Фениксы (джен)

Савада Иетсуна. Четырнадцать лет. Пол мужской. Характер необщительный. Лицо спокойное, полуазиатское. Глаза янтарные. Волосы жёлтые. Гражданский. Неактивные Небеса. Ненавидит Иемитсу.

Савада Тсунаёши. Лет дохреллион, больше миллиона. Во всяком случае так думает он сам, но это непроверенная информация. Характер убийственный. В смысле, сам Савада хочет просто порешить всех вокруг и свалить в свою первую жизнь, чтобы снова напиться с Занзасом. Лицо равнодушное, полуевропейское. Глаза заёбанны в край. Волосы выгорели от собственного Пламени. Бывший Нео Примо Вонгола. Мёртвые Небеса. Ненавидит чихуахуа, воробьёв, Кавахиру, Три-ни-Сетте и всё вокруг. Ну, может быть, Кавахиру не совсем ненавидит, но винить его во всех бедах не прекращает.

Тсунаёши и Иетсуна — один человек.

Неприятно познакомиться, Реборн.

Савада ухмыляется в мыслях, глядя на только нагрянувшего в дом лучшего киллера последнего столетия.

Реборн, ты же всегда знал, о чём я думаю. Почему ты сейчас не прочёл мои мысли?

Ах, да… Это не тот Реборн.

— Чаосс! Я прибыл на три часа раньше, но мы можем начать прямо сейчас.

Нана удивленно смотрит на аркобалено — она не ожидала, что он прибудет так рано, — и спрашивает:

— Эй, малыш, ты чей?

— Я? Я — репетитор Реборн.

Иетсуна едва слышно фыркает. А то все они этого не знали.

Реборн мгновенно поворачивается к нему.

— Так это ты Иетсуна. Не думай, что мне нечему тебя учить.

Ребенок размазывается и внезапно бьёт его по животу. Иетсуну сносит в сторону.

— Ну, что ж, начнём, — Реборн недовольно глядит на спокойного подростка, который выглядит так, будто и вовсе не заметил удара. — Показывай свою комнату, Никчёмный Иетсуна.

Иетсуна молчит, разворачивается и идёт в свою комнату. Реборн следует за ним. По мнению киллера Иетсуна должен был отреагировать хоть как-то на удар. Хотя бы возмутиться. Нет, ждать яркой реакции не приходилось — в досье было четко сказано, что наследник не особо эмоционален и на стрёмную хрень вокруг себя реагирует как на должное, но Реборн не ожидал полного равнодушия.

Иетсуна садится на кровать и просто сверлит Реборна взглядом, ожидая, когда у того сдадут нервы и он всё расскажет про эту хуетень с Вонголой и местом Десятого босса. Говорить что-либо он не намерен. Этот Реборн не его, а Тсуна уже давно поклялся не говорить с призраками прошлого. Он вообще не говорил до шести лет, пока Нана не встревожилась окончательно и не потащила его на приём к психологу. Он помнит как сейчас: врач занимался им уже два месяца, когда у Иетсуны сдали нервы. Он тогда поднял голову от пола — да, обычно на этих приёмах он просто рассматривал пол, отрываясь только на обязательные тесты — и спросил: «А зачем?». Мужчина был потрясён, ошарашен, ошеломлён. Он был твёрдо уверен, что Иетсуна вообще не умеет говорить и работал с ним только из-за того, что ему платили деньги. По его мнению, случаем Иетсуны должен был заниматься кто-то другой. Тогда он ответил: «Что «зачем»?» Иетсуна раздражённо фыркнул и сказал: «Зачем мне говорить?» Психолог не смог ответить сразу. Он замялся, будто не был уверен, знает ли ответ, а потом начал втирать правильную чушь про социализацию, важность общения для общего развития человека и прочее-прочее. Было видно, что он сам не верит в то, что говорит, и этой пылкой речью пытается убедить самого себя. Он захлебнулся на половине слова под взглядом Иетсуны и махнул на него рукой. Мужчина сам знал, что не подействует.

Реборн начинает устраивать себе гамак, не дождавшись от Иетсуны ответа.

Находиться под тяжёлым требовательным взглядом было до странного сложно. Нет, Реборн может с наскока начать тренировать мальца в стиле Вонголы, издеваться и прочее, но интуиция киллера говорит ему, что так он с лица Иетсуны равнодушное выражение не сотрёт.

Тишина угнетает. Так тяжело он себя не чувствовал даже на первой встрече с собратьями-аркобалено. Глупый лакей тогда смог развеять обстановку и оттянул на себя всё внимание.

Реборн не выдерживает.

— А тебе не надо в школу, Никчёмный Иетсуна?

Иетсуна склоняет голову к плечу, продолжая следить за киллером.

Реборн недовольно хмурится.

— В молчанку, значит, играем? Ничего, я ещё тебя разговорю!

Иетсуна спокойно следит за ним, сложив руки на груди и не шевеля ничем, кроме шеи. Его взгляд не тяжёлый — равнодушный, с тусклой искоркой усмешки в самой глубине глаз. Как у Шахматноголового.

Именно это Реборну и не нравится.

Малец на то и малец, что быть взгляда тысячелетнего существа у него не может.

Он же подросток.

Настоящий подросток, а не как аркобалено — тело пятилетнего ребенка, а разум и реальный возраст около дона Тимотео.

Реборн мрачно глядит на Иетсуну и выходит из комнаты.

Только позже он замечает, что совершенно не обратил внимание на внешность ученика и на обстановку в его комнате.

Впрочем, ему наплевать.

Он мило общается с Наной, женщиной в сотни раз приятнее своего сына, и тёмные тучи на душе у него рассеиваются.

То, что Иетсуна куда-то ушёл, он не увидел.

* * *

Официантка приветливо улыбается.

Иетсуна спокойно садится за свой столик и достаточно громко, чтобы его услышали, говорит:

— Мне как обычно.

Кавахира отрывается от каких-то листков и миски острого рамена и удивлённо глядит на него.

— Надо же, Тсуна! Ты уже давно не заходил!

Иетсуна слабо улыбается.

— Зато ты мог зайти в любой момент.

Кавахира перебирается с бумагами и раменом к нему за стол.

— Но в тот же момент ты бы выкинул меня за порог дома! — Кавахира абсолютно искренне возмущается, но в глубине глаз мелькает хитрая искра. Иетсуна ухмыляется, разглядев её, и демонстративно оглядывает Древний туман.

— Действительно, с чего это я забылся… — Иетсуна тянет гласные, мёртвые глаза оживают и населяются всеми чертями ада. — Ты же такой хлюпкий и очкарик… Никак не могу понять, как тебе удаётся выглядеть так грозно в виде Шахматноголового?

Кавахира издает полузадушенный смешок. Он до сих пор не понимает, как его самый интересный знакомый умудряется совмещать в себе сущность Мёртвых небес и такую искреннюю недоненависть-недопривязанность-чёрт-знает-что-ещё к нему, что может скинуть с себя пепел на время их разговоров и просто встреч. Наверное как-нибудь стоит сказать ему это… Как и то, что он определенно переобщался в своей первой жизни с Занзасом, если тот, конечно, и правда обладал даже десятой долей той беспардонности, которую так красочно описывает Иетсуна.

— Секрет фирмы, Тсуна, — он улыбается с неприлично хитрым лицом. — Станешь Шаманом — расскажу.

Иетсуна недовольно закатывает глаза. Точно, как он мог забыть, что Кавахира был и остается хитрозадой сволочью с Реборном головного мозга. Или будет правильней сказать, что это у Реборна Кавахира головного мозга?

— Снова ты про это? В следующий раз повесь перед моими окнами агитплакат с надписью «Иетсуну в Шаманы!», может, подумаю.

Шаман сцепляет руки в замок и ставит на них подбородок.

— Ты же знаешь, что только что подал мне прекрасную идею?

Иетсуна тихо смеётся, Мёртвое Пламя слабо вспыхивает в душе, согревая его и сидящий рядом Туман.

— Чёрт, старость — не радость, Кавахира! Неужели я и правда забыл сказать тебе приветственные слова ненависти?

Кавахира смеётся в кулак и поддерживает игру Неба, абсолютно точно, черт возьми, не из-за того, что не хочет, чтобы это Пламя снова затухало.

— Ты вообще поздороваться забыл.

Они спокойно улыбаются, глядя глаза в глаза, и молчат.

Да, Иетсуна ненавидит Кавахиру. Да, винит его почти во всём, кроме остатков собственной неуклюжести. Но Иетсуна умеет ценить людей, пусть даже Шаманов, и знает, что Кавахира понимает его лучше всех.

Да, Кавахира — последний Шаман. Да, у него на плечах спокойствие всего мира, огромное количество чужих смертей по его вине и четыре камня Три-ни-Сетте. Но Кавахира, кем бы он ни был, так же желает хоть ненадолго отпускать беспокойство за мир, вину и прочую поебень, как это зовет Иетсуна.

Молчание уютно, Пламя Неба кружит вокруг их столика, и, несмотря на его предсмертное состояние и ужасающие шрамы, оно всё ещё способно согревать чужие души.

Иетсуна прикрывает глаза, лениво следя за расслабленной улыбкой Кавахиры.

Да, Иетсуна ненавидит Кавахиру.

Во всяком случае, он предпочитает так думать.

Но Иетсуна чует, что если он спросит то, что хотел, когда только пришёл сюда, то больше Туман не решится быть рядом с ним таким же открытым.

В последнее время слова о ненависти от него звучат всё менее убедительно.

* * *

По настоянию Реборна Нана снова зачислила его в школу.

Иетсуна в десять лет сдал все экзамены экстерном и поступил в медучилище на ветеринара. Нана не зарабатывает, живет на деньги мужа, но сам Иетсуна не желает зависеть от него. Как Внешний Советник Вонголы Иемитсу, конечно, давно состоялся, но вот как отец и муж он и сейчас не доходит своим развитием даже до уровня чайного гриба. Ну, то есть, всё совсем трудно и тяжело. Иетсуну всегда кривит от ужаса и смеха, когда он смотрит за потугами отца изобразить нормальную семью.

Избивать Иетсуну до полусмерти в попытках вдолбить всё необходимое для становления достойным боссом Вонголы у него получается гораздо лучше.

Хотя учитель из отца тоже аховый.

Но факт в том, что Иетсуна сдал все экзамены и зачислился в училище, а для того, чтобы не пришлось клянчить деньги у матери, начал переводить книги на японский и с японского. И сейчас Иетсуна вообще не понимает, зачем его зачислять заново в школу.

Но Реборн — король этого бала хаоса, и его мысли предсказать не способен и Будда. Впрочем, просвещённый мудрец вообще очень далек от понимания психологии таких дьяволов мафии, как Реборн.

Иетсуна ожидает подставы.

Сперва он даже думает, что подстава в том, что он в одном классе с младшим братом. Нет, как бы разница между ними в несколько минут, но Иетсуна на самом деле гораздо старше, и к Тсунаёши относится соответствующе.

Но пиздец всё равно подкрадывается незаметно.

Новенький.

Итальянский.

Ураганный.

С очень приметным именем — Гокудера Хаято.

Честно, Иетсуна пережил столько жизней, что даже с его ставшей совершенной памятью он не может вспомнить, что первое знакомство со своим ураганом у него было именно таким.

Он помнит Хаято как преданную правую руку, проверенного человека, на которого можно было положиться во всём.

Тут он видит вспыльчивого подростка с необузданным темпераментом истинного Урагана и чистокровного итальянца.

Если бы его жизнь измерялась в сердечках, как в некоторых играх, то от шока и морального урона пару сердец просто снесло бы.

Иетсуна равнодушно глядит на бывшего Хранителя. Наверное, он может принять его снова.

Проблема в том, что этот Хаято не его.

Да и клялся же он не говорить с призраками.

Кавахира не призрак — он раньше вызывал только негатив, а сейчас мнение Иетсуны полностью о нём изменилось. Он узнает этого раздражающего Шамана всё ближе и ближе, и пусть тот так и остаётся тем ещё ящиком Пандоры, от которого не знаешь, чего ожидать, но он уже давно стал его ящиком Пандоры.

