Ромашки на прощание (гет)

После победы над Волан-де-Мортом Гарри по старой привычке добрался до гриффиндорской башни, зашёл в ближайшую спальню и плюхнулся на постель. Последние два дня выдались столь напряженными, полными смертельных опасностей, что он почти выдохся и не чувствовал ни на что сил. Меньше всего ему хотелось кого-либо видеть и уж тем более вести разговоры о своём героизме. Возможно, именно утомление помогло ему не заострять внимание на том, что именно для волшебного мира он сделал, и не испытывать никаких чувств. Коротко говоря, крайне вымотавшийся Гарри наконец-то прилёг, закрыл глаза и очень скоро заснул.

Возможно, кто-то заходил в спальню во время его сна, а возможно, и нет. Гарри спал так долго и крепко, как не спал вот уже несколько месяцев. С того самого дня, как он отправился с друзьями на поиски крестражей, его голову занимало множество мыслей и опасений, сон всегда бывал беспокойным или долго не приходил от напряжённых раздумий, но не теперь. Теперь всё изменилось. Злейший враг наконец-то исчез, и в Гарри больше не было частицы его души. Беспокоиться было вроде бы больше не о чем.

Один день сменился другим, когда Гарри наконец-то поднялся с постели, зевнул и отправился в ванную. Принимая душ, он слышал за спиной хлопок, но, обернувшись, никого не обнаружил, лишь увидел чистую школьную форму, появившуюся на полке. В школе, судя по всему, всё ещё усердно трудились домовики, и кто-то из них захотел позаботиться о Гарри. Последний лишь хмыкнул и надел чистую форму вместо грязных изорванных вещей.

Впервые за последние месяцы день Гарри не был заполнен какими-то делами и проблемами. Ему было не очень легко спускаться в общую гостиную и приветствовать других учеников — приходилось улыбаться, коротко отвечать на вопросы или кивать, когда хотелось совершенно другого, — но Гарри не был бы собой, если бы каждый раз, как накануне, сбегал от подобных испытаний. Многие благодарили его за спасение волшебного мира, кто-то энергично пожимал ему руку, кто-то молча хлопал по плечу. Отчасти Гарри понимал радость тех, кто желал хоть как-то урвать минуту его внимания и поблагодарить, а отчасти не хотел, чтобы люди это делали. Для него встреча с Волан-де-Мортом была всё равно что исполнением долга, тем, что он при всём желании не смог бы избежать. Выжить из них мог только один, так было сказано ещё в пророчестве.

— Гарри!

Когда он очутился в Большом зале, его окликнул Невилл, и Гарри с удивлением заметил, что за время его отдыха зал снова сделался прежним: вернулись на свои места столы, повреждённые стены были восстановлены, тела погибших не лежали в проходах, а ученики сидели на лавках и болтали между собой.

— Привет! — откликнулся Гарри, повернувшись к приятелю.

— Ты как? Порядок? — поинтересовался тот. — Отдохнул хоть? Мы тебя вчера потеряли… отправились было искать, но тут у спальни появился твой домовик и сказал, что вышвырнет из окна любого, кто нарушит сон его хозяина.

— А, так это мне Кикимера надо благодарить за заботу… — произнёс Гарри, осознав, кто оставил ему чистые вещи. — Кстати, а где все?

Невилл ответил, что многие покинули школу — члены Ордена Феникса, прибывшие прошлым днём сотрудники Министерства магии, тяжело раненые волшебники, кого забрали в Мунго, и другие.

— Уизли… ну… они прошлым вечером забрали тело Фреда домой, — осторожно прибавил Невилл, зная, как эта тема тяжела для Гарри. — Рон вот один остался из-за Гермионы…

— Ну да, они вроде это… встречаться начали, — согласился Гарри, невольно ощутив на сердце тяжесть, и отвёл взгляд.

Ему сразу же вспомнилось, как Рон на его глазах держал Гермиону за руку, а она не отнимала ладонь. Это, конечно, произошло после смерти Фреда, вернее, после того как тело близнеца положили в Большом зале, но это действие почему-то вызвало в Гарри боль, как ещё один удар, отнявший у него близкого человека. Что вот между друзьями было прошлой ночью и этим утром? Может, они уже целуются и ходят, как парочка, держась за руки?

— Да нет, ты не понял, — нарушил ход его мыслей Невилл, — Гермионе вчера плохо стало, Рон её в больничное крыло отнёс и остался.

