Проверено на грамотность 
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
В этом году снег накрыл столицу внезапно. Здесь, в Валлувии, он падает редко: все-таки местный климат достаточно теплый. Зимние дожди — обычное дело, но снег… Настолько удивительное событие, что существует примета: жди перемен.
За несколько дней до Долгой ночи, предшествующей дню зимнего солнцестояния, наша семья собралась на одном из открытых балконов дворца с живописным видом на освещенный огнями вечерний город. Небоскребы столицы, увитые линиями воздушных шоссе, утопали в зелени у подножий и на подвесных переходах из здания в здание. Даже зимой не со всех деревьев падают листья. В декоративных целях и вовсе часто высаживают вечнозеленую флору.
Когда пошел снег, пушистые хлопья споро припорошили высокие растения в кадках, расставленных по углам балкона. Белое на зеленом — необыкновенно красиво.
— О чем задумался, Изариус? — спросила меня Акора. Мы расположились на широком ложе со спинкой(1), устланном меховым покрывалом. Акора — моя невеста, которую с детства я знаю; предназначенная судьбой супруга и будущая императрица. Пока мы живем врозь, но весной, после свадьбы, она переедет к нам во дворец.
— Просто любуюсь пейзажем. О, перестань, — я не сдержал смешок, увидев, как она ловит снежинки вытянутым языком. — Что за ребячество.
— А кто мне запретит? Я видела снег три раза в жизни, считая сегодня, — ответила Акора, теперь ловя снежинки ладонями. — Там, где я выросла, слишком тепло.
— Разве ты не бывала в горах? — я отвлекся на сидящих рядом на похожем ложе родителей, которые что-то негромко обсуждали с Кандием — начальником старшей, императорской, гвардии.
— Гулять по горам в снегопад — слишком опасно, — в разговор вмешался Этериус, начальник гвардии младшей. Все, что касается моей безопасности — его зона ответственности так же, как безопасность родителей — ответственность Кандия.
— Вот тебе и ответ, — развела руками Акора. — Но в городе-то нам ничего не грозит! Хотя не отказалась бы от поездки куда-нибудь на природу, раз Долгая ночь наступит не завтра.
— Вы тоже хотите куда-нибудь съездить? — неожиданно спросил громче отец, император Тарисий.
— Мы могли бы провести время вместе, — добавила мать, императрица Улара.
Я с теплотой на них глянул. Сейчас они меньше всего напоминали политиков, правителей, детей солнца-бога. Сейчас мы все вели разговор как семья.
— Однако мы должны вернуться до наступления Долгой ночи, — напомнил отец о том, что император является еще и верховным жрецом прародителя нашего рода — светила, дающего жизнь всей планете. В Долгую ночь своей песней-молитвой он призывает солнце победить тьму, что знаменуется рассветом первого утра нового года.
— Мой повелитель, — подал голос Кандий. Даже в домашней обстановке он разговаривал подчеркнуто вежливо, не переступая границ субординации. В отличие от меня и Этериуса: мы общались, как друзья детства, кем, по сути, и были, если не думать о статусах.
— Что? У тебя есть предложение? — заинтересовался отец.
— Валлувианский снег — событие редкое. Его и правда стоит отметить, — продолжил Кандий. — Зима — время, когда принято жечь костры, собираться вокруг них семьей, вспоминать славные деяния тех, кто жил прежде, надеясь на лучшее. Возможно, посетить плато Памяти предков? Отдать им дань уважения, чтобы они направили грядущие перемены в благоприятное русло.
Отец помолчал мгновение, а затем кивнул, соглашаясь.
— Ты всегда был мудр, Кандий. Так и поступим. Завтра отправимся туда и сделаем все, чтобы предки благословили нас на хорошие перемены.
— Плато предков, — я тайком подмигнул Акоре. — Уж там снега хватит.
* * *
В нынешние времена выезд императорской семьи — событие, к счастью, не настолько обременительное для окружающих, как в далеком прошлом. Хроники говорят, что раньше это мероприятие напоминало едва ли не переезд всего дворца с места на место. Сейчас достаточно собрать кортеж из летающих экипажей, в котором путешествует наша семья и часть обеих гвардий. Заранее выслали транспорт для обустройства удобств прямо на плато — он вылетел ночью, чтобы слуги могли успеть до рассвета.
Я невольно любовался невестой. Акора была одета в зимнее платье с полуюбкой и обтягивающие брюки под ней, заправленные в голенища высоких, до колена, сапог. Ее голову закрывал капюшон, отороченный мехом урзарской хвайки, а тело защищал от холода просторный плащ с рукавами — в горах же находимся, а турианцы холод не любят. К тому же не мерзнуть помогает и термобелье — благословенное изобретение цивилизации! Цвета одежды нарочно были выбраны темные — сине-бирюзовый и золотой — чтобы выделяться на белом фоне природы.
Похожий фасон выбрала для поездки и мать. Мы же, мужчины, предпочитали закрытые утепленные комбинезоны, чтобы ни одна снежинка не попала за ворот.
Наш кортеж приземлился ближе к полудню, поскольку лететь пришлось долгое время. В пути мы любовались местами; обсуждали, что будем делать. По прибытии обнаружили, что гвардейцы организовали целый лагерь, похожий не то на военный, не то на базу для отдыха.
На широкой платформе разместились три шатра с освещением, возле платформы имелась площадка для летунов(2), часть из которых явно отсутствовала, тут же разложили ремонтные и заправочные припасы. Еще четыре шатра возвели вокруг платформы для стражей, подальше расчистили место для экипажей(3). По периметру лагеря горели полевые фонари на высоких опорах, возле каждого фонаря на ветру развевались штандарты с изображением золотого солнца на белом поле — знамена нашего Дома. На поляне присутствовало около десятка турианцев, которые заканчивали приготовления.