Хаято же когда-то был очень близок.

Но Иетсуна смотрит на этого Хаято и не находит ничего общего, кроме динамитов.

И это… больно.

Ожившее Пламя вновь гаснет.

Особенно неприятно то, что этот Хаято спутал его с его братом.

Тсунаёши панически пищит и выглядит так, будто сейчас хлопнется в обморок, но глаза нет-нет, да скашиваются на старшего. В глазах Счастливчика Тсуны приговор суда с безжалостным «виновен».

Да, Иетсуна зовёт младшего счастливчиком.

Иетсуна слабо морщится. Особо на эмоции он сейчас не способен, его Пламя оживает только когда появляется что-то или кто-то интересные, а всё остальное время Иетсуна ходит с жуткой пустотой и холодом в душе.

Если же Пламя очнулось, а Иетсуна почуял что-то плохое к тому, на кого направлен интерес, оно сразу снова гаснет.

Поэтому Кавахира настолько аккуратно обходит все болезненные темы для Иетсуны.

Иетсуна слабо морщится. Да, он повторяется, но реакция этого Хаято на то, что он ошибся, отвратительна.

Бедному младшему не остается ничего, кроме согласия.

Иетсуна отворачивается. Ему плевать, что его брату ошибочно забили стрелку. Его глупый трусливый младший брат несказанно раздражает Иетсуну. Хотя бы просто за то, что имя самого Иетсуны теперь ему не принадлежит.

Хотя, конечно, причин не доказывать Хаято, что именно он — Иетсуна, у него гораздо больше, чем одна-единственная маленькая неприязнь к брату. Основная — бороться против детей он не намерен.

Он не Леви-а-Тан.

* * *

Хаято в итоге всё узнаёт.

Это было логично.

Но как Десятого его уже не признают.

Впрочем, Реборн так и не говорит Иетсуне, что вроде как должен превратить его в босса мафии, и, когда Хаято выплёвывает, что такой ублюдок, как он, не достоин места Десятого босса Вонголы, приходится очень натурально изображать непонимание.

Реборн каждый день приходит в комнату к Иетсуне и они просто смотрят друг на друга. Молчанка не прекращается. Они ждут, когда и у кого первым сдаст терпение. В этой жизни Реборн решает действовать так же, как и в первой жизни Иетсуны — измором.

Он тогда действовал так же. Только пытался сделать немного по-другому — он хотел, чтобы Тсуна пожелал его убить, и постепенно подводил его к этому.

Правда он умудрился привязаться к Реборну, и план киллера так и не был выполнен. Сама тактика по отношению к Иетсуне оказалась ошибочна.

Сейчас Реборн снова ошибается.

Иетсуна умеет ждать. И терпеть.

Реборн глядит на Иетсуну.

Молчание.

Иетсуна спокойно выводит иероглифы. Он выполняет домашнее задание по каллиграфии.

Напряжённый и почти злой Реборн его даже не царапает.

И всё же…

Реборн нетерпелив.

— Тебя вообще не интересует, что происходит вокруг?

Иетсуна продолжает выводить кистью ровные строчки.

Реборн нервно отбивает ритм пальцами. Равнодушие почти пугает. Он чувствует себя бесплотным призраком.

К сожалению, бить Иетсуну он не решается.

Это ещё более жутко.

Особенно потом, когда наследник с равнодушным лицом перевязывает переломы и спокойно мажет мазью крупные синяки, задирая кофту. Дистрофичное телосложение парня, жутковатая бледность и равнодушие навеивают ассоциацию с живым мертвецом.

Реборну жутко и интересно одновременно.

Иетсуна потягивается, откладывая кисть в сторону, и закрывает тетрадь. Ему нравится каллиграфия.

— Значит, тебе совсем всё равно?

Иетсуна складывает тетрадь с учебником в стопочку с выполненным. Теперь химия.

Реборн взбешенно скрипит зубами. Равнодушие бесит. Никто не смеет относиться к аркобалено солнца так.

Пламя в душе разгорается и искрит во все стороны.

— Я пришёл, чтобы превратить тебя в достойного десятого босса Вонголы — сильнейшей мафиозной семьи в мире.

Иетсуна наконец-то поднимает глаза на него, и в самой их глубине Реборн видит какое-то удивление, будто сейчас его увидели с совершенно новой стороны.

— Я знаю.

Иетсуна переводит взгляд на Леона, который всегда сливается цветом со шляпой, стоит только появиться в поле зрения наследнику. Хамелеон что-то стрекочет и прячется за федору Реборна.

Иетсуна снова утыкается в тетрадь.

Реборн ошарашенно глядит на него.

— Что?!

— Я знаю.

Иетсуна снова утыкается в тетрадь.

— Откуда?! — Реборн требовательно сужает глаза. — Повторяю, откуда?

Иетсуна кидает равнодушный взгляд на него и снова безмолвно возвращается к домашнему заданию.

— Значит, снова молчишь? — Реборн холодно поджимает губы. — Ничего, ты все же не нем, а язык развязать я тебе смогу.

Леон обращаться в пистолет отказывается.

Реборн бросает неверящий взгляд на взбунтовавшегося питомца.

Ему надо подумать.

Он стряхивает хамелеона со шляпы и вылетает из давящей комнаты.

Савада Тсунаёши неловко улыбается, глядя на Реборна, и тихо спрашивает о том, что случилось и не обижает ли его Иетсуна.

Только сейчас Реборн замечает, что Тсунаёши — сильное небо, чего никогда не чувствовалось в Иетсуне. Чистое. Мягкое, но способное стать в нужный момент на защиту своих и выстоять нерушимым щитом.

Как Луче.

Реборн что-то невразумительно буркает и, не попрощавшись с Наной, выскакивает из дома.

Пламя Тсунаёши, предательство Леона и Иетсуна разбередили слишком многое в душе аркобалено.

Ему надо подумать.

Иетсуна прикрывает шторы, чтобы Реборн не увидел, что за ним следили. Он болезненно дергает лицом и смотрит на печального черного хамелеона, повисшего на его рукаве.

— Это было обязательно, Леон? Он же мразь злопамятная… — Хамелеон краснеет, встопорщивается и недовольно кусает Иетсуну за руку. — Ладно-ладно! Понял. Не буду больше обзывать твоего обожаемого Реборна. — Леон гордо вскидывается и почти по-реборновски ухмыляется, как-то умудряясь смотреть на Иетсуну сверху-вниз.

Иетсуна снова мрачно глядит на занавеску. Хамелеон снова чернеет. Их посещает одинаковая мысль.

— И когда он так умудрился?..

Леон не знает точного ответа. Он покрепче цепляется за рукав Мёртвых небес Три-ни-Сетте.

Иетсуна тяжело опирается на стену и прикрывает глаза.

Комната Тсунаёши располагается как раз за стенкой.

Пламя брата-не-брата спокойно окутывает Иетсуну. Пламя похоже на роскошную перину, в которой можно утонуть и забыть обо всем на свете, просто отдыхая.

Как жаль, что уже давно в жизни Иетсуны всё не может быть так просто.

Пламя брата напоминает Иетсуне самую продажную проститутку в мире.

Оно даже хуже общественного мнения.

Но Иетсуна выкидывает эти мысли из головы.

Ему надо подумать и отдохнуть.

И последнее — срочно.

Иетсуна позволяет себе просто упасть в чужое Пламя и устало съезжает вниз по стене.

Леон грустно глядит на Мёртвые небеса Три-ни-Сетте.

Жаль, он не может просто забить на опасность тех Небес с соседней комнаты.

* * *

Иетсуна спокойно глядит на Такеши, Пламя любопытно посверкивает искрами, а сам парень понятия не имеет, что оказался под прицелом не одного жутковатого взгляда, а трех — профессионального киллера, его хамелеона и самого Иетсуны.

Так получилось, что сегодня они впервые пересеклись лицом к лицу. Один на один. Что странно, первую встречу с Такеши он помнил отлично. Помнил, как посоветовал усерднее тренироваться, чтобы показатели Дождя повысились, как тот сломал руку и попытался самоубиться.

Как спас его с помощью Пули предсмертной воли, которая сделала из его волос пружину.

Господи, сейчас все эти события вызывают смех от своей нелепости и комичности, но он помнит, что тогда ему было совсем не до смеха.

Такеши нервно сглатывает, не зная, что делать. Иетсуна перевёлся к ним внезапно, посреди года, и является откровенно жутковатым типом. Когда он только появился, все ожидали увидеть человека ещё более асоциального, чем Тсунаёши, но он побил все рекорды. Тсунаёши — просто лузер. Не признать этого не может даже такой, как Такеши. Но Иетсуна… Нет тихих «хиии!» по поводу и без, нет неловких улыбок, нет суетливых движений, ничего нет. Иетсуна кажется роботом, идеально замаскированным под человека.

Жутко.

И находиться под его взглядом тоже жутко.

Особенно из-за неестественно ярких янтарных глаз без эмоций внутри.

Глаз какой-то хищной птицы, рождённой для небес.

Иетсуна склоняет голову к плечу, и в уголках губ появляется намёк на улыбку.

— Если результативность твоих тренировок падает — просто отдохни.

Такеши удивлённо вздрагивает. Иетсуна собирает рюкзак и легко выскальзывает из класса.

— И откуда он узнал?..

На следующий день Такеши не приходит в школу.

На следующий он попадает на отработку с Тсунаёши.

А сегодня он готовится сброситься с крыши из-за того, что сломал руку на тренировке.

Иетсуна с сожалением выдыхает. Такеши был самым лучшим хранителем Иетсуны. Единственным, кто практически никогда не получал замечаний от него.

И… Он, конечно, клялся не говорить с призраками — сразу вспоминались дни, когда он заработал шизофрению из-за посттравматического шока, что ему не нравится, — но не предупредить Такеши было бы свинством даже не по отношению к нему, а к самому себе. Да и не хочет Иетсуна позволять Реборну манипулировать его-не его Хранителями.

Хотя, конечно, получается всё как получается.

Иетсуна со слабым раздражением вздыхает. Он стоит на отшибе от всех учеников и даже отдельно от брата, но ближайшие к нему люди всё равно нервно дёргаются от него.

И с чего они его боятся?

— И какой толк от этого?

Ученики затихают, услышав впервые за всё время голос Иетсуны. Такеши вздрагивает и резко поворачивается к нему с почти испуганными глазами.

— Прости, но тебе меня не понять. Бог бейсбола списал меня со счетов и теперь у меня нет иного выхода…

— Это не выход. Это побег. От ответственности. От реальности. От себя, — Иетсуна склоняет голову к плечу. Почти круглые янтарные глаза смотрят, не моргая.

Птица.

Беркут или гарпия.

Такеши после разговора с Иетсуной специально искал в интернете статьи про хищных птиц.

Такеши хмурится, когда осознаёт слова парня.

Иетсуна слабо ухмыляется.

— Не отрицай, Такеши-кун. Тебе просто надоел бейсбол. Прими и успокойся. Лезть из-за этого в петлю не обязательно, да и… Если ты спрыгнешь с этого этажа, то не умрешь. Поломаешься, возможно потеряешь способность двигаться, но не умрешь. — Такеши удивленно распахивает глаза и отшатывается. Тсунаёши испуганно тянет свое «Хиии!», но в последний момент бейсболист всё же удерживает равновесие. Люди на крыше недовольно ропщут что-то про «песьего выродка» и «чертового хафу(1)», в сторону Иетсуны доносятся негодующие выкрики.

Иетсуна снова устало вздыхает.

— Впрочем, это бесполезно. Хочешь умереть — умирай, меня это не особо касается. Я просто стараюсь избежать лишних потерь гражданского населения. Я тебе уже советовал временно прекратить тренировки и дать себе отдых, ты не послушал.

Иетсуна резко на пятках разворачивается спиной к Такеши. Среди людей раздаются панические выкрики — парень всё же срывается.

