Родственная душа (джен)

По обыкновению хромая, Оби-Ван Кеноби вышел из целительских покоев. На сей раз выздоровление оказалось быстрым — меньше двух дней. Боль телесная давно утихла, хотя Оби-Ван порой скучал по ней, точно по старому другу, в чьем обществе ты можешь забыться, оторваться от всех бед и невзгод. У него были на то причины.

Навстречу ему шли широкими светлыми коридорами бесчисленные мастера, рыцари и ученики. Он кланялся старшим, получал кивки в ответ — и понимал, как никогда прежде: в этом шумном, пестром, бурлящем жизнью и Силой муравейнике Храма никому нет до него дела.

Почти два года прошло с тех пор, как он сделался рыцарем, но перемена в статусе и внешнем облике не принесла перемены внутренней. Оби-Ван по-прежнему оставался неуверенным в себе мальчишкой, постоянно оглядывающимся в ожидании очередного упрека, насмешки или укоризненного взгляда. Впрочем, их теперь нет и никогда больше не будет. Иногда Оби-Ван тосковал по ним: уж лучше упреки, чем полное равнодушие.

Порой ему казалось, что с ним в самом деле что-то не так. Все его друзья и сверстники нашли себя — кто-то после долгих и нелегких поисков. Даже Сири отыскала-таки себе ученика, а Гарен теперь обучает юное поколение летным премудростям. А он — не может. Каждое успешно выполненное задание — по счастью, Сила пока хранит его от неудач — не прибавляло ему уверенности. Как всегда, он делал то, что надо, что должен, и не более того. За что здесь хвалить — это обязанность любого джедая.

Усилием воли Оби-Ван отпустил эти чувства: жалеть себя недостойно джедая. Зрение замутилось от невольных слез. Их он тоже прогнал и позаботился проверить прочность ментального блока. Не хватало еще, чтобы его отчаяние облетело весь Храм. Никто не должен знать об этом. Его беда — это его беда, и он обязан пережить ее сам.

Внезапное ощущение едва не сбило Оби-Вана с ног. Мимо как раз величаво проследовала архивариус мадам Ню с парой-тройкой старших учеников, и пришлось приложить нечеловеческое усилие, чтобы удержать лицо и учтиво кивнуть им. Как только они прошли, Оби-Ван остановился, держась за гладкую прохладную стену. Сердце его заколотилось в ожидании недоброго предчувствия.

Поправляя только что ментальный блок, он на миг приоткрылся в Силе, впитал парящие в воздухе чужие эмоции. Тогда-то его и потрясло это ощущение: черная бездна чьего-то отчаяния, горе столь глубокое, словно этот кто-то потерял дорогое ему существо — или готовится потерять саму жизнь. Что должно случиться — здесь, в обители света, в Храме джедаев! — чтобы кто-то страдал столь безутешно?

Позабыв про хромоту и неудобные скобы на ноге — памятный подарок с Набу, — Оби-Ван открылся этому зову и поспешил ему навстречу. Облик в Силе был ему незнаком, но кто бы это ни был, закрываться и ставить блоки он еще не умел. «Должно быть, кто-то из падаванов или младших учеников», — решил Оби-Ван и сам ужаснулся внезапному пониманию. Мало кто мог лучше него знать, как тяжка и зыбка жизнь юного джедая, пока он не обретет твердую почву под ногами. А порой не спасает и обретение этой почвы.

«Всегда есть те, кому хуже, чем тебе», — так обычно говорил мастер Квай-Гон в ответ на робкие жалобы Оби-Вана. Еще он любил говорить: «Ты не знаешь, как живут другие. Сам ты не выдержал бы и недели в таких условиях». Возможно, он был прав — теперь Оби-Вану было все равно. Возможно, нынешний ученик Квай-Гона, Энакин Скайуокер, дитя Силы, в самом деле являл собой ярчайший тому пример. Что может быть хуже, чем не иметь элементарного — права самому распоряжаться собой?

