Монах и ведьма (джен)

Граница осталась далеко позади. Родной Вербаннен, центральная часть обширной Аскеллы, распахивал монаху-страннику свои дружеские объятия. Ноги словно сами ускоряли шаг — и тут же вновь замирали. Хотелось остановиться и смотреть, смотреть широко раскрытыми глазами, впитывать всем своим существом давно покинутые места. Даже воздух здесь был иным: знакомым, животворным. Казалось, им можно дышать вечно — и не надышаться.

Ардар — за много лет он привык даже сам себя называть братом Ардаром — радостно шагал по мощеной дороге. Собственно, за свои долгие труды он мог зваться отцом Ардаром, хотя ему не было и сорока. О его учености свидетельствовал широкий кожаный ремень, стягивающий его талию вместо обычной веревки. В заплечном мешке угадывались очертания нескольких книг — их он нес в дар своему монастырю. Возницы экипажей и всадники, обгоняя его на дороге, вежливо кланялись, кто-то просил благословения, и вслед им радостно летело: «Да сохранит вас Превысший на вашем пути!»

Вся жизнь Ардара была неразрывно связана с Эвлийским монастырем. Основанная лет двести назад отшельником Эвлием скромная обитель превратилась в настоящее средоточие знаний и дел милосердия. Монахи переписывали и украшали книги, осваивали совсем юное еще дело книгопечатания, изучали свойства целебных трав, принимали больных. Денег они не смели брать ни с кого: чтобы прокормиться, им хватало небольших угодий, на которых они трудились. Если же какой-нибудь благочестивый дворянин или купец жертвовал монастырю что-то ценное, оно шло либо на покупку книг и лекарств, либо раздавалось бедным. Или уходило на содержание приюта для сирот.

В таком приюте и вырос будущий брат Ардар. С ранних лет он видел в монахах образцы истинной веры и добродетели, поэтому неудивительно, что в пятнадцать лет он пожелал сам принять постриг и сделаться одним из них. Наставники открыли в нем удивительный дар к языкам и вообще к знаниям; с тех пор юный брат практически поселился в монастырской библиотеке. Через десять лет его познания столь возросли, что славу о них не могли сдержать даже стены обители. И молодого ученого пригласили в соседнюю область Аскеллы, Ходанн, ради передачи опыта.

Любому ученому свойственно не столько учить, сколько учиться самому. И вот, спустя почти тринадцать лет, брат Ардар возвращался в родную обитель, полный радости, груза новых знаний — и не без легкой доли любопытства. Что ждет его теперь на родине? Как пригодятся ему новые познания и кому смогут помочь? Ибо что проку в любых знаниях и мудрости, если они ценны лишь для их хранителей?

Об этом Ардар размышлял всю свою долгую дорогу. Но чем ближе подходил он к родным местам, тем чаще мысли эти сменялись иными. Думы о будущем уступали чистому внутреннему порыву просто смотреть, слушать, дышать и ощущать.

Небо вдали играло праздничной синевой, а перышки облаков напоминали мазки густо смоченной в белой краске кистью. Равнины заканчивались, сменяясь постепенно густыми лесами. Идти Ардару оставалось не больше двух дней. Не раз проезжающие мимо крестьяне на телегах предлагали подвезти его, но он неизменно благодарил и отказывался. И дело не в том, что денег у него не было, как и подобает странствующему монаху. Как можно сидеть в тряской повозке в такой чудесный день, когда каждый шаг, каждый взгляд, каждый вздох — праздник?

Красноватая проселочная дорога прорезала, точно русло ручья, пышный пестрый луг, в густой траве переливчато стрекотали кузнечики и цикады. Облачка цветочной пыльцы оседали на губах, оставляя во рту привкус пряного меда. Дух захватило от дивного благоухания. Ардар остановился, прикрыв глаза, и с наслаждением вдохнул. «Какое же это счастье — вернуться! — подумалось ему. — Здесь, дома, все другое. Весь мир прекрасен, но такой красоты нет больше нигде. Слава тебе, Превысший Создатель, за твое совершенное творение!»

Дорога почти не пылила, прибитая недавним дождем; высыхающие лужицы еще поблескивали кое-где по обочинам, над ними звонко роились тучки мелких насекомых. Ардар глотнул на ходу из висящей через плечо кожаной фляги. Воды оставалось совсем мало, неплохо бы поискать водоем. Тут ему вспомнилось, что за небольшим леском впереди как раз протекает ручей, широкий, полноводный, превращающийся по весне в добрую реку. Но сейчас, летом, его без труда можно перейти вброд, воды там, самое большое, по пояс. И заодно наполнить флягу.