На краю площадки завис моноцикл, держась на гравиподушке, из которого как раз вылез Невариус — первый страж-помощник Кандия, который и возглавил подготовку к визиту. Приблизившись к нам, Невариус ударил по груди кулаком и по всей форме приветствовал нас — сначала правящую пару, затем наследную. После чего доложил о готовности лагеря принять высоких гостей.
Пока он докладывал, к Кандию то и дело подходили другие турианцы, с которыми тот перебрасывался короткими фразами. Так я узнал, что часть стражей на летунах патрулирует плато согласно правилам безопасности.
— Мы как раз успели к обеду, — сказал отец с удовольствием в голосе, занимая место возле костра. У него был вид турианца, который явно наслаждался возможностью сбросить на время груз ответственности и побыть простым семьянином. Мы присоединились к нему.
Он кивнул на небольшую вереницу из шести турианцев, которые вручили каждому из нас по большому блюду аппетитного мяса, зажаренного на огне и поданного со свежими овощами и тонкими лепешками. К блюду прилагались напитки, которыми обнесли еще шестеро — только после того другие гвардейцы взяли еду для себя.
Зимой в горах быстро темнеет. Нам показали наши шатры — один для родителей, один для меня и Акоры, один для начальников стражи. Все три стояли полукругом, в центре горел яркий костер. Было приятно закутаться в меховую шкуру и греться.
— В этом есть что-то первобытное, правда? — Акора села рядом со мной, и я накрыл ее шкурой, привлекая к себе, осторожно, чтобы она не расплескала налитую в широкую чашку ургу.(4)
— Древние турианцы жили в пещерах, а не посреди снежной пустыни, — слегка иронично шевельнул мандибулами(5) я и обвил рукой ее тонкую талию.
— Сидя в пещере, много не завоюешь, — сказала она, аккуратно зачерпнула языком напиток и, покатав во рту, проглотила. — Я представила, как наш предок, Трессий, вот так же сидел перед костром во время привала в окружении верных соратников перед захватом очередной территории. Как ты считаешь, о чем он мог думать?
— О том, что его труды позволят всем турианцам объединиться в единое государство, что так или иначе простоит тысячи лет до наших времен, — ответил ей отец, вместе с матерью выйдя из своего шатра, чтобы сесть рядом с нами на соседней деревянной скамье. В руках оба держали по сухой ветке с нанизанными на нее кусочками разнообразных грибов, которые принялись греть в жаре костра.
Кто бы мог представить властных правителей Палавена, целой планеты, в столь непритязательной обстановке, подумалось мне с теплотой. Журналисты-то были б в восторге… Как хорошо, что стражи не допустят сюда никого постороннего.
Кстати, о стражах. Когда мы отведали жареных грибов, к нам подошел Кандий, чтобы сообщить приятную новость:
— Мои повелители, принц, принцесса, — он обратился к нам четверым. — К утру крепость будет готова: за ночь лед успеет замерзнуть. Останется приготовить снаряды — и можно будет начать.
— Прекрасные вести. Благодарю, мой друг, — ответил Тарисий и добавил для нас: — Самый лучший способ почтить память предков — это воссоздать какое-либо из их деяний достаточно достоверно. Завтра мы так и сделаем. Разыграем эпизод одного из важнейших завоеваний нашего прародителя во славу его доблести.
— У меня есть идея. Давайте кое-что сделаем прямо сейчас? — встрепенулся я и подозвал находившегося неподалеку Этериуса: — Ты захватил с собой песок?
— Конечно, — кивнул тот.
— Тогда тащи! Соберемся в нашем шатре, — я обвел взглядом семью и осторожно отстранился, чтобы Акора могла встать. Затем поднялся и сам. — Идем же, там тепло и песок не разлетится от ветра.
Родители переглянулись и поспешили за нами.
Внутри шатра нашлось достаточно места, чтобы хватило для всех. Центральную часть занимало висевшее на трехногой опоре круглое ложе, предназначенное для сна — такую кровать называют гнездом. Пол был выстелен темным деревом, по которому разбросали подушки и расставили согревающие лампы. На полу, в стороне от гнезда, из подушек было сооружено лежбище. Рядом стоял низкий стол, на который вошедший после нас Этериус положил круглую раму диаметром в столешницу, по периметру засыпанную песком.
— Прошу, занимайте места, — пригласил он, садясь на подушку перед столом.
— Этериус расскажет легенду о появлении первого императора и его стража, — я устроился рядом с ним, поближе к столу. Тут же заметил поднос со свежезаваренной ургой — желанный напиток в холодное время. Предложив ургу родителям и Акоре, проследил, чтоб все взяли по чашке, и себе взял.
— Это было давно, — произнес Этериус, беря горсть песка, и плавным движением рассыпал ее по столу.
Я любил слушать легенды мифических времен, а Этериус был мастером песочных картин, которыми их и рассказывал. По мановению его руки или двух, по движению пальцев на усыпанной мелкими частицами раме возникали, менялись и рассыпались новыми узорами сцены из давнего прошлого. Песок двигался будто сам по себе, принимал разные формы, напоминал то воду, то пламя, то ветер, то камень — изобразить мог что угодно в умелых руках.