Теперь у Энакина все по-другому. После победы на Набу и убийства таинственного ситха Квай-Гон на правах признанного героя войны взял Энакина в ученики, не спрашивая ничьего мнения. Правда, обучал он его странно — прятал чуть ли не от всех джедаев, особенно от Совета. Энакин не ходил на групповые занятия, не общался со сверстниками. Недаром первым, чему Квай-Гон научил своего нового падавана, было сокрытие в Силе. Сам мальчишка сперва не понимал, зачем это все, пытался быть вежливым и дружелюбным со всеми, в том числе с Оби-Ваном. Но вскоре уподобился наставнику — начал смотреть на всех свысока и едва замечать при редких встречах. Даже глаза он пытался так же презрительно щурить, что вовсе не шло к его добродушному детскому лицу.

«Перестань, — вновь приказал себе Оби-Ван, спускаясь на турболифте на три уровня. Зов не ослабевал. — Не думай о себе, думай о нем или о ней, кто бы это ни был. Если мастер считает, что поступает правильно, — пусть, ему виднее. Лишь бы его решения и методы не стали ни для кого губительны. Если он в чем и прав, так это в «здесь и сейчас». А здесь и сейчас мне надо спешить».

Вихрь Силы привел Оби-Вана в раздевалку около одного из малых тренировочных залов для учеников. Сколько нелегких часов он сам когда-то провел здесь, то робко надеясь, то мучаясь от страха и неуверенности. Собственные шаги отдались под высоким потолком глухим эхом, но кроме этих звуков, Оби-Ван услышал другие — шорох и приглушенные всхлипывания. Сила перестала терзать его, открытого ей полностью, черным смерчем, но погрузила в вязкое, мутное, вонючее болото чужого отчаяния. Не позволяя себе соскользнуть с обрыва, Оби-Ван устремился на звуки — за дальний шкафчик.

Оттуда торчали носки чьих-то сапог, мгновенно исчезнувшие — видимо, тот, кто прятался в углу, услышал шаги. Заглянув за небрежно распахнутую узкую дверцу, Оби-Ван увидел худенькую девочку-человека. Она так плотно свернулась, что могла бы полностью спрятаться под плащ мастера Йоды. Скрип притворенной Оби-Ваном дверцы заставил девочку вскинуть голову.

Бледные щеки были мокры от слез, веки, нос и губы распухли и покраснели. Мокрые следы виднелись на груди и рукавах тренировочной туники. Русые волосы девочки были заплетены в две тоненькие косички, что ей совсем не шло. Ужас же, мелькнувший в мутных от слез серо-зеленых глазах, поразил Оби-Вана, точно удар ситхского светового меча.

Несомненно, она решила, что он пришел отругать ее.

Оби-Ван ощутил, что губы и подбородок начинают дрожать, а на глаза вновь навертываются слезы. Он заставил себя расслабиться и открылся Силе. Чтобы помочь этой бедняжке, нужно сперва расположить ее к себе. Он опустился рядом с девочкой на колени, испуская успокаивающие волны Силы.

— Как тебя зовут? — спросил он как можно более мягко. — Почему ты плачешь?

Она смогла ответить не сразу. Несколько раз она пыталась, но стоило ей раскрыть рот,и он некрасиво кривился, а на потемневшую от слез тунику лились новые потоки. И тогда Оби-Ван решился на неслыханное.

Он подался к ней и обнял, как обнял бы меньшую сестренку, которая, возможно, есть у него где-то там, в галактике. Край широкого плаща, еще пахнущего лекарствами после целительских палат, окутал плечи девочки. Оби-Ван не говорил ничего, даже не смотрел на нее — он просто дал ей понять, что готов выслушать. И подождать столько, сколько ей для этого понадобится.

— Я никому не нужна… — прошелестел тихий, надтреснутый от плача голосок.

— Это не так, — сказал Оби-Ван, сам не зная, кому отвечает — девочке или себе. — Каждый джедай нужен.