Лес тоже встретил Ардара гостеприимно: овеял прохладой, порадовал щебетом пичужек. Некоторые слетелись на дорогу и испуганно вспорхнули при виде человека. Он порылся в карманах, отыскал кусок хлеба, оставшийся от недавнего походного обеда. Крошки щедро посыпались на дорогу, птички закружились над ними, явно желая угоститься, но опасаясь возможного врага.

— Ешьте, ешьте, я пошел, — усмехнулся Ардар и продолжил путь под довольное птичье попискивание.

Лес и впрямь вывел его к ручью. Тот разливался шагов на двадцать-двадцать пять — шире, чем помнил Ардар, а моста за столько лет так и не догадались сделать. По другую сторону ручья дорога продолжала свое странствие, у самого горизонта уходя под сине-зеленый полог очередного леса, больше и пышнее того, что остался за спиной Ардара.

А у ручья, у самой воды, стояла девушка.

Заслышав шаги Ардара, она обернулась к нему. Была она необычайно хороша, но пленяла не красотой; в ней таилось нечто, не позволяющее отвести взор. Изменчивая глубина темных глаз, шаловливая, даже лукавая улыбка, скромный крестьянский наряд: рубашка да юбка, на голове чепчик, из-под которого вьются черные прядки.

— Доброго тебе пути, отец мой! — приветствовала Ардара девушка звучным, приятным голосом, похожим на журчание этого самого ручья. — Окажи милость, перенеси меня на тот берег.

Ардар заметил выглядывающие из-под голубой юбки девушки башмачки — новые, судя по виду. Жаль будет портить такие в воде. Отчего же не помочь? Ему вспомнился давний случай, когда он, совсем еще юный, лет семнадцати от роду, шел однажды по этой самой дороге со своим наставником. И им тоже встретилась девица, которой нужно было помочь перебраться через ручей. Сам он страшно смутился тогда, а отец Неприн спокойно взял ее на руки и перенес на другой берег. А потом, когда он, утомленный юными мечтаниями о безымянной девице, осмелился упрекнуть наставника в нарушении монашеского обета, тот ответил ему: «Я ее оставил там, где поставил на ноги. А ты до сих пор несешь ее с собой».

Тот случай научил Ардара многому. Во-первых, ценить милосердие превыше всех прочих дел. А во-вторых, смотреть на всех женщин, как на матерей или сестер, а если они красивы — как на прекраснейшее творение Превысшего, без малейшей тени дурных помыслов. Достичь этого удалось не сразу, но с течением времени стало намного легче. За время своих трудов в Ходанне на учительском поприще ему довелось повидать немало пригожих девушек разных сословий. И к каждой он относился так, как мог бы отнестись к родной сестре, будь она у него.

Девушка оказалась почти невесомо легкой. Ее тонкая рука обвила его шею, голова склонилась на плечо. Ардар не смотрел на нее, он смотрел прямо перед собой, чтобы ненароком не споткнуться и не уронить свою ношу. Ледяная вода остудила жаркий полдень — вместе с недолжными мыслями, которые вдруг зашевелились где-то в глубине его души.

Оказавшись на берегу, Ардар осторожно поставил девушку на ноги. Она же по-прежнему искала его взгляда, губы ее — алые, сочные — все так же улыбались.

— Благодарствую, отец мой, — поклонилась она — точно тростинка согнулась под дуновением ветерка. — Сделай еще милость, позволь мне пойти с тобой дальше. А то мне страшно идти одной.

Ардару оставалось лишь беспомощно кивнуть. Мокрые полы длинного одеяния липли к ногам и мешали идти, недавнее воодушевление словно смыло водами ручья. Девушка шла чуть поодаль, но ему слышались ее легкие шаги, представлялись едва заметные следы, которые она оставляет в дорожной пыли своими маленькими ножками в кожаных башмачках.

Где могла крестьянка взять такую обувь?

— Откуда ты? — спросил Ардар, чуть обернувшись к ней. — Куда тебя проводить?

— Я живу здесь неподалеку, во-он за тем лесом моя деревня.

Она приподнялась на цыпочки и указала пальцем. Рубашка туже натянулась на груди. Ардар отвел глаза, но мир в душу никак не возвращался. Девушка разворошила ее, словно почти угасший костер.

Такого с ним не происходило никогда. Даже в далеком Ходанне, когда он приходил учителем к юной графине Раттфарде, и та сдуру влюбилась в него со всем жаром молодого сердца, — даже тогда он нашел нужные слова, чтобы разубедить ее и образумить. Сам же он ощущал лишь жалость и сочувствие, никакого желания. Но сейчас...

