Последняя битва (джен)

Я узнал от тех, кто богов мудрее,

Что растёт на свете цветок чудесный.

Он вернёт мне смех, он тебя согреет,

Горе улетит, умерший воскреснет.

Вновь пускаться в бег до окраин света,

Пусть не привыкать — далека дорога...

Канцлер Ги "Плач Гильгамеша об Энкиду"

Действие происходит в Эдорасе, примерно в начале марта. До битвы за Хельмову Падь остаётся около полутора — двух недель.

Эовин безутешно плакала над телом погибшего двоюродного брата. Дверь неслышно отворилась, в комнату зашел Гнилоуст.

—О... должно быть, он умер ночью. Какая трагедия для короля — лишиться единственного сына и наследника. Как трудно смириться с такой потерей. Особенно теперь, когда твой брат бросил тебя.

— Оставь меня, змей!

— Ты одинока. Кто знает, что ты шепчешь ночью, в горестных ночных бдениях, когда жизнь кажется тебе такой жалкой, а стены твоей светлицы сдавливают тебя, окружают, как склеп умершего. Такая красивая, такая холодная. Как утро ранней весны, всё ещё по-зимнему ледяное.

— В устах твоих яд! — воскликнула Эовин и выбежала из комнаты.

В дверях она столкнулась с девочкой лет десяти (на самом деле ей было двенадцать, но она казалась младше своих лет). Весь её вид — растрепавшиеся косички странного черно-золотого цвета, съехавшая набок косынка, сбитое дыхание — говорили о том, что она долго бежала.

Гнилоуст заметил девочку. На его лице отразилось узнавание и презрение. Девочка тоже заметила его. В медовых глазах вспыхнула ненависть.

— Если ты полагаешь, что тебе здесь поверят, то ошибаешься, — прошипел Гнилоуст. — Ты даже не роханка. Тебя никто не будет выслушивать — король Теоден слишком занят, Эовин слишком расстроена гибелью Теодрета, чтобы ему что-то передать, а Эомера здесь нет. Я тратить на тебя своё время тоже не собираюсь.

— П-простите, — девочка обращалась не к Гриме, а к застывшей в дверях Эовин. Тут она взглянула вглубь комнаты и, видимо, что-то там заметила. — Но... Этот человек... Он ведь жив...

— Жив?

Гнилоуст на мгновение задумался, а затем выбежал из комнаты — звать стражников, чтобы выставили вон мерзкую девчонку, не первый раз сбивающую его планы.

Тем временем "мерзкая девчонка" подошла к Теодрету.

— Он... Потерял много крови, но... Он ещё жив...

— Есть... Какая-нибудь возможность его спасти?

—Думаю, да... Позволите?

Эовин молча кивнула. На заплаканном лице отразилась надежда. Девочка осмотрела раны, промыла, достала из холщовой сумки, висевшей у неё через плечо, иглу, зашила раны. Нанесла какую-то мазь и перевязала чистой тканью. Всё это заняло у неё не более десяти минут.

— Спасибо тебе... А... Можно спросить? Гнилоуст сказал, что тебя не будут слушать Теоден и Эомер — ты их знаешь?

— Ну, можно и так сказать. Меня послали сказать, что к Рохану идёт десятитысячная армия орков из Изенгарда. Кстати, не доверяйте Гнилоусту. Он шпион Курунира... Ой, то есть Сарумана, а Саруман — шпион Саурона.

— Если надо, я могу отвести тебя к Теодену. Только... Ты уверена, что Саруман работает на Саурона? Эомер тоже так считал, но он изгнан. Теоден теперь мало кого узнаёт. Лучше не говори ему про Сарумана — тогда он точно тебя не послушает.

— Хорошо, я так и сделаю.

Эовин и странная девочка шли по коридорам Медусельда, и Эовин поняла, что не знает имени спасительницы её двоюродного брата.

— Аля, — ответила девочка на этот вопрос. — С Роковой пустоши. Из Мордора, как ещё называют эти земли.

— Я не знала, что там живут люди.

— Нас не очень много, около тридцати. Мы бы давно ушли, но идти всем вместе по дорогам опасно — можно наткнуться на орков. А вдали от дорог идти ещё опаснее. На дорогах негде спрятаться, а на каменных полях и в пещерах прятаться есть где и есть кому.

Так они дошли до тронного зала.

* * *

Аля зашла внутрь и поняла, о чем её предупреждала Эовин. Теоден был похож на дряхлого старика. Но отступить — значило признать, что Гнилоуст был прав, а ещё она вспомнила слова старой знахарки: "Никогда не сдавайся. Хуже уже всё равно не будет, так что позорься до конца". Аля вздохлула и вышла из тени.

