Ослеплённые страстью (гет)

Всю сознательную жизнь Реджина знала: нет счастья на свете, есть упоротая реальность. Когда тебе четыре, радость от покупки игрушки родителями зашкаливает так, что не угомониться, аж до самого вечера. В восемь тебе хватает лошадки — пони, хотя ты просила статного жеребца. Мать отмечает: дескать дочка сразу видно, разбирается в породистых скакунах. Сможет оседлать любого.

В восемнадцать: первый прыщ, первый хлыщ, ты изводишься бегая из угла в угол, то есть из замка в конюшню и обратно. А он сволочь такая, на тебя даже не смотрит. Видишь ли он коневодством увлёкся, зоофил несчастный!

Где-то к двадцати трём, в тебе просыпается интерес к точным наукам: то есть как получше прицелиться заклинанием, чтобы обидчик точно не успел унести ноги. К тёмной школьной программе прилагается... Женщина вздыхает. Да ладно, кто не западал на своего первого учителя? Точно все такие, причём каждый первый. К ней прилагается, да-да, далеко не Северус Снейп: немного бронзоват, загар прямо скажем как с Фиджи недавно приехал, а что про остальное, так очешуенно... Манеры: обходительный, если даст подзатыльник, то сначала предупредит:

— Ну-с, дорогуша, вы проштрафились.

Владеет двумя языками: сказочным и сказочным-матерным. Второй использует сугубо в личных целях, когда увлекающаяся личность опрокинет ему на брюки колбу с кипящим зельем, или вызовет снежный вихрь, когда учитель изволит ванны принимать. В общем, не жизнь, а сахар.

Совсем туго становится, когда ревнуешь свой объект к любому дереву в радиусе сотни миль. Он прыткий, поди уследи. То со Снежной Королевой воркует, то в роще с Красной Шапочкой ругается, так громко, что кусты трясутся. То с Белоснежкой сумму долга обсуждает, то учит прислугу как брюки гладить, чтобы со стрелочками красиво было, да ещё наглядно показывает. Знает она эти сделки и договоры. Сыта ими по горло. Она единоличница, как-никак! Своего Тёмного никому не отдаст!

К тридцать пяти понимаешь — нужна семья и муж. Детей не нажила — пока. Один шериф на приколе, как корабль в бухте. Он с бухты-барахты и падает из её окна, ровнёхонько в яблоневый сад. Благо первый этаж, десантироваться гораздо удобнее. Грэм ещё успевает комментировать:

— Реджина, я больше так не могу... — поправляет молнию на брюках, смотрит воровато по сторонам.

Не может он. Кто у них мужик в конце концов, а? Дети сами не делаются. Леди-мэр поправит волосы, застегнёт все пуговички на блузке, накормит любимое чадо завтраком, отправит сына в школу, и... Бегом марш заниматься ударным трудом. Мэрия настоящий производственный ад: тут тебе и ЖКХ и МВД и НДФЛ. Становится страшно от аббревиатур и бесконечных запросов, вопросов, ответов, заявлений, подписей и печатей. Миллс хандрит, то и дело смотрит в окно, на проезжающий мимо мэрии в пятый (!) раз "кадиллак". Женщина болтает ногами под столом, рассматривая своё отражение в зеркале.

— Ну что со мной не так? — вопрошает она.

— Вы прекрасны, с порно... тьфу, спору нет! — Сидни лучезарно улыбается хозяйке.

— Сгинь, нечистая сила!

— Слушаю и повинуюсь, — изображение мужчины в зеркале исчезает, громко хлопает дверь.

— Сократить количество поклонников, — пишет Миллс в блокноте. Часы на стене показывают полночь. Что за чертовщина? Она совсем забыла, с прошлого Хэллоуина поставить правильно. Есть магия... — Нет, по-старинке сделаем!

Бывшая Королева берёт стул, забирается на него. Короткая юбка мешает, блузка кажется жмёт. Женщина тянется вверх и... падает. Травмироваться не удаётся, точное приземление в заботливые объятия мистера Голда спасает ситуацию.

От такого счастья, у ростовщика немного подгибаются колени, трость падает на пол. Рекордсмен по налоговым сборам по версии местного "Форбс", крепко держит мэра, отпускать не собирается.

— Мне бы на землю спуститься, — Реджина нагло обхватывает его руками за шею. Так надёжнее, теперь не убежит. — Если вы не против... — она для пущего эффекта хлопает ресницами.

— Вот что значит — вся мэрия в твоих руках, — ехидно замечает Румпель. — Доставлю до рабочего места, — о чудо, ростовщик перестаёт хромать, видимо прикидывался для солидности.

— Благодарю вас, — Миллс награждает героя долгим целомудренным поцелуем.