Ардар присмотрелся внимательнее. Девушка шла легко, едва касаясь ногами земли, и без труда поспевала за ним. Дыхание ее оставалось ровным, по лицу не пробежало ни единой струйки пота, хотя сам он уже несколько раз утерся — жара усиливалась. От налетающего порой ветра ее одежда плотнее облегала стройный стан, шевелились темные прядки на шее, отчего-то напоминая змей.

«Превысший Создатель, спаси и помилуй!» — взмолился мысленно Ардар, начиная понимать. Девушка мгновенно развернулась к нему, глаза ее пылали, потом вдруг почернели — полностью, даже белки. Ему в лицо смотрели два провала в бездну. Вместе с оскаленными зубами эта гримаса напомнила голый череп скелета.

— О чем ты думаешь? — взвизгнула она. — Кого зовешь? Думаешь, он тебе поможет?

Вокруг словно потемнело, солнце погасло, голубое небо превратилось в черную завесу, как будто все вокруг провалилось в жуткие глаза ведьмы. А она вновь заулыбалась — обольстительно, маняще. Ее одежда каким-то волшебством оказалась на земле. Белые, неестественно белые руки легли ему на плечи — словно упавший с дерева снег попал за шиворот. Распущенные волосы развевались вокруг лица, будто настоящие живые змеи, готовые напасть.

— Я же тебе нравлюсь, брат Ардар, правда? — пропела она своим невыносимо мелодичным голосом. Ни одна флейта в Аскелле не смогла бы издать столь чудесного звука.

— Превысший Создатель, спаси и помилуй несчастное творение твое! — произнес Ардар, сперва чуть слышно, потом громче и тверже, теперь уже без единой тени сомнения. — Избавь ее от напасти, освободи ее тело и душу из сетей вражьих…

— Замолчи! — проревела ведьма уже не мелодичным голоском обольстительницы, но злобным криком разъяренного демона, что овладел ее сущностью.

Ардар не замолчал. Дрожащие ноги подломились, он упал на колени, не обращая внимания на впившиеся в кожу мелкие камешки. По лицу, словно струи проливного дождя, стекал пот. Руки судорожно сжались у груди, так, что трещали кости пальцев. Никогда прежде, даже когда престарелый отец Эгид из Накбоона изгонял злого духа из одержимого, ему не приходилось переживать подобного ужаса.

И все же Ардар знал и верил, что способен его одолеть.

— Заклинаю тебя, демон, именем Создателя, изыди, оставь Превысшее творение и не дерзай вновь входить в него! — Слова заклинательной молитвы вспомнились с трудом, но стоило ожить первым строкам, и следующие полились, точно плавное течение реки.

Дикий визг, не сравнимый ни с чем на свете, оглушил Ардара. Крепкие, не по-женски сильные руки с длинными когтями впились ему в горло. Да, телесными силами ему не победить демона. Но у него есть иное оружие. Только бы не лишиться чувств…

Ардар вцепился в тонкие запястья, которые не смог обхватить, и лишь сдерживал ведьму, не позволяя ей придушить его. «Превысшей силой и всеблагой крепостью запрещаю тебе…» Перед глазами завертелся черный провал, сознание меркло. «Изыди во мрак вечный, в преисподнюю, уготованную тебе…» Во рту появился противный металлический привкус, Ардар сглотнул и ощутил кровь. «Помилуй меня, Превысший Создатель, прими мою душу, только пощади эту несчастную…»

Мрак накрыл их обоих. Все вокруг стихло.

* * *

«Неужели я еще жив?» — подумал Ардар, открывая глаза. И с изумлением понял, что в синем небе по-прежнему ласково светит солнце, неспешно тянутся пышно взбитые облака, а ветер доносит запах трав и беспечный стрекот насекомых. Сам же он лежал навзничь на дороге, весь мокрый от пота и продрогший даже от такого легкого ветерка.

Это произошло на самом деле? Или пригрезилось?

Ардар приподнялся на локте. Нет, не пригрезилось. Девушка лежала ничком в трех шагах от него, укрытая лишь собственными волосами. Ее тело слегка подергивалось, точно в лихорадке. «Бедная, бедная, что же с тобой случилось?» Несмотря на боль во всем теле и особенно в шее, Ардар поднялся и укрыл ее своим плащом, который достал из мешка.

Девушка очнулась нескоро — за минувшее время одежда Ардара успела почти полностью просохнуть. Он услышал тихий стон и бросился помочь ей подняться. Она привстала на четвереньки, оглядела себя. Лицо ее тотчас сделалось пунцовым, как луговые маки, руки запахнули грубый суконный плащ.