Иетсуна закрывает за собой дверь и устало прислоняется к ней. Если Дождь ничего не поймёт — он ему помогать больше не станет.

Таково его решение.

Иетсуна быстро выходит во внутренний двор школы. Парни из ДК удерживают спасательное полотно, с которого, пошатываясь, сходит Такеши.

— Благодарим, Савада-сан! Если бы вы не предупредили — мы бы не были готовы к такой ситуации!

Какой-то парень из Комитета улыбается, искренне благодаря Иетсуну и наблюдая, как остальные сворачивают полотно. Такеши сидит на земле и его тихо потряхивает.

Иетсуна равнодушно возвращается в школу. Такеши жив, а остальное его не волнует.

На дороге домой за ним увязывается Дождь.

И, возможно, Иетсуна предвзят, но этот призрак совсем не бьёт по больному своей знакомой улыбкой и характером, в отличие от многих остальных.

* * *

— Хахаха! Нана-доно, вы прекрасная женщина! — Кавахира европейским жестом целует Нане кончики пальцев, хитро подмигивая остолбеневшему Иетсуне. — Хм, какое несчастье! Мне уже пора!

Кавахира легко выпархивает с кухни, проскальзывая мимо Иетсуны, и выходит на улицу. Реборн недовольно сверлит ему спину взглядом.

Иетсуна измученно трёт затылок.

— Мам, я тут вспомнил, что забыл учебник в кабинете химии, я обратно в школу.

Нана искренне причитает что-то, но Иетсуна уже разворачивается к ней спиной и закрывает дверь на кухню.

Кавахира не ушел далеко. Он идет спокойно, неспешно, и для Иетсуны иногда становится полупрозрачным.

Иетсуна успокоено прикрывает глаза. Значит, он правильно понял.

Иетсуна поворачивает в сторону школы и идёт туда.

Реборн недоуменно щурится, глядя на идущих в разные стороны Кавахиру и Иетсуну. В то, что они знакомы, он не верит ни капли. Иетсуна не кажется тем, кто будет общаться с таким типом, как этот Кавахира.

Но Иетсуна не пытается выяснить, что это за человек. Он целенаправленно идёт в химический класс.

«Может, они и правда знакомы?» — Реборн хмурится и сам себе отвечает: «Нет. Кажется, Иетсуне и в самом деле просто всё равно.»

Но это не помешает ему проверить всё про этого Кавахиру. Реборну он категорически не нравится.

Иетсуна заходит в класс и начинает искать учебник.

— Бедный Реборн, — тянет Иетсуна, со слабой насмешкой глядя на уходящего репетитора. Пламя всё ещё слабо теплится в душе, так и не затухнув после ухода Такеши. — Но ты уверен, что он не заметил вмешательства?

— Это была простейшая иллюзия. Она базируется в основном на подсознательных мыслительных процессах жертвы и просто немного воздействует на мозговые центры, внушает уверенность в какой-то мысли, что уже хоть раз появлялась в его сознании. Пламени при этом надо самый минимум и воздействует оно точечно, что сводит возможность обнаружения почти к нулю.

Иетсуна склоняет голову и хмурится.

— Оно сложно звучит. Что он думает? Какой тактики мне придерживаться?

Кавахира спокойно растягивается на парте, закладывая руки за голову.

— Сейчас он твёрдо уверен, что тебе на меня наплевать, мы не знакомы и тебя больше интересует потерянный учебник.

— Ясно, — Иетсуна осторожно садится на край парты, чтобы случайно не столкнуть Шамана с неё, и смотрит сверху вниз. Внезапно Иетсуна вспоминает ещё кое-что… — Черт, я тебе уже говорил, что ненавижу тебя? — Кавахира усмехается и жмурит глаза. Про камеры он не упоминал, и, соответственно, ничего не сделал. Стоит Реборну проверить их, и станет ясно, что Кавахира просто водит его за нос. — Твоя любовь издеваться над аркобалено не должна распространяться и на меня!

Иетсуна картинно сталкивает Шамана с парты и сам валится на неё звездой.

Позиция меняется. Теперь Кавахира, который как чёртов кот все же приземлился на ноги, садится на край парты и смотрит на Небеса со сдержанными смешинками, — глядеть на него сверху вниз в прямом смысле редкая возможность, против которой он ничего не имеет, — а Иетсуна лежит и притворяется, будто его убила безобидная шутка Шамана. Если честно, то эта шутка и в самом деле безобидна, учитывая скверный юмор Кавахиры и его огромные возможности.

— Может, ты откроешь глаза? — Кавахира смотрит на него, ожидая реакции. — Тсуна, я знаю, что ты жив.

— Глаза б мои тебя не видели… — беззлобно ворчит Иетсуна. Кавахира мягко смеётся. — Ты специально развёл меня на эту фразу? Ками-сама, я иногда начинаю думать, что ты мазохист.

Иетсуна лениво приоткрывает глаз, следя за Шаманом.

— Наоборот, — тот улыбается. — Ты говоришь это со смехом, а твоё Пламя при этом разгорается сильнее. Ты ко мне привязался, и не смей это отрицать. А мне приятно слышать, что кто-то проклинает меня не всерьёз.

Иетсуна устало-искренне улыбается.

— Даже не поспоришь.

Оба молчат.

Кавахира нагло располагается на Иетсуне.

— И почему ты мне раньше казался серьёзным, приличным и в чём-то скромным человеком?

— Ты плохо знал меня, а я плохо знал тебя. Теперь терпи.

Иетсуна фыркает.

— С рождения терплю.

Так уж получилось, что Кавахира вообще оказался первым, кого отчётливо увидел Иетсуна. Из-за слишком большого объёма памяти и знаний Иетсуны в неподготовленном мозгу младенца что-то переклинило, и многие безусловные рефлексы, да и не только они, оказались сильно повреждены. В начале жизни для него было обычным делом проснуться не из-за голода или… кхм… а из-за того, что во сне тело забыло, что надо дышать. Или из-за того, что появилось дурацкое чувство остановки сердца. Обычно Иетсуна успевал всё вовремя перехватить и даже удачно дожил до этого дня, но некоторые моменты, такие как реакция зрачка на свет, ему упрямо не поддавались.

Кавахира к тому моменту уже давно засёк старую душу, переродившуюся с памятью, но никак не мог её найти (по его мнению что-то зачастили к нему в гости различные слишком памятливые души). А тут такая удача! Один завсегдатай Раку-раку-кен пожаловался на то, что у него сложный пациент — младенец с сильными сбоями ЦНС и ПНС. Это было просто совпадение. Он упустил тот момент, когда Иетсуна ещё был в роддоме, — просто не понял сперва, что душа обосновалась не где-то в соседних городах, а в его Намимори, — а потом оставалось только искать младенцев с проблемами с нервной системой, но они обычно проявляются не сразу.

Он ни на что не надеялся.

Но тот младенец как раз и оказался тем, кто ему был нужен.

А дальше дело техники — прочесть память, стереть её и вернуть нервную систему в норму. Он, конечно, не врач, но Туман. И, естественно, мог напрямую влиять на нервную систему.

Проблемы появились уже на первом пункте — память просто не открылась ему, а младенец выразительно показал фак. Стереть личность не получилось тоже. Вытащить душу из тела оказалось настолько энергозатратно, что показалось, будто он снова вернулся в то время, когда на нём висели все семь камней Три-ни-Сетте.

Кавахира смирился, особенно после того, как увидел, что Три-ни-Сетте присутствие этой души никак не вредит, и решил просто вернуть ЦНС тела в норму, чтобы потом лично стрясти информацию с этого перерожденца.

— Пф, — Кавахира дёргает Иетсуну за прядь волос, требуя пояснений к внезапному звуку. — Я просто вспомнил нашу первую встречу.

— Ясно… Ты так и не поинтересуешься, зачем я тебя позвал?

Иетсуна мстительно дёргает волосы Кавахиры. Он никогда не признается, но эти шелковистые белые волосы ему отчаянно нравятся.

— Я ждал только этого вопроса, — Иетсуна улыбается. Пламя сегодня было живо удивительно долго, и он готов простить Кавахире любую хрень, что он устроит. Просто Кавахира сам по себе такой, что не может не устроить какой-то пиздец из ничего, особенно если это касается Иетсуны. — Ну давай, поясняй, что там у тебя.

— Ты говорил, что не общаешься с призраками. Но с этим Дождем ты отчего-то сегодня устроил целый диалог, а два дня назад ещё и начал говорить с ним первым, — Кавахира лениво переворачивается на бок, скатившись с Иетсуны, и подставляет руку под лицо. — Как мне это расценивать: как решение попробовать не глядеть в прошлое или наконец-то большой шаг по излечению твоей психики?

Иетсуна пробует встать, но рука Шамана на груди внезапно начинает напоминать каменные тиски. Оу… Иетсуна и в самом деле больше привык думать про Кавахиру, как про всесильного пользователя пламени, забывая, что все Шаманы, даже Туманы, обладают нечеловеческой силой. И что сам Кавахира, несмотря на то, что когда-то считался самым слабым физически Шаманом, без затруднений разбивал стены двухметровой толщины рукой, что лежит у него на груди, а другой в то же время нервно поправлял очки, почти испуганный искренним восторгом Иетсуны.

— Скорее как первое, совмещенное с воздействием Пламени Дождя и моим эгоизмом.

Кавахира мрачнеет.

— Ты позволил его Пламени повлиять на тебя?!

Иетсуна тихо смеется.

— Почему твой вопрос звучит слово в слово, как обвинение Бьянки, что я ей изменил с Хроме?

Такой момент и правда был. Правда, он ей не изменял и она не правильно поняла ситуацию — они и правда выглядели очень… компроментирующе, но ни у него, ни у Хроме не было и мыслей в этом направлении. Они надеялись только выжить и вернуться домой, а степень сожженности одежды как-то тогда была вообще побоку.

Кавахира завис, временно словив критическую ошибку, а потом начинает смеяться вслед за Иетсуной.

Шаман утирает выступившие слёзы и садится.

— Но всё равно. Зачем ты это сделал?

Иетсуна прикрывает глаза.

— Не знаю. Захотел.

Кавахира почти зло смотрит на него. Он как всегда услышал больше, чем Иетсуна хотел показать. Помещение потемнело, воздух сгустился, и Пламя Тумана заклубилось по полу, принося мёртвую сырость.

— Тогда почему ты не принял помощи от меня?

Иетсуна лежит, будто ничего не происходит — он переживал и больший пиздец, чем злой Шаман, и просто кладёт руки за голову, ложась так же, как Кавахира раньше.

— Знаешь, в чём разница между Пламенем Тумана и Пламенем Дождя с точки зрения Неба? — Кавахира склоняет голову, ожидая продолжения. — Туман может успокоить, может изобразить все свойства Дождя, но Небо всегда будет чувствовать, что это иллюзия.

Кавахира недоуменно приподнимает брови. Пламя Тумана тает в воздухе, и чувство беды исчезает.

— И всё?

— И всё. Дождь всё делает непринужденно. Дождь размывает важность самих причин для беспокойства, грусти и прочего, просто походя с улыбкой, как Такеши, или, как Скуало, с ором и матами, и просто не оставляет места для них, но не мешает, не навязывается и… Сложно объяснить. Туман наоборот создаёт. Ты же сам знаешь. Даже стирание памяти для Тумана — это просто создание какого-то блока. Или как ты любишь больше всего — создание микроскопических чужеродных включений, из-за которых нужные нейроны просто вскоре умирают. Все разрушительные действия ты можешь воспроизводить, только насытив что-то своим пламенем до того состояния, когда всё просто взрывается от перенапряжения. Ты же не Мукуро, в конце концов. Не могу поверить, что ты этого не знал.

Кавахира задумчиво глядит на Иетсуну и медленно кивает.

— Знал. Просто не обдумывал это с такой стороны. — Иетсуна улыбается, Пламя Неба снова свободно окутывает их, и в класс снова возвращается тепло. — Но если снова посмеешь принять кого-то Хранителем, я за себя не отвечаю, — Кавахира сжимает подбородок Иетсуны, недобро щурится, и в его глазах застывает зловещее обещание. — Дождя и Грозы достаточно.

