На углу Пятьдесят шестой и Ленгсингтон авеню (гет)

Санса каждый день заходила в это кафе. Всегда по утрам, потому что у нее никогда не оставалось времени приготовить себе завтрак, а мама приучила ее завтракать.

В «Little Collins», как и везде в центре Нью-Йорка, было многолюдно, но очередь продвигалась быстро, благодаря шустрому персоналу, состоящему из веселых студентов, постоянно хохочущих, и она почти не опаздывала на занятия.

К тому же здесь была бесподобная выпечка и вкусный кофе. Здесь был быстрый вай-фай. Здесь было уютно. По ее мнению, этих причин было достаточно, чтобы каждый день в восемь утра заходить в это кафе на углу Пятьдесят шестой и Ленгсингтон авеню.

Хотя была еще одна причина, из-за которой она каждый день приходила сюда. Главная причина. На самом деле, каждый день она ждала, затаив дыхание, когда эта причина, как всегда одетая в безупречный темно-синий костюм и белоснежную рубашку, такую белую, что глаза резало, зайдет в стеклянную дверь со свежей газетой под мышкой и кожаным портфелем, и смиренно встанет в очередь.

Он всегда заказывал одно и тоже — двойное эспрессо и пирог с ежевикой, и садился в углу, на маленький диванчик, спиной к большому окну, за которым носился безумный Нью-Йорк, пил кофе и читал газету. Это было так старомодно — читать газету, когда все вокруг пялились в планшеты и смартфоны.

Когда у окна бывало занято, он садился за один из круглых белых столиков и один раз оказался совсем близко, буквально в метре от нее. В метре, господи ты боже мой!

Она два раза давилась кофе в тот раз. Он даже посмотрел на нее, чуть приподняв бровь, когда она кашляла, и она увидела совсем близко его пронзительные глаза. У нее отнялись ноги и мозг. Впрочем, мозг у нее отключался часто.

То, что она дура, Санса поняла давно. Никто больше не будет так по-идиотски вести себя, заливаться румянцем от случайного взгляда и опаздывать на пары, дожидаясь, когда он уйдет, потому что он всегда приходил позже и уходил раньше нее. Никто не будет так западать на взрослого солидного мужчину, просто посмотрев на него, даже не зная его имени. Никто не будет трепетать, как долбанная лань из дамского романа, когда он случайно скользит по ней вечно прищуренным взглядом.

Ах, да, и гребаные бабочки в животе, куда же без них. Они порхали вокруг ее желудка с того момента, как он появлялся в кафе, и до того момента, как он уходил. Здоровенные такие бабочки. Может, это были колики от волнения, но бабочки романтичнее.

Когда она первый раз его увидела, ее как будто молния ударила. Шарахнула ей прямо в затылок, прошла через сердце, левую руку и вышла мощным зарядом сквозь пальцы. Чайная ложка, которую она держала в руках, зазвенела об тонкие стенки белой фарфоровой чашки так громко, что удивительно было, как на нее никто не оглянулся.

Он встал в очередь, оперся о колонну плечом и уткнулся в свою газету.

Невообразимо красивый.

Она выдохнула. Вот с тех пор все и началось.

А вообще непонятно было, с чего он ей так понравился. Мало что ли симпатичных мужиков по Нью-Йорку бродит.

Но чем дольше она рассматривала его, тем больше понимала, что он не просто симпатичный.

Он, блин, само совершенство, ребятки.

Господи ты боже мой, какая у него седина на висках.

Какие невероятные у него глаза. Синющие такие и умные. Как будто он знает все на свете.

И какая у него великолепная аккуратная щетина.

Господи ты боже мой, как же он ей нравится.

Смотрела она на него все то утро и почему-то сильно испугалась, когда он ушел. Вышла за ним из кафе быстрым шагом, но он уже затерялся в пестрой толпе. Она думала, что больше никогда его не увидит и страдала весь день. Ну как страдала. Смеялась меньше обычного. А сама все думала о нем с легким таким сожалением. Мелькнул и пропал, симпатичный такой. Может быть, он работает где-то поблизости?