— Отец мой… — прошептала она, не поднимая глаз. — Я не…

— Знаю, дитя мое, — произнес Ардар как можно ласковее. — Ты не виновата. Хвала Превысшему, ты теперь свободна. Скажи, чем я могу помочь тебе? Где ты живешь?

— Нигде. — Растрепанная голова девушки упала на грудь, послышалось тихое всхлипывание. — Мне некуда идти. Я же… — она содрогнулась, — ведьма…

— Уже нет, — твердо сказал ей Ардар, поддерживая под локоть. — А теперь вставай и одевайся, я отвернусь. Плащ можешь оставить себе. А еще тебе бы не помешало поесть.

Пока позади слышался тихий шорох ткани, Ардар вынул из мешка остатки своих припасов: хлеб, сыр и сушеные яблоки. Девушка робко коснулась его плеча, и он обернулся. Она стояла, глядя в землю, щеки ее по-прежнему цвели румянцем стыда. Ардар пригляделся внимательнее: да, так и есть.

— Садись и поешь как следует; ты, должно быть, совсем обессилела. — Он протянул ей снедь и флягу с водой. — Как тебя зовут?

— Ойга, — ответила она и принялась за еду, сперва несмело, потом жадно: похоже, впрямь изголодалась. Ардару приходилось видеть такое у бывших одержимых.

— Расскажи мне, как это случилось с тобой, — попросил Ардар, когда она утолила голод. — Ты ведь родилась Видящей?

Ойга поперхнулась водой и пролила себе на юбку добрую половину фляги. В глазах снова заплескался страх, хрипом отозвался в голосе:

— Это… тоже плохо, да?

— Нет, — ответил Ардар. — Так уж повелось, что порой Превысший дарует некоторым своим творениям способность видеть чуть больше, чем прочим. Я бы сам хотел иметь такой дар, но, видно, мне он не был бы полезен. Твоей вины нет в том, что ты Видящая. Это раньше, лет двадцать назад, во время правления королевы Нарайи, Видящих преследовали и сжигали наравне с ведьмами. Но наша нынешняя государыня, Эгона, мудрее. Поэтому тебе нечего бояться. Рассказывай.

— Я… плохо помню свою жизнь, — призналась Ойга. — Разве только кое-что… Помню, что была сиротой, жила из милости у тетки. А ведьма жила неподалеку от нашей деревни. И… не знаю, как это вышло… когда ведьма пришла к нам чего-то требовать, решили отдать меня. Или же она сама меня выбрала, не знаю…

— Скорее всего, сама выбрала, — кивнул Ардар. — Видящего легче обучить чародейству. Но ей, видно, этого показалось мало, и она вызвала демона, который вселился в тебя.

— Я не хотела учиться колдовству. Она била меня, морила голодом, но не смогла заставить. И тогда… — Ойга содрогнулась. — Она заставила меня посмотреть в разрытую могилу самоубийцы. И меня… меня будто дубиной ударило в лицо… и с тех пор… — Она замолчала, ее губы вновь задрожали. — А потом ведьма выгнала меня, сказала, что теперь дух сам меня поведет, куда нужно. И он вел. Это было ужасно, отец мой. — Девушка зарыдала. — Я… я ходила по всей стране, не зная усталости. Я останавливала доверчивых путников, обольщала их и убивала колдовством. Никто не мог совладать со мной, демон давал мне силу десяти мужчин. Но он так жестоко меня мучил! Если я хотя бы один день никого не убивала и не зачаровывала…

— Перестань, все позади, — поспешил Ардар успокоить ее. — Нельзя судить за зло, совершенное против воли. А теперь, если ты насытилась, вставай, и пойдем.

— Куда? — Ойга отряхнула одежду от крошек и протянула ему остатки еды вместе с флягой.

— Хороший вопрос. — Ардар задумался. — Знаешь, милях в пятнадцати отсюда, около городка Стрейим, стоит женский монастырь. Ты могла бы найти приют там. Не обязательно становиться монахиней — просто пожить там некоторое время. А потом можешь уйти, куда хочешь. Ты ведь умеешь что-нибудь делать?

Ответом ему было лишь растерянное качание головой. Какому честному труду могла обучить свою воспитанницу ведьма?

— Тогда можешь пойти в ученицы к какой-нибудь мастерице из ремесленной гильдии, ткачихе, пряхе или красильщице. Монахини помогут тебе, им часто приходится помогать сиротам и бесприданницам. Не пропадешь.

— А ты, отец мой?

