Дверь (джен)

Дверь

Городское фэнтези

Эту историю рассказал мне один мой приятель с которым мы познакомились на почве любви к фэнтези. Он любил говорить что ему нравится лишь то фэнтези, что хотя бы отчасти напоминает реальность. И что люди от того и читают фэнтези, что просто не могут вместить всю многогранность реальности.

— Как же так?— спросила я.— В реальности же не происходит ничего необычного.

— Те кто так говорит просто мало знают реальность, — ответил он. — Помню случилась с нами однажды история, любое фэнтези отдыхает, — прибавил мой приятель и начал свой рассказ:

Как-то поехали мы с моим другом Колькой кататься на лыжах. Наметили маршрут, примерно километров тридцать от одной деревни до другой. Доехали на электричке на нужной станции.

Едем на лыжах через лес. Солнышко светит. Снег блестит. Сосны. Красота.

Вечереть стало. Небо тучами затянуло. Снег пошел. Ветер поднялся. Мы с Колькой замерзать начали. Мечтаем, как доедем до деревни, на электричку сядем. Согреемся. Домой поедем, чаю попьем.

А нужной деревни все нет и нет. Да и вообще никаких признаков человеческого жилья. Ни дорог, ни высоковольтных линий. А ведь если по карте судить, мы давно уже должны были высоковольтную линию пересечь и на дорогу выйти.

Мы точно по компасу ориентировались. Не первый у нас поход.

Смотрим, на телефонах наших связь не ловит. А стрелка на компасе вообще очень странно себя ведёт. То в одну сторону быстро вращается, то в другую. Нас это, по началу. прикалывало, а потом невесело стало.

Снег-то все гуще идёт, да и лес вокруг изменился. Деревья вокруг такие толстые, что не обхватишь, и никаких признаков цивилизации. Меж тем совсем стемнело.

Тут слышу звук какой-то вдали, прислушался, понял,— волки воют. А ветер все сильнее. Снег все гуще. Мы еле дорогу впереди различаем.

— Ну,— говорю я Кольке, — главное не останавливаться. Куда нибудь да выйдем.

— Да, — говорит он, — остановимся, — замерзнем.

Едем. Представляю себе как буду отбиваться от волков лыжными палками. Других вариантов не вижу.

Вдруг видим впереди свет. К нам приближается. Смотрю, мальчик лет десяти с фонарем.

Мы обрадовались, если дети тут на лыжах катаются, значит деревня недалеко.

— Мальчик, — кричу ему я, стараясь перекричать ветер,— не подскажешь, в какой стороне деревня?

— До деревни далеко,— кричит мальчик. — Идем к нам. До деревни завтра провожу.

— А родители твои согласятся?— спрашиваю я.

— Мы им заплатим, — прибавляет Колька.

— Согласятся, — отвечает мальчик. — У нас все, кто заблудился останавливаются. У нас бесплатно… — прибавил он.— Мама уже самовар поставила.

— Звать то тебя как? — спрашиваю я.

— Васькой, — отвечает мальчик.

Вскоре вышли из леса. Вижу впереди частокол из высоких бревен.

Внушительные деревянные ворота. Сугробы в человеческий рост по обе стороны. Васька уверенным движением поднял тяжелую скобу.

— Дальше прямо, — сказал он. Впереди темнела громада бревенчатого дома. По обе стороны широкой дороги от ворот до крыльца сугробы выше нашего роста.

Подъехали к дому. Свет в окнах тусклый. Похоже, электричества тут нет. Замечаю, что фонарь у Васьки не электрический. Просто свечка за стеклами горит. Да и сам он одет как то странно, в полушубок, вроде тех, что раньше носили. И лыжи у него широкие, из некрашеных досок.

Внезапно заметил охотничье ружье у Васьки за плечами, удивился, как раньше внимания не обратил.

— Что же это, Вась, спрашиваю. — Тебе уже ружьём пользоваться разрешают.

— Волков в лесу полно. Рыси встречаются. Никак без ружья,— спокойно, но серьезно отвечает он.

Мне стало не по себе. Снимаем лыжи, заходим в дом. Васька ведет нас через большие сени. Свет фонаря выхватывает из темноты топоры, серпы, вилы лопаты и другие, стоящие здесь инструменты.

Входим просторную чистую комнату. Удивляюсь, как здесь тепло. Потрескивает огонь в огромной печи. Широкие лавки вдоль стен. Стены бревенчатые, пол некрашеный но чистый и словно отполированный, из очень широких досок.

Посреди комнаты две девчонки мелкие, лет пяти на деревянных лошадках раскачиваются и весело смеются. По стенам тускло мерцают масляные светильники.

“Ну,— думаю,— реконструкторы хреновы! Охота самим дурью маяться, детей бы пожалели!”