И она стала ходить в это кафе каждый день.

А через три дня он опять пришел. И потом приходил почти каждое утро за редкими, очень неприятными для нее исключениями, и скоро она уже не могла жить без этих встреч в кафе на углу Пятьдесят шестой и Ленгсингтон авеню.

И ничего не менялось, ничего не было между ними, кроме пары случайных взглядов, но этого было достаточно, чтобы она летала как на крыльях весь день. И каждый вечер засыпала с улыбкой, зная, что через несколько часов увидит его.

Она стала заказывать то же, что и он. Двойной эспрессо без сахара оказался той еще гадостью, пришлось от него отказаться, а вот ежевичный пирог был то, что надо.

Она как-то газету даже купила, вот дура-то. Какие-то там финансовые ведомости, сплошные таблицы и статьи о экономике. Ей в университете этого хватало.

Но она такая гордая сидела с этой газетой. Смотрела на него поверх страниц, но он ни разу не глянул на нее.

— Ого. Вам это действительно интересно?

Какой-то взлохмаченный улыбающийся парень счел, что эта газета прекрасный повод познакомиться.

— Угу, — буркнула она.

— Редко встретишь девушек, разбирающихся в экономике и финансах. Вы, наверное, учитесь на экономическом?

Он был довольно обаятельным и симпатичным, кучерявый такой, голубоглазый, и Санса допускала мысль, что обратила бы на него внимание, не будь она так безнадежно влюблена в Мистера Совершенство.

— Нет, я буду патологоанатом.

Она отложила газету, положила голову на ладонь и уставилась на него с самым большим равнодушием в глазах, на которое только была способна.

Парень улыбнулся криво.

— Ууу, кхм… круто.

Видно было, что привык к девчоночьим улыбкам и номерки телефонов собирал, как перезревшие ягоды с кустов. Конечно, она не училась на патологоанатома, ей просто показалось, что это будет очень остроумно и зловеще звучать.

— Меня Гарри зовут, — сказал парень, явно намереваясь сесть напротив.

"Нет, Гарри, даже не думай. Ты его загородишь, а он сегодня и так далеко сидит".

Но Гарри садится и что-то еще говорит, по его мнению, что-то остроумное,

Санса отвлекается на него, отвечает рассеянно, а когда в очередной раз ее взгляд намеревается возвратиться к макушке с великолепно уложенными чуть посеребренными волосами, ее там не оказывается.

Чертов, блин, Гарри.

А на следующий день он не пришел. И на послеследующий тоже. И на третий, и на четвертый, и на пятый. Зато там был Гарри и доставал ее.

Потом были выходные.

Она сидела всю субботу в своей маленькой квартире и читала Ремарка. И даже один раз поплакала. Она была даже впервые благодарна отцу, что он настоял на том, чтобы снять ей квартиру, потому что в общежитии в субботу трудно было сохранять такое меланхоличное настроение. Она бывала в гостях у Маргери и знала, какой сумасшествие там творится по вечерам. А ей хотелось страдать. По настоящему, как в книгах, как в фильмах про Бриджит Джонс.

Она сходила в кафе в воскресенье с утра, без толку, конечно.

В понедельник она пришла к открытию, к семи, стояла у дверей минут десять, пока девушка официант не открыла дверь.

В восемь тридцать в двери зашел Гарри, и она выругалась про себя.

— Ты даже мне свое имя не скажешь? — Гарри назойлив как недобитый комар, и уже всерьез раздражает ее своими улыбочками и оленьим взглядом. Ее вообще все жутко раздражает целую неделю.

"- У тебя пмс затянулись?" — спросила в четверг Маргери.

"Хватит страдать, в самом деле. Ну не увидишь ты его больше, ну и что? Все равно даже смотреть на него боялась. Всю жизнь, что ли, будешь по утрам в это кафе бегать и глазеть на него?"