Иетсуна мягко смеётся и начинает жутковато напоминать Джотто. Кавахира встряхивает головой, прогоняя эту мысль.

— Достаточно, согласен.

Древний Туман успокоено улыбается и встает, подавая руку Иетсуне.

— В Раку-раку-кен?

— Только за счёт заведения!

Они выходят из класса, и по коридору разносится их общий смех.

Они так и остаются теми, кем были.

К сожалению, изменить личность не так легко, как на время забыть о своем прошлом.

* * *

Ламбо с первого взгляда вызывает только раздражение. Глупый, избалованный, громкий и не знающий меры ребенок. Нет, Иетсуна мог подобрать ещё больше эпитетов, но просто не видит смысла тратить своё время на что-то столь бесполезное.

— Умри, Риборн! — коровоподобный ребенок на дереве наставляет на Реборна пистолет. — Получай!!! — Пистолет не стреляет. — Хм? Ой…

Ни Реборн, ни Иетсуна не обращали внимания на него.

Ветка трескается, ребёнок летит вниз, а Иетсуна с трудом сдерживает рефлекс, чтобы не подорваться ловить его. Этот Ламбо не его.

Его Ламбо стал хорошим Хранителем Грозы, но только после того, как они всем своим цирком на выезде (ну, то есть Вонголой, ЦЕДЕФ, Козато, которые так и остались возле него и все же потом заслужили место в Альянсе, остальными друзьями и союзниками Иетсуны и даже Варией) взялись за его воспитание. Конечно, результат получился не сахар, но и они не маршмеллоу, чтобы не выдержать спевшихся Франа, Бьякурана и Ламбо.

Да, этот Ламбо — просто один из семьи Бовино.

И у самого Иетсуны уже есть Гроза.

Он не променяет его на капризного ребенка.

Реборн с интересом глядит на резко успокоившегося ученика.

Ему хочется узнать, что за мысли посещают голову Иетсуны.

Жаль, что он не Туман.

Иетсуна спокойно возвращается к домашнему заданию. Реборну действительно нравится, что ему не надо ничего объяснять.

Нана беспокойно выбегает на улицу на звук плача во дворе.

Она забирает Ламбо в дом и подпрягает Тсунаёши ей помогать.

Иетсуна прислушивается к тому, что происходит на первом этаже.

Ламбо не станет тем, кого Иетсуна считает своей семьей. Он не будет ленивой заразой с неутолимой жаждой издеваться над окружающими и высмеивать низкий уровень интеллекта Гокудеры, Мукуро, Бельфегора и Гаммы.

Он станет Хранителем Грозы лживого Пламени Тсунаёши и так и останется на всю жизнь избалованным придурком с единственным законом — своим «хочу».

Иетсуна прикрывает глаза, ощущая как снизу тихо звенит установившаяся связь.

Бедный Ламбо.

Как ему надо мало, чтобы сделать это.

— Не отвлекайся, Никчемный ученик!

Иетсуна спокойно продолжает заниматься.

Ему по большей части действительно всё равно.

Просто… немного жаль, что в этот раз Пламя не испустило ни искорки.

По лестнице кто-то громко пробежал вверх.

Дверь с грохотом раскрылась.

— Давно не виделись, Риборн!!! Это я — Ламбо!!!

Иетсуна морщится и даже хочет попросить мелкое недоразумение снизить количество децибел, но молчит. Ламбо на самом деле стоило одеваться в костюм осла, поэтому Иетсуна не проронил ни звука. Только социофоб в душе Иетсуны снова завёл волынку, что теперь им не найти укромного места.

— Эй, не игнорируй меня!!! Я прибью тебя, черт побери!!!

Теперь Иетсуна недовольно кривится. Как раздражает. Затухшее кострище в его душе испускает несколько злых, как осы, искр.

Одно плавное движение, и Ламбо с ножом улетает в окно.

Кто-нибудь подайте Иетсуне пистолет из его заначки — он избавит мир от этого мелкого пиздюка с манией величия. Занзас, почему тебя нет, когда ты так нужен?

Нет, у Иетсуны есть принципы. Их более чем достаточно, и он следует им большую часть времени с тошнотворной точностью. Только в последние дни нервы начинают сдавать, вот он и делает невесть что.

Но сейчас Ламбо ему никто и звать его никак. Он даже ребёнком не воспринимается. Просто раздражающий осел с тупыми коровьими глазами и луженой глоткой.

Возможно, он несправедлив. Иетсуна почти уверен, что несправедлив. Но глядеть на двух разных людей с одной внешностью и одним пламенем выше его сил.

Реборн чему-то своему хмыкает, глядя на ученика.

С какого хрена у гражданского мальчишки движения матерого мафиози, он не знал. Куда смотрели люди Внешнего советника, он даже не догадывался. Только мог предположить, что они вместо наблюдения за мальчишкой читали порнуху или ещё что-то вроде этого, а потом просто сочиняли доклады.

Из-за стены просачивалось Пламя Тсунаёши, и по этому Саваде у Реборна тоже были вопросы.

Пламя, так напоминающее Луче, нервировало хуже самого Иетсуны.

Особенно тем, что Реборн с трудом удерживал своё Пламя от того, чтобы не заключить связь Хранитель-Небо с Тсунаёши.

* * *

То, что жизнь покатилась в Тартар, Иетсуна понял ещё в первой жизни — когда его назначили боссом Вонголы.

То, что он уже давно живет в полной заднице и ему не привыкать, что одна хрень поменьше превращается в хрень побольше и разрастается до размеров галактики, он осознал, когда его на встрече с одной вражеской семьёй для заключения мирного договора умудрились отравить какой-то дрянью, против которой не смогла придумать противоядие даже Бьянки в паре с Верде, и он умер, но внезапно осознал, что переродился, а Три-ни-Сетте настойчиво попросила спасти и этот мир.

То, что жизнь — редкая дрянь, он понял в тот момент, когда спустя n-онное количество перерождений родился чихуахуа, из-за чего не смог спасти мир и умер в тот момент, когда он разрушился.

Сейчас он уже не удивляется ничему. Особенно он не удивится, если когда-нибудь всё же вытянет из Кавахиры признание, что та чихуахуа была его экспериментом по созданию какой-то невосприимчивой к Пламени жуткой тварюшки, не способной ни провести сквозь себя Пламя, ни получить какой-то урон от него.

Но это всё лирика.

Сейчас Иетсуна просто ещё раз убеждается, что жизнь — дрянь, и злоебучее «ещё хуже» всегда может настать.

Сейчас Иетсуна стоит с банкой колы в руках и глядит на уезжающую отравительницу. В голове стоит диссонанс от различий той его Бьянки и этой.

Он тяжело вздыхает и отшвыривает банку подальше. Кола на половине пути взрывается, заливает странной фиолетовой жижей всё вокруг, и асфальт зло шипит и пузырится под её действием.

— Ох, Тсу-чан, мне кажется, или ты почему-то загрустил? — кто-то вешается на него сзади, закрывая его глаза руками. — Угадай кто?

Иетсуна фыркает.

— Ты думаешь это так сложно, Бьякуран? И почему меня окружают одни блондинки?

Бьякуран со своим фирменным слащавым оскалом выскальзывает из-за спины Иетсуны.

— Ну-ну, ты теперь тоже блондинка, не забывай про это!

Бьякуран без разрешения подхватывает Иетсуну под руки и тащит куда-то за собой. Как и думал Иетсуна, его притащили в пекарню-кондитерскую.

— Ну так что случилось-то? Выкладывай!

Бьякуран залипает на витрину со сладостями.

— Бьякуран, если где и говорить по душам, то не в кондитерской.

— А?.. Ты что-то сказал?

Иетсуна слабо улыбается и тепло смотрит на Бьякурана.

Если забыть, что он считает людей нежизнеспособным видом животных, которых давно надо всех перебить, то он действительно очень забавный и хорошо умеет поднимать настроение.

Иетсуна знает, что Бьякуран просто придуривался, что ничего не услышал. Бьякуран знал, что Иетсуна знает. Но если это может отвлечь бывшего Нео Примо от плохих мыслей, то Бьякуран не против поприкидываться дураком.

Мёртвое Небо Иетсуны снова на время оживает, и в душу возвращается тепло.

— Говорю, что по душам надо говорить где-то в другом месте.

Бьякуран с искренним негодованием и почти детской обидой смотрит на Иетсуну.

— Почему?!

Иетсуна тихо смеется.

— Ладно, забыли, зефирка. Что хочешь? — Бьякуран хитро щурится. Бывший Нео Примо настороженно сверкает в его сторону глазами. — Сразу говорю, что ответ «Всё!» не принимается!

— Черт! Выбирать слишком сложно! Ты жесток, Вонгола! — Бьякуран тяжело вздыхает, беспомощно глядя на витрину.

Через полчаса жарких споров, что нужно купить, а что необязательно, они вываливаются из кондитерской с увесистым пакетом сладостей.

— Так мы куда? Ко мне или к тебе?

Бьякуран выжидающе смотрит на Иетсуну, и тот, не сомневаясь, отвечает:

— К тебе. У меня сейчас Реборн, лишние проблемы только будут.

Они одновременно понимающе усмехаются.

— Ясно. У меня правда там всё скромно, но…

— Но и мой дом не летняя резиденция Вонголы.

Бьякуран снова довольно щурится и ведёт Иетсуну в полностью снятую гостиницу.

Иетсуна бесшумным шагом входит в приветливо распахнутую дверь и скидывает обувь.

Сладости они сваливают на диван и садятся с двух сторон возле них.

— Ты мне так и не рассказал, что случилось.

Бьякуран включает телевизор, выключает свет, закрывает шторы и внимательно глядит на Иетсуну сверху вниз, подсвечиваемый сбоку телевизором. Иетсуна спокойно улыбается и кивает на телевизор на экране которого идёт «Звездные Войны: Война Клонов».

— Ты же и так уже знаешь. Даже подготовился и стащил у какого-то несчастного из параллельного мира этот диск.

Бьякуран снова лениво валится на диван и запускает руку в сладости.

— Ну, я же помню, что это твоя любимая часть. Кто виноват, что тут она ещё не вышла? — Иетсуна прикрывает глаза, вслушиваясь в происходящее на экране. Бьякуран снова вспоминает, зачем притащил его сюда. — И тем не менее я хочу, чтобы ты озвучил это. То, что я всё знаю, ничего не меняет.

Иетсуна тяжело вздыхает.

— Бьянки.

Бьякуран тяжело глядит на него.

— То, как они различаются, да?

— Да. Ты же и сам знаешь.

Иетсуна на ощупь что-то начинает искать в куче съестного. Он наталкивается на руку Бьякурана, но убрать её уже не получается — Бьякуран вцепился в Иетсуну, как клещ.

— Тсу-чан, посмеешь сравнивать меня с клещом — вспомню свои старые планы по уничтожению мира.

