Путь к истокам 2 (гет)

— Нет! Северус, я не...отпусти меня немедленно! — Рейвен вырывалась как могла, но он её не слушал, — Ты не заставишь меня!!

Северус остановился и поставив её на землю, заглянул в глаза, такие черные и такие родные, что Рейвен стала захлебываться слезами.

— Рей, пожалуйста, выслушай... — умоляющий взгляд обезоруживал. — Ты, и только ты сможешь использовать артефакт, Рей. Я не смогу позаботиться о ребёнке, поэтому ты возьмёшь его с собой.

— Но, Северус, Лорд убьёт тебя...— её перебил Северус.

— Не убьет, я для него ценный шпион, да и главный катализатор это ты, Рейвен. Тебя нет в той вселенной, а я рассеюсь, только использовав. Пусть для других я буду предателем, но только ради тебя и Кассиана.

— Пожалуйста...— он стал долго смотреть в её серо-голубые глаза, как будто запоминая. И несмотря на предательскую дрожь в её голосе, его взгляд стал затуманенным, и он отрезал: «Прости» и быстро разрезав ножом руку, стал цедить в артефакт на шее Рейвен. Принца не уговорить, упрямый как баран.

И теперь она безучастно смотрела, как он крепко привязывает к ней однолетнего Кассиана и запускает артефакт.

И Рейвен, смотря в его чёрные глаза и уже заметную раннюю седину в черных волосах, поняла, он любит её и Кассиана больше всей своей жизни. И не пожалеет её ради них. Северус спросил: «Ты же знаешь, что говорить?». Просто кивнув, Рейвен стала отчаянно шептать:

«Я, Рейвен Исмена Принц-Рейвенкло, жена Северуса Хейвуда Принца-Рейвенкло, с сыном своим Кассианом Северусом Принцом-Рейвенкло, сквозь время и пространство перемещаюсь, нуждаюсь в безопасности и знаниях о том, что этот мир предостерегает...»

А стеклянный вихрь амулета вырос в размерах, подхватил их и унес прочь, отправляя в забытье.

* * *

— Мама, вставай, мам, — голос звучал незнакомо, но как-то роднее что ли. — Нужно идти, не сдавайся. Мама!

Рейвен попробовала встать и обнаружила что может двигаться. Открыв глаза, она стала искать малыша.

— Я здесь, мам, — она повернулась на голос и обомлела.

Перед ней стоял юноша около пятнадцати лет. И фигура, и черты лица с фирменным носом горбинкой, и волосы до плеч, почти все напоминало о Северусе. Кроме глаз. Глаза юноши были серо-голубыми, с кошачьим вырезом. Что очень точно напоминали о своих. И о Кассиане.

—К-кассиан? — она не верила, что это её сын.

— Да, мам. Идем, Госпожа смерть дала нам совсем немного времени.

— Ты так вырос, Кассиан. Почему? — сын покачал головой и стал объяснять.

— Дело в том, что пространство и время можно пресекать, только будучи совершеннолетним магически. Но в ты, мам, нарушила это правило, взяв меня с собой. Я знаю, что ты не можешь сопротивляться. Но в какой-то мере ты и спасла меня. Ты окружила меня своей очень сильной магической аурой. Госпожа любит самопожертвование ради жизни, да к тому же ты недавно вышла в ранг Хранителей Судеб, и это неудивительно, что она пропустила тебя в грань со мной. Я же повзрослел, чтобы тебе было легче и не волнуйся, я опять стану младенцем. Вспомню прошедшие события я на совершеннолетие.

Они ещё долго шли в поисках выхода. Спать очень хотелось, ноги словно налились свинцом, глаза слипались, а голова не хотела даже думать.

Но они, опираясь друг на друга, не сдавались просто так.

Хотя бы ради Северуса, ради Лили, Джеймса и их сына Генри.

Через несколько часов они наконец дошли до какой-то арки. В ней пространство колыхалось, от каких-то неведомым им ветров. А от самой арки веяло стариной и главное — жизнью.