— Что?! — резко спросил Гарри и, встревожившись, развернулся.

Ему не нужен был ответ, он проскочил мимо других учеников, кого-то задел плечом. Сердце стало биться в груди чуть быстрее, и Гарри одолел несколько лестничных пролетов бегом.

— Гарри!

Рон, поднявшийся со стула, встретил его у койки, на которой лежала Гермиона, укрытая одеялом.

— Как… она? Что… случилось? — едва дыша, спросил Гарри.

— Да ничего смертельного, мадам Помфри говорит, мы просто надышались всякого в Тайной комнате, да ещё и яд василиска… Он в кровь, к счастью, не попал, но касался её и моей кожи, это вроде тоже повлияло, — ответил Рон. — Я-то крепче, вот мне ничего и не сделалось, а она ослабла под вечер и в обморок упала, — прибавил он.

— А… ага… понятно, — только и ответил Гарри, не сводя с подруги глаз.

На вид она была бледной, на щеках ещё не зажили ссадины и царапины, благо, что она ровно дышала, видно, спокойно спала, а значит, всё было не так плохо, как он подумал.

— Давай я с ней посижу, а ты отдохни, — предложил другу Гарри.

— Да, давай, очень меня выручишь! — согласился Рон, хлопнув его по плечу, и покинул больничное крыло.

Гарри уселся на освобождённый им стул и подумал, что так ничего и не съел.

— Кикимер, — тихо сказал он, и раздался хлопок.

— Да, хозяин? Вы чего-то желаете? — тут же угодливо спросил домовик.

— Если тебя не затруднит, принеси, пожалуйста, поесть, — тихо попросил Гарри, и домовик исчез.

Через какие-то минуты он вернулся с чашкой чая и тарелкой, наполненной пышными булочками. Гарри поел и остался на своём новом посту. К его удовольствию, ресницы подруги очень скоро затрепетали и она открыла глаза.

— Гарри? Что ты?.. — недоумённо спросила Гермиона, посмотрела по сторонам и тяжело вздохнула, вероятно, осознав, где она и что произошло. — О, прости… я и тебя напугала.

— Не выдумывай. Это ты прости, что меня не было рядом, — возразил Гарри и осторожно приложил к её ладони свою. — Как ты себя чувствуешь?

— Нормально, только… м-м… в голове всё путается… в смысле, трудно соображать.

— Ты устала и ослабла, как и я вчера.

— Да, наверное. А как ты?

— Лучше, намного лучше. Хотя бы выспался впервые.

Губы Гермионы растянулись в улыбке, и Гарри ощутил, как тепло снова разливается в его груди. Он тоже улыбнулся. Ему не нравилось, когда подруга грустила ещё с того времени, когда они остались одни в палатке посреди леса. Тогда Гарри всячески её отвлекал и радовался её вниманию так, как будто одержал очередную нелёгкую победу с невидимым врагом.

— Я рада. Наконец-то всё закончилось, — заметила Гермиона, сжав его ладонь в ответ. — Для тебя… для нас всех.

— Это да.

— Что будешь делать дальше? Или не думал ещё?

— Не знаю… Для начала домой вернусь.

— Хорошая мысль.

— А ты?

— В Австралию поеду… за родителями.

«Одна или с Роном?» — чуть не спросил Гарри, но вовремя сомкнул губы.

— Ну да, — лишь сказал он, ощутив внезапно навалившуюся на него грусть.

Они победили, всё вроде стало хорошо, но сейчас сама мысль расстаться с Гермионой почему-то казалась нелепой и крайне тяжёлой. Гарри настолько привык к её обществу, к их частым дискуссиям, спорам или совместным обедам, что плохо себе представлял кого-то другого, кому бы он мог настолько сильно доверять, как Гермионе.

— Всё в порядке? — спросила она, словно инстинктивно уловив перемену в его настроении.

— Конечно, — соврал Гарри и снова улыбнулся, не желая, чтобы подруга переживала ещё и за него. — Хочешь чего-нибудь? Почитать… или поесть…

— Почитать не отказалась бы. Если тебя, конечно, не затруднит что-нибудь мне принести.

— Для тебя не затруднит. Говори, что нужно, так и быть, я схожу к мадам Пинс и, если она меня не убьёт, вернусь! — с напускной веселостью объявил Гарри, и, к его радости, Гермиона улыбнулась шире.