— Первого императора предсказали жрецы богини милосердия и врачевания Нанус, когда у наших народов не было единого правителя, — спокойный голос белого турианца звучал негромко, по мере повествования то набирая силу, то утихая, то волнуясь, то становясь безмятежным. — В день, когда пришла ночь, самая долгая, потому что обе луны заслонили солнце одна за другой, турианцы устрашились, ведь столь долгой тьмы никогда не видели прежде. Уникальное событие, что случается раз в тысячу лет. В этот ночной день Требий, наше светило, наш бог и источник всей жизни, послал к нам своего сына, дабы тот объединил оба народа Палавена, что жили рядом, но не вместе, дабы повел за собой, создавая могучее государство. Жрецы говорили и записали о том, что первый император, Трессий, сошел на землю по лучу солнца. А чтобы помочь ему выполнить задуманное, Требий выбрал могучего воина из народа и научил того чувствовать айэ’хэрра(6) как никто другой не мог, даже сам Трессий. Этот воин, Трес, стал первым стражем и во всем помогал своему господину…
Усевшись поудобнее, я помог Акоре опереться на себя, наблюдая за тем, как расслабляются мандибулы родителей, как отпускает их напряжение. Сначала сидевшие прямо, отец и мать обложились подушками и улеглись так, чтоб было удобно и слушать, и наслаждаться напитком. Они жмурились, с интересом рассматривая мимолетные изображения, что по взмаху рассказчика то появлялись, то навсегда исчезали, чтобы на их месте возникли и точно так же пропали другие. Об этом таланте Этериуса, разумеется, знали — но не припомню, чтобы родители видели раньше.
— Требий выбрал, конечно же, самого сильного, умного и преданного воина, — рассказывал Этериус, продолжая рисовать песком. — Требию известно все — в том числе сердце каждого турианца и каждой турианки. Многие хотели, чтобы их вела рука истинного правителя — они ждали Трессия с нетерпением. Но были и те, кто предпочел невежество и уединение совместному развитию и процветанию. Таковым пришлось познать на себе гнев высшего бога — с тех пор говорят, что императорский род защищен самым солнцем. И это настоящая правда…
Спокойный голос принес ощущение безмятежности и покоя. Вдали от суеты огромного мира, среди бескрайней снежной пустыни, собравшись кругом из членов семьи, в окружении верных друзей и защитников, мы словно окунулись в мгновение вечности, где встречаются все времена — настоящее, прошлое, возможное будущее. Словно сам Трессий и его верный Трес прошли где-то близко и незаметно заглянули благословить нас.
* * *
Ранним утром, едва рассвело, я услышал снаружи шатра голоса. Кажется, говорили о том, что лед получился удачным. Мне стало любопытно узнать, что имели в виду.
Я потянулся к турианке, свернувшейся в одном гнезде со мной, и боднулся несильно ей в плечо.
— Акор-р-ра… Пр-росыпайся, р-р-радость моя.
— Ур-рк? — вопросительно мурлыкнула она, не открывая глаз.
— Там что-то интер-ресное пр-роисходит, — я не сдавался. Нависнув над ней, принялся умывать языком лицо моей милой невесты, нарочно добавляя больше урчания в голос. Нижние тона, субвокалы(7), не скрывали намерений.
Она со смешком попыталась увернуться, но я не дал, прижимая собой.
— Ты окончательно решил уподобиться предкам? — поинтересовалась Акора, выждала момент, пока я отвлекусь, и лизнула сама по щеке.
— Ну, ты первая заговорила на их языке, — заметил я, добившись того, чего и хотел. — Знаешь же, что мурлыканье и урчание — это самый древний язык у нашего вида. И рычание, само собой.
— Удивительно, что были времена, когда наши предки использовали лишь звуки, — Акора заерзала, поудобнее обнимая меня. — Слова придумали позже. И о чем мурлыкали-то? Солнце светит и погода ясная — хорошо. Охота удалась — хорошо. Врага одолел — вообще замечательно.
— Любимая женщина рядом — жизнь почти удалась, — закончил за нее я и снова потерся лбом о ее плечо.
— Почти?
— Она удастся, когда родятся и вырастут дети, — пояснил я, поглядывая на нее пристальным взглядом. В нашем случае нет ничего плохого в том, чтобы сойтись с невестой, которую знаешь с детских лет, раньше нашего же неизбежного законного брака.
— Хочешь приблизить момент? — Акора не нуждалась в ответе, а потому бесстыдно дразнила меня, красиво разлеглась на россыпи подушек и шкурах.
— Ты меня хорошо знаешь, — я не стал отрицать очевидного и провел языком по острым зубам, будто бы съесть собирался. — Но потом пойдем и посмотрим, кто чем занят без нас.
Она прищурилась и протянула руки ко мне.
Из шатра мы вышли не так уж и скоро. Акора улыбалась, лукаво щурясь, и потягивалась, разминая мышцы. На меня опустилась благодать тихого счастья, а перед глазами все еще стояли картины наших игрищ в шатре. Надо отдать должное страже у входа: ни одним движением мандибул или глаз они не выдали, что, конечно же, слышали шумное пробуждение наследников трона. Погордившись собой, мы тоже стали вести себя как ни в чем не бывало. Освежились подогретой водой и отправились в небольшую прогулку по лагерю.
Родителей мы обнаружили за выделенным для них шатром. Улара с любопытством рассматривала большой ледяной брусок, высотой с ее рост, к которому примерялся отец. Рядом с ними стояло переносное кресло, а на складном столе лежали инструменты для резки, широкие и узкие кисти для обметания. По ним я и понял, чем они заняты.
Мама, впрочем, имела сомнения:
— Ты уверен? — спросила она у отца.
— В том, что мне стоит пробовать? Прошу тебя, сядь, дорогая Улара, — Тарисий мягко увлек мать и усадил в кресло. — Что-то да получится. Если подведет внешнее сходство, то выкручусь символизмом.
— Не сомневаюсь в твоей хитрости, солнце мое, — засмеялась она. Видно, что замысел ее тронул, хотя, насколько я знал, отец прежде не занимался скульптурой. — Выйдет прекрасно.
— Даже если выйдет ужасно, — отозвался отец, смеясь вместе с ней, — твоя улыбка стоит усилий.
— Давай не будем их отвлекать и узнаем, готовы ли декорации, — шепотом сказал я Акоре.
Она кивнула. Мы продолжили поиски.