Она говорила это себе постоянно, а самой плакать хотелось. И кидаться чем-нибудь. Как сейчас в Гарри.

— Как же мне растопить твое сердце, снежная королева?

Снежная королева, господи ты боже мой, только послушайте этого придурка.

— Гарри, — она ковыряется вилкой в ежевичном пироге. — Ты очень милый, правда, но ты мне не нравишься. Совсем. Попробуй с кем-нибудь еще, у тебя получится.

У него вытягивается лицо.

— Ты не обижайся только, ты симпатичный и все такое…

Она говорит что-то еще безразличным тоном, посматривая иногда на дверь, выискивая там глазами знакомый стройный силуэт.

— Строишь из себя непонятно кого, — сказал напоследок Гарри с обидой. — Не такая уж ты и красавица, если хочешь знать.

Она виновато пожала плечами.

— Уж какая есть.

Рыжая безголовая дура, вот какая она есть. Ну и встречалась бы с этим милым Гарри. Маргери уже замучила ее подколами по поводу одиночества и его вреда для женского здоровья.

Гарри был похож на обиженного ребенка. Тяжело признаваться себе, что не на всех, оказывается, девчонок действуют твои подмигивания и тупые комплименты. Но он хотя бы больше не подходил к ней, только бросал угрюмые взгляды.

Так прошло две недели. Постепенно все успокаивалось, и не так грустно уже было уходить из кафе, не увидев его.

Она почти смирилась.

В пятницу у нее заночевала Маргери, они напились вина, сидели полночи в чат рулетке и хохотали до слез.

И в субботу, ближе к обеду, страдая небольшим похмельем, они пошли перекусить в «Little Collins» на углу Пятьдесят шестой и Ленгсингтон авеню.

Они сидели, ели, переговаривались о чем-то, а потом Санса подняла глаза на дверь, уже без всякой надежды, рассеянно, невзначай.

И как будто в эпицентре землетрясения оказалась. Стены кафе зашатались, свет замигал, потолок покрылся трещинами и вот-вот упадет на ее несчастную голову.

Это он, господи ты боже мой!

Он. Нет, правда он. Настоящий, не померещившийся.

Встал в очередь как обычно. Но он сегодня не в костюме, а в спортивной синей толстовке, в кроссовках и без портфеля. Но с газетой.

Маргери о чем-то болтала без умолку, уткнувшись в телефон, а Санса все смотрела на него. Эта синяя толстовка шла ему не меньше костюма. И волосы, они были чуть растрепанные, отросшие и завивались на кончиках. И лицо у него было посвежевшее, загорелое такое.

Господи ты боже мой, он просто в отпуске был! Ну конечно!

Какая же она дура. Ну может же человек съездить в отпуск?

Он не переехал, его не сбила машина, он не уволился со своей работы, у него не случился инфаркт, ему не разонравился ежевичный пирог... Он просто был в отпуске.

Санса готова была вскочить сейчас со стула и начать танцевать. Ей хотелось схватить Маргери и прижать к себе, прыгать выше потолка и смеяться во все горло. Или даже Гарри обнять.

Слава богу, Маргери была занята перепиской со своим Джоффом, пока Санса пыталась успокоиться. Ей удалось усмирить это радостное бешенство внутри себя, вот только с идиотской улыбкой она справиться не могла.

Он сел на свой диванчик в углу и раскрыл газету. У нее опять внутри все стало петь и визжать. Не сводить с него глаз все время было ошибкой, но она не могла этого не делать.

— На кого ты все время смотришь? — Маргери сразу ее спалила, как только отложила телефон.

— Ни на кого.

— Ой, да ладно, я тебя как облупленную знаю. Ты даже на Лораса так не смотрела.

— Да ни на кого я не смотрю, успокойся уже.

Маргери хитро улыбнулась.

— Ну неужели это случилось… Кто-то понравился моей девочке.

Она обернулась.