Через какие-то минуты он отправился в библиотеку, и мадам Пинс, впервые на его памяти, не стала ни предупреждать его о том, что будет, если он порвёт хоть одну страницу книги, ни как-либо иначе препятствовать тому, что он ходил у полок и выбирал то, что наказала подруга. Гарри вернулся в больничное крыло и принёс ей несколько книжек. Мадам Помфри, заметив это, велела Гермионе не усердствовать.

— Полчаса-час, не больше, мисс Грейнджер! — был слышен её строгий голос. — Лучше бы выбрали себе занятие полегче…

— Полегче? Но это и есть самое лёгкое, что я делаю! — возразила ей Гермиона, открывая книгу, и, надувшись, точно дитя, уткнулась в страницы.

Гарри же улыбнулся, подобрал с прикроватной тумбочки свежий выпуск газеты и улёгся на соседнюю койку. В «Ежедневном пророке» была только одна значимая новость, которой отдали передовицу — свержение Волан-де-Морта и всё, что с ним связано. Гарри качал головой, хмурился, пролистывая страницы, но не видел ничего нового. К тому времени, когда в больничное крыло вернулся Рон, он уже стал засыпать, но вздрогнул от резкого голоса.

— Вообще-то, я сказала, что я этого не хочу! — отрезала Гермиона, и Гарри открыл глаза.

Рон стоял между их койками, отчего-то покраснев.

— Как это не хочешь, когда вчера очень даже хотела! — возмутился он. — Когда мы целовались…

— Не выдумывай, Рон! — перебила его Гермиона. — Мы не целовались! Это ты пытался меня поцеловать, а я была против!

— Ах вот оно как… опять он? Ты опять его выбираешь?! — сердито спросил он.

Гарри мог бы открыть рот и напомнить о себе, но не знал, что сказать. Казалось, он снова очутился в палатке, в тот самый ужасный вечер, когда Рон уходил и при этом хотел, чтобы Гермиона ушла с ним. Казалось, что ничего не кончилось, всё снова повторяется, вот только теперь Гермиону ничего с ним, Гарри, не связывает, а значит, ей осталось лишь нанести ему тот самый смертельный удар, который не смог нанести Волан-де-Морт.

— Не надо его впутывать в наши дела, я тебе уже всё сказала, — не менее сердито отозвалась Гермиона.

— Отлично, ну и оставайся тогда с ним! — объявил Рон, и послышались его тяжёлые шаги.

Гермиона вдруг всхлипнула, и Гарри больше не мог притворяться спящим.

— Гермиона! — поднявшись, позвал он. — Эй, Гермиона?

Она лежала к нему спиной, уткнувшись лицом в подушку.

— Прости, Гарри… — был слышен её приглушённый голос. — Прости, я не хотела тебя впутывать… Всё… всё в порядке, — прибавила она между всхлипами, и Гарри снова стало не по себе, как в палатке.

Снова ему захотелось как-то её подбодрить, дать Гермионе то, что она всегда давала ему. Стать для неё опорой, защитой, поддержкой, тем, кем она была для него все те годы и дни, когда ему было очень нелегко. Гермиона всегда находила аргументы, чтобы привести его в чувства, и пыталась о нём позаботиться. Гарри смотрел на её спину и волнистые локоны, что рассыпались по ней, и хотел одного — обнять, унести, сделать что-то, чтобы Гермиона забыла обо всём плохом, ведь вместе с ней он бы тоже об этом забыл.

— Ты не виновата, что Рон такой эгоист, он всегда таким был, — помолчав, сказал Гарри и развернулся.

Смысла тормошить Гермиону и успокаивать не было, поэтому он ушёл из больничного крыла с тяжёлым сердцем. А может, он не значил для неё столько, сколько она для него? Или может, она не поверит, если ей это сказать? Да и как такое сказать? В какие обличить слова? Они столько времени были вместе… прошли через столько всего… будь между ними что-то весомое, оно бы, наверное, не только возникло, но и давно прорвалось.

Гарри ходил по замку, спрашивал профессора МакГонагалл, не нужна ли ей помощь, болтал с некоторыми учениками, но параллельно думал о Гермионе. Как скоро она поправится и покинет его? Наверное, надо было вернуться на Гриммо, как он и планировал, тоже найти себе дело или хотя бы заняться ремонтом, но всё его существо противилось покидать Хогвартс, пока подруга лежала в больничном крыле. Хотелось снова вернуться к ней, что-то сказать или сделать, но что? Когда он её не видел, то чувствовал, как она ему дорога, а когда видел, то был рад, что она жива, рад, что она близко и смотрит на него своими чарующими чайного цвета глазами. Разве это не глупо? По крайней мере, нелепо, странно, если не сказать, чудно.