— Я никогда не стану настоящим джедаем, — всхлипнула девочка. — Скоро мне будет тринадцать, и меня выгонят отсюда…

Она попыталась продолжить, но не смогла. Теперь она плакала беззвучно, укутавшись в плащ Оби-Вана и вздрагивая всем телом. Он же не смог скрыть удивления: на вид он не дал бы ей больше десяти. И эта нелепая прическа придавала ей вид малышки. Ласково коснувшись волос девочки, Оби-Ван понял, что они у нее вьются, просто слишком зализаны, и этого не заметно. А если распустить их и остричь покороче, они бы красиво легли вокруг лица. Оби-Ван мало интересовался тем, что в головах у девочек, но знал, что осознание своей привлекательности придает им уверенности в себе.

— Почему ты думаешь, что тебя выгонят? — спросил Оби-Ван, когда почувствовал, что девочка понемногу успокаивается.

— Никто не возьмет меня в падаваны, — ответила она и вытерла слезы плащом Оби-Вана.

Он по-прежнему смотрел на нее, ожидая, что она продолжит. Но девочка вдруг отшатнулась от него в самый угол, словно надеялась спрятаться там, сделаться крохотной, как лиет-мушка. В глазах плеснулся такой ужас, что у Оби-Вана мороз подрал по коже.

— Зачем вы спрашиваете, мастер? — прошептала она слегка невнятно из-за дрожащих губ. — Вы потом расскажете? Пожалуетесь на меня?

Оби-Ван вздрогнул, словно его прошило бластерным разрядом. Сама мысль возмутила его, но еще сильнее возмутило подозрение: «Она боится, что на нее донесут! Значит, подобное уже случалось». Отбросив ненужный сейчас гнев, он ответил самым доверительным тоном, на какой был способен:

— Я не стану на тебя жаловаться, потому что это не поможет тебе, а лишь сделает хуже. И разве ты совершила что-то плохое?

Девочка замотала головой. Несколько прядей выбились из прически и прилипли к заплаканному лицу.

— Я просто невезучая, — сказала она, понурив голову. — Мастер Илайна обещала взять меня в ученицы два года назад, но она погибла на задании. А потом мастер Ла’Зимма… она даже хотела сама тренировать меня! Но потом сказала, что я безнадежна и что она отыскала себе лучшего ученика. И теперь никто, никто не посмотрит на меня, потому что я провалила все последние тренировочные бои.

— Достоинство джедая не только в умении сражаться, — попытался утешить ее Оби-Ван. — Быть может, ты еще откроешь в себе иные способности.

От того, как отчаянно она вновь замотала головой, Оби-Ван заледенел. А слезы покатились еще сильнее, еще горячее, и теперь капали ему на колени.

— Лучше бы мне умереть… — с трудом расслышал Оби-Ван сквозь горестные всхлипывания.

«Лучше бы мне было умереть».

Именно так думал он сам когда-то — совсем недавно, два года тому назад. Во время сражения на Набу он вместе с Квай-Гоном бился с ситхом-забраком в генераторной. Их разделили энергетические ворота, но Оби-Ван, увидев, что учителю грозит гибель, улучил момент и успел прорваться. Ворота все же слишком быстро закрылись и прижгли ему сухожилие на левой ноге — с тех пор он хромает. Тогда он этого не заметил, он кинулся защищать учителя — чтобы тотчас упасть со жгучей раной от плеча до живота. Это отвлечение помогло Квай-Гону убить ситха: почти теряя сознание от мучительной боли, Оби-Ван видел, как отлетела в сторону рогатая голова врага. А потом Квай-Гон обернулся к нему.

Этот взгляд… Нет, Оби-Ван не сомневался в учителе. Должно быть, Квай-Гон всего лишь оценивал его состояние. И все же показалось или нет, что учитель словно задумывался: вытаскивать его или не стоит? Но ведь вытащил, не бросил — до самой встречи с посланными королевой солдатами-набуанцами. Узнав о победе, Квай-Гон тотчас сдал раненого Оби-Вана им, а сам бросился встречать Энакина. Именно тогда, глядя в спину удаляющемуся учителю, соскальзывая в призывающую его темную бездну беспамятства, Оби-Ван подумал: «Лучше бы ситх убил меня…»

Так он думал и потом, пока выздоравливал и ощущал себя никому не нужным, кроме пользующих его целителей, и то до поры до времени. Случись все иначе, его мучения уже были бы позади. Он упал бы, рассеченный пополам, дух его растворился бы в потоках Силы, и не было бы ничего — ни горечи, ни обиды, ни тоски, ни одиночества.

