Жизненный путь Частокола (джен)

Огромный кот неторопливо брёл сквозь заросли густых трав. Его рыжая шерсть тускло поблёскивала в сиянии мелких звёздночек, полностью усыпавших сильное тело.

Этого кота звали Солнцезвёздом. Когда-то он был предводителем Грозового племени — одного из четырёх лесных племён. И даже после смерти Солнцезвёзд продолжал заботиться о своём родном племени, наставляя Синюю Звезду — действующую предводительницу отважных грозовых котов.

Однако сейчас Солнцезвёзд думал вовсе не о своих путешествиях в сны серой кошки. Все его думы были заняты появлением прибавления в Грозовом племени — рождении сына Синеглазки. Он всё никак не мог поверить, что смелая и преданная племени воительница породила на свет такое ничтожество. Как такое могло произойти? Чем дольше звёздный кот думал об этом, тем больше недоумевал. Всё Звёздное племя с замиранием сердца ждало этой знаменательной даты, втайне надеясь, что малыш погибнет при рождении. Однако, как и в случае с Когтишкой, оно глубоко ошибалось. Пестролапка — замечательная ученица целителя грозового племени — вытащила сына Синеглазки буквально с того света.

— Всё в порядке, Солнцезвёзд?

Рыжий кот, слишком глубоко погрузившийся в горькие раздумья, вздрогнул и с недоумением воззрился на серого кота с лохматой всклоченной шерстью. Голубые глаза старика горели лихорадочным огнём, заставляя усомниться в его душевном состоянии. Рядом со стариком легко вышагивала стройная белая кошечка с чёрными кончиками ушей. Именно она и обращалась к рыжему.

— Нет, Белогривка, — покачал головой Солнцезвёзд, во все глаза глядя на застывшую в нескольких шагах кошку. — Я переживаю за своё племя. За наше племя, — поправился он, мельком взглянув в сторону Гусохвоста.

— Уж ли не новорождённый сын Синеглазки — причина твоих страхов? — удивилась Белогривка. — Как этот малыш может угрожать племени?

— Эта трусливая тварь не должна была появиться на свет! — неожиданно взорвался всклоченный.

Белогривка ахнула, прижав уши к затылку:

— Как ты можешь так говорить, Гусохвост?! Все коты, независимо от их личных качеств, имеют право на жизнь!

— О, только не он, — упрямо прошипел Гусохвост. — Это котёнок с лисьим сердцем. Он не должен был остаться в живых, — также, как не должен был выжить и Коготь. Вот уж несчастье для Грозового племени! Как будто Когтя нам не хватало!

— Причём здесь Коготь, Гусохвост? — едва сдерживая раздражение, спросила белая кошка. — Да, возможно, он чересчур жесток, но это не значит, что и он пойдёт дорожкой Остролапа. — Последнее имя она произнесла с трудом, пряча выступившие на глазах слёзы тоски. Как бы то ни было, жестокий наставник Когтя до сих пор имел личную полочку в её сердце. — И вообще, мы говорили о сыне Синеглазки! Кстати, никто не знает, как она его назвала?

Солнцезвёзд покачал головой.

— К сожалению, Синеглазка потеряла сознание сразу после того, как малыш появился на свет, и до сих пор не пришла в себя. Горностайка и Пестролапка присматривают за ней и новорождённым, но ты же знаешь, что только родители могут дать имя своему котёнку.

— Хм, выходит, он до сих пор безымянный, — решила Белогривка, поворачиваясь в сторону леса. — Жаль, а то бы мы могли бы заглянуть в его будущее.

Гусохвост, скользящий чуть сбоку, досадливо поморщился.

— Лично мне хорошо видно его будущее, — процедил он сквозь сжатые зубы, так, чтобы белая спутница его не услышала. — И оно мне совсем не нравится.

