Золотое трио с пеплом в волосах (джен)

Среди промозглых улиц, разбитых фонарей и постоянного холода мне никогда не было места. Всегда и везде, идя холодным зимним утром в школу, попадая под отблески едва дрожащих уличных фонарей, что светили на последнем издыхании, дрожа от холода, хотя и не ощущая его, я никогда не ощущала себя живой. Сидя на нудных уроках, где слушая очередного, возомнившего себя невесть кем, учителя, я не могла понять — почему же я не могу жить, ощущать весь тот спектр эмоций, что обычно демонстрируют снующие вокруг люди. Живя будто по инерции, смеясь там, где нужно — обнажая в, возможно когда-то искренней, улыбке зубы — и сопереживающе говоря что-то людям вокруг себя, я не понимала, почему же я не чувствую себя на своём месте. Казалось, исчезни я из этого места, и ничего не изменится. Люди всё также буду сновать в этом бешеном ритме жизни — танца, который я отчего-то забыла. Забыла настолько, что кажется ноги остальных, отбивающие этот затейливый и слишком сложный для меня ритм, прямо сейчас затопчут меня, оставляя гнить мою оболочку там, так и не заметив, что один из танцоров пал, запутавшись в том, где же сейчас должен быть поворот, в какую сторону.

Среди берёз, болот и звёзд

Цыганских свадеб, волчьих слёз

Мне нет места..

Это странно, ведь ещё совсем недавно, приходя после очередного бурного дня в школе, когда ты перестаешь чувствовать себя, окунаясь в ритм танца с головой, я могла часами говорить ни о чём. Улыбаться так искренне и часто, что порой к вечеру ныли щёки. Я могла говорить столь искренне и с ходу, что сейчас, когда я не могла выдавить из себя и пары слов, не знаешь — ты ли это. Очень странно ощущать себя лишней в месте, где ещё совсем недавно ты была как дома, была неотъемлемой частью задорного танца жизни, что лился из тебя рекой, порой даже заставляя остальных, оставшихся там под ногами слепых танцоров, подняться вновь, начиная движение снова.

Начало казаться, что ещё немного и жестокие, слепые к чужим метаниям, лакированные до скрипа туфли танцующих затопчут тебя до кровавой пыли на их безупречном паркете, что вёл их танец дальше, туда где есть светлые и ясные окна, где больше не будет промозглого холода, что пробирал до самых дальних уголков души.

В окно мне бьёт кровавый свет

Я вижу тёмный силуэт

Сон в руку, нож в печень

Мой стол завален абы чем

Рисунками безумных схем

Холод вечен

Но возвращаясь туда, в бесконечно длинные разговоры по телефону ночью, где ты стараешься говорить так тихо, что порой в голосовых, что ты записываешь так рьяно, стараясь успеть рассказать всё и обо всём, тебя и не слышно вовсе. Заглядываясь на экран телефона, замерев в ожидании новых уведомлений той группы, ты всегда ждёшь что напишут они. Горя таким энтузиазмом, который появляется во время очередного дебата, ты всегда говоришь много, совсем не замечая, что слова сами выстраиваются в ровную шеренгу, словно услышав приказ — смирно! Говоришь так, будто ты снова можешь дышать, не боясь вновь задохнуться из-за тяжести ледяного ветра, что преследует тебя уже так долго, что ты перестаёшь замечать когда же он вновь навещает тебя.

Замирая от громогласного стука сердца, когда вновь видишь её сообщение, ты стараешься дрожащим, сбивающимся от волнения и бесконечной радости голосом набрать сообщение. Но, конечно, я вновь собьюсь где-то, нервно смеясь в надежде, что она тоже лишь посмеётся с твоей нелепости. Странно, но видя, как сообщение вновь набирает Ира, я начинаю чувствовать, как чужая, совершенно не свойственная мне давно улыбка, начинает разрастаться на моём лице. Я снова начну смеяться, совершенно наплевав на то, что в группе так много людей, а я выгляжу невыспавшейся и заплаканой, записав кружочек, где я во всю ширь своей искренней улыбки, растягиваю губы, как раньше обнажая зубы.

Странно, что такого я могла найти здесь, что я перестаю чувствовать этот пронизывающий до костей холод, заходя в группу и общаясь с Ирой..

По ночам, когда ты больше не можешь скрыться за сотней дел, громкой — такой, что иногда начинает болеть голова — музыкой в неизменных наушниках, разговорами с мамой за кружкой чая в полутьме кухни, ты начинаешь думать. Думать иногда больно, холодно, страшно. Никогда не знаешь, что эти яркие звёзды принесут на этот раз..корчась в жестоких, безжалостных к тихим мольбам молодой девушки, лапах кошмаров, что преследуют её чаще, чем простые сны, я вновь вспоминаю о том, что моё место в бешеном ритме танца потеряно. Чай и сладкое на ночь давно перестали помогать, а горькие даже на вид таблетки для сна никогда не виднелись в моих руках. Бессонница почему-то стала роднее теплой кружки по вечерам. Пропали смех и бесконечные шутки отца, опустела квартира. Казалось бы, больше не за что уцепиться, чтобы подняться хотя бы на колени на скользкий теперь паркет.

Странно, но рука появилась. Женская, с кучей мелких шрамов от работы, свежих царапин, но она смогла приподнять ослабевшее тело с холодного пола. Крики, волнения, слёзы, вокруг всё ещё было слишком шумно и ярко, чтобы успокоить мои красные от недосыпа глаза. Светодиоды так сильно резали взгляд, что поднять его выше своих собственных, сцепленных с чужими, рук не получалось.

Слова тянущей её вверх девушки были тихими в гаме живых вокруг, но они были столь громкими для меня, что врезались в память словно осколки стекла в мягкую кожу ладоней. Жить..это всегда манило, но одновременно необычайно пугало меня. Казалось бы, я совсем молода, всё ещё только начинается, но..я так устала. Лёжа на обледеневшем паркете, стуча зубами от безысходности, я слишком много думала. Думала, что смысла уже осталось мало. Совсем скоро, может, и совсем не останется. Но руки тянули меня, держали столь крепко мои запястья, что я и не могла противиться им.

Спасибо тебе, Мел, я слишком завишу сейчас от этих рук. Отпусти они сейчас, наверняка я вновь окажусь на хладном полу, ничком лежа под ногами резвых танцоров.

Среди берёз, болот и звёзд

Мир был тесен

И разгребая пену дней

Во тьме живых госпиталей

Я был лучше всех

Странно, но кружась сейчас в этом танце, где дыхание разделено на троих, я чувствовала себя как никогда живой.

А девушки всё увлекали меня в этот безумный танец, шаг-шаг-поворот… Поцеловать ладонь прекрасной Мел, затянутую в плотную темную ткань перчаток. Скользнуть чуть в сторону, прижаться к Ире, близко-близко, и чтобы одно дыхание на двоих. Круг-круг-наклон… Не отрываясь, дыша, дыша… А дальше выпрямиться и вслед за ними раз-два-три, раз-два-три…

Удивительно, но именно в этом танце мне стало тепло, так тепло, как не было уже очень давно. Быть может, сама Судьба решила переплести наши нити так, чтобы мы встретились здесь и сейчас, увлекая друг друга в этот безудержный, слишком резвый для одной танец жизни..

В тот вечер всё было так!