* * *
К полудню нас встретила великолепная крепость. Оставив в лагере дежурных гвардейцев, наша семья и обе гвардии переместились на расчищенное плато, где из блоков снега и льда соорудили настоящее укрепление. Во времена Трессия стены и правда строили из каменных блоков, складывая в лабиринты ходов, жилые и обслуживающие помещения, посты охраны, кладовые и арсеналы. Если самые первые поселения обустраивали в сетях горных пещер, то с развитием инструментов и инженерного дела появились города на лесистых равнинах, у водоемов и у подножия скалистых хребтов.
— Какой же город символизирует эта постройка? — спросила Акора, когда все собрались.
— Кафарис, — ответил Этериус, ведя нас мимо ворот, построенных в высоту чуть выше среднего турианского роста. Крепость возвели, разумеется, в масштабе и упрощенно, однако детали, кажется, я узнавал по историческим книгам. — Главный город кафарисов, которые спустя несколько веков со дня падения своей вотчины стали Домом Кафарис.
— До эпохи Домов существовали одноименные племена, — сказал я, хотя все присутствующие, само собой, историю знали. Мы шли по улице, которую обрамляли вырезанные изо льда фасады домов. Все-таки строить настоящие здания, пусть и в масштабе, времени бы никому не хватило. — Это племя подчинило себе обширные земли на юге, торговало вовсю. Трессий хотел положить конец их успешным купцам и картелям. Неудивительно, что он уничтожил Кафарис.
— Да, врага следует бить до конца, чтобы у того никогда не появилась возможность тебе отомстить, — кивнул отец, задумчиво разглядывая сооружения, затем встрепенулся. — Ну что же, прекрасная работа. Снарядов-то хватит на всех?
— Невариус сообщил, что к сумеркам все будет готово, мой повелитель, — ответил Кандий, неизменно соблюдая манеры. Интересно, он и в бою этикет не забудет?
Обойдя крепость, мы вернулись к костру, чтобы отдохнуть перед сражением и подкрепиться.
Когда спустя три часа наконец-то стемнело, мы все вернулись и ахнули. В небе над плато горело, играя цветными огнями, полотнище света! Оно колыхалось, танцуя, вводя в смятение разум полным отсутствием звука. Столь огромное зрелище творилось абсолютно бесшумно. Северное сияние, рожденное союзом звездного ветра и атмосферой планеты, красотой и величием своего вида пробирало от пластин экзоскелета до самых костей. Воистину это еще один знак благосклонности Требия!
— Воздадим же должное опыту, мудрости, храбрости и бесстрашию Трессия, его верной гвардии и защитников павшего города. Кафарис должен был оказаться разрушенным,(8) чтобы оба турианских народа объединились в одно государство. Давайте покажем друг другу все те же качества и весело проведем время! — провозгласил Тарисий, держа речь перед строем.
Гвардии разбились на две команды. Отец переоделся в подобие древних доспехов — ему отводилась роль нашего славного предка. Кандий и его воины представляли собой его армию под предводительством Треса, естественно. Мать и Акора должны были остаться в ставке отца, чтобы следить за игрой. А я собирался помочь Этериусу защищать улицы, хотя и знал, чем все закончится. Но оставаться лишь зрителем я не желал.
По сигналу Невариуса каждый участник набрал себе в сгиб локтя заранее слепленных снежков. Многие клали дополнительные «боеприпасы» в широкую выемку воротника(9), возле шеи, утеплившись шарфом, чтобы не простудить горло. Кто-то свернул край плаща и сложил снежки в получившийся мешочек, чтобы во время бега не растерять. Затем Этериус, я и наши гвардейцы скрылись за стенами крепости.
Мы, турианцы, происходим от хищников, что бегали когда-то по горам, лесам и равнинам нашей планеты. Эволюционировав в разумных существ, мы сохранили многие черты от животных. Этикет и правила сдерживают нашу агрессию, войн мы давно не ведем, поэтому почти единственным способом выпустить пар для нас остается соревнование. Спорт, командные игры, поощрение духа соперничества — все это в нашей культуре. Отдавшись на волю инстинктов, мы возвращаемся к самым истокам.
Сражение вышло на славу. Захватчики яростно нападали снова и снова, защитники мужественно держались и разными уловками дурили врага. Я бегал от одного конца крепости до другого, не заметив, как взял на себя роль гонца между Этериусом и его офицерами, ведь в те времена еще не придумали электронную дистанционную связь. Снежные шары давно закончились, поэтому мы, подбирая горсть холодного вещества прямо под своими ногами, лепили новые наспех, чтобы тут же бросить в противника — и не всегда тебе или соседу удавалось увернуться самим. Обсыпанные белыми хлопьями, облепленные снегом, носившие следы множественных попаданий бойцы, тем не менее, вставали и возвращались в бой. Следуя исторической точности, мне довелось даже поруководить подкопом, по которому защитники города совершали партизанские вылазки. Когда одна из таких групп добралась до отца, он, Улара и Акора без малейшей жалости и со смехом разбили снежками «врага», отстояв ставку.
Никто не заметил, когда посветлело. К тому часу от ледяного «Кафариса» осталось немного. Армия Кандия целенаправленно уничтожала стены, для чего вместо осадных орудий прибегала к внутренней силе: айе’хэрра разносила глыбы не хуже машин. Впрочем, в роли тарана и щита для бойцов она так же нашла применение: то и дело по улицам «города» вспыхивали всполохи голубого огня.
— Реконструкцию признаю достоверной, — объявил Тарисий, когда по сигналу Невариуса бой прекратился. — Все мы нашли, чему поучиться, и показали себя. Сегодня предки остались довольны.
Его слова мы встретили победным кличем, воздев кулаки к встающему солнцу.
В этот раз отдыхали весь день: перед следующим делом следовало восстановить силы, а само дело требовало дневного света и ясной погоды. Поэтому мы вернулись в лагерь, грелись в горячих бассейнах, которые слуги Невариуса тоже сюда привезли, пили пряную ургу и любовались неторопливо падающим снегом. Отец продолжил работу над скульптурой, а мать неизменно позировала. Я и Акора лежали в гнезде и долго обсуждали сражение: поступки, запоминающиеся моменты. За точность воссоздания никто не ручался, но, во всяком случае, время мы провели славно.