Рейвен схватила за руку Кассиана и, притянув к себе, стала рассеяно гладить его по волосам.

— Все хорошо? — спросил Кассиан.

— Да, — Рей кивнула. — Все хорошо, сынок.

И они вошли в арку, держась за руки, и глядя в пустоту.

* * *

Вестибюль был ярко освещен факелами, и шаги учеников по мощенному каменными плитами полу отдавались в нем эхом. Все двигались направо, к двустворчатой двери, которая вела в Большой зал. Предстоял пир по случаю начала учебного года.

В Большом зале школьники рассаживались по факультетам за четыре длинных стола. Вверху простирался беззвездный черный потолок, неотличимый от неба, которое можно было видеть сквозь высокие окна. Вдоль столов в воздухе плавали свечи, освещая серебристых призраков, во множестве сновавших по залу, и учеников, которые оживленно переговаривались, обменивались летними новостями, выкрикивали приветствия друзьям с других факультетов, разглядывали друг у друга новые мантии и фасоны стрижки. И опять Гарри заметил, что, когда он идет мимо, некоторые наклоняются друг к другу и перешептываются. Он стиснул зубы и постарался вести себя так, словно ничего не замечает и ему ни до чего нет дела.

Луна отделилась от них и отправилась за стол Рейвенкло. Едва они дошли до стола Гриффиндора, как Джинни позвали друзья-четверокурсники, и она села с ними. Гарри, Рон, Гермиона и Невилл нашли себе четыре места подряд у середины стола. По одну сторону от них сидел Почти Безголовый Ник, факультетский призрак Гриффиндора, по другую — Парвати Патил и Лаванда Браун, которые поздоровались с Гарри как-то нарочито беззаботно и дружелюбно, не оставив у него сомнений в том, что перестали перемывать ему косточки лишь мгновение назад. Впрочем, у него на уме были более важные вещи: через головы учеников он смотрел на преподавательский стол, который шел вдоль главной стены зала.

— Его тут нет.

Рон и Гермиона смотрели туда же, хотя особенно вглядываться не было нужды: рост Хагрида позволил бы сразу увидеть его в любой компании.

— Не мог же он совсем уйти из школы, — сказал Рон с легкой тревогой в голосе.

— Конечно не мог, — твердо проговорил Гарри.

— Может быть, с ним... случилось что-нибудь? — беспокойно спросила Гермиона.

— Нет, — мгновенно ответил Гарри.

— Где же он тогда?

После паузы Гарри очень тихо — так, чтобы не услышали Невилл, Парвати и Лаванда, — сказал:

— Может быть, еще не вернулся. Ну, вы помните — после своей летней работы... После того, что он должен был сделать для Дамблдора.

— Да... да, пожалуй, — согласился Рон, вроде бы успокоившись. Но Гермиона, прикусив губу, все оглядывала преподавательский стол, точно хотела найти там какое-то окончательное объяснение отсутствия Хагрида.

— А это кто? — резко спросила она, показывая на середину преподавательского стола.

Гарри посмотрел туда же, куда она. Первым он увидел профессора Дамблдора, сидевшего в центре длинного стола в своем золоченом кресле с высокой спинкой. На нем были темно-фиолетовая мантия с серебристыми звездами и такая же шляпа. Дамблдор склонил голову к сидевшей рядом женщине, которая что-то говорила ему на ухо. Она выглядела, подумал Гарри, как чья-нибудь вечно незамужняя тетушка. Пухлая и приземистая, с короткими курчавыми мышино-каштановыми волосами, она повязала голову ужасающей ярко-розовой лентой под цвет пушистой вязаной кофточки, которую надела поверх мантии. Вот она чуть повернула голову, чтобы отпить, из кубка, и Гарри, к своему ужасу, узнал это бледное жабье лицо и выпуклые, с кожистыми мешками глаза.

— Это же Амбридж!

— Кто-кто? — спросила Гермиона.