— Меня зовут брат Ардар, — улыбнулся он. — А я иду в свой монастырь, возвращаюсь после многолетней отлучки.

— Спасибо тебе, брат Ардар. — Ойга несмело ответила на улыбку. — Какое счастье, что мы с тобой встретились. Видно, сам Превысший повел тебя сегодня этой дорогой.

Ардар кивнул.

— Так и есть. Он ведет нас везде, как любящий отец: сперва за руку, как начинающего ходить ребенка, потом отпускает. Но не перестает идти рядом.

Так они и шли по нагретой солнцем дороге. Тени неспешно удлинялись, и приближался темнеющий впереди густой лес. Ойга оказалась любопытной, как растущее дитя, — да она и была такой; разве можно назвать настоящей жизнью существование во власти демона? Вопросы так и сыпались из нее, точно горошины из переспелого стручка. Она спрашивала о монастыре, о жизни монахов, о книгах, которые прочел Ардар, о местах, где он побывал, и о людях, которых он встречал. Спрашивала о жизни обычных людей, которым она до сих пор лишь вредила, повинуясь чужой злой воле. И, наконец, спросила, кто такие Видящие и что могут.

— Я и сам толком не знаю, — честно признался Ардар, — хотя много где побывал. За всю свою жизнь я встретил только двух таких людей, ты — третья. Видящие могут читать чужие мысли и намерения, если воля слишком слаба, чтобы скрыть их. А порой могут предсказывать будущее и даже заставлять людей повиноваться себе. Как ты понимаешь, такой дар не только ценен, но и опасен. Кто-то может использовать его для злых дел — или по воле злого человека. Возможно, поэтому покойная королева Нарайя так боялась Видящих и приказывала уничтожать их — очень уж она страшилась всяких заговоров против себя.

— И что же мне делать? — Ойга как будто встревожилась. — То есть как мне жить?

— Как все живут. Если чувствуешь, что можешь кому-то помочь, — помогай. Если чувствуешь, что можешь кому-то навредить, — остановись. Знаешь, пожалуй, я сам провожу тебя к монахиням. Может быть, среди них найдется Видящая или же просто мудрая наставница, которая поможет тебе обрести себя.

Ардар старался говорить как можно проще, чтобы эта неученая крестьянская девушка лучше понимала его. И она понимала, слушала, кивала, ее лицо заметно оживлялось и сделалось пусть и не столь притягательно красивым, как в бытность ведьмой, но по-настоящему милым. Человеческим.

Через пару миль Ардар заметил, что спутница прихрамывает.

— Устала?

— Да, — призналась Ойга. — Долго нам еще идти?

— Не очень. За этим лесом стоит большая деревня Скойль, там мы сможем заночевать. Потерпи еще немного, скоро отдохнешь. Я бы сам понес тебя, но… — Ардар умолк, и девушка поняла, в чем дело.

— Прости меня… — тихо сказала она. — Надеюсь, я… то есть тот, кто сидел во мне, не слишком тебя покалечил…

— Бывает и хуже, — с улыбкой ответил Ардар.

Лес уже протягивал им навстречу свои мохнатые руки, сулил тишину и прохладу. И вдруг на душе у Ардара сделалось тревожно.

Один-единственный раз до сего дня он видел своими глазами изгнание демона. Это случилось во время его странствий в Ходанне, когда он служил помощником библиотекаря в обширном книгохранилище Накбоона. Старейший из наставников, отец Эгид, отличался удивительным благочестием и высоко духовной жизнью. Говорили, что он обладает даром исцеления и провидения, и Ардар видел это сам, и не раз. Но тот день он не забудет никогда.

К старцу привели мальчика лет тринадцати. Его вели шестеро дюжих мужчин и с трудом справлялись с ним — такую силу придавали этому худенькому телу сидевшие в нем демоны. Ардар видел, как молился старец, как страшно кричал и корчился одержимый ребенок, как грозил отомстить и убить всех. Но чудо свершилось, и демоны оставили мальчика. Его родители со слезами благодарили чудотворца, а сам Ардар не мог прийти в себя от изумления. И тогда старец сказал ему: «Это еще не все».

Той же ночью в книгохранилище вспыхнул пожар. Оставлять там свечи, лампы и горючие вещества было строго запрещено, и все же огонь откуда-то взялся и уничтожил добрую половину огромной залы, едва задев сами книги. Зато устроенная рядом келья старца сгорела полностью, а дверь почему-то оказалась запертой, и он не мог выйти наружу. К счастью, дверь сумели выломать, и отец Эгид остался жив, хотя сильно обгорел в пламени. Пока прочие монахи и библиотекари спорили и искали виновных, старец спокойно произнес: «А ты что хотел, брат Ардар? Демоны не отдают своей добычи просто так. И жестоко мстят тем, кто вырывает ее у них, запомни это».