* * *
Рассвет третьего дня для меня начался под светом угасающих звезд. Я стоял на краю утеса, облаченный в вингсьют — утепленный костюм с перепонками, который позволял скользить по воздуху, используя восходящие потоки. В таких уже кружили в небе гвардейцы сопровождения, проверяя маршруты.
— Ты готов? — спросил Этериус из-за плеча. Я слышал в его голосе холодную сосредоточенность и что-то еще, потеплее.
— Мой первый полет, — признался я, хотя это он, разумеется, знал. — Никогда не летал за пределами экипажей. Но ведь пора начинать.
— Я знаю, что справишься, — заверил он, хлопнув слегка по спине, будто подталкивая. Он прыгнет сразу после меня, чтобы приглядывать.
— Справлюсь, — кивнул я, стараясь не выказывать волнение явно, хотя субвокалы меня выдавали. Сделал глубокий вдох, шагнул вперед и раскинул в стороны руки.
Ветер меня подхватил, и я понесся вниз, расправив крылья вингсьюта, во всю глотку издавая восторженный и немного испуганный вопль.
Невероятно!
Полет оказался чем-то прежде невообразимым. Холодный воздух норовил оторвать мандибулы, а ветер, пронизывающий перепонки костюма, казался живым существом, с которым нужно было поладить. Несмотря на инструктаж, проведенный Этериусом, я не сразу нашел верный поток. Но поймал и начал скользить над снежной равниной. Плато предков осталось далеко позади. Линии деревьев, ленты незнакомой реки и очертания скал проносились внизу, будто во сне.
Внезапно резкий порыв ударил сбоку. Выбив из устойчивого потока, он вынудил меня бороться не только с напряжением, но и страхом. Каково потерять высоту, пока мощный вихрь мотает и крутит? Хуже всего то, что я перестал ориентироваться в пространстве, потеряв из виду гвардейцев. Земля и небо менялись местами, и ледяное поле (а может быть, лес?) внизу (или вверху?) приближалось.
— Изариус! Держись! — донесся крик Этериуса где-то вдали. Он быстро затих, заглушенный ревущим ветром. Словно невидимая сила держала меня подальше от всех, не давая пробиться. Стихия отобрала всякий контроль и несла дальше.
Я пролетел опасно низко, едва не задевая верхушки деревьев, чьи ветви мелькали, как острые когти. Все-таки лес, но лучше бы поле! Резко изменив угол полета, собрав последние силы, чтобы избежать столкновения, я тщетно искал край лесной полосы, надеясь приземлиться, не сломав себе шею. Вокруг все еще слишком быстро мелькало, мозг не успевал понимать, что же видит. Я пропустил момент, когда передо мной возник темнеющий зев. Очередной мощный поток меня подхватил, как хонку-летягу, и я беспомощно влетел в полутьму, едва лавируя, чтобы не врезаться в камень.
Благостные духи, кажется, обошлось. Я распластался на полу какой-то пещеры. Растущие по стенам продолговатые кристаллы давали мягкий голубой свет. Собираясь подняться, я посмотрел на пол — и замер.
На полу я увидел высеченный узор, который напоминал что-то смутно знакомое. Как ни силился, вспомнить его я не смог — а ведь знаю характерные изображения многих эпох. Сначала линии показались случайными, но чем дольше я всматривался, тем отчетливее проступал рисунок: спирали и завитки складывались в очертания крылатого существа. А чем больше я видел, тем сильнее волнение охватывало меня, пока в голове не сложилась только одна возможная мысль.
Архарон! Как? Встретить его почти невозможно!
Каждому турианцу известно, что моя семья, мой род и мои предки, ведущие родословную от великого Трессия, обязаны своим появлением солнцу. Но если смотреть с точки зрения биологии, то ученые говорят о первохищнике, что миллионы лет назад попирал землю родной планеты. Этот ящер был подобен титанам, что в легендах когда-то заслоняли собой небеса. И очень многое сходилось, подтверждая гипотезу развития турианцев от этих гигантов, вымерших очень давно.(10)
Только вымерли-то не все. Легенды и сказки, что в детстве читала мне мать, рассказывали о встречах с архароном. Найти его само по себе считалось невероятной задачей: могучий ящер покажется только достойному. Его мудрость столь велика, что архарону открыта истина, которую он может прочесть в чистой душе, что придет к нему за советом.
Мои размышления прервал звук. Сначала едва различимый, он постепенно нарастал, заполняя пространство пещеры низкой вибрацией. Сердце пропустило удар, пока я судорожно всматривался в ее глубину, которая казалась бездонной и непроницаемой даже для острого зрения. Я не мог ничего различить, пока он сам не вышел ко мне! Медленно, неспешно, величественно, он появился из темноты — и я замер, не в силах и шелохнуться.
Архарон был в стократ прекраснее и страшнее, чем описывали легенды. Массивное тело, длиной не меньше трех взрослых мужчин, покрывала чешуя, переливающаяся так, как здесь, на севере, полыхало разноцветным пламенем небо. Каждая пластина его природной брони казалась произведением искусства: края отливали серебром, а центр темнел до глубокого синего, создавая гипнотический узор при каждом движении мышц.
Его голова, увенчанная костяными гребнями, напоминала корону древних правителей. Гребни расходились веером, отражая свет кристаллов множеством граней, словно драгоценные камни. Мощную шею защищали пластины, которые плавно двигались и словно перетекали одна в другую при каждом повороте головы.
Крылья, сложенные вдоль боков, будто соткали из лунного света. Когда архарон их расправил, я увидел, что они покрывают сотни полупрозрачных чешуек, наслаивающихся друг на друга, точно лепестки диковинного цветка. По их краям пробегала едва заметная пульсация, похожая на течение энергии айе’хэрра. Там, где крылья крепились к телу, чешуя образовывала спиральные узоры, напоминающие древние письмена.