Если Солнцезвёзд и услышал эти тихие слова, то он предпочёл промолчать. Несмотря на довольно разумные доводы Белогривки, он больше склонялся к размышлениям Гусохвоста, тем более что червячок сомнения, поселившийся внутри, продолжал точить его сильное сердце. Рыжий кот чувствовал, что опасность появилось в самом сердце грозового племени, и опасность эта исходит и от маленького сердечка синеглазкиного котёнка.

Возле дорожки тумана, предзаменовавшего близкое расположение Сумрачного леса, Гусохвост остановился и принялся свирепо всматриваться в туманную даль, скрывающую свои тёмные секреты. Белогривка также остановилась, и задумчивый Солнцезвёзд чуть не налетел на неё.

— Что случилось, Гусохвост? — тихо спросила белая кошечка, поглядывая то на расстилающийся перед лапами туман, то на ощетинившегося целителя.

— Всё не могу избавиться от ощущения, что эти сумрачные твари за нами наблюдают и торжествуют над нашей растерянностью, — прошипел всклоченный старик, пристально глядя на чернеющие перед ним очертания зловещего леса.

— Они не могут нас видеть, — твёрдо заявил Солнцезвёзд, невольно выпустив когти. По телу пробежал холодок, когда его взгляд упал на особенно тёмное пятно, выделяющееся на фоне серовато-молочного тумана. — Все предатели заперты в этом лесу без возможности встречаться друг с другом. И они не могут сбежать из своей тюрьмы. Если какая-нибудь отчаявшаяся душа решится на подобное, она задохнётся в этом тумане, не пройдя и половины пути. Ты прекрасно это знаешь, Гусохвост.

— Возможно, ты прав, — нехотя признал бывший грозовой целитель, кое-как пригладив вставшую дыбом шерсть. — Идём отсюда.

Когда Сумрачный лес остался далеко позади, трое котов вышли на широкую, обдуваемую ветрами пустошь. Слева от путников высились сереющие в утренних сумерках очертания щербатой горы, испещрённой миллиардами трещин разной степени запущенности. Одна из них, самая широкая и глубокая, тускло светилась изнутри чем-то беловатым, невольно притягивая к себе взор.

Первой в странную трещину шмыгнула Белогривка, следом за ней — Солнцезвёзд и Гусохвост. Узкая тропинка вывела их в небольшую пещеру, посреди которой находился изумительной красоты камень, словно светящийся изнутри ровным беловато-голубым светом. Белогривка, казавшаяся в его потустороннем свете ещё более призрачной, чем являлась, остановилась в трёх хвостах от странного булыжника и села, обвив передние лапы пушистым хвостом.

— И что теперь? — не дождавшись продолжения, проворчал Гусохвост.

— Теперь — ждать, — вздохнул Солнцезвёзд и последовал примеру белой кошки, невольно отметив про себя, что спокойное сияние Лунного камня более не успокаивает его израненую переживаниями душу.

Крупные белые хлопья плотной завесой сыпались на землю, покрывая её холодной периной. Лагерь Грозового племени словно вымер — все королевы, старейшины и другие члены большой племенной семьи, ранее с нетерпением поджидавшие ушедших на совет прямо на поляне, на свежем воздухе, попрятались в своих палатках, поджидая ушедших в относительном тепле.

Два кота, вопреки остальным, сидели у входа в грозовой лагерь. Один, белоснежный воитель, почти сливался со снежной пеленой, объявшей весь лес. Его товарищ — крупный полосатый котяра с лобастой головой и лохматой шерстью — сидел, привалившись спиной к широкому серому стволу росшего неподалёку высокого кустарника, и лишь досадливо морщился, когда скрывающийся под снегом утёсник больно впивался своими колючками в его кожу.

— Чтоб этот снег! — с чувством прошептал он, недовольно тряхнув головой, когда ветви деревьев не выдержали напора, и целый ком снега упал на его круглую морду.

Белый кот весело фыркнул.