Под покровом леса было темно и тихо, солнечные лучи едва пробивались сквозь пышные кроны, да и день уже давно склонялся к вечеру. Ардар и Ойга невольно ускорили шаг, девушка даже позабыла про усталые ноги. Их дружная поступь почти не разгоняла лесную тишину. Поэтому чужие шаги они услышали без труда еще издали.

— Здесь кто-то есть, — прошептала Ойга, зябко вздрагивая.

— Какой-нибудь путник спешит нам навстречу, — поспешил Ардар успокоить ее. — Не бойся…

Договорить он не успел. Они как раз очутились на небольшой прогалине, на которую неспешно вышли из-за густого подлеска трое мужчин, по виду крестьян. У каждого в руке была тяжелая дубина, на поясах виднелись ножи.

— О, монах и девка, — довольно протянул один из мужчин. — Неплохо. Девкой займемся потом, а пока, отче, давай-ка нам свой мешок.

— Возьмите. — Ардар протянул им свою котомку. — Только вы не найдете там ничего ценного для себя. Немного припасов, старинные книги и все.

— Врешь, монах! — насел на него второй. — Все знают, что у вас в монастырях полным-полно золота, которое вам жертвуют всякие богатеи. И в карманах у тебя, поди, тоже золотишко бренчит.

— У меня нет ни золота, ни других денег. Можете обыскать меня, если не верите. Только позвольте нам пойти дальше.

— Ага, чтобы ты в первой же деревне рассказал про нас? — усмехнулся главарь. — Нашел дураков. Нет уж, монах, отдавай деньги добром, и тогда пристукнем тебя быстро. А уж с девкой поговорим по-особому.

— Убивайте меня, если хотите, — произнес Ардар, чувствуя, как сжалась Ойга за его спиной, — но не троньте девушку.

Разбойники посмеялись.

— А что ты нам сделаешь? — Главарь оттолкнул Ардара и потянулся схватить Ойгу за плечо.

В следующий миг котомка с тяжелыми книгами врезалась главарю в лицо. Он упал, сбив с ног второго подельника. Третьего пришлось ударить дважды. Но первые двое уже поднимались, хватаясь за брошенные было дубины.

— Беги! — закричал Ардар девушке. — Беги в деревню, зови на помощь!

— А ты? — Она пробежала несколько шагов и оглянулась. — Я не пойду без тебя!

— Беги скорее! — Он с трудом отразил котомкой направленный в голову удар. Котомка оказалась неважным щитом против дубины. Да и где мог монах научиться драться? — Я отвлеку их, только поспеши!

К счастью, на сей раз она послушалась, причем сообразила не бежать по дороге, а кинуться в подлесок. Но третий разбойник бросился в погоню, пока двое его товарищей насели на Ардара. Сердце его замерло: усталой девушке не уйти от врага. «Превысший Создатель, милосердный и всемогущий, не ради себя прошу, ради нее… защити и спаси…»

Послышалась ругань: неожиданно разбойник, что преследовал Ойгу, застрял в густом подлеске. Он ворчал, ломал гибкие, непослушные ветки и кромсал их ножом, но лишь крепче увязал в них. И странное дело: когда он пытался продраться вперед, то запутывался сильнее, а когда подавался назад, ветки словно сами отпускали его.

— Да ты колдун! — заорал он, возвращаясь ни с чем к товарищам. Девушки тем временем и след простыл.

Ардар глубоко вздохнул с облегчением. Ойга спаслась, она невредима. Что ж, он искренне хотел и дальше заботиться о ней, но, видно, на то нет воли Превысшего. А он сам, похоже, сейчас закончит свое путешествие.

— Колдун! — кричали втроем разбойники, занося дубины. — Что ты там бормочешь — чары на нас наводишь? Вот мы тебе покажем!

Ардар не ответил. Котомка с книгами упала на землю — книг ему было жаль гораздо больше, чем собственной жизни. Что с ними сделают эти несчастные — бросят в огонь для растопки?

Первый же удар в лицо свалил Ардара на землю. Он неловко упал, получил ногой в живот. А потом на спину ему обрушился град ударов трех дубин.

* * *

— Готов, — сказал главарь, опуская окровавленную дубину. — Теперь проверьте-ка его карманы. Да мешок не забудьте.

Разбойники живо перевернули на спину бесчувственное тело, закипела привычная работа. Но в карманах монаха они нашли только корку хлеба. А в котомке — четыре книги в кожаных переплетах и завернутые в тряпицу скромные припасы.