Но больше всего меня поразили глаза: они светились той же загадочной голубизной, что и кристаллы вокруг, словно в них застыли осколки древней магии. В их глубине плескалась мудрость вселенной, а зрачки, похожие на расплавленное золото, смотрели прямо мне в душу. Вокруг глаз расходились тонкие линии более светлой чешуи, создававшие впечатление маски.
Его когти, длинные и изогнутые, были не просто оружием — они будто вобрали в себя сияние звезд, мерцая при каждом шаге. Хвост, увенчанный веером из костяных пластин, двигался с грацией и помогал сохранять равновесие. На конце хвоста располагалось утолщение, покрытое особенно крупной чешуей, которая при движении издавала тихий, мелодичный звон.
От всего его облика веяло первородной мощью, как если бы сами стихии слились воедино, чтобы создать первопредка. В каждом движении чувствовалась величавая грация. Само присутствие архарона наполняло пространство ощущением святости древнего храма.
Что было верно, решил я, мысленно вернувшись к письменам на полу. Здесь, в этой непримечательной на вид пещере, мои предки преклонялись перед своим божеством, принося подношения… Жертвоприношения, если верить легендам.
Одни говорили, что архарон нападает на любого, кто посмеет нарушить покой. Другие утверждали, что он испытывает путников загадками. Третьи верили, что он является лишь тем, кто чист сердцем и крепок духом. Встретить этого зверя означало испытание судьбы. Оседлать его считалось высшей честью, но победить архарона силой не смог бы никто.
Существо приподняло голову и издало низкий утробный рык. Все мои инстинкты приказали бежать и спасаться, но я поборол их, зная, что нет смысла бежать. Любой агрессивный шаг, да что там, даже резкое движение станет последним.
— Тихо, тихо… — уговаривал я самого себя, стараясь сохранить самообладание.
Взгляд зверя был все также внимателен и насторожен.
Медленно, очень медленно я опустился на колени и склонил голову в знак уважения. Субвокалы гудели от страха, выдавая истинные эмоции с головой. Словно в ответ на них зверь низко зарычал, склонив голову на бок. Прислушиваясь?
Сколько древних преданий и рассказов всплыло в памяти при попытках вспомнить хоть что-то полезное. «Архарон слушает лишь истинных воинов», — услужливо подкинул встревоженный разум. Я никогда не понимал, что это значит. До сего момента.
Истинный воин не ведает страха, понял вдруг я.
В отличие от большинства зверей Палавена этот слышал субвокальные вибрации! Тихие, почти неуловимые звуки когда-то были не просто средством общения, но и способом взаимодействия с природой и древними существами. По крайней мере, так меня учили.
Значит ли это?..
Я решил довериться интуиции и заставил себя дышать глубоко и размеренно. Нетурианским усилием воли подавил панические вибрации, постепенно переходя на ритмичные переливы, означающие доверие и покорность.
Существо приблизилось, тихо постукивая когтями по каменному полу. Я ощутил его дыхание — теплое, пахнущее горными травами. Совсем не похожее на серный запах и обжигающий жар, описанные в легендах. Архарон склонил голову, разглядывая меня своими древними глазами, и я понял: он оценивает, но не силу или храбрость, а искренность.
— Я пришел без злого умысла, — прошептал я, зная, что он поймет не слова, а вибрации и заложенные в них чувства.
В ответ раздалось мягкое урчание, больше похожее на песню, чем на рык хищника. Легенды не лгали: архарон действительно слышал язык души.
Он подошел так близко, что его огромная голова оказалась на расстоянии вытянутой руки. Невольно задержав дыхание, я осторожно прикоснулся к чешуйчатой морде. Позже, оглядываясь назад, понял, что именно этот момент стал решающим: зверь доверился мне и принял как своего.
Он медленно опустился на передние лапы, приглашающим жестом расправил крыло. Я понял: это разрешение. Сердце колотилось как безумное, когда я осторожно забирался на спину. Его чешуя была теплой и удивительно гладкой, не такой жесткой, как казалось на вид, совсем непохожей на турианский покров, что мы носим на шее, руках и спине.(11)
Едва я устроился, архарон встал во весь рост. От неожиданности я чуть не сверзился. Негоже страшиться принцу Палавена, наследнику Требия! Мышцы ящера напряглись, крылья развернулись, заполняя пространство пещеры серебристым сиянием. Помню, как мама в детстве рассказывала, что эти крылья способны заслонить собой солнце. Тогда я считал это преувеличением. Теперь понял — нет.
Он подошел к выходу из пещеры, и яркий свет на мгновение ослепил, а ледяной воздух ударил в лицо, сбивая дыхание. Чешуя под моими руками сдвинулась подобно древней турианской броне, смыкаясь плотнее. А потом случилось нечто и вовсе невообразимое: свечение, до боли напоминающее айе’хэрра, окутало его тело и поглотило меня, создавая барьер между нами и враждебной горной средой!
Немыслимо!
Никогда прежде я не слышал о том, чтобы внутренняя сила души была подвластна кому-то еще, кроме самих турианцев. Но величие древнего хищника не оставляло сомнений. Один мощный толчок — и мы взмыли ввысь. Этот полет не шел ни в какое сравнение с моими попытками. Архарон не боролся с ветром — он командовал им. Каждый взмах его крыльев посылал волны силы, что поднимали нас выше и выше — воистину, к солнцу.
Я никогда не видел родную планету с такой высоты. Горы под нами казались игрушечными, леса — зелеными островками в море снега. Будто смотришь на трехмерную карту. Говорили, что полет на архароне меняет того, кто его пережил. Я начал понимать, почему. Не просто перемещение в пространстве — но таинство.