— Ну-ну, апокалипсис не предусмотрен расписанием! — Иетсуна искренне смеётся и решает придержать свои мысли при себе. С Бьякурана ещё станется и правда выполнить угрозу. Иетсуне на самом деле плевать на мир, но он знает, что Кавахире было бы сложно жить на пепелище с разрушенной Три-ни-Сетте. — Зефирка… — Бьякуран шипит на него, и Иетсуна снова смеётся. У Иетсуны мёртвые глаза и смех сейчас кажется издевательством. Бьякуран думает, что Бьянки надо было умереть ещё в утробе матери. — Раньше было проще. Миры если и были похожи на мой первый, но я больше никогда не был тем, кто будет тесно взаимодействовать со своими прошлыми Хранителями или ещё кем-то из первой жизни. А сейчас… Это почти больно. — Бьякуран кривовато улыбается. Он никогда не перерождался, но путешествовать по мирам ему приходилось. Он знает, что это такое. Когда-то он почти то же испытывал к Юни. — Чёрт, а я ведь её и правда любил… — Иетсуна прикрывает глаза, вспоминая. — Самое забавное, что для всех новость о том, что мы встречаемся, оказалась даже большей неожиданностью, чем брак Хроме и Занзаса. Хотя, конечно, таких глобальных разборок, как с Занзасом, не было. Занзас тогда отхватил по морде даже от самих Мукуро и Фууты, не говоря уже о Кёе, Гокудере и остальных. Правда Реборн потом две недели меня игнорировал. А как же! Я же переманил его главную поклонницу! Он ещё говорил, что-то вроде, что не простит меня за то, что я женился на девушке, которая готова носить футболку с принтом его имени не из-за титула сильнейшего, — Иетсуна грустно улыбается, а Бьякуран жадно ловит каждое слово. Иетсуна из того раздражающего типа людей, которые всё всегда терпят, копят, молчат, а потом однажды взрываются, и мир рвётся на лоскуты. В случае с Иетсуной — буквально. — Кстати, потом оказалось, что именно Хроме предложила Занзасу жениться на себе с подачки Такеши, который уже давно видел какие-то там чувства между этими двумя. — Бьякуран смеётся. Он всегда подозревал, что этот Такеши редкий тихушник. — После нашей свадьбы с Бьянки по всему мафиозному миру еще долго курсировали слухи, что она соблазнила меня намеренно, чтобы я не выкинул её братца из Семьи. — На экране кто-то в кого-то стреляет из бластеров. Бьякуран возмущённо фыркает.

— Идиоты!

Иетсуна с усмешкой глядит на Бьякурана.

— А я что говорю? Ты еще не верил, что ли? Я помню, что когда умирал, жалел очень о многом. Хотя, конечно, больше всего о том, что мой младший будет расти без отца. — Иетсуна поднимает глаза куда-то в потолок и проводит рукой по волосам. — Я сам такой. Вместо нормального отца у меня было обещание, что он когда-нибудь приедет. А потом Иемитсу стал вообще чужим человеком. Его заменил Реборн. Когда я умер, Дино было только пять. У него были светлые волосы и вообще он был похож на уменьшенного Джотто, — Иетсуна закрывает глаза и рвано сжимает в кулак левую руку, впиваясь ногтями в кожу. В своей четвёртой жизни он как-то распустил всю её на лоскуты, но так и не умер. — Джотто души в нем не чаял. Вылезал из кольца чаще, чем ходил ко мне, и постоянно просил звать его nonno(2). Когда я умирал, то надеялся только на него. Я не мог попрощаться с сыновьями — сразу после того, как чёртов яд подействовал, я постоянно находился в полузабытьи-полуагонии. Им нельзя было видеть меня таким. — Бьякуран переползает поближе к нему и притыкается сбоку, как кот. Половину сладостей он уже съел, поэтому в этом манёвре нет никаких сложностей. — Это не правильно. То, что мои Хранители видели мою смерть. Небо в моём родном мире считалось самым живучим элементом и почти всегда уходило после своих Хранителей. Это только Дино да я такие уникумы, что даже вовремя сдохнуть не могут. Но Дино-то никто, кроме нас, Ромарио и подчиненных не держал, не было у него Хранителей, вот и позволил себе подохнуть в засаде. Его смерть сильно ударила по всем. Особенно по Кёе, но этот, как всегда, старался всё скрывать. Придурок хищный. — Иетсуна слабо улыбается, вспоминая родную дурку ещё в полном составе. — Если бы Дино был жив, то ему точно понравился бы мелкий. И он, наверное, начал бы устраивать с Мукуро битвы не на жизнь, а на смерть, чтобы понянчиться с дочерью нашей Наги-чан. Я, конечно, уже умер к моменту рождения малышки, но интуиция мне заранее сообщила, что это девочка. Я даже знаю её имя — мы тогда скинули в федору Реборна все имена и Хроме методом тыка вытягивала. Иемитсу и Гокудера — идиоты. До сих пор не понимаю, как им пришло в голову закинуть туда имя Тсунаёши. Такое чувство, что это единственное имя, которое они знают. Тогда-то мы это имя разжаловали, но после моей смерти интуиция сказала, что теперь малышку так и назовут. Жалко, что из-за меня Хроме родила на месяц раньше. Ей до последнего не говорили, что со мной, даже Занзас, но за несколько минут до моей смерти она смогла прорваться в палату. Мукуро тогда слишком вымотался, не спал все три дня, чтобы мне было не так хреново, и случайно пропустил ее. Ну, по крайней мере я умер в почти полном кругу семьи и в привычном хаосе.

Иетсуна с сарказмом смеётся в пустоту.

Бьякуран уже и вовсе без разрешения обвил его талию руками и положил голову на его плечо.

— Рассказывай дальше, мне интересно. — разрешает

— Зефирка, тебе не кажется, что это наглость?

Бьякуран косит на него краем глаза.

— Не-а. Рассказывай-рассказывай, давай.

Иетсуна улыбается.

Следующие несколько часов он рассказывает Бьякурану различные байки из своей жизни, пока тот не засыпает.

Иетсуна аккуратно выпутывается из рук и ног Бьякурана и тихо выходит из гостиницы.

— Какой же он ещё ребёнок… — Иетсуна качает головой с умиротворённой улыбкой.

— Не забывай, что этот ребёнок преследовал тебя много жизней подряд, вышвыривая души тех Бьякуранов, в чьи миры ты попал, из тел и сам поселялся там незаметно для моих параллельных копий.

— Кавахира, ты нарываешься, чтобы я и тебя назвал ребенком из-за этой детской ревности? — Иетсуна поднимает брови, глядя на Шамана. — И тем не менее. Согласись, он просто очаровательно ревнует меня к Бьянки и тебе. Так по-детски.

Кавахира недовольно фыркает, глядя на гостиницу взглядом очень далёким от благожелательного, и с сарказмом говорит:

— Конечно. Он так по-детски разрушал мир, пока ты его не остановил.

Иетсуна смеётся.

Жизнь, конечно, дрянь, но смеяться над этими двумя Иетсуна никогда не прекратит.

Их ревность слишком забавна.

Сразу появляется желание жить.

Хотя бы ради того, чтобы посмотреть, как его поделят — кому руку, кому ногу.

Иетсуна фыркает и вновь смеется от своих мыслей.

Да, если вести размышления в такую сторону, то уже надо писать завещание, в котором будет содержаться приказ отдать его тело Бермуде. Или Варии. Хотя в Варии же Луссурия… надо будет оставить приписку лично ему: «Прошу, не смей засовывать в мое тело то, чего не надо» и пририсовать расчлененного кота из Шрека со своими фирменными глазками со слезами и лапами в молебном жесте. Хотя, конечно, из него художник, как из биты — меч. В смысле возможно, но маловероятно. Надо будет попросить Бьякурана. Иетсуна до сих пор смеется с его детских рисунков для развития мелкой моторики пятилетнего Кавахиры с пустышкой аркобалено и вытащенными из вспоротого живота кишками.

— Что такое?

— Нет, ничего!

Кавахира с подозрением смотрит на него, а потом улыбается и переводит тему.

— Кстати, у меня интересные новости…

* * *

— Доставка пиццы Вонгола (с моллюсками)! Спасибо за заказ!

Тсунаёши с недоумением глядит на девушку. Он не помнит, чтобы они что-либо заказывали.

Внезапно она неизвестно откуда достает противогаз и одевает его.

— Наслаждайтесь!

Коробку открывают. По комнате распространяется резкий запах, и Тсунаёши хватается за горло.

— Гха… М-мне плохо…

Коробку стремительно выбивают из рук девушки.

— Чаосс, Бьянки.

— Реборн… — Бьянки снимает противогаз. В её глазах появляются слезы и она опускает голову. — Я приехала, чтобы забрать тебя… Давай выполним какую-нибудь важную миссию вместе, Реборн… Спокойное место тебе не подходит. Твоё место в тёмном мире, в котором полно захватывающих дух опасностей. — Она проходит в прихожую.

— Я же говорил тебе. Моё задание — превратить Иетсуну с достойного босса, так что сейчас я занят.

Иетсуна бесшумно подходит ко входу в дом и теперь уже спокойно глядит на Бьянки.

—… Бедный Реборн. — Она утирает слезы. — Если десятый не умрет из-за несчастного случая, то Реборн не сможет вернуться… — Бьянки разворачивается и застывает от неожиданности. Она хотела отравить младшего Саваду, чтобы Реборна не подпрягли создавать босса из него после смерти Иетсуны, но пицца была отправлена в дальний полет Реборном, а старший Савада оказался весьма жив и даже здоров. — Ты жив?!

Иетсуна холодно усмехается.

— И даже здоров. — Он склоняет голову к плечу. Реборн ошарашенно смотрит не него, и на его лице метровыми буквами написано: «Мне пришлось разводить тебя на два слова черт знает сколько времени, а ей ты что-то говоришь со второй встречи?!». — Выметайся из моего дома. — Иетсуна со спокойной улыбкой направляет пистолет на Бьянки и взводит курок. Вкупе с равнодушными птичьими глазами выглядит напрягающе. Реборн готов поставить свою федору на то, что он и правда может убить без сожалений.

Бьянки дерзко ухмыляется, делает шаг вглубь дома и вздёргивает подбородок.

— Ты и правда думаешь, что я поведусь на угрозу вчерашнего гражданского?!

Реборн нервно дергается и вскрикивает:

— Дура!

Иетсуна с холодной насмешкой глядит на своего репетитора и стреляет. Тсунаёши, про которого все забыли, издает испуганное «Хиии!!!» и падает на задницу. Гокудера резко выскакивает с кухни, на которой он помогал Нане с готовкой.

Иетсуна подходит к мёртвой девушке и плавным движением садится возле неё.

— Я никому не позволю угрожать моей семье, Реборн. — Он безмятежно глядит на киллера. Реборн мрачнеет. Сходство с Фонгом сейчас пугает и заставляет чувствовать себя идиотом. Он что-то упустил. Все они что-то упустили. Иначе объяснить навыки профессионального убийцы у «милого гражданского мальчика с проблемами в выражении своих эмоций» невозможно. — Ты меня понял, Аркобалено Солнца?

Реборн поджимает губы.

— Понял.

Реборн теперь твёрдо уверен, что пытаться принудить никчёмный гражданский Туман к разрыву связи Хранитель-Небо не стоило. Кем бы этот Кавахира не был, Савада вцепился в него руками и ногами и отпускать не намерен. В то, что Туман не попытался разорвать связь, Реборн не верил. Он гражданский. Он бы послушал Реборна.

А вот звать своего ученика Никчёмным уже не получалось.

Гокудера отмирает от шока и взбешенно достает динамит.

— Ублюдок! Уйди от сестры! Я убью тебя!

Иетсуна равнодушно глядит на Ураган и направляет на него пистолет, так и не отойдя от трупа ни на шаг.

— Шаг вправо, шаг влево — расстрел. Прыжок на месте приравнивается к попытке улететь.

Реборн с недовольством отмечает, что ирония Иетсуны почти рассмешила его.

Ему надо отдохнуть от этого.

Иетсуна слишком подавляющ, чтобы чувствовать себя в безопасности.

Под его взглядом всегда есть чувство, что, как сказал ученик, «шаг вправо, шаг влево — расстрел».

Гокудера молчит, застывший в своей позе с подготовленными динамитами, но двигаться не решается. Так он не отомстит за сестру.

Реборн пинком поднимает Тсунаёши с пола и тащит его на второй этаж. Гокудера зло глядит на уходящего киллера. Тот мог приструнить ученика. Гокудера уверен, что это так. Но он предпочитает молчать. По мнению Гокудеры, это ставит его на одну планку с ублюдочным наследником Вонголы.

Иетсуна опускает пистолет.

— Иди.

Ураган ошарашенно повернулся к Иетсуне.

— Что?!

— Иди. Мой брат тебя ждёт.

Гокудера стремительно взлетает на лестницу. Он прогоняет мысли, что сегодня Иетсуна впервые заговорил с ним.