Пустая котомка упала рядом с русой головой монаха, залитой кровью. Следом повалилась прочая никчемная добыча. Разбойники переглянулись, на их лицах застыл ужас.

— И вправду пусто… — выдавил главарь.

— Что же мы наделали… — протянул другой, затравленно оглядываясь.

— Да что вы так… — начал было третий, но его оборвал главарь:

— Молчи, дурья голова! — Он снова замолчал. — Выходит, мы убили святого человека…

— С чего ты вообще взял, что он святой? — не сдавался третий. — И вообще, кто что докажет?

— Ты же видел, девка убежала. Сейчас она приведет целую толпу из деревни, да еще невесть что им наплетет. Бежать надо, да поскорее.

На это возражать никто не стал. Миг — и разбойники скрылись в кустах, которые на сей раз пропустили их свободно. Рядом с телом монаха так и валялись книги.

* * *

Ойга бежала так, что ей казалось: этот первый день ее настоящей жизни станет последним. В боку кололо, пот заливал и щипал глаза, горло пылало огнем, не хватало воздуха. Но она бежала, потому что там, позади, остался брат Ардар, один против троих убийц.

Если она опоздает…

Она сама не заметила, когда лес остался позади. Серо-синее сумеречное небо провожало в дальнюю дорогу уходящее солнце. Далеко впереди расстилалась деревня Скойль — Ойге казалось, она никогда в жизни не видела более крупного поселения. А справа на широком лугу пестрели белыми, черными и бурыми пятнами округлые бока коров. Пастухи не спешили гнать их домой.

— Люди! Помогите! — пронзительно закричала Ойга изо всех сил.

Воздуха не хватило, грудь сдавило кашлем. Она споткнулась, с трудом удержалась на ногах. Пришлось остановиться и чуть отдышаться. Но ее уже услышали.

— Помогите! — вновь закричала она и замахала руками.

Пастухи шли навстречу — трое взрослых мужчин и столько же мальчишек-подростков. Несколько остались приглядывать за стадом.

— Чего шумишь? — спросил старший из пастухов. — Ты кто?

— Там… — Ойга указала в сторону леса, рука ее тряслась. — Там… разбойники… Они его убьют… Скорее!

— Какие разбойники? Кого убьют? — недоумевал старший, явно недовольный тем, что его отвлекли от работы.

— Брата Ардара… монаха… Он… он спас меня, а теперь… Пожалуйста, скорее!

Крик вырвался у Ойги неспроста — пастухи придвинулись друг к другу и принялись что-то тихо обсуждать. Ей же оставалось лишь перетаптываться на месте, ломая руки. Чего они тянут, о чем спорят? Время уходит.

— Я же говорю, скорее! — вновь прикрикнула она. На нее сердито шикнули, но она не сдалась. — Или вы не знаете, что у вас тут живут разбойники?

— Ну, я слыхал кой-что, — отозвался один из пастухов. — А что мы супротив них сделаем-то? Сколько их?

— Трое, всего трое! А вас больше, вы с ними справитесь. Идемте же скорее!

И все-таки они колебались. Ойга едва не подпрыгивала на месте от страха и нетерпения. И вдруг ей вспомнились слова брата Ардара о Видящих: «Могут заставить людей повиноваться их воле…» Как же она раньше не догадалась! Правда, она не знала, что делать и как управлять своим даром, но просто мысленно взмолилась, глядя на них: «Идемте! Надо скорее идти! Во имя Превысшего, послушайте меня!» Пальцы впились в ладони до боли, из-под стиснутых век покатились по щекам слезы…

— Надо скорее идти! — сказал вдруг тот же пастух.

Прочие поддержали его нестройным хором и во главе с Ойгой поспешили в лес.

* * *

Ардар открыл глаза. Высоко-высоко над ним кружились темные ветки, поверх которых весело плясали блестящие мушки. Боль во всем теле сорвала с губ слабый стон. Под головой хлюпало что-то вязкое — должно быть, кровь. Он попытался проверить, но рука не слушалась, отозвавшись очередной волной боли, — сломана.

Это конец, он знал это и чувствовал. «Превысший Создатель, прими мою душу, ты знаешь, что я готов предстать перед тобой…» И вдруг молитва оборвалась: он услышал вдали голоса. Они казались встревоженными, и над ними звонко взлетали настойчиво-певучие призывы Ойги: «Скорее! Скорее!»