«Наверное, так сходят с ума», — думал Гарри на следующий день и вышел из замка на свежий воздух. На небе не было ни облачка, солнце светило ярко, птицы беззаботно чирикали в стороне, как будто ничего страшного на этой земле не произошло, а Гремучая ива, как и обычно, скрипела ветвями. Гарри дошёл до домика Хагрида, но не застал его на месте. Наверное, тот уже ушёл в Запретный лес — там теперь тоже нужно много всего сделать, кому-то помочь, за кем-то присмотреть. В Запретном лесу ведь нет своей мадам Помфри. Гарри тяжко вздохнул и развернулся обратно. Под ногами зеленела трава, ярко цвели одуванчики, и воздух ощущался приятным и свежим. Гарри шёл обратно и с грустью думал, почему же нельзя всё это хоть с кем-то разделить?

«Потому что Гермиона скоро уедет», — ответил он сам себе и остановился. Пора было её навестить, возможно, попрощаться. Хотелось это поскорее сделать — снова увидеть её, поговорить — и одновременно не хотелось это делать: прощание с ней было нестерпимым, ещё хуже, чем потеря Фреда, Тонкс или Люпина. На мгновение Гарри подумал просто уйти и исчезнуть, но быстро укорил себя за подобные мысли. С каких это пор он стал таким малодушным? Надо пойти к Гермионе как ни в чём ни бывало и порадовать её, поднять ей настроение. В конце концов, она же не бросала его, каким бы злым или мрачным он ни ходил в тяжёлые моменты жизни. Гарри снова двинулся к замку и невольно засмотрелся на траву и цветы под ногами. Мысль о том, как же порадовать подругу, в тот же миг настигла его, и он чуть не ударил себя ладонью по лбу.

— Профессор Спраут!

Преподавательница травологии, как и обычно, находилась в теплицах и ходила между грядок с рассадой. Она нисколько не удивилась появлению Гарри и машинально спросила его, как дела.

— Всё хорошо, спасибо, мэм. А-ам… у меня к вам вопрос… не знаю, не нагло ли, но можно у вас… э-э… взять немного цветов?

Когда профессор Спраут повернулась к нему, Гарри ненадолго замер. Подумал, что сделал глупость, что профессор отчитает его за то, что он пришёл к ней с таким глупым вопросом. В теплицах наверняка растут только полезные травы, а он пришёл, чтобы только что-то испортить и потешить своё самолюбие!

К его удивлению, лицо Помоны Спраут озарила дружелюбная улыбка.

— Конечно же, Гарри, — тепло отозвалась она, — тебе нужно что-то конкретное?

— Э-э… не знаю, — растерянно отозвался он, окинув теплицу взглядом. — Что-то миленькое, ну… простое.

— Тогда иди туда, — посоветовала профессор Спраут, махнув рукой в сторону выхода, — в седьмой теплице наверняка что-то найдёшь, только на затопчи там всё.

— Ага, спасибо!

В седьмой теплице, где Гарри ещё ни разу не был, нашлось не только что-то простое, но и очень красивые алые розы, необычные ярко-лиловые цветы, издающие мелодии, что-то удивительное, похожее на орхидеи, пионы и многое другое. Гарри смотрел на цветы и понимал, что многие ему совершенно не знакомы. Возможно, они все были волшебными и имели другие названия, нежели те, что он пытался им подобрать. Единственным, что не вызвало у него удивления, были ромашки. Простенькие, нежные, с жёлтой сердцевиной и густыми белыми лепестками. Ромашки напоминали о лете, что уже не за горами, и пробуждали в груди странное ощущение. Гарри не выдержал и нарвал для Гермионы небольшой букетик. С ним в руке он и отправился в замок.

— Гарри, ты… О…

К тому моменту, когда он появился в больничном крыле, Гермиона уже не лежала на койке, а стояла, одетая в школьную форму, которую для неё, видимо, тоже принёс кто-то из домовиков. Она копалась в бисерной сумочке и застыла, увидев друга.

— Это тебе, — приблизившись, сказал ей Гарри и протянул букетик.

— Спасибо, это… это так мило, — растерянно ответила она, и её щеки покрылись румянцем.

