кун, нам нужно поговорить, — Кашиваги говорил быстро, словно боялся, что его невольный собеседник развернется и уйдет прежде, чем он договорит.

— О чем? — голос Рейджи звучал насмешливо. И Акабане даже не потянулся к своим солнечным очкам, продолжая рассматривать мир и одного отдельно взятого учителя сквозь их темные стекла. — Я не Азума, у меня с баллами все в порядке. А больше мне предъявить нечего. Не вижу смысла в дальнейшей трепотне.

— Да, к вашей учебе у меня претензий нет. Но вот о вашем поведении я такого сказать не могу. Мне постоянно жалуются преподаватели на то, как вы ведете себя на переменах. И как классный руководитель...

— Можешь смело закрыть на это глаза. Как все, кто делал это до тебя, — Акабане усмехнулся, а Кашиваги невольно сделал шаг назад. — Не ты первый, не ты последний, сенсей, — в последнем слове Рейджи намеренно растянул гласные. — Лучше следи за теми, кто не может постоять за себя, а от меня отвали. Занимайся своими делами, у тебя ведь их предостаточно.

— Я считаю, что...

— Да плевать я хотел, что ты там считаешь, — Рейджи все же снял очки, а Кашиваги почувствовал, как по спине струйкой потек холодный пот. Акабане растянул губы в ироничной ухмылке, а его взгляд стал по-настоящему бешеным. От подобного сочетания Кашиваги показалось, что его ноги приросли к земле. — Прибереги свои речи о правильном и неправильном для Азумы и его дружков.

Акабане резко развернулся и направился в сторону школьного стадиона, но только после того, как он скрылся из виду, Кашиваги сумел выдохнуть. Потому что с самой первой встречи Акабане Рейджи не внушал ему ничего, кроме страха. Это было противно... Ощущать себя мошкой, которую пригвоздили булавкой к стенке. Да, Кашиваги-сенсей никогда не был особо смелым человеком, но и трусом его никто назвать не мог. А еще он умел найти общий язык с любым учеником. Пусть не сразу, но со временем его начинали считать если не другом, то, по крайней мере, не врагом. Но Акабане Рейджи оказался именно тем исключением, без которого не обходится ни одно правило.

Его невозможно было даже просто понять, не говоря уже о том, чтобы узнать поближе. Взрывной, эмоциональный, не признающий никаких авторитетов — именно такое впечатление производил Акабане Рейджи. Разве только Азума мог на него хоть как-то повлиять, но в последнее время и этот козырь все чаще оказывался битым. Учителя называли Акабане хулиганом и искренне недоумевали, как он умудряется не скатиться в учебе вниз, учитывая, что иногда его не видно в школе по нескольку дней. Но при этом никто из преподавателей не жаловался на результаты контрольных, тестов или устных опросов. Акабане мог еле удерживать мел в перебинтованных пальцах или закусывать разбитую губу от боли из-за переливающегося всеми цветами радуги синяка под глазом и в рассеченном веке, но никому так и не удалось поймать его на невыполненном домашнем задании. Итоги контрольных легко позволяли ему набрать нужное количество баллов и не задумываться о дополнительных занятиях или опасаться вызова в школу родителей, исправно платящих за обучение.

Если бы не полное неуважение к учителям и вечные разборки, которые Акабане мог затеять на пустом месте, Кашиваги считал бы его обычным учеником, разве только более экспансивным и возбудимым. Но в таком возрасте подобное неудивительно. К сожалению, все обстояло совершенно иначе. А Кашиваги чувствовал себя, словно он потерялся в лабиринте. Только стены в нем были не каменные, а сотканные из животного страха. Любые попытки его преодолеть разбивались вдребезги, стоило только Акабане появиться рядом или просто взглянуть в сторону учителя, как тогда, когда они впервые друг друга увидели.

Нет, никому даже в голову никогда не приходило, что Кашиваги-сенсей боится собственного ученика, каким бы отпетым забиякой он ни был. Скорее вокруг считали, что он опасается того, что может прийти в голову Акабане. Но этим занимались в школе все: и учителя, и ученики. И все мечтали, чтобы Акабане Рейджи куда-нибудь сгинул и перестал маячить перед глазами. Но он даже ни разу не попался полиции, чтобы стало возможным что-то сделать против него всерьез. Что касается поведения, то тогда можно было смело отчислять половину школы, ведь порой даже самые идеальные ученики устраивали такое, что завуч готов был выдрать последние волосы.

Кашиваги-сенсей не хотел, чтобы Акабане отчислили. Он просто хотел его понять и разобраться, какой же он на самом деле. Но при этом прекрасно понимал, что сам Рейджи не предоставит ему ни единого шанса.

Кашиваги сжал в руках папку и покачал головой: все же стоило начать изменения с себя. И для начала избавиться от собственных комплексов. В противном случае все усилия ничего не будут стоить. Да и как можно стремиться узнать другого человека, если не можешь разобраться даже в личных страхах. С другой стороны — учебный год только начался и времени до его окончания достаточно для всего.

Кашиваги улыбнулся и пошел к школе. Сегодняшний разговор уже не казался пустой тратой времени. Скорее наоборот, он дал пищу для размышлений. Что же касается Акабане Рейджи, то никто не мог упрекнуть Кашиваги-сенсея в отсутствии терпения. Впрочем, как и в стремлении по-настоящему узнать своих учеников и научить их доверять окружающим. Особенно когда это настолько трудно, как с Акабане Рейджи.