«Она спаслась! Она не бросила меня и теперь ведет подмогу!» Ардар бессильно откинулся после очередной неудачной попытки приподняться. Разбойников поблизости видно не было — должно быть, сбежали, когда увидели, что у него правда нечего брать. «Помилуй и их, Превысший Создатель, вразуми и направь на путь добродетели…»

— Он жив! — Громкий вскрик Ойги словно прозвенел в самой голове Ардара. — Скорее сюда!

Его обступили темные тени — глаза уже не различали человеческих лиц. Но склонившуюся над ним девушку он смог разглядеть.

— Потерпи, брат Ардар, пожалуйста, не умирай. — Она вытерла рукавом кровь с его лба. — Мы отнесем тебя в деревню, там тебе помогут.

— Да благословит вас Превысший… — с трудом прохрипел Ардар, пока мужчины осторожно укладывали его на носилки из веток и чьего-то плаща. Он пригляделся: плащ был его собственный, тот самый, который он отдал Ойге. — Книги… подберите…

Мужчины послушались и положили книги в ногах Ардара. Когда они тронулись в путь, Ойга по-прежнему шла рядом с ним, не сводя с него своих чистых темных глаз. Щеки ее блестели от слез; похоже, она единственная из всех отчаянно верила, что он доберется до деревни живым.

— Не плачь… — тихо сказал ей Ардар и попытался улыбнуться; губы увлажнились, и он ощутил во рту вкус крови. — Прости, что я… не смогу и дальше заботиться о тебе…

— Нет, ты не умрешь! — закричала Ойга. — Пожалуйста, живи, живи для меня! Разве Превысший не всемогущ? Разве он не видит, как ты нужен здесь? Почему он тебя не спас? И почему не может исцелить тебя?

— Ему виднее… — Ардар снова улыбнулся, подбородок защекотала струйка крови. Лицо Ойги померкло, расплылось, как отражение в воде, если бросить в нее камень. — Что можем мы, люди, знать об этом? Только ты… не вздумай отчаиваться… На свете много добрых людей… Они позаботятся о тебе…

— Отец мой, — услышал он голос одного из носильщиков-крестьян, — ты запомнил этих злодеев? Их надо схватить да под суд отдать.

— Не надо под суд… — ответил Ардар едва различимо под горькие рыдания Ойги. — Пусть Превысший будет им судьей… Я бы сам ходатайствовал за них… если только…

Нежданная тьма налетела, как злой ветер, несущий бурю. Голос Ардара оборвался. Он уже не услышал отчаянных причитаний Ойги — не услышал телесными ушами. Но готовая отлететь душа его слышала все.

— Нет, прошу тебя, брат Ардар! Потерпи немного, потерпи хоть до деревни! Слышишь? Не отвечает… Да очнись же хоть на миг, брат Ардар!

— Оставь его, милая, пусть кончится тихо, — мягко прервал ее тот же крестьянин. Остальные глядели на нее с явным сочувствием. — Не шуми, плохо оно, крики-то, когда человек помирает. Вот потом — другое дело…

Ойга умолкла, потрясенная. Она несла в себе великий дар, но не знала, как с ним быть. Кто знает — вдруг она могла бы сейчас спасти брата Ардара? И как ей жить дальше, зная, что она не смогла этого сделать? Не смогла отплатить ему за его доброту?

И вдруг ее озарило — точно раздвинулась перед глазами тяжелая завеса. И она поняла, как должна поступить. Поняла, чем может отблагодарить его и почтить его память.

— Клянусь, брат Ардар, — прошептала она. Носильщики ушли чуть вперед, она глядела им вслед и медленно шагала за ними. — Я не смогла спасти тебя, но я буду жить и творить добро вместо тебя. Я буду служить Превысшему и людям, как до сей поры служил ты. Я пойду в тот монастырь. Я столько лет делала зло против своей воли — теперь буду делать добро по воле своей и в память о тебе. Да поможет мне Превысший исполнить мою клятву. И ты, брат Ардар, помоги мне и молись за меня в небесных чертогах.

Слезы лились, не переставая, но они сделались иными. Скорбь не ушла, а понемногу растворялась в тихой светлой грусти. Должно быть, брат Ардар был слишком хорош для этого жестокого мира. Или же его время пришло? Превысшему виднее.

Ойга ускорила шаг, догоняя пастухов.

А для брата Ардара предсмертная тьма сменялась неземным светом. Это был не конец, но начало новой, удивительной жизни в ином мире. Как бы ни было ему жаль оставлять Ойгу одну, он знал, что она не будет одна. Он слышал все ее слова, слышал ее добрые намерения, и в душе его расцветала небывалая радость, какую не способен вместить ни один человек во плоти.

Ради этого стоило вернуться домой. Или ради этого он и вернулся?