— Так, посмотрим. Вон тот бородатый хипстер с кулей на башке? Серьезно? Да у него джинсы уже, чем у меня.

— Маргери, прекрати.

— Тебе никогда такие не нравились. Хмм, если побрить и одеть нормально, будет ничего. И руки раскачанные.

Маргери посмотрела на нее, в глазах прыгали искорки смеха.

— Не он? Нет, точно не он. Кто еще? О, вон тот парень в красной футболке. Похож на молодого Микки Рурка. Но прическа идиотская. Он?

Санса достала телефон и уставилась на экран, проклиная про себя Маргери.

— Неее. Ты никогда не тащилась по Микки Рурку. Тем более, можно себе представить, как устрашающе этот парень будет выглядеть через пару десятков лет.

Маргери отпила кофе, набила в рот омлета, но не прекратила своего идиотского занятия.

— Так, тот еще маленький, хотя будет симпатягой. Рокер с сальными патлами точно отменяется… Санса, я в замешательстве, — сказала она с набитым ртом.

— Потому что я ни на кого не смотрела. Успокойся уже.

Она не успокоилась. Оглядывала каждого парня в кофейне как военный вербовщик.

— Хмм…, — она чуть не поперхнулась. — О, нет. Санса.

— Что? — возмущенно прошипела она.

— Да брось. Вон тот мужик в толстовке? Серьезно?

— Какой еще мужик?

— Санса, да ему же под сраку лет!

Телефон задрожал в ее руках. Если бы сейчас ей сказали, что убийство можно совершить безнаказанно, она бы придушила Маргери на месте.

— Хватит нести чушь, Маргери.

Мисс Тирелл смотрела на него вообще не стесняясь. Пялилась совершенно бесстыдно.

Он даже поднял глаза и посмотрел на нее. За газетой не было видно, но ей показалось, что он улыбается. Улыбается, Маргери, мать ее, Тирелл!!

Маргери повернулась к ней.

— Ну, в принципе он ничего так. Только старше тебя раза в два.

«Ой, беда какая».

— И эта толстовка. Приодеть бы его.

«Ты его в костюме не видела, дура ты набитая, Маргери Тирелл».

— И ты что, не знакома с ним?

— Почему я должна быть с ним знакома? Я его вообще первый раз вижу.

— Ну конееечно, — протянуло, хихикая, это чудовище, которое она считала своей подругой.

Самый отвратительный звук на свете, только сейчас поняла Санса — это хихиканье Маргери Тирелл.

И все стало как прежде, он был в костюмах и с газетой, а она ждала его каждый день за столиком. Как прежде, но не совсем. Во-первых, Маргери теперь ее постоянно подкалывала — «как там твой старичок?», но с этим можно было смириться.

Во-вторых, у нее началась какая-то невозможная тревога. Ей казалось, что он пропадет еще раз и уже навсегда. Насовсем. А она даже имени его не узнает. От этого так страшно становилось.

Надо было что-то делать с этим, но она не знала что.

И, как-то раз, насмотревшись мотивирующих постов на фейсбуке, и выпив два кофе с коньяком, она решила действовать.

Она попыталась с ним заговорить. Она сама не верила в то, что пошла на такое и до сих пор не могла понять, что подвигло ее на это. Это было похоже на то, будто она идет в последний бой, где ее ждет неминуемая смерть. Она должна быть стойкой и не сдаваться.

Она подошла к нему, когда он уже собрался уходить.

— Извините, вы не подскажете который час? — пролепетала она, уставившись на узел его шелкового синего галстука. Ну, по крайней мере, у нее получилось это произнести.

Он поднес левую руку к глазам, одернул манжет светло-голубой, безупречно выглаженной рубашки, посмотрел на часы. Дорогущие, наверное.

— Без трех минут девять, мисс, — голос у него мягкий, низкий.

— Благодарю вас, — она осмелилась поднять глаза выше, на его подбородок с бородкой, но дальше дело не пошло.