— Она была на разбирательстве моего дела, она работает у Фаджа!

— Кофточка что надо! — ухмыльнулся Рон.

— Работает у Фаджа... — нахмурившись, повторила Гермиона. — И что, в таком случае, она делает здесь?

— Понятия не имею...

Гермиона, сощурив глаза, оглядывала преподавательский стол.

— Нет, — пробормотала она, — нет, конечно... Гарри не понял, что она имеет в виду, но спрашивать не стал; его внимание переключилось на профессора Граббли-Дерг, которая только что появилась позади преподавательского стола. Протиснувшись к дальнему его концу, она заняла место, где должен был сидеть Хагрид. Это значило, что первокурсники уже пересекли озеро и вошли в замок. И действительно несколько секунд спустя дверь, которая вела в Большой зал из вестибюля, отворилась. В зал потянулась длинная вереница испуганных новичков, возглавляемая профессором Макгонагалл, которая несла табурет с древней Волшебной шляпой, во многих местах заплатанной и заштопанной. На тулье Шляпы около сильно потрепанных полей виднелся широкий разрез.

Разговоры в Большом зале разом умолкли. Первокурсники выстроились вдоль преподавательского стола лицом к остальным ученикам. Профессор Макгонагалл бережно поставила перед ними табурет и отступила.

Лица первокурсников, освещаемые огоньками свечей, казались очень бледными. Одного мальчонку, стоявшего в середине шеренги, била дрожь. Гарри на миг вспомнилось, какой ужас испытывал он сам, стоя на их месте в ожидании неведомого испытания, которое должно было определить, на каком факультете он будет учиться.

Вся школа ждала затаив дыхание. И вот разрез на тулье открылся, как рот, и Волшебная шляпа запела:

В стародавние дни, когда я была новой,

Те, что с целью благой и прекрасной

Школы сей вчетвером заложили основы,

Жить хотели в гармонии ясной.

Мысль была у них общая — школу создать,

Да такую, какой не бывало,

Чтобы юным познанья свои передать,

Чтобы магия не иссякала.

«Вместе будем мы строить, работать, учить!» —

Так решили друзья-чародеи,

По-иному они и не думали жить,

Ссора — гибель для общей идеи.

Слизерин с Гриффиндором — вот были друзья!

Хаффлпаф, Рейвенкло — вот подруги!

Процветала единая эта семья,

И равны были магов заслуги.

Как любовь несогласьем смениться могла?

Как содружество их захирело?

Расскажу я вам это — ведь я там была.

Вот послушайте, как было дело.

Говорит Слизерин: «Буду тех только брать,

У кого родовитые предки».

Говорит Рейвенкло: «Буду тех обучать,

Что умом и пытливы и метки».

Говорит Гриффиндор: «Мне нужны смельчаки,

Важно дело, а имя — лишь слово».

Говорит Хаффлпаф: «Мне равно все близки,

Всех принять под крыло я готова».

Расхожденья вначале не вызвали ссор,

Потому что у каждого мага

На своем факультете был полный простор.

Гриффиндор, чей девиз был — отвага,

Принимал на учебу одних храбрецов,

Дерзких в битве, работе и слове.

Слизерин брал таких же, как он, хитрецов,

Безупречных к тому же по крови.

Рейвенкло проницательность, сила ума,

Хаффлпаф — это все остальные.

Мирно жили они, свои строя дома,

Точно братья и сестры родные.

Так счастливые несколько лет протекли,

Много было успехов отрадных.

Но потом втихомолку раздоры вползли

В бреши слабостей наших досадных.

Факультеты, что мощной четверкой опор

Школу некогда прочно держали,

Ныне, ярый затеяв о первенстве спор,

Равновесье свое расшатали.

И казалось, что Хогвартс ждет злая судьба,

Что к былому не будет возврата.

Вот какая шла свара, какая борьба,

Вот как брат ополчился на брата.

И настало то грустное утро, когда

Слизерин отделился чванливо,

И, хотя поутихла лихая вражда,

Стало нам тяжело и тоскливо.