— Здравствуйте, владыка Теоден, — поклонившись, произнесла она.

— Ты опять пришла рассказывать сказки об орках? — проскрипел он. — В прошлый раз твои сведения оказались неверны, как и во все остальные.

— Я не вру. Десять тысяч орков из Изенгарда действительно идут сюда. Возможно, в прошлый раз их предупредили, — Аля прекрасно понимала, что говорить об Изенгарде — значит навлечь на себя ещё больший гнев и недоверие. Но другого выхода не было.

— Ты врёшь. В Изенгарде врагов нет, только друзья.

В голове девочки эхом зазвучали слова Эовин: "Тогда он точно не поверит тебе". "Тебя здесь слушать не будут" — заглушил эти слова голос Гнилоуста, но сам оказался перекрытым голосом старшей подруги Мары: "Если не поверит, спроси, где был Изенгард, когда пал Вестфолд. Гондорцам он так всегда отвечает".

— А где был Саруман, когда пал Вестфолд? Где были эти друзья, когда Рохану нужна была помощь?

— А где был Мордор?

— Мордор заранее предупредил вас о том, откуда идут орки и сколько их. Если бы вы поверили, у вас было бы время подготовиться. Или вы считаете, что тридцать с лишним человек, из которых совершеннолетние только восемь, должны были остановить несколько тысяч орков?

— Все вы друзья, когда сказать и предупредить надо. А как сражаться — так Рохан всегда один остаётся.

Сказать, что Але от этих слов стало обидно — ничего не сказать. Она несколько дней бежала в Рохан, чтобы предупредить Теодена. Они безумно рисковали, добывая информацию о намерениях Сарумана и Саурона. И слышать в ответ: "Все вы хороши, как предупреждать надо" было безумно больно. Но надо было что-то делать.

— Давайте поступим так. Мордор вам поможет, а вы мне поверите и защитите свою страну, — девочка сама не знала, на что надеялась. На древнюю легенду о Колоколе Пустоши, который слышали все, кто верен свету, но который зазвонит лишь тогда, когда война с Тьмой приобретёт катастрофические размеры? Никто ведь не знал, что такое "катастрофически" по мнению Колокола. Может, и вовсе Дагор Дагорат? ⁽¹⁾ Однако терять было нечего.

— Хорошо, я поверю тебе. Но окончательно я убежусь в твоей правоте, лишь если подмога Рохану придёт через две недели, не позже.

Аля поклонилась и вышла из зала.

* * *

Эовин там уже не было. Девочка спустилась с крыльца и быстро, но размеренно побежала на юго-восток.

Бегала она хорошо. Шутка ли — несколько лет бегать по всему Средиземью. Девочка знала, что некоторое время можно не оглядываться по сторонам и не таиться, поэтому могла поразмышлять.

— Вряд ли Колокол зазвонит. Похоже, даже Курунир уверен в том, что этого не случится. Иначе он не оставил бы нас в живых, — Аля вспомнила произошедшее несколько дней назад, когда она вместе с Мишей и Сёмой шпионила возле Ортханка. Тогда они, чтобы подслушать разговор Курунира и Гнилоуста (потому она его и ненавидела, что он был лицемерным предателем), залезли почти на самый верх башни. Вернее, Миша залез, а она с Сёмой стояла на стрёме. Так вот, Миша не мог расслышать, о чём говорят предатели, и решил подтянуться на оконной нише. Только вот он немного не рассчитал и ударился о крестовину рамы головой. Курунир его заметил. Мало того — Белый сидел под самым окном, и, вскочив на ноги, оказался в локте от его лица. Миша разжал руки и упал на каменную площадку, сломав правую ногу. Так вот, пока мордорцы убегали, таща друга на себе, вслед им неслось: "Постучались бы, вам бы открыли. Зачем же сразу биться головой о косяк". Если бы от них исходила явная опасность, Курунир просто убил бы их. Мишу они тогда донесли до "поста", где обычно сидели шпионы-мордорцы, и наложили на ногу шину. К счастью, в тот день они как раз менялись местами. Дождавшись Мару, Аля побежала в Рохан. — Хотя он мог просто не знать о Колоколе, орки ведь не знают.

Обдумывая всё это, девочка очутилась за пределами Эдораса. Дальше надо было смотреть в оба и скрываться от орков.

1) Дагор Дагорат — Последняя битва, фактически конец Средиземья. Восстанут нуменорцы и павшие армии и будут сражаться с полчищами орков, Мелькором и Сауроном.

Вернуться к тексту