"Какая же ты дура, господи ты боже мой. Спрашиваешь у него время, а сама сжимаешь в руке телефон. И на твоем запястье висят черные тоненькие «радо», подаренные Роббом на рождество".

— У меня часы отстают, — поспешно сказала она. — И телефон подвел. Разрядился.

"Да ему плевать, Санса Старк. Заткнись и отойди от него. Немедленно. Не будь дурой".

— Сожалею, — сказал он. — Какое трагическое стечение обстоятельств.

Она подняла глаза еще выше, на его губы, чтобы убедиться, что он шутит. Он улыбался. И она улыбнулась. Но так по-идиотски, что он наверняка подумал о том, что ей надо бы обратиться к психиатру.

Она, наконец, добралась до его глаз и застыла. Сине-голубые, как она и думала. И зеленое что-то есть? Он прямо-таки обездвиживал ее взглядом.

«Ну, пожалуйста, — взмолилась она. — Пожалуйста, посмотри на меня и пойми, что ты мне безумно нравишься.

О, нет. Лучше не понимай.

Я просто спросила у тебя время, вот и все».

Пауза затягивалась, а она все стояла и смотрела.

Господи ты боже мой, какие у него потрясные ресницы.

— Уже девять, мисс, — сказал он с той же самой кривоватой улыбкой.

— Эммм, да. Спасибо. Сэр. Спасибо большое, — она повернулась и зашагала к своему столику. Над этим столиком висели огромные настенные часы. Ровно девять, орали они ей в лицо своими черными стрелками.

Господи ты боже мой, какая же она дура. Великолепная попытка знакомства. Даже Гарри по сравнению с тобой просто гений.

По новостям недавно показывали визит президента в Китай. Китайцы, все как на подбор одинаковые и чистенькие, в зеленой форме шагали, высоко задирая ноги, так красиво и слаженно, что дух захватывало.

Вот так же и Санса Старк шагала к своему столику, потому что у нее колени не гнулись ну ни на дюйм, как она не старалась. Китайские генералы, увидев этот великолепный шаг, наверняка поставили бы ее в первые ряды своих зеленых болванчиков. Он, наверное, смеялся сейчас, глядя на нее.

На следующий день она не пошла в кафе. И на другой день тоже. На третий не выдержала, пришла и сидела все время уставившись в телефон, но он даже не посмотрел на нее. Ну и хорошо, она бы со стыда сгорела.

А что на нее, в самом деле, смотреть-то?

Он наверное женат, хоть и кольца у него не было. Наверняка у него семья, отношения, он же такой взрослый. Зачем ему смотреть на какую-то дурочку из кафе?

Семестр подошел к концу, и ее спасало обилие экзаменов и всяких отчетов. Говорят, что любовь мешает думать, делает человека рассеянным, романтичным. Это может быть, нормальная, обычная любовь так делает. А ее любовь заставляла ее корпеть над учебниками как можно больше, чтобы только выкинуть Мистера Синий костюм из головы.

Весь курс собрали в одной аудитории и зачитывали, кого куда направляют на практику. Ей было все равно, главное недалеко от центра, иначе у нее не будет оставаться времени на завтраки в кафе.

— Ну а теперь, согласно спискам распределитесь по аудиториям, и познакомьтесь со своими руководителями практик.

Они с Маргери попадают в одну группу, которую взяла крупная адвокатская фирма, занимающаяся финансовыми спорами и арбитражными судами. Занудно, наверное, будет. Она до сих пор злилась на отца, который выбрал для нее будущее юриста по экономическим спорам.

«Так тебя никто не сможет обмануть», — говорил он.

Она рисует в тетради замысловатые узоры, ждет, когда кончится собрание.

— Ваш руководитель практики, мистер Петир Бейлиш.

Она слышит хихиканье Маргери, поднимает глаза и перестает дышать. Господи ты боже мой!

Это он.

В своем костюме, улыбающийся и как всегда идеальный.

Бейлиш. Петир Бейлиш. Петир.