Было четверо — трое осталось. И нет

С той поры уже полного счастья.

Так жила наша школа потом много лет

В половинчатом, хрупком согласье.

Ныне древняя Шляпа пришла к вам опять,

Чтобы всем новичкам в этой школе

Для учебы и жизни места указать, —

Такова моя грустная доля.

Но сегодня я вот что скажу вам, друзья,

И никто пусть меня не осудит:

Хоть должна разделить я вас, думаю я,

Что от этого пользы не будет.

Каждый год сортировка идет, каждый год...

Угрызеньями совести мучась,

Опасаюсь, что это на нас навлечет

Незавидную, тяжкую участь.

Подает нам история сумрачный знак,

Дух опасности в воздухе чую.

Школе «Хогвартс» грозит внешний бешеный враг,

Врозь не выиграть битву большую.

Чтобы выжить, сплотитесь — иначе развал,

И ничем мы спасенье не купим.

Все сказала я вам. Кто не глух, тот внимал.

А теперь к сортировке приступим.

Шляпа умолкла и замерла. Раздались аплодисменты, но на этот раз — Гарри не помнил, чтобы такое случалось раньше, — они сопровождались тихим говором и перешептываниями. По всему Большому залу ученики обменивались репликами с соседями, и Гарри, хлопая вместе со всеми, прекрасно понимал, чем вызваны всеобщие толки.

— Разошлась она что-то в этом году, — сказал Рон, удивленно вскинув брови.

— Не то слово, — согласился Гарри.⁽¹⁾

И случилось то, что никто не ожидал: звезды Большого зала зашевелились, начиная крутиться вокруг одной точки. Кроме этого ничего другого не происходило, но директор Дамблдор отвлёкся от ужина, и, встав из-за стола, пошел к середине Большого зала.

Ученики стихли в замешательстве, учителя подались вперёд, пытаясь понять, что происходит. А директор в полной тишине, сказал:

«Дорогие ученики, вы можете продолжать есть, вас не тронет магия, но прошу выслушать меня, Распределяющая шляпа не врёт, опасность нависла над нами дамокловым мечом, а замок со мной заговорил, повторяю, заговорил со мной и он говорит, что потомок одного из основателей скоро переступит порог нашей школы, и похоже, что произойдет это именно сейчас.»

В этот же миг, по залу пронесся стеклянный ураган, который тут же стих.

И Гарри увидел очень странную пару. Молодая женщина в черной мантии и короткими до плеч пепельными волосами, и его ровесник, только до ужаса похожего на небезызвестного Северуса Снейпа. Они стояли прямо посреди зала.

* * *

Они падали. И падали они в явную пустоту. Но вскоре, их подхватил стеклянный ветер, превращающийся в знакомый ураган. Держась за руки, они не разъединились. А Рейвен, крутясь в урагане, думала о Кассиане. Он родился семнадцатого января, и Северус радовался так сильно, что много ночей сам успокаивал Кассиана, чем радовал изрядно уставшую Рейвен.

Ее материнство было прекрасным. Кассиан был удивительно спокойным, и как ни странно, любопытным. Муж был настоящей опорой и поддержкой. Они вместе проводили ночи с ребёнком пока он не мог уснуть. И воспоминания об этих временах, больно врезались осколками. И тоска накатила с новой силой.

Рейвен посмотрела на Кассиана, который с еле скрываемым ужасом, смотрел вниз. Ей тоже было страшно, но она, поймав его взгляд, успокаивающе улыбнулась.

Вдруг Рейвен почувствовала прилив сил, и присутствие магии всех четырёх стихий. Пространство вокруг стало материальным, а стеклянный ветер рассеиваться.

И когда ураган утих, она увидела знакомые столы факультетов, директора Дамблдора и до боли знакомые черные волосы.

1) Вставлено из книги Гарри Поттер и Орден Феникса, на права не претендую, не осудите наглого автора

Вернуться к тексту