Что помогло ему не пасть окончательно? Исполнение долга — долга джедая. А в чем долг этой несчастной? Да в том же, в чем он у всех существ в галактике: найти себя, реализовать свои возможности и способности, служить галактике там, где ты можешь, хочешь и должен, и обрести через это гармонию и счастье. И нужен для этого маленький пустяк — помочь ей ступить на свой путь. Дальше она пойдет, а то и побежит, сама.

— Пойдем, — сказал Оби-Ван.

Он поднялся на ноги, морщась от боли в левом голеностопе. Девочка с изумлением глянула на протянутую к ней руку.

— Куда, мастер?

— Для начала взглянем, как обстоят дела, — постарался ответить как можно бодрее Оби-Ван. — Где твой тренировочный меч? Молодец, что всегда носишь его при себе. Пошли скорее, пока в зале никого нет.

— Вы… вы хотите тренировать меня?

Она смотрела на него с явным недоверием. Но сквозь него пробивалась затаенная надежда — дикая, яростная, в которую сама девочка не смела верить, — и все же надеялась.

— Очень хочу, — улыбнулся Оби-Ван, и сердце его трепыхнулось, стоило ему увидеть робкий ответ. — Знаешь, когда-то я сам вот так же чуть не вылетел из Храма. Мне пришлось нелегко, очень нелегко. Я хочу помочь тебе избежать этих трудностей. Но сперва стоит взглянуть на твои умения. И узнать наконец, — он протянул ей руку, она несмело вложила в нее свою, — как тебя зовут.

— Валори Уто, — ответила она.

Ее вновь сотрясло от невольного всхлипа, как обычно бывает после долгого плача. Но слез больше не было. Валори шмыгнула носом и улыбнулась. На сей раз улыбка у нее вышла намного смелее.

— …Ну, что я могу сказать? — Оби-Ван повесил меч на пояс и накинул плащ. — Техника у тебя неплоха, но атару — явно не твой стиль. Странно, что никто до сих пор не сказал тебе об этом. Физической силы тебе пока не хватает, поэтому стоит взять на вооружение защиту, а не атаки. Ты слишком быстро бросаешься в бой и сразу растрачиваешь всю энергию, а такого бойца нетрудно одолеть. Только не отчаивайся, это поправимо. Сколько осталось до турнира?

— Неделя, — ответила Валори.

Она тяжело дышала после нескольких учебных боев, лицо ее разрумянилось и мигом похорошело, непослушные волосы окончательно растрепались. Это была усталость иного рода — добрая усталость от хорошей работы. Оби-Ван не смог сдержать улыбку.

— Тогда не будем терять времени. Запиши частоту моего комлинка и звони каждый раз, когда тебе выпадет свободная минутка. Я непременно приду, если только меня не отправят на задание.

— Мастер Кеноби... — В глазах и голосе Валори сквозила такая неистовая вера, что ему сделалось не по себе. — Вы не оставите меня?

— Не оставлю, обещаю, — кивнул Оби-Ван. В душе его взметнулась волной непонятная, незнакомая доселе нежность. — Но и ты не оставь сама себя. Даже если я окажусь далеко, помни: я с тобой и Сила с тобой.

— Вы такой хороший… — Валори по-детски обняла его, уткнувшись лицом в грудь. — Вы самый добрый в Храме…

Смаргивая которые уже по счету слезы за нынешний день, Оби-Ван не стал возражать, хотя мог — и должен был. Он лишь погладил ее по волосам и ответил мысленно: «Потому что я знаю, что ты чувствуешь».

Он уже знал, что сделает. Чем бы ни закончился турнир, он не даст загубить этого ребенка, уже пережившего потерю и предательство. Пускай осудят, пускай не поймут — не привыкать. Валори заслужила эту радость — радость ощущения учительской руки на своем плече, радость заветных слов: «Ты согласна стать моей ученицей?»

Он знал, что иначе нельзя. Он знал, что она уже согласна. И что такова воля Силы.