Посреди комнаты стол широкий, белой скатертью накрыт, вокруг люди сидят, на нас смотрят. На столе самовар и блюда с пирогами.

— Что Васька, привел людей из-за двери. — слышим мы. Видим сидит в углу паренек лет пятнадцати из дерева что-то вырезает. Одет серые штаны и рубаху, типа тех что в старину носили.

— Привел,— говорит наш провожатый.

Паренек работу свою отложил, встал, нам кивает. Подошли мы к столу.

Встает с лавки мужик в серой рубахе и штанах. Сам худой, волосы до плеч чуть вьются, борода всклокоченная. А глаза голубые и внимательные такие, будто насквозь тебя видят.

— Меня, — говорит, — Дмитрий зовут.

— Я Мария, — говорит сидящая за самоваром женщина в платке. Лицо молодое, почти без морщин, а глаза печальные, какие у старушек бывают. Тоже в серой кофте и юбке. На кофте у воротника красным цветочки вышиты.

С ней рядом девчонки две сидят одной на вид четырнадцать, другой двенадцать. У обоих глаза голубые и косы русые длинные, как в старину. Смотрят на нас с любопытством. Всех своих детей Мария по очереди нам представила. У них их шестеро было. Я только Ваську запомнил.

За стол нас усадили. Мария чай разливает. Смотрим. а чай то необычный какой-то. Еловые иголки в нем плавают. К чаю пироги из серой муки с капустой, еще с брусникой и медом. Непривычно, но вкусно.

"Ну, думаю, неплохо тут у них."

Едим, согрелись. Разговорились.

— Дмитрий, — спрашиваем, — давно ли вы здесь живете?

— Да я, говорит, родился здесь. Отец мой тут жил. Бабка жила. Ну и я остался.

—А вы, Мария? — спрашивает Колька.

— А я как и вы, из-за двери,— говорит хозяйка. — Захотела тут остаться.

— Так роду нашему наказано, — продолжает Дмитрий.— Всех, кто из-за двери приходит привечать и кормить.

“ Или ролевики, или сектанты,— думаю я. — Ладно сами! Детей бы пожалели!”

— А дети ваши, тоже тут останутся?— спрашиваю я.

— Нет,— говорит Мария. — Все себе за дверями место по душе найдут. Дверей-то тут много, — с улыбкой прибавила она. — Здесь кто-то один останется. Пока неясно кто.

— Чтобы здесь остаться, на то призвание нужно,— прибавил Дмитрий.

“Точно сектанты!— подумал я, заметив почерневший образ в углу”.

— И вашим детям нравится тут жить? — спрашиваю я.

— Живут, — стало быть нравится, отвечает Мария.

— Потянет душа прочь,— уйдут за дверь, — прибавил Дмитрий. — Мои братья и сестры ушли.

— И где они сейчас живут, — спрашивает Колька.

— В разных местах живут, — ответил Дмитрий. — Вроде, неплохо. Навещаем временами.

— А вам здесь зачем жить? — спрашиваю я. — Без водопровода, без электричества.

— Так как же тут не жить?— говорит Мария. — Сюда столько дверей открывается из разных мест! Люди приходят, бывает, совсем легко одетые. Если их не приютить, да не обогреть,—пропадут же совсем.

— Ваша дверь завтра на рассвете откроется, Васька проводит, — прибавляет Дмитрий.

“Шизофрения что ли у обоих?!”—думаю я.

— А как же ваши дети в школу не ходят?— спрашивает Колька.

— А зачем школа, — говорит Дмитрий. Считать я их учу. По хозяйству, по рукоделию тоже все умеют. Грамоте мы и так все обучены.

— Сейчас же языки иностранные обязательно знать, — говорю я.

— А что, языки? — говорит Мария.— Все люди же об одном и том же говорят. Да и пишут тоже. Дом этот людей понимать учит.

— Для людей он и построен, — прибавил Дмитрий.

“Точно шизофреники.” — подумал я.

— А почему, — спрашиваю, — у вас чай из иголок.

— Ой,— говорит Мария, — как его стали пить, так болеть перестали. Человек из-за двери научил. Раньше у детей зимой зубы болели, а тут прошли.

— Да и меня, помню, рысь подрала, — прибавил Дмитрий. — Месяц не заживало, а с этого чая мигом все зажило.

“Ну, — думаю. —точно сектанты какие-то. Лечатся сомнительными народными методами. Ладно сами, детей только жалко.”

После чая Дмитрий действительно занимался с детьми математикой. Старшие легко складывали и вычитали в уме четырехзначные числа. Перемножали двузначные. Потом пошли дроби, возведения в степень, извлечение квадратного корня. Я проверял их при помощи калькулятора. Все считали правильно.

“А не такие уж они и тупые,”— подумал я.

После занятий математикой Дмитрий с сыновьями принялись что-то вырезать из дерева.