Тсунаёши ощущается почти благословением божьим по сравнению со своим братом. По крайней мере, его Пламя обещает дом и семью, а не жалит холодными злыми искрами. Ламбо непонимающе глядит на пришибленных и мрачных старших. По его мнению, ничего страшного в этой ситуации нет. Он сам с удовольствием убьёт всех своих сестер и братьев, которые отнимали у отца и матери то время, которое они могли бы провести с Ламбо.

Реборн сидит на плече Тсунаёши. Его Пламя всё же срывается с поводка и поёт, создавая связь с Небом Никчёмного Тсуны.

В комнате Тсунаёши начинается немного истеричный праздник, совмещённый с каким-то цирком-шапито, который успокаивает всех и приносит атмосферу тепла в промозглый от странного Пламени Иетсуны дом.

Нана и Иетсуна печально глядят в потолок, где чуют новую связь, и тихо пьют чай. Труп остывает на входе на кухню, и им, на самом деле, всё равно.

— Почему ты не придушила его ещё в детстве?

Мать Иетсуны грустно качает головой.

— Потому, что он мой сын. Как и ты.

— Но я!..

— Ты. Мой. Сын. Точка.

От Наны веет чем-то пугающим. Иетсуна поднимает руки, капитулируя, и слабо улыбается.

— Помочь с готовкой?

Нана шутливо грозит Иетсуне иллюзией поварёшки и смеётся.

— Не стоит! Мне хватило на всю жизнь и одних сожжённых штор!

— Но это была случайность!

— Знаю я твои случайности! Тсуна, твоё грустное лицо не действует на меня ещё с детства! Тсуна!..

* * *

Реборн никогда не ходил с Иетсуной в школу. Он предпочитал сидеть на плече Тсунаёши.

Но сегодня он почему-то решил пойти с Иетсуной. Возможно, Реборн думает, что он такой псих, что станет палить из пистолета по гражданским просто из-за плохого настроения?

Иетсуна слабо усмехнулся мыслям.

Ему наплевать. Он на автомате, он неисправим.

Он мог бы расстрелять всех вокруг ещё до приезда Реборна, и киллер это понимает, но он просто знает, что в этом нет смысла. Иетсуна не понимает, зачем это делать, если точка приложения силы — простая свинцовая пуля на краю обрыва. Сил прикладывать и не надо — достаточно дунуть, и она рухнет вниз, но ему нравится ситуация сейчас — она выглядит символично, а за свою жизнь Иетсуна преисполнился достаточным уровнем похуизма и жизненными взглядами Занзаса, чтобы просто втыкать на неё, Реборна, какую-то стрёмную девчонку перед киллером — как там её зовут, он не слушал — и думать какую-то философскую ересь.

— Ха-хи! — Девчонка сделала сальто назад, по-идиотски открывая вид на свои трусы Иетсуне и Реборну. — Оп-па!

Иетсуна равнодушно глядит на неё, мыслями блуждая где-то у Фудзиямы, но точно не тут.

— Эм… Ум… — девчонка смущается, глядя на Реборна. — Может, это слишком неожиданно… Можешь меня вот так обнять?.. — Она обнимает себя, ужимается вся и зажмуривает глаза.

— Я не позволю тебе так легко ко мне прикоснуться.

— Э?

— Потому что я наёмник! — Реборн торжественно достаёт пистолет и встаёт в пафосную позу.

Иетсуна вздыхает и отворачивается от этого балагана.

Если Реборн попробует затащить эту больную педофилку в Семью, то Иетсуна всё же сделает камикорос ему и вообще всему миру. А Кавахиру протащит за собой в следующий мир. В конце концов, Бьякуран сам доказал, что из одной параллельной вселенной можно перетащить живое существо в другую, но только развалив по камешку прошлый мир.

Иетсуна резко пригибает голову, пропуская чужой кулак над ней.

— Ты урод! — блондин играючи уворачивается от следующего удара и смотрит на девчонку. — Чему ты его учишь?! Техникам убийства?!

Иетсуна хватает её за руки, чтобы случайно сама не покалечилась, и склоняет голову.

— А что ты хочешь услышать?

Ухмылка исчезла с лица Реборна. Он снова вспоминает, как едва выдавил несколько слов из Иетсуны.

Девчонка прекращает брыкаться и зависает.

— В каком смысле?

Иетсуна отпускает её руки и снова отворачивается. Пускай подумает. Ей полезно.

— Не лезь к Реборну. Целее будешь.

Он, не оборачиваясь, уходит. Реборн оседлал его плечо.

Иетсуна правда не хочет, чтобы она попала в мафию. Даже не потому что она определённо больная, а потому что мафия сделает её несчастной. В мафии дети впервые убивают в пять какого-либо врага семьи, вытащенного из пыточной и полностью обездвиженного, а на задание впервые выходят в четырнадцать.

Он не помнит её почти совсем, поэтому не может сравнивать её с той, кто стала ему семьей.

Ему так легче.

Она остаётся позади.

Пусть подумает и поймет, что не все маленькие девочки играют в Барби, а мальчики строят замки из песка. И не только в мафии.

Так будет лучше.

Иетсуна уверен.

Его интуиция — тоже.

* * *

— Я правда специально!!! — Ламбо начинает реветь. Он весь краснеет и достаёт базуку. — Умри, Риборн!!!

Снаряд летит в Реборна, но тот останавливает его палочками для еды и кидает в Ламбо.

Иетсуна со слабым любопытством смотрит на это, но в основном из-за того, что в его памяти тренькает что-то, а интуиция нежно мурлычет, предвещая что-то хорошее.

Ламбо вылетает в окно, и снаряд взрывается.

Следующий час прошёл почти нормально для людей, в чьём доме живут подрывник, киллер, перерожденец, Истинное Небо и Туман.

Иетсуна со смешком глядит на Гокудеру, который решил переселиться в их дом, чтобы защищать Тсунаёши от него. Как наивно.

Потом в дверь позвонили.

Нана начинает суетиться, пытается сделать пять дел одновременно и ещё успеть подойти к двери.

— Я открою, мам.

Иетсуна уходит с кухни и открывает дверь.

— Шоичи?.. — Пламя да и глаза парня слишком знакомы.

— Шоичи. Давно не виделись, Тсуна. — Солнце улыбается. Ему не сложно узнать Тсунаёши, пусть его и значительно потаскала жизнь с их последней встречи. Иетсуна вытаскивает Ламбо из рук Шоичи и отправляет его на кухню к матери. Нана окидывает внимательным взглядом рыжеволосого паренька возле Иетсуны и мягко улыбается.

Иетсуна прикрывает глаза. Она отвлечёт Реборна.

Он ей верит.

— Идем. — Иетсуна тянет Шоичи за собой за двери дома.

Иетсуна стремительно идёт, через раз оглядываясь на своего друга из первой жизни, и искренне неприкрыто улыбается, распугивая прохожих. Они привыкли видеть любого Иетсуну, но не улыбающегося.

Шоичи с трудом узнаёт местность и понимает, что где-то тут должен быть заброшенный парк Кокуе.

— Ты как тут оказался? — Иетсуна садится на лавочку и жадно смотрит на Шоичи. — Ахах, я и забыл, что ты когда-то был таким мелким.

Шоичи недовольно глядит на Иетсуну.

— Это просто ты высокий, Тсунаёши.

Иетсуна тяжело вздыхает.

— Я теперь Иетсуна. Тсунаёши — мои младший брат-близнец.

Шоичи медленно кивает.

— Ясно… Значит, Иетсуна… — он начинает протирать очки. — Я тут, наверное, не один. Верде, Спаннер и Занзас в момент взрыва были рядом.

Иетсуна настороженно сверкает глазами и поджимает губы.

— Взрыва?

— Да-да, взрыва… — Шоичи отстранённо кивает головой несколько раз и отсутствующе шевелит губами, что-то просчитывая. — Никак не могу понять, что послужило его катализатором…

Иетсуна расслабляется. По крайней мере, они не были убиты.

— Взрыв, Шоичи, взрыв, — Иетсуна намекающе глядит на Солнце.

Шоичи виновато разводит руками, извиняясь за выпадание из реальности, и серьёзнеет.

— Начну с того, что мы получили твои сообщения…

Иетсуна дёргается и вскидывает брови.

— Вы их получили?!

— Да-да, получили. Не перебивай! Имей терпение, — Шоичи прикрывает улыбку рукой. Тсунаёши не меняется… если закрыть глаза на смертельную усталость. — Какую бучу подняли твои Хранители, когда выяснили, что ты вполне жив и застрял в параллельном мире, мне до сих пор вспоминать страшно… Хотя больше всех психовал Занзас, так что готовься к его визиту… Но факт в том, что нас — Верде, Спаннера, меня, Бьякурана и Мукуро — подпрягли искать выход в параллельный мир. Разработки шли уже пять лет. Бьякуран и Мукуро тогда умчались к Дино и Тсунаёши — пришла их очередь заниматься мелкими, а Занзаса принесла к нам какая-то нелёгкая. Он как раз хотел сказать что-то, когда уже почти готовая установка внезапно рванула. И я оказался здесь, умерев там.

Шоичи прикрывает глаза.

Иетсуна внимательно слушает его и обессиленно опускает плечи.

— Получается там больше нет никого, кто мог бы провести их в этот мир, кроме Бьякурана?

— Да. — Шоичи виновато пожимает плечами, будто это он виноват во взрыве.

Иетсуна устало вздохнул.

— Черт… Может, тогда расскажешь, как наши? А потом уже разыщем Спаннера и Верде.

Они спокойно улыбаются, и Иетсуна чует, что с его плеч свалилась ещё одна гора. О том, как он будет оправдываться перед Кавахирой, он думать не хочет.

Звенящий смех возносится в небеса, и два друга просто не могут прекратить разговор.

Длинные тени скрывают в себе две фигуры, у которых из общего только принадлежность одному Небу, белые волосы и странный юмор.

— Что будешь делать с этими?

— Оставлю как есть. Я никогда не видел его таким. Пусть у него будет хотя бы это, — Кавахира усмехается и хитро смотрит на Бьякурана. — А тебе придется побороться за место Хранителя. Верде явно не против этого.

Бьякуран недовольно глядит на него.

— Сам не боишься, что его Мукуро сможет отыскать свое Небо?

Кавахира мягко улыбается.

— А ты не думаешь, что он не Туман Три-ни-Сетте? Я просто сотру ему память или по-быстрому убью. Не вижу ничего сложного.

Они недовольно переглядываются и прожигают друг друга взглядами, но быстро отвлекаются на вставших Шоичи и Иетсуну, которые направились к выходу.

Пламя Солнца неприятно мозолило глаза.

Они снова переглядываются и почти хором говорят:

— Этот лучше аркобалено и Реохея.

Ирие Шоичи еще не знает, что его записали в Хранители Солнца Иетсуны.

* * *

Иетсуна и Такеши сидели на крыше.

— Уже осень…

Такеши смеётся и неловко чешет затылок.

Иетсуна всё ещё кажется очень странным и пугающим, но за прошедшее время он научился слегка различать выражение лица парня. Хотя несмотря на это, Такеши так и не смог избавиться от мыслей, что Иетсуна похож на хищную птицу.

— А мы всё лето проходили на дополнительные занятия, — Такеши задумчиво глядит на Иетсуну. — Кстати, по какому предмету у тебя были проблемы? Я забыл. — Он снова смеётся. Иетсуна спокойно улыбается.

— Не напрягайся так сильно. Я не буду бить тебя просто за то, что ты забыл такую мелочь, — Иетсуна спокойно жмурит глаза. — История Японии.

Реборн внезапно появляется из ниоткуда.

— Мы сделаем убежище для Семьи.

Иетсуна глядит на киллера с равнодушием. Такеши посматривает то на него, то на Реборна и молчит.

— Зачем?

Реборн тяжело вздыхает. Он знал, что просто не будет, но его аргументы казались ему недостаточно убедительными.

— Семье точно понадобится своё секретное убежище.

