Балерина (джен)

С наступлением вечера неброское кладбище, расположенное где-то у окраины Санкт-Петербурга, всегда обретало некую таинственность. Бывалые смельчаки, свободолюбивые студенты, смело бродившие среди могил днём, убегали прочь, сверкая пятками, когда последние лучи солнца медленно растворялись в ночной мгле. Их неокрепшие умы будоражили нелепые детские байки про воскресших мертвецов, призраков и вампиров.

Последние солнечные лучи скользили по каменным — реже деревянным — надгробиям, на которых небрежными буквами выгравированы имена покойников и их годы жизни и смерти. Некоторые могилы совсем заросли: мусорная трава могла доходить до шеи здорового крепостного мужика. Родственники явно не собирались навещать покойничков. Михаил втайне презирал их за такую халатность, совершенно не задумываясь над причинами. Может, у них что-то случилось, и они не могли прийти на могилу. Но его это ни капли не волновало.

В левой руке он держал пышный букет ярко-красных и белых роз, перевязанных красивой атласной лентой, цена которого равнялась с целым состоянием. Благо, Михаил происходил родом из дворянской семьи, а потому мог позволить себе купить подобную вещь. Правда, после третьей покупки портбукет купить не решился — отец сильно разгневался, когда узнал, сколько он потратил на такую «безделушку», и обещал отправить его в кавалерийский полк в качестве наказания.

— Ах, Аннушка, душа моя! — радостно воскликнул он, когда остановился у нужного места.

Перед ногами раскинулась небольшая могилка. Надгробие слегка потрескалось, как будто разрывая — или перечёркивая — некоторые буквы в фамилии и имени. На могильной плите больше не лежали прошлые цветы, которые оставил Михаил. Они исчезли. Кому взбрело в голову украсть скромный букет бордовых пионов, предназначенный для покойной? Совсем страх потеряли! Михаил слегка наклонил голову вбок, ещё раз анализируя внешний вид могилы. Она выглядела вполне прилично и не нуждалась в уборке. Возможно, стоило ещё раз прийти сюда где-то через недельку.

Анна Золотарёва являлась примой-балериной русского театра уже в возрасти двадцати двух лет. На сцене она выделялась из серой, как казалось Михаилу, массы: порхала, словно бабочка из редкостной коллекции, мягко ступала на носочки пуант, сделанных из светло-розового атласа, кружилась в воздухе легко, как пёрышко. Да и внешность у неё сама по себе запоминающаяся. Михаил затаивал дыхание, когда среди толпы восторженных людей видел знакомую белокурую головку с венком полевых цветов на голове.

Она должна была выступать в ещё одном представлении, однако Госпожа Судьба решила иначе. Ужасная железнодорожная авария, унёсшая жизни троих людей на месте происшествия. Семнадцать человек пострадали. Поезд, маршрут которого построен от Бирзулы до Киева, полностью поломал рельсы и соскочил на насыпь. Если бы не пьяный машинист, решивший прибавить скорость, из-за чего тяжеленная машина миновала десять вёрст за каких-то шесть-семь минут, то данной трагедии не случилось бы. И Анна не погибла бы.

У Михаила сердце прыгало каждый раз, когда он вспоминал, в каком состоянии её нашли. Среди обломков, находящуюся в такой неестественной позе, какую бы не повторил ни один здоровый человек. Становилось сразу понятно, что Анна мертва. Однако врачи всё же осмотрели труп, обнаружив бесчисленное количество переломов, от которых никто не выживал. Сначала его отвезли в Киев — хотели провести похороны там —, однако позже передумали и перевезли в Петербург.

Его искренняя улыбка ушла с лица. А ведь он так любил её. Не как прекрасную балерину. А как женщину, с которой хотел бы связать свою жизнь.

Страдайте, если вы не понимаете шуток!