Маргери толкает ее в бок.

— Сааааанса! Это же он!

Ручка дрожит в ее руках.

Он здоровается со всеми и говорит, как будет рад видеть их всех, и какой они приобретут бесценный опыт, и надеется, что им понравится.

Он стоит, опираясь на кафедру поясницей, пальцы рук скрещены между собой, расслабленно лежат на его бедрах.

Голос у него с хрипотцой, но задорный такой.

Он знакомится с ними, каждый представляется, и когда до нее доходит очередь, у нее уже предобморочное состояние, мокрая спина и ужасно красное лицо.

— Санса Старк, — лепечет она, привстав, а Маргери давится о смеха в ладони. Их преподаватель финансового права говорит, что она прилежная студентка, у нее отличные успехи и глаза Бейлиша смотрят прямо на нее, не мигая, и тонкие губы улыбаются.

Помереть бы сейчас. Даже не жалко было бы, что такая молодая.

Когда, наконец, все заканчивается, она начинает собирать все в сумку, руки дрожат, Маргери что-то шепчет, посмеиваясь, а Бейлиш разговаривает о чем-то с их преподавателем.

Она выходит одной из последних, потому что запихать все в сумку в таком состоянии оказалось невозможном делом. Даже Маргери не выдержала и ушла.

— Мисс Старк! — она вздрогнула и чуть не выронила сумку, хотя он позвал ее очень мягко.

— Да, мистер Бейлиш? — она обернулась к нему и увидела его улыбку.

Господи ты боже мой, она ни за что не сдаст эту практику.

Бейлиш все еще улыбается и смотрит на нее внимательно, скользя глазами по ее лицу и плечам. Руки скрещены на его груди и она смотрит на его галстук. Она его помнит. Синий, с черными полосками, он его часто надевает.

— Подождите минуту.

Когда последний из студентов выходит за дверь, Бейлиш вдруг наклоняется к ней так близко, что ее обдает его запахом, чуть-чуть с мятными нотками и чуть-чуть ненавязчивого парфюма, подмигивает и говорит заговорщицким тоном:

— Как насчет кофе с ежевичным пирогом?

* * *

На углу пятьдесят шестой и Ленгсингтон авеню в кафе "Little Collins", на маленьком диванчике напротив окна сидит рыжеволосая девушка. Она так смеется, что всех притягивает ее смех, и незнакомые люди в очереди и за столиками оборачиваются на нее. На их лицах, таких разных — старых, молодых, темнокожих, бородатых и гладковыбритых, женских и мужских, тоже расцветают улыбки. Солнце так и брызжет из ее ярко голубых глаз, разбегается лучиками по потолку и стенам, и она вся олицетворение молодого счастья, весны и красоты.

Сидящий напротив мужчина прячет улыбку за чашкой кофе и не отводит от нее взгляда. Он старше ее, но каждому, кто смотрит на них, на то, как смеется девушка и на то, как улыбается он, становится понятно, что это, наверное, любовь.

— Но почему ты не подходил?

Он пожимает плечами.

— Стеснялся.

Она опять смеется.

— Стеснялся?

Он не стеснялся. Он был слишком плох для нее, слишком стар, слишком серьезен. Слишком испорчен жизнью. Он даже пытался не ходить одно время в это кафе, но потом понял, что скучает по ней, по этой рыжеволосой головке, всегда обращенной к нему, по ее голубым глазам, так смотревшим на него, как никто никогда не смотрел.

Она была такая юная и красивая, такая наивная, такая смешная с этими своими взглядами, газетой и вопросом «сколько времени?»

И чем он заслужил ее?

А сегодня он понял, что это, наверное, судьба и глупо будет сопротивляться ей. А он не был глупым человеком.

Счастье может оказаться совсем рядом, надо просто иногда смотреть по сторонам. Даже когда просто сидишь в кафе на углу Пятьдесят Шестой и Ленгсингтон Авеню и ешь ежевичный пирог.