Гарри хотелось сказать, что она достойна большего, нежели эти цветы, но одна её милая улыбка снова нарушила ход его мыслей. Хотелось впитать эту улыбку в память так же, как Гермиона касалась и впитывала взглядом несчастный букет, коих у неё раньше не было. Хотелось продлить это мгновение, минуту, день до бесконечности. Но ведь это невозможно. Гермиона уедет. И вернётся ли она из Австралии? И даже если вернётся, разве она вернётся к нему?

— Ты уже собираешься? Мадам Помфри тебя отпустила? — нарушил возникшую заминку Гарри, и те же прекрасные чайного цвета глаза снова обратились к нему.

— Да, я… уговорила её меня отпустить, — ответила Гермиона.

«Мне будет тебя не хватать», — хотелось сказать Гарри, но язык почему-то не желал его слушаться.

— Я могу тебе чем-то помочь? Хотя бы проводить? — сказал он вместо этого, и Гермиона кивнула.

— Да, я была бы рада.

Из замка они уходили вместе. Защита от трансгрессии, как сказала профессор МакГонагалл, снова была восстановлена, потому стоило дойти до Хогсмида. Гермиона говорила о том, сколько всего ещё предстоить сделать — ей самой, волшебному миру, учителям в Хогвартсе — а Гарри лишь посматривал на неё и думал, что упустил самое важное в жизни. Злейшего врага он одолел, но потерял то, что делало его живым, сильным и, самое главное, счастливым.

— Не верится, что всё это происходит взаправду… что мы просто куда-то идём, что не надо никуда спешить… — двигаясь по тропинке, заметила Гермиона.

— Да, не верится, — согласился с ней Гарри и взял её за руку. — И что мы расходимся тоже не верится, — прибавил он и сжал её пальчики в своих, желая запомнить это приятное ощущение.

Гермиона остановилась первой. С таким настороженным видом, как будто вспомнила, что забыла нечто крайне важное.

— Что-то не так? — спросил её Гарри.

— Знаешь, я не хотела спрашивать тебя вчера… да и раньше тоже не хотела… — вдруг сказала она с невероятным волнением, — не хотела, чтобы ты подумал, будто я хочу что-то получить взамен… или хочу воспользоваться таким стечением обстоятельств, или…

— Подожди, о чём ты? — запутался в её утверждениях Гарри. — Каким ещё стечением…

Кажется, Гермиона и сама запуталась в том, что пыталась сказать. Она не договорила, и ему тоже не дала договорить. Вместо слов Гермиона подалась к нему и порывисто обняла. Так крепко, как умела это только она.

— Мне будет тебя очень не хватать, Гарри, — произнесла Гермиона то, что отчаянно сдерживал он сам.

Она тесно прижалась к нему, и сердце Гарри забилось намного быстрее, а руки крепко обхватили её в ответ. Это мгновение тоже хотелось продлить до бесконечности, но Гермиона немного отстранилась и снова заглянула ему в лицо.

— Скажи, если бы я попросила тебя поехать со мной, ты бы поехал? — вдруг спросила она.

Гарри снова видел её притягательные глаза вблизи от себя, и его губы медленно изогнулись в улыбке. Гермиона зовёт его, а значит, он ей нужен. По-настоящему нужен, нужен не меньше, чем она ему. Разве это не прекрасно? Значит, он может поехать с ней в Австралию. А может и даже остаться там до конца их дней, вдруг пришла непрошеная мысль. Ему осталось лишь вспомнить, как дышать, и перестать улыбаться, словно ошалевший.

— Конечно же поехал бы! — воодушевлённо ответил Гарри и, поддавшись нахлынувшим на него, точно цунами, чувствам, стремительно подался навстречу.

Его губы соприкоснулись с губами Гермионы и жадно овладели ими, как будто источником света и счастья в пустыне мрака и безысходности. Гермиона отвечала на его поцелуй не менее пылко, её ладони скользили по его шее и голове, пальцы властно окунались во взъерошенные волосы. Ход времени перестал ощущаться, словно оно утратило над ними всякую власть.

— Я бы отправился с тобой хоть на край света, — с чувством заверил Гарри после продолжительного поцелуя, и нежная улыбка на губах Гермионы лишь подтвердила, что она хотела того же.

— Тогда решено, — сказала Гермиона, снова взяв его за руку. — Едем в Австралию.

— Едем, — повторил Гарри, и их пальцы переплелись, как однажды и навсегда переплелись судьбы.