— Ненавижу, Буран, эти Голые Деревья! — продолжал злиться полосатый, только что обнаружив ещё одну досадную вещь: стремясь хорошенько вычистить с снег с лап, на которых мокрые липкие хлопья небесной манны превратились в нечто невероятное и мешали передвигать лапы, он поднял правую лапу и увидел, что снег между пальцами застыл в морозном воздухе и отодрать его не представлялось возможным, по крайней мере, в данный момент. — Вечно холодно, нет нормальной добычи, ходить из-за снега неудобно...

— Да ладно тебе, Коготь, — ещё раз фыркнул Буран. — Все сезоны хороши по своему. На то воля Звёздных предков.

Коготь насупился на такие слова, но ничего не сказал, лишь скосил глаза в сторону, разглядывая припорошенные снегом палатки. Буран проследил за направлением его взгляда.

Возле детской сидели Белоснежка и Пестролапка. Сблизив головы на расстояние шёпота, две кошки о чём-то увлечённо беседовали. Кот заметил, что ученица Пышноуса сидит, слегка заваливаясь на бок — бережёт больную лапку. Почти перед самым Советом она сильно ушибла лапу и поэтому не смогла сопровождать старого учителя в походе к Четырём Деревьям. Грозовой целитель оставил Пестролапку в лагере, строго-настрого запретив напрягаться. Кто же знал, что всё так будет!

— Это, конечно, нехорошо — так говорить, но всё-таки как здорово, что Пестролапка поранилась и осталась дома, — снова вступил в разговор Буран. — Если бы не она, кто знает, что произошло бы с Синеглазкой и её котёнком!

Коготь не ответил, сосредоточенно размышляя о чём-то своём. Бурану не нравилось наблюдать за другом, когда тот погружался в себя. Словно бы совсем другой кот тогда проступал сквозь черты полосатого воина — жестокий, властный и готовый пойти на всё ради своей выгоды. Белый воин поёжился, подумав об отце. Интересно, насколько сильно жёсткое влияние Остролапа передалось его ученику?

Шорох неподалёку заставил воина распрямить спину и напрячь мышцы, однако виновниками шума оказались всего-лишь возращающиеся с Совета соплеменники. Впереди всех гордо вышагивала Синяя Звезда — предводительница славного Грозового племени. Глядя на тётю, Буран всякий раз испытывал чувство гордости за эту сильную кошку, не сломавшуюся после потери собственных котят и сумевшую провести племя сквозь бесчисленные лесные трудности.

Рядом с предводительницей семенил Ярохвост — небольшой пёстрый котик с ярко-рыжим и пушистым, как у лисицы, хвостом. Взгляд его серьёзных глаз был затуманен думами, и хотя глашатай уже был почти в лагере, Буран догадался, что мыслями тот был ещё на Священной поляне, внимательно выслушивая соседских предводителей и просчитывая, насколько их новости опасны для Грозового племени, и есть ли в их словах хотя бы намёки на предстоящие разногласия.

За Ярохвостом шли остальные — воители и воительницы, старейшины и Пышноус. Златошейка, одна из лучших воительниц, что-то шептала на ухо молодой Мышелапке — единственному оруженосцу Грозового племени. Судя по опущенным ушкам бурой кошечки, та была чем-то расстроена. За ними шагал Дроздовик, время от времени с грустью поглядывавший на Синюю Звезду. Далее неторопливо шествовали Вихрегон, Куцехвост, Пестролапая и другие. Пёрышко, завершавший процессию, возле самого лагеря прибавил шаг и нагнал предводительницу.

— Здорово, молодёжь! — бодро поприветствовал он двух часовых.

— Здравствуй, Пышноус, — вежливо мяукнул Буран и искоса взглянул на Когтя.

Полосатый воин не удостоил старика ответом. Набычившись, он выглядывал кого-то из разношёрстной толпы возращающихся в лагерь котов. Буран тяжело вздохнул. Надежды на то, что Коготь выжидает мать, чтобы расспросить её об новостях с Совета, рухнули в один миг, когда друг даже не взглянул в сторону прошедшей мимо Пестролапой. Зато Остролап — серо