Когда он издал протяжный, мелодичный крик, эхом разнесшийся по горам, я ощутил, как вибрация проходит через все мое тело. Древние предания утверждали, что этот крик был языком богов. Возможно, еще одна правда. Сейчас я чувствовал связь со всем: с небом, с землей, с историей. С чудом!
Где-то вдалеке послышались встревоженные крики — должно быть, гвардейцы все еще искали меня. Архарон их тоже услышал. Он сделал плавный разворот, направляясь к знакомым очертаниям нашего лагеря. Последний круг над заснеженным плато — и мы приземлились.
— Благодарю тебя, — прошептал я, наклоняясь к нему, гладя по шее.
Ящер повернул голову, взглянул. В янтарных глазах читалась мудрость веков и что-то еще — обещание? Я понял: это не последняя встреча.
Едва мои ноги коснулись земли, как существо взмыло ввысь, окатывая волной снега из-под мощных крыльев. Без айе’хэрра, что защищала в полете, я всем телом ощутил холод надвигающегося горного вечера даже сквозь слои термокостюма.
Архарон растворился в снежной дымке и исчез прежде, чем прибежали Этериус и остальные. Но присутствие великолепного ящера все еще ощущалось в воздухе, в тихой песне ветра, в биении сердца. Я знал: теперь я стал частью легенды, которую будут передавать из поколения в поколение.
— Изариус!
Я обернулся. Гвардейцы бежали ко мне, на ходу складывая крылья вингсьютов. Этериус опередил всех, в несколько прыжков преодолел разделявшее нас расстояние и замер в шаге от меня, тяжело дыша. Его обычно собранный вид сменился растрепанным: глаза лихорадочно блестят, гребень, одежда и особенно воротник обильно обсыпаны снегом.
Быстро с ног до головы оценив мой вид, убеждаясь в том, что со мной все в порядке, он шагнул и порывисто стиснул меня, отпустил почти сразу.
— Изариус! Духи, я думал, сердце остановится, когда ты потерял высоту! — его голос дрожал, но в субвокалах читалась неподдельная радость. — Мы облетели все окрестности, прочесали каждое ущелье. Где ты…
Он осекся на полуслове при звуке дикого, первобытного крика, что вдруг раздался высоко со стороны гор.
— А я говорил, что мне не послышалось, — сказал кто-то из стражей.
Я хотел было все рассказать, поведать о том, где бывал — но стоило мне открыть рот, как что-то внутри остановило. Я не просто побывал в приключении. Я испытал нечто сокровенное и личное, что словами передать невозможно. Ощущение этой встречи, ее значимость и глубина казались слишком хрупкими, чтобы их можно было доверить кому-то еще. Возможно, раз я сам стал частью живого мифа, однажды сам и поведаю о том своим детям, а после них история будет передаваться из уст в уста, обрастая новыми смыслами. Но не сейчас. Сейчас эта история принадлежала лишь мне одному. Я сохраню ее в своем сердце, будто древний артефакт, что раскроет свой смысл только со временем.
Этериус перевел на меня вопросительный взгляд:
— Так все же, куда тебя унесло?
Я улыбнулся своему верному другу, хлопнул его по плечу:
— Ты все равно не поверишь.
* * *
Когда мы вернулись, в лагере все оживились. Первым делом я обнял мать и жену, успокаивая их тревогу. Отец встретил меня крепким объятием, окинул внимательным взглядом и задал тот же вопрос:
— Где же ты был? Твой телохранитель и стражи решили перекопать всю окрестную местность, выискивая, куда тебя могло отнести.
— Ветер был сильным. Он подхватил меня и отпустил только в лесу, — я махнул рукой, указывая направление.
Возможно, он хотел спросить что-то еще, однако будто бы передумал, к чему-то прислушавшись. Кроме меня, эту заминку никто не заметил. Или… почти что никто.
— Тарисий что-то понял о твоей отлучке, ведь так? — спросил меня Этериус немногим позже. Все собирались вокруг большого костра, где расставили столы, а на удобные лавки постелили теплые шкуры.
Я повел носом, улавливая в воздухе волнующий аромат кавы — еще одного традиционного напитка, что греет в самый лютый мороз тело и душу. Приготовлением занимался Невариус, который мог соблюсти сложный рецепт даже в походных условиях. Сейчас он медленно нагревал металлический котел на отдельном огне и внимательно следил за цветом и консистенцией напитка. Температура была ключевой. Один неверный шаг — вкус испортится.
— Изариус, опять летаешь среди лун? — несильно пихнул меня в плечо Этериус.
Я усмехнулся и показал ему на два рожка обеих лун, висевших в черном просторе бескрайнего звездного моря над нами. Здесь, вдали от столичного мегаполиса, вселенную можно разглядеть без всяких помех.
— Сегодня я уже налетался, мой друг, — ответил я, поуютнее закутываясь в приятный меховой плед. — Однажды обещаю тебе рассказать, но до тех пор, пожалуй, и впрямь оставлю свой рассказ при себе. Видишь, даже отец догадался, что всему свое время.
— Раз все обошлось и никто не пострадал, так уж и быть — прячь свои тайны, — прищурившись, страж легонько стукнул меня по плечу и отвлекся на священнодействие с кавой. — Невариус — настоящий мастер своего дела.
— Да, его навыки достойны легенд, — поддержала Акора, усаживаясь рядом со мной с другой стороны. Она накинула шкуру на плечи и завернулась в нее, словно в плащ. — Сколько поколений передавали это искусство? Кажется, в каждом глотке кавы оживают традиции предков.
— Я рад тому, что мы все смогли побыть вместе и прикоснуться к части истории, — слегка покачиваясь от усталости, я блаженно наблюдал за тем, как точным и выверенным движением Невариус добавляет заринское молоко в массивный котел. И сморгнул, осознав, что делал он это на глаз! Никаких мерных сосудов, никакого контроля температуры — лишь своенравное пламя костра да ледяной воздух.
