Дом, который не сломали (джен)

Невилл сидел у очага, чиня старую метлу, которую когда-то подарил сыну. Его пальцы, исцарапанные шипами и крапивой, двигались аккуратно — с той же бережностью, с какой он касался листьев мандрагоры или ладони жены.

— Пап, а почему ты сам её чинишь? — спросил Тоби, младший, глядя из-за книги. — Можно же в мастерскую отнести.

— Потому что это моя метла, сын. И твоя. А вещи, которые передаются в семье, не сдают на починку чужим. Их чинят сами. Как и отношения. Как и сердце.

В этот момент в дверь постучали.

Жена Невилла — Мария — вытерла руки о фартук и пошла открывать. За порогом стояла высокая женщина в идеально выглаженной манте цвета угля. На её груди серебром отливал знак Министерства Магии.

— Госпожа Лонгботтом? Я — инспектор Далия Вэйн, координатор Программы по модернизации семейных укладов. Надеюсь, у вас найдётся время.

Невилл поднялся. Тоби с интересом уставился на гостью. Мария шагнула в сторону, приглашая внутрь, и прошептала:

— Впустим. Но не дадим ей сорвать утро.

Инспекторша села прямо, как палка, оглядывая дом. Её взгляд задержался на семейных фотографиях, на гобелене с древом Лонгботтомов, на крылатой цитате в рамке: “Честь — это когда ты держишь слово, даже если это неудобно.”

— У вас, хм… довольно архаичный интерьер, — начала она.

Невилл усмехнулся:

— Интерьер, может, и архаичный. Но дети вырастают честными.

— Именно о детях и пойдёт речь. Министерство сейчас внедряет стандарт, согласно которому семья должна соответствовать принципам гендерной нейтральности, ролевой взаимозаменяемости и свободного воспитания. Скажите, вы разделяете эти принципы?

Мария подала Тоби чашку молока и сказала без тени напряжения:

— Мы разделяем принципы любви, заботы и уважения. А роли… они не из насилия, они из природы. Я мать. И это не роль — это зов.

Инспекторша записала что-то.

— У вас отец в доме — авторитет?

Невилл подошёл ближе. Его голос был мягким, но твёрдым, как стебель дикого чеснока:

— Я — опора. Но не деспот. Я — плечо, а не плеть. Моих детей учили слушать старших не потому, что те кричат громче, а потому что они прожили больше.

Тоби, всё ещё держащий книгу, поднял голову:

— Папа сказал, что если я хочу быть мужчиной, я должен быть щитом. Не мечом. Щит защищает, даже когда его никто не видит.

Далия Вэйн моргнула. Её перо зависло в воздухе.

Мария добавила:

— Мы не делим дом на “главных” и “вторичных”. Мы строим его из камней, где каждый несёт вес. Я не хочу, чтобы мои дети были “свободными от уклада”. Я хочу, чтобы они знали, где их корни. Чтобы у них было место, куда возвращаться.

Инспектор закрыла блокнот.

— Это противоречит новой линии Министерства. Возможно, вам придётся пройти дополнительную проверку. Некоторых родителей, проявляющих устойчивость к реформам, временно лишают опеки.

В комнате стало тихо. Даже часы на стене будто затаили дыхание.

Невилл не повысил голос. Он просто сказал:

— Я прошёл войну. Я хоронил друзей. Я видел, что бывает, когда забывают, кто они. И если вы думаете, что заберёте моих детей — вы недооценили траволога.

Он улыбнулся. Но в его глазах вспыхнула та же стальная решимость, с какой он в своё время сражался за Хогвартс.