Иетсуна насмешливо изогнул брови. Он жил достаточно, чтобы понимать, что это «точно понадобится» возможно только в случае, если Вонгола планирует захватить территорию в Японии. Впрочем, зная свою Семью, он мог также сказать, что Вонгола куском территории не удовлетворится и захватит всю Японию. Но это только в том случае, если «секретное убежище» не является очередной идиотской попыткой Реборна свести его с Хранителями.

Иетсуна не помнит.

Иетсуна вообще, несмотря на идеальную память, многое не помнит, особенно свои последние жизни до этой.

— И где там будет это твоё убежище?

— Приёмная комната. У неё удобное расположение, и её редко посещают. Хорошее место.

Иетсуна задумывается. Точно… Кёя. В приёмной комнате он впервые подрался с Кёей.

Иетсуна не уверен, стоит ли им идти к чёрту на рога(3). Сейчас молодой Кёя его не пугает, но за Такеши из этого мира он поручиться не может. Его Такеши не испугался. Этот… Неизвестно.

Иетсуна глядит на Реборна, на Такеши, снова на Реборна и на Такеши.

— Идём.

Реборн растерянно смотрит в спину ученику. Его не пришлось заставлять это сделать? Он просто согласился?

Иетсуна идёт в приёмную, Такеши за ним, а Реборн замыкает. Иетсуна резко открывает двери в кабинет и останавливается.

— Не думал, что у нас есть такая клёвая комната… — Такеши выглядывает из-за его плеча. Он бледнеет.

Серо-стальные глаза ГДК холодно сощуриваются, следя за каждым движением Иетсуны, а потом с некоторым удивлением расширяются. Небо недоуменно смотрит на Кёю. Он не помнит, чтобы Шоичи говорил и о нём.

Иетсуна улыбается краешком губ и скашивает глаза на стоящего за ним Такеши.

— Вы кто? — да, Кёя понял его.

Иетсуна холодно сводит брови.

— Иетсуна Савада и Ямамото Такеши. Не соизволишь ли и ты представиться?

— Иетсуна, стой!..

— Нехорошо врываться в кабинет Главы Дисциплинарного комитета и даже не знать его имени, — Кея с холодным лицом вытащил тонфа. — Кёя Хибари.

Иетсуна внимательно смотрит на Кёю. «Давай!»

Иетсуна разворачивается к нему спиной и бросает через плечо:

— Приятно познакомиться. Тогда мы пойдём. Извиняюсь за вторжение.

Кёя недовольно поджимает губы. Бить в спину своё Небо не было пределом его мечтаний. Он предпочтёт просто вызвать зверька на поединок и забить до смерти, чем так.

— Ну-ну. От меня так быстро не отделаться, — Хибари глядит на них краем глаза. — Ненавижу жалких травоядных, сбивающихся в кучи. Когда я их вижу… Мне так и хочется загрызть их до смерти.

Иетсуна повернулся к нему лицом. Кёя чует в глубине души облегчение — бить в спину не придётся. У Иетсуны в глазах спрятались смешинки, и Кея самодовольно понимает, что он всё ещё помнит их первую встречу в мельчайших подробностях. О том, что они появились из-за того, что зверёк просто заметил его затруднения, Кёя предпочитал не задумываться.

Кёя начинает двигаться к Иетсуне. Тонфа на изготовку, слабое ускорение Пламенем, всё как в первую их встречу, только без Гокудеры.

— Раз…

Такеши бросился к Иетсуне. Кёя без сомнений ударил его в правую руку, отбросив с пути, и налетел вихрем на зверька.

Иетсуна мягким шагом перетёк в боевую стойку, пропуская над плечом удар тонфа.

Они одновременно смотрят на Реборна. Нет. Сейчас — нельзя.

Такеши ошарашенно глядит на них, застывших друг напротив друга с бдительными взглядами и едва заметными азартными усмешками. Такеши чует, что видит их только из-за того, что всё время пытался распознать эмоции Иетсуны и даже немного поднаторел в этом… А может, у него помутилось в голове от боли и он словил галлюцинации.

Хищник и хищная птица.

Такеши передёргивает от этой мысли. Он даже немного боится представлять, что будет, если они споются. Особенно зная любовь Хибари к своему Хибёрду. Птичник.

Кёя щурится. Ему кажется, или зверёк и правда улучшил свои навыки? Надо проверить.

Иетсуна предупреждающе глядит на Кёю. Не здесь. Не сейчас.

— Ты не такой слабак, как кажешься. Будешь зверьком, — Иетсуна закатывает глаза на комментарий Кёи. Он не может без своего деления на травоядных и хищников, животновед чёртов? А падальщиками он тогда кого назовет?

Кёя делает стремительный рывок, и прошлая его скорость с этим и рядом не стояла. Тонфа свистят в сантиметрах от лица Иетсуны — он не ожидал, что Кёя решит наплевать на Такеши и Реборна и разгонится до такой скорости. Хаотичные удары летят со всех сторон, Иетсуна проскальзывает мимо них со звериной гибкостью и легко выскакивает в окно. Пламя Неба собирается в крылья за его спиной, оставаясь невидимым, и Иетсуна легко спускается с третьего этажа на землю.

Кёя равнодушно глядит на лежащего Такеши и Реборна.

— Исчезли. И травоядное, и малыш. Делать одолжений не буду, долго ждать — тоже.

Такеши, пошатываясь, встаёт и закрывает за собой дверь. Члены ДК неодобрительно-сочувствующе смотрят на Такеши и спокойно расходятся в стороны. Их привлекли звуки драки из кабинета Хибари-сана и личность нарвавшегося идиота, а остальное их не касается. Такеши не выглядит так, будто вот-вот свалится без сознания, чем вызовет раздражение босса, а значит и били его не особо сильно и не по голове.

Иетсуна на выходе из школы оборачивается в сторону окна приёмной комнаты. Взгляд Кёи чувствуется как шило в затылке. Иетсуна глядит на поджарую фигуру, спрятанную за шторами. Его Пламя поёт от восстановления одной из старых связей, и по ним уже доносится мрачный азарт его Хранителей.

Иетсуна со смешком щурится.

Что-то ему подсказывает, что сегодня у него незапланированно отрастет сразу несколько хвостов. Два блондинистых таких, и два брюнетистых.

И что ещё до того, как он придёт домой, его затащат в какой-то тёмный переулок и попытаются забить до смерти.

* * *

Иетсуна сидит на диване и смотрит на Кавахиру, Бьякурана и Кёю, которые, зло позыркивая друг на друга, изображают, что находятся в комнате одни и никого больше. Такеши оторвался ещё в самом начале — Кавахира позаботился, чтобы все не посвященные в тайну Иетсуны отсутствовали.

Во всяком случае, так предпочитает считать Иетсуна, а что там на самом деле творилось в голове у Шамана он не знает, да и знать не желает.

— Мы так и будем молчать? — Иетсуна саркастично хмыкнул, натыкаясь на красноречивое молчание. — Детский сад «Ромашка», восьмая палата от лестницы влево. — Он невозмутимо осматривает Хранителей, от которых во все стороны шла атмосфера мрачности и подавленности. — Успокойтесь. Поговорите. И не уебите друг друга. Это не просьба, девочки. Это ультиматум.

Иетсуна резко выходит, захлопывает дверь, одновременно пережимая связи со всеми Хранителями, кроме Такеши, и спускается по лестнице. Он останавливается, будто налетает на стену. На кухне сидят, что-то беззаботно обсуждая и маясь хернёй, Реборн, Тсунаёши, Гокудера, Ламбо и Реохей. Иетсуна насмешливо улыбается своим мыслям. Знали бы они, что в его комнате сейчас находятся страшный-ужасный ГДК, платиновая блондинка с мокрой мечтой уничтожить мир и сам Шахматноголовый…

Иетсуна направляется на выход, оглядываясь в сторону потолка, где чувствовались его Хранители. Ничего. Они подумают, успокоятся и придут к какому-то согласию. Главное, чтобы результаты их переговоров не привели к мини-апокалипсису в голове Иетсуны, а уж эти трое такое устроить могут.

Иетсуна беспорядочно ходит по городу и периодически залипает на облака. Ему звонят, он отвечает, и садится на качели, согнав оттуда пару мелких спиногрызов.

Иетсуна в них почти не сомневается. Как и в том, что они к его словам прислушаются. Разве что только Кавахира…

— Тсу-кун!

— Мам?.. — Иетсуна удивленно поворачивается к Нане. Его мать стоит рядом со странным ребенком, который помогает ей нести полный пакет-сетку, и нежно улыбается.

— Поможешь мне? Такая удача, что мне встретился ты, мне так неловко напрягать эту малышку! — Нана беспокойно машет руками, виновато глядя на насупившуюся девочку-китаянку с тощей косичкой на затылке.

Иетсуна склоняет голову к плечу.

— Конечно. Спасибо, малышка. Ты очень помогла.

Иетсуна благодарно кланяется девочке, но, правда, ровно на столько, чтобы показать свою благодарность, и берёт пакет из её рук. Лицо такое же холодное, как и всегда, но она видит, как незначительно теплеют его глаза. Почти как у её учителя. Девочка внезапно хмурится и куда-то убегает. Иетсуна напряженно провожает её взглядом. Почему она кажется такой знакомой?

— Это И-пин.

— И-пин?! — Иетсуна ошарашенно глядит на маму, а потом резко успокаивается. Он помнит. — Ах, точно… И-пин…

Иетсуна прикрывает глаза и идёт вслед за Наной. Сумки незначительно оттягивают руки, а люди вокруг смотрят на них осуждающе из-за панически сбежавшего ребенка. «Чем вы его так обидели?». Иетсуне кажется, что вот-вот внезапно из-за их спин вынырнет Иемитсу с проникновенной речью о том, что будущий босс Вонголы не имеет права кланяться какому-то второсортному наёмнику за маленькую помощь. Пламя выпускает несколько жалящих искр, и Иетсуна встряхивает головой. Что за ересь лезет в голову? Ни один человек даже не смотрит на них.

Нана довольно улыбается.

У неё хороший сын.

Они приходят домой, и Иетсуна сразу поднимается наверх. К Хранителям.

Он возвращает связь в норму и открывает дверь.

— Договорились? — Кёя стоит у окна и согласно фыркает, Бьякуран и Кавахира смотрят откровенно зловеще, но тоже кивают. Настроение у всех их не доходит и до «приемлемо, жить можно», но по крайней мере больше нет неприятного чувства «всех убью — один останусь». — Прекрасно! А теперь, Кёя, объясни, что за тайны Полишинеля вы с Шоичи развели? Верде всё рассказал.

Кёя разом мрачнеет ещё сильнее, а в глазах сверкает несколько фиолетовых искорок.

Шаман и Бьякуран язвительно усмехаются, глядя на него.

Бьякуран, конечно, надеялся, что бумеранг прилетит Кёе по яйцам и отрежет их нахрен, да и Кавахира думал в подобном направлении, но и так хорошо. Иногда кармическая справедливость в лице Нео Примо Вонголы страшнее, что упомянутый бумеранг.

Настроение Иетсуны валяется где-то в мусорном баке, и Кёя чует, что просто не будет.

* * *

Иетсуна холодно глядит на странного мужчину, сидящего за столом перед Тсунаёши.

— И кто это?

— Репетитор. Брат, хиии! Выслушай!!! — Тсунаёши испуганно глядит на абсолютно спокойного брата, потянувшегося к пистолету.

— Да? А почему в его пакете кошелек мамы? — В янтарных глазах вспыхивает Пламя.

И-пин что-то тарахтит на своем китайском, Иетсуна присаживается и склоняет голову, слушая её. Он прикрывает глаза чёлкой, чтобы не было так сильно видно оранжевый зрачок, и равнодушно улыбается.

— Вот как… У тебя пять минут, чтобы объяснить причины, по которым ты его впустил, — Иетсуна направляет пистолет на Тсунаёши. — Я жду.