Мария со старшими дочерьми сели за прялки и затянули песню. У них были красивые голоса, звенящие на высоких нотах. В такт пению жужжали веретена. Однако, когда я разобрал слова песни, стало слегка не по себе:

Ты не вой, не плачь, а смейся -

Слез-то нынче не простят.

Сколь веревочка ни вейся,

Все равно укоротят!

Дмитрий с ребятами начали подпевать. Последний куплет пели уже все хором:

Лучше ляг да обогрейся —

Я, мол, казни не просплю.

Сколь веревочка ни вейся —

А совьешься ты в петлю!

А совьешься ты в петлю!

— Это откуда же такая песня, — спросил я.

— Человек пришел из-за двери, научил, — сказала Мария. — Очень она нам всем по душе пришлась. Какие только люди к нам из-за дверей не приходят!— вздохнула она. — Такого наслушаешься!

— И всех надо пристраивать. Места подходящие за дверями подыскивать, — мрачно заметил Дмитрий.

“Так они еще и с криминалом связаны!— подумал я. — Беглых преступников укрывают. Небезопасно тут находиться.”

Но деваться было некуда.

Спать мы легли на лавках, положив под голову подушки, набитые какой-то травой и укрывшись тулупами.

Когда проснулись, все в доме уже встали. Где-то мычали коровы. кукарекали петухи.

На столе дымил самовар, стояла большая крынка с молоком. Лежало несколько караваев хлеба. Мария извлекла из большой ниши в печи огромную сковороду на которой шкворчала яичница с ветчиной, из, наверное, тридцати яиц. Аппетит у ее детей был отменный, как и вчера, все что было на столе оказалось съедено. Причем, толстыми эти дети совсем не выглядели, скорее, какими-то крепкими.

После завтрака Дмитрий сказал:

— Теперь вам пора. Скоро и дверь откроется.

Мы вышли сени, оделись, вышли во двор.

Теперь при свете дня я смог разглядеть огромный бревенчатый дом со множеством пристроек из которых раздавались блеяние, мычание, кукареканье и другие звуки, издаваемые неизвестной мне скотиной.

Две младшие девочки одетые в крытые красным сукном шубки с веселым смехом катались с сугробов. Вскоре появился Васька в полушубке и, как и вчера, с ружьем.

Мы надели лыжи. Васька с серьезным деловым видом ехал впереди так шустро, что мы едва поспевали за ним. Искрящийся в солнечных лучах снег весело скрипел под лыжами. Мороз румянил щеки.

Древний густой лес. Деревья исполины. Встречались такие, что и вдвоем не обхватишь.

— Вам туда,— сказал Васька, указывая в проем между двумя толстыми раскидистыми дубами.— Не поминайте лихом, люди добрые.

“Где же ты таких слов то набрался? — думаю я. — Эх, трудно же тебе будет!”

— До свидания, Вася, — сказали мы. — Спасибо что проводил.

— Вы, когда дверь пройдете, главное не оглядывайтесь, — напутствовал нас Вася.

“Эх, Вася, чудные у тебя родители!” — подумал я.

Едем в указанном направлении. Внезапно до нас донесся звук идущего поезда. Где-то неподалеку проехала машина. Тут я понял, что мы успели отвыкнуть от этих звуков.

Посмотрев по сторонам я увидел высоковольтную линию, видимо вчера мы не смогли разглядеть ее из-за метели. Мы прошли под ней и вскоре вышли на хорошо очищенную дорогу. Теперь и до деревни Черничная недалеко.

"Странно,— подумал я, — там лес старый, а здесь совсем молодой, деревьям хорошо если тридцать лет."

Двигаясь по дороге к деревне я заметил еще одну странность. Сугробы по ее краям едва доставали нам до колена. “Тогда откуда же столько снега вокруг дома Дмитрия?! — подумал я.— Да и о том, что в этих местах водятся волки, или рыси я никогда не слышал.”

Я обернулся в сторону леса. И, я уверен, мне не померещилось: вдали над вершинами деревьев загорелась золотая звезда. Сияние становилось все ярче. Полыхнуло и погасло.

И тут, знаешь, внезапно я почувствовал, какой мир вокруг большой и неизвестный. И как мало мы реально о нем знаем. Все наши знания, все наши представления о том, как все устроено. они ведь во многом искаженные, а то, что есть в них правдивого, всего лишь крошечная песчинка того, что существует на самом деле. Понимаешь, одно дело об этом рассуждать, а другое увидеть. Для меня это просто…ну… как-то очевидно стало, когда там, над лесом полыхнуло.

— Видел? — спросил я Кольку.

— Что?! Где?! — испуганно спросил он.

— Вспышка! Над лесом!

— Нет, не видел никакой вспышки, — ответил Колька.

Лишь потом я вспомнил, что Васька наказывал нам не оглядываться.