Они тысячу лет знакомы. Подождите-ка, она что, такая старая? Женщина вздыхает: огр с ним, с возрастом, математика всё равно не точная наука. Из его рук в мягкое кресло. Колдунья чуть краснеет. Не девица, чего уж там. Но положено по сюжету! Рейтинг-то "PG-13", не дай бог даже подумать о низком. Дальше на четырёх листах текста расписано, как они пьют чай с плюшками, как он ей про погоду, она ему про котировки и акции. Лютики-цветочки разные.

Реджина думать не хочет, что курили и пили авторы сериала, нагло ломая канон, устои, посылая к чёрту формальности и запреты. Её изящная ножка под столом выписывает такие акробатические комбинации, что любая золотая медалистка позавидует. Её взгляд такой гипнотический, а декольте глубже не бывает. Голд сглатывает слюну, он джентльмен! Ни шагу назад! Поправляя галстук, немного расслабляет.

— Так сколько вы говорите на рынке стоит нефть? — Голд держится, в основном за столешницу, впиваясь пальцами в деревянную поверхность, мужчина улыбается. — Индекс Dow Jones стремительно падает? — он прикусывает губу.

— Не думаю, иначе, прогорят многие бизнесмены, — отсюда ей хорошо видно его лицо. — Хотите ещё чаю? — заварник в шаговой доступности. К неудовольствию Голда, мэр встаёт из-за стола, лёгкой походкой, покачивая бёдрами, следует заданным маршрутом. — Вам со сливками или с клубничкой?

— Второе, — сдержанно шепчет Румпель, наблюдая как чайная ложка варенья отправляется сначала в его чашку, потом в рот к Реджине.

Бывшая Королева явно мстит ему за причинённые неудобства в Зачарованном лесу. Неспеша облизывая столовый прибор, Миллс игриво подмигивает Тёмному. Ему становится невыносимо жарко — по всему телу. Голд изучал практики воздержания, читал трактаты мудрецов о силе духа и вере в себя. В темнице чем только не займёшься, пока одна коронованная особа, не изволит посетить его скромную обитель.

— Что-то жарковато здесь, не находите? — пятая пуговичка сверху, магу вид открывается невероятный.

— Отопление не отключили? — он снимает пиджак, нервно теребит галстук.

Не думать о минутах свысока. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Так сойти с ума не долго. Он до дрожи в руках хочет... Блок. Ментальный. Не обойти. Сценаристы? Голд приподнимает бровь. Плавали, знаем. Значит — действовать!

Смеркалось. За окном сгустились сумерки, давно перевалило за десять. Мэру приходится работать в ночь, чтобы жители Сторибрука могли спать спокойно. Так лучше. Основное освещение в кабинете мигает, затем свет гаснет.

Мужчина и женщина бросаются друг к другу. Точнее — друг на друга. В темноте не различишь, приходится импровизировать. Он целует её шею, она стаскивает с него рубашку. Голд почти добрался до застёжки бюстгальтера, Реджина тихо шепчет:

— Не спеши, Румпель... у нас есть время.

Ей не нужно направлять мага, Румпель и так всё прекрасно знает. Они оба давно этого хотели, просто не решались сказать вслух. С ним она и правда — Королева. Кожу слегка обжигает очередной поцелуй: жадный и требовательный.

Слышатся охи, ахи, стоны, вздохи. Звукооператор мотает головой, чует пятой точкой, его уволят, придётся научиться летать или плавать.

Между тем, за сценой, осветитель нервно щёлкает тумблерами, его лично подгоняют Адам и Эдвард. Адам листает сценарий, нервно что-то зачёркивает, Эд смотрит на ноутбук. Рейтинги не падают. Не падают? Китсис толкает плечом коллегу, тыкая пальцем в экран.

— Им нравится! — вес мешает ему пуститься в пляс, в результате, мужчина похож на медведя который внезапно вышел из спячки.

— Я против, — мычит Адам, когда ладонь Китсиса крепко зажимает ему рот.

— Пускай в эфир! — кричит Эдвард.

Адам глубоко вдохнув, кусает коллегу за палец, вкус неприятный, одеколон за сотню баксов.

— Итак! — оба сценариста замирают в ожидании развязки.

— Мистер Голд, как вы считаете, разделить в этом году бюджет поровну между школой и больницей справедливо? — Реджина и Голд вместе склонившись над бумагами, сидят за столом.

— Виктор хотел новое оборудование, Мэри ремонт в зале для физкультуры, — ростовщик что-то высчитывает в уме. — Будет не дёшево, зато по совести. К тому же, останется на праздник, скоро День Шахтёра, — Голд накрывает ладонь мэра своей ладонью.

— Чтобы я без вас делала, мистер Голд? — Миллс незаметно нежно касается его пальцев.

— Но... было же, было? — Эдвард смотрит то на проклятую лампу в кабинете мэра, то на осветителя, то на парочку не замечающую пристального наблюдения.

— Но прошло, — Адаму мерещится губная помада на лице Голда, он моргает, затем протирает линзы очков платочком.

— Сдаётся мне, это был ГолденКвин, — доносится со стороны оператора.