Заметив, что я удивленно качнул мандибулами, наблюдая за ним, Невариус объяснил, в чем секрет:
— Только терпение и точность, мой принц, — пророкотал он. — Чем древнее обычай, тем выше его хрупкость. Каждый шаг важен, иначе все теряет смысл, — под руками мастера черная жидкость приобретала мягкий кремовый оттенок, издавая тонкий аромат, который разливался по лагерю.
Несколькими минутами позднее каждый получил свою порцию. Вдохнув не спеша дух напитка, я зажмурился, желая впитать его весь. Рядом прошелестела одежда — Улара, держа в руках чашу с готовой кавой, опустилась на свободное место.
— Когда я была маленькой, — сказала она, обращаясь ко всем, — моя бабушка всегда говорила: «Кава не просто напиток. Это наша связь с домом, с теми, кто был здесь до нас». Тогда я этого не понимала, но теперь, увидев Невариуса за работой, осознала, что она имела в виду. В самом напитке нет ничего необычного. Не в этом его уникальность. Он служит напоминанием о том, как бесценно проведенное время с семьей: в настоящем, прошлом и будущем.
— Прекрасно сказано, моя госпожа, — мимо костра прошел Кандий, получил свою чашу и присоединился к сидящим. Покачивая в руках широкий сосуд, он о чем-то задумался.
— Беречь традиции важно, но не ради прошлого, — тихо произнес он. — А ради будущего. Чтобы те, кто придет после нас, могли найти в них поддержку.
— И все же, — добавил Тарисий, с удовольствием делая глоток. — Традиции — это якорь, который держит нас на месте. Они, как и любая история, требуют продолжения. Особенно, — он посмотрел на меня — те истории, что мы творим сами. Ты привнес сегодня что-то свое.
— Что он имеет в виду? — шепотом поинтересовалась Акора, наклонившись ко мне.
— Как-нибудь расскажу, — шепнул я, обнимая ее, добравшись до талии моей милой невесты под меховым пледом.
Невариус, закончив разливать напиток, скромно присел рядом. Он вытер руки, взял себе чашу и с улыбкой смотрел, как все наслаждаются кавой.
— Кстати, а чем закончилось дело с той глыбой? — вспомнил я о новой отцовской забаве.
— Да, мы как раз собрались показать, — мать хлопнула в ладоши, привлекая внимание. Повинуясь ее жесту, из-за шатра пара гвардейцев выкатила на плоской подставке скульптуру.
— По-моему, вышло чудесно, — улыбнулась Акора и с любопытством повернулась ко мне. Без сомнений, она присутствовала при этой работе в то время, когда я летал «среди лун».
Сходство вырезанной изо льда турианки с живой моделью вышло сомнительным и, тем не менее, узнаваемым. Отец передал черты матери не совсем точно, однако смог перенести самые важные. У него получилась фигура, похожая, скорее, на подростка, чем взрослую женщину. Однако я видел, что мать эту деталь находит забавной.
— Тарисий чрезмерно польстил моей неувядающей юности, — засмеялась она.
— Будем считать, что такой я запомнил тебя незадолго до нашей незабываемой свадьбы, — с важным и в то же время веселым видом ответил отец.
— Должен признать, что твой первый опыт удался, — сказал я ему. — Может быть, поставим ее в зимнем саду? Там подходящая температура — стало быть, статуя не растает.
— Почему бы и нет? Будем добавлять каждый год по новой скульптуре. Вы тоже попробуйте — сравним, у кого получится лучше, — придумал отец, делая новый глоток. Рядом с ним что-то тихонько мурлыкала мама.
Ночь продолжала укутывать лагерь звездным покровом. В воздухе витал аромат кавы, сплетаясь с тихим чувством единства. То был момент, когда время ненадолго затихло, отстранив суету, напоминая о том, что самые простые вещи, такие как напиток у костра или глыба льда, могут быть связаны с чем-то вечным, незыблемым.
Завтра мы вернемся в Валлувию, под крыши столицы, чтобы с рассветом вознести голоса в молитвенной песне, чествуя солнце, что в бесчисленный раз одержит победу над тьмой и начнет новый год.
Но сейчас, посреди Плато предков, в окружении семьи и друзей, вспоминая о прошлом, планируя будущее и ценя настоящее, каждый из нас мог прочувствовать вечность, согреваясь огнем и теплом своих близких.
1) Что-то в роли дивана.
2) Одно- или двухместный летающий транспорт, бывает самых разных конструкций. В каноне не встречается.
3) А это что-то вроде летающих автомобилей.
4) Напиток, который варят из ягод и трав. Можно считать аналогом чая.
5) Боковые отростки около челюсти (см. изображения). Их движения помогают выразить эмоции.
6) В каноне это биотика — способность управлять полями темной энергии, для чего в организме оператора должны иметься запасы особого, нулевого элемента таблицы Менделеева. Своеобразная космическая магия телекинеза, способная перемещать, защищать барьером или разрывать объекты, на которые направлена.
7) Голос турианца звучит многослойно, по меньшей мере хорошо слышны два тона. Субвокалы звучат еще ниже, и чтобы издать такой звук, необязательно что-то говорить вслух.
8) Отсылка к знаменитой фразе про Карфаген. Турианская культура канона была придумана на основе черт Римской империи.
9) Шею и ключицы турианца окружает костный нарост, внешне похожий на очень широкий воротник. Одежда и броня учитывают данную анатомическую особенность, из-за чего и образуемся выемка. См. изображения в шапке.
10) В каноне тоже некоторые предполагают, что турианцы могли эволюционировать от палавенского аналога динозавров.
11) Да, помимо пластин, кожу турианцев в некоторых покрывают небольшие чешуйки, на ощупь гладкие. Самые крупные находятся на задней стороны шеи, там они краями перекрывают друг друга.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Популярное
VKontakte
WhatsApp
Telegram
Отключить рекламу