Младший издает своё коронное: «Хиии!» — и бессмысленно лопочет какую-то хуйню про события сегодняшнего дня, жалуется на жестокость окружающих и говорит-говорит-говорит, не останавливаясь ни на миг, будто надеясь, что под массивом информации Иетсуна забудет свой вопрос.

Иетсуна холодно хмыкает и стреляет так, чтобы ему всего лишь оцарапало ухо.

— Не заговаривай мне зубы. Почему. Ты. Его. Впустил? — Тсунаёши что-то полузадушенно пищит. — Ясно. Так от тебя ничего я не добьюсь. Вернусь — поговорим. За мной, — Иетсуна направляет на жулика пистолет. В жутковатых глазах без зрачка тот видит спокойный факт как угрозу: «Подчинись, или тебя найдут в сточном канале с пулей в голове».

Жулик на подрагивающих ногах поднялся. Иетсуна дёргает уголками губ, как бы поощряя подобную покорность. Он и не сомневался в том, что всё будет вот так. Опыт давно показал, что девяносто процентов жуликов — трусы-гражданские, порох не нюхавшие, а остальные десять — такие мафиози и преступники, как Вайпер. В смысле по ночам им снятся не нормальные сны, а золотые дожди, реки из стерлингов и деревья, на которых растут баксы.

Иетсуна и жулик выходят на улицу. Иетсуна — с пистолетом, жулик — на мушке. Немногочисленные прохожие испуганно шарахаются от них, кто-то даже звонит в полицию, а дружки жулика бледнеют до уровня штукатурки. Иетсуна глядит на них — интуиция никогда ещё его не подводила — и подзывает к себе.

— А теперь, думаю, можно и на вашу базу. Верно? — Иетсуна спокойно улыбается, а приехавшие полицейские опасаются подойти. Они не знают его, но за кого-то левого Хибари не стал бы так впрягаться. Иетсуна глядит на полицейских, улыбается и просит у них машину: «Мне надо. Вы нужны тоже.»

Ему совсем не нравится вся эта ситуация с жуликами. Интуиция вопит дурным голосом, что что-то тут не чисто.

В то же время Реборн и ещё кто-то сидят за массивным столом и смотрят на происходящее на экране.

— Я же говорил. Он не похож на гражданского. Что ты скажешь по этому поводу?

— Не могу ничего ответить точно. Все наблюдатели Иемитсу описывают его как простого мальчишку и…

Реборн пренебрежительно фыркнул.

— А верить надо не чужим словам, а своим наблюдениям. Та информация, которой раньше владела Вонгола — полный бред. Остается четыре варианта — Иемитсу нам врёт, наблюдатели были подкуплены, раньше Иетсуна старательно скрывал свои способности или кто-то ещё запудрил мозги нам всем и тайком тренировал наследника.

— Надо всё проверить…

— Надо. А еще, думаю, надо уже налаживать связи с мафией, чтобы трон под наследником не зашатался.

— Думаешь, отправить Дино?

Реборн тяжело глядит на собеседника.

— Дино он не понравится. Так что… Не только его. Мне нужна твоя помощь.

* * *

— Зверек, твой дом оцепили люди Каваллоне.

Иетсуна удивленно приподнял брови, глядя на сбросившего трубку Кёю.

— Разве не слишком рано для этого?

Кёя задумчиво раскачивается на стуле.

— Скорее всего это из-за того, что ты более подготовлен, чем в первый раз, вот и торопит Реборн события.

— Скорее всего, — Иетсуна спокойно садится на подоконник и снова осматривает приёмный кабинет. — Подожди… Тут что-то изменилось?

Иетсуна внимательнее всматривается в кабинет, но никак не может понять, что именно.

— Стол, — Кёя скупо усмехается, глядя на удивленного Иетсуну. — Я поменял стол.

Иетсуна удивленно глядит на стол. Он и в самом деле немного другой.

— Зачем?

— Прошлый я сломал.

Кёя склоняет голову, следя за удивлением зверька. Он, на самом деле, и не пускал бы его в свой кабинет, чтобы он не заметил некоторых… изменений, но он сегодня отчего-то довольно настойчив. Может, интуиция. Может, Шоичи не удержался и слил информацию.

— Почему? — Иетсуна подозрительно прищурился. Черты лица внезапно показались острее. Кёя знал этот взгляд…

— Мукуро в городе. — …и не собирался перечить или увиливать от ответа. Но Шоичи из списка предателей вычеркнул.

Иетсуна дёрнулся, соскочил с подоконника и склонился над Кёей.

— Что?! — голос был обманчиво спокойным. В глазах разверзлась Геенна Огненная. Кёя ненадолго завис, завороженный бушующим Мёртвым Пламенем. Он не давал всё последнее время Пламени зверька угасать, но от этого оно не стало более живым. Суть Мёртвого Неба уже впиталась в подкорку Иетсуны и не вытравливалась оттуда даже Дождём, не говоря уже про Мёртвое Облако. Кёя не мог понять, что чувствует зверёк — он снова пережал связь, но, кажется, это определенно не что-то радостное и тёплое.

— Скорее всего этот Мукуро не наш. Наше травоядное уже связалось бы с кем-то, а не нападал на учеников, — Кёя быстро сообщает свои выводы зверьку, чтобы не натворил дел. Иетсуна смотрит на него деланно-безмятежным взглядом и мягко улыбается.

— А были сомнения, тот он Мукуро или нет? — Как всегда у зверька ненормальная чуйка на правильные вопросы. Кёя прикрывает глаза.

— Были.

— Я чего-то не знаю? — бровь зверька медленно ползёт вверх. — Кёя, — имя упало в воздух, как гильотина.

— Занзас оказался в лаборатории не спроста. Мукуро и Бьякуран не пришли в назначенное время. Он подумал, что они просто заработались, и пошёл вытаскивать их. Я шёл за ним, чтобы остановить. Я считал, что прерывать их работу нельзя, как и отлучать этих двоих от лаборатории. Просто Мукуро был единственным, кто мог чувствовать тебя, а Бьякуран — единственным, кто раньше посещал параллельные миры. Без них работа сразу стопорилась, пусть и шла, — Кёя поставил подбородок на руки. — Потом случился взрыв. Стену просто снесло. Меня убило. В конце, прямо перед смертью, я почуял, что связь с Мукуро просто исчезает. Связи с остальными Хранителями у меня просто разорвались. — Он равнодушно хмыкает. — Я думал, что это из-за того, что он перенёсся с нами, но этот Мукуро… Не наш. И я не знаю, что случилось с нашим.

Иетсуна мрачнеет.

Что нужно сделать, чтобы связь просто растаяла, он не представлял.

К кому обратиться с таким вопросом — тоже. Кавахира отсеивается сразу — у этого Тумана, как ни странно, были только две установленные связи — с Сепирой и с ним. У него просто нет нужного опыта, чтобы ответить сразу, и времени, чтобы исследовать этот вопрос.

Ответ знает только сам Мукуро. Но не этот.

Иетсуна внезапно вскидывается. Если этот Мукуро не его, то…

— Почему Мукуро сбежал из тюрьмы так рано?

Кёя тяжело смотрит на него.

— А это знают, наверное, только сами Мукуро. Или Реборн.

Они переглядываются, смотрят в сторону окна и усмехаются.

— Как думаешь, я этому Дино понравлюсь? — Кёя смотрит на него как на дурака, и Иетсуна со смешком закатывает глаза. — Точно. У кого я спрашиваю? Ну, я пошел!..

Иетсуна легко выскакивает из окна и скользит по воздуху к земле. Он приземляется, начинает бежать, и улицы стремительно мелькают мимо него. Он не взволнован — обеспокоен таким развитием событий. Он не может уверенно сказать, что задумал Реборн.

Это его и нервирует. Метод Реборна — «надень повязку на глаза и иди вперёд под градом пуль». Он тренирует так всех своих учеников, и они, в итоге, лучше всех могут идти вперёд, не останавливаясь. Иетсуна тоже так может. Но Реборн — это Реборн. Реборн давно у Иетсуны записан как «непреодолимая сила».

Он замедляется, глядя на выстроившихся перед его домом людей в черных костюмах.

Он хочет узнать, что задумывает Реборн. Если о его приходе доложат, он ничего не сможет услышать. Иетсуна прикрывает глаза. Надо прятаться. Пробираться тайком. Он так не любит. Он не любит монстров. Он не монстр, чтобы пробираться по теням.

К несчастью, он сам не верит себе.

Иетсуна легко взбирается на дерево на соседнем участке и мягко перескакивает с ветки на ветку, поддерживая себя крыльями. Он скрывается за тощей листвой, едва держащейся на ветках, и весь вытягивается, как суслик, только горизонтально.

—… скрытен, я даже не смог выяснить кто его Хранитель Грозы. Понять его характер и мотивы тоже не пытайся. Он сложный. Весь. Как перевёрнутый картинкой вниз пазл в тысячу с лишним деталей. Вроде складывается во что-то, но что там за картинка понять невозможно, как и то, правильно ли ты всё сложил. До встречи с ним, когда я ещё только следил за ним, он мне показался даже забавным. Подчёркнутое равнодушие к сокурсникам и едва заметная забота. Потом он выпустился, и я заселился в этот дом. Тогда он мне показался странным, раздражающим и немного пугающим. Сейчас я почти уверен, что он может стать самым опасным человеком в мире. Его Пламя — чистейшая Гармония, но оно изуродовано и мертво. Я пытался вылепить из него босса, а он говорит, что делать из него убийцу не надо. Что он уже такой. Что он уже сформировался как личность, что не надо пытаться его менять, что ему не нужны те Хранители, которые были одобрены Тимотео — вместо них у него сарказм и пистолет. Он может со спокойным лицом терпеть сломанные кости, избиения, и ему, кажется, всё равно. Он даже вроде как тут, но его на самом деле здесь нет. Ему просто наплевать на всё, кроме некоторых людей, которых записал в семью, — голос Реборна затихает. Дино фыркает.

— Хватит мне уже внушать. Я так скоро простого подростка бояться начну. Реборн, подросток — это подросток. Я найду с ним общий язык. Он не так плох, как ты думаешь.

Голос Дино яркий, эмоциональный, как раньше. Как у того Дино, которого знал Иетсуна.

Он тяжело вздыхает.

Дино, ты просто меня ещё не знаешь.

Иетсуна перескакивает на подоконник и садится на корточки, продолжая следить за ними незамеченным. Реборн решил наладить ему связи? Реборн уверен, что Иетсуна не понравится Дино? А где тут Мукуро? Как страшная погремушка, которой можно в нужный момент пригрозить, устроив Дино долг жизни?

Иетсуне не нравится ни один вариант, что он продумал. Внезапно телефон в кармане звонит. Реборн, Дино и Ромарио резко поворачиваются к нему, расчехляя пистолеты. Иетсуна склоняет голову, прося прощения, и скидывает.

Занзас, я, конечно, соскучился, но не настолько, чтобы говорить с тобой перед Реборном.

В сообщении он пишет короткое: «Потом».

— Глупый ученик, что ты тут делаешь? У тебя же занятия в школе.

Иетсуна криво ухмыляется.

— Хибари сказал, что мой дом оцепили какие-то люди в чёрном. Я побоялся, что надежды Гокудеры сбылись и на него упала летающая тарелка.

Дино смеется, а Реборн удивлённо приподнимает брови.

— С чего у тебя начался карнавал остроумия?

Иетсуна глядит на него спокойно.

— Просто вспомнил, что одна наглая лягушка любила сидеть в этой позе и выносить всем мозги, когда у неё плохое настроение. Мой сегодняшний день — отстой. Ты — тоже. Сперва хотел тебя просто сжечь, но вспомнил, что мама запрещает мне жечь мусор — соседи на дым жалуются.

Реборн глядит на него с возмущением, но молчит. Встревать в перепалку он не особо желает. Иетсуна словесно подавляет даже больше, чем морально.

— Я десятый босс Каваллоне, — Дино улыбается, глядя на него.

Иетсуна дёргает уголками губ в ответ.

— Иетсуна Савада. Наследник.