Каждый раз, когда Михаил приходил на могилу и задерживал руку в воздухе, у него создавалось ощущение, что Анна всё ещё жива. Она словно появлялась из ниоткуда. В воздухе, среди мрачных и пугающих могил, появлялись её очертания, которые становились всё чётче и чётче. Сначала возникало милое личико, позже — утончённая фигурка, одетая в пачку из светлого фатина и с лентой из цветов на талии. Анна смотрела на него, поблёскивая серыми глазками, постоянно улыбалась и временами отшучивалась, когда Михаил вновь просил её руки.

Однако когда Михаил рассказывал о таких моментах друзьям или же родителям, все бросали на него настороженные взгляды. Никто ему не верил. Отец постоянно злился, говорил, что пора бы перестать понапрасну тревожить сон балетной феи своим нескончаемым фанатизмом. Лучший друг тоже упрашивал оставить это гиблое дело, приговаривая, что такими действиями Михаил ничего до добра не доведёт. Но он не слушал. По крайней мере, не хотел слушать.

— О, Анна! — радостно воскликнул Михаил. — Вы вернулись!

Анна растянула тонкую линию бледных губ в едва заметную улыбку. Её хрупкие пальчики касались его руки, иногда нарочно поднимали края перчатки, будоража холодом тёплую кожу. Она то убирала их, то снова дразнила прикосновениями. А Михаил даже не сопротивлялся. Ему нравилось её поведение, он готов был поддаться, дабы растянуть удовольствие.

Она быстро прыгнула на надгробие и, поддерживаемая рукой Михаила, вытянула тонкую ножку. Концы атласных лент спали с пуант, ненадолго задержались в воздухе. Под ярким лунным светом Анна вся сияла, как будто состояла из тысячи маленьких звёзд.

— Как благородно с Вашей стороны жалеть усопших, господин Думов, — смеясь, ответила Анна.

— Жалею я только Вас, Аннушка, — мягко сказал Михаил.

Они ходили вдоль могилок. Анна тихо и легко прыгала по разнообразным надгробиям, а Михаил неспеша шёл рядом, крепко держа в правой руке трость, сделанную из дубового дерева. Цилиндр сместился набекрень, взъероша его шелковистые волосы цвета рубина. Он не мог отвести от неё влюблённых глаз. Смотрел, как её волнистые волосы зависали в воздухе, как от них исходил слабый тёплый свет. И всё ему это так нравилось. Михаил только усилил желание чаще приходить на её могилу и мирно прогуливаться по кладбищу.

* * *

Солнце поднялось над Петербургом. Его лучи сонно бродили по улицам, не в силах добраться до тёмных закоулков, мирно падали на зеркальную гладь матушки-Невы, едва задевали каменный шпиль и верхушки надгробий брошенного кладбища на окраине столицы. Люди или неспеша прогуливались по мощённым набережным, или спешили на работу, дабы хоть как-то заработать на крошку хлеба.

— Какой кошмар!

— Ужас!

— Боже!

Народ столпился у одного из мостов. Одни ахали, нечаянно хлопая себя по щекам; другие перешёптывались, пытаясь выдвинуть свою версию событий. Милые дамы в страхе отворачивались, пытались найти место, куда можно отойти, однако всё равно поглядывали на мертвеца; мужчины же задумчиво смотрели на ситуацию. Толпу растолкал пришедший полицмейстер, которого позвал дворник. Он прищурил глаза, покрутил в руке чёрный ус, как бы оценивая ситуацию.

Мокрые волосы рубинового цвета прилипли к посиневшему лицу, затронули бледные пухлые губы. Тёмно-синий фрак местами порван, цилиндр и трость смыло сильным течением. Никто не знал, как мертвец оказался в воде, и кто его вытащил. Полицмейстер некоторое время постоял и посмотрел на него, прежде чем развернуться к толпе.

— Ну-с, дамы и господа! — воскликнул он, разведя руки в стороны. — Волноваться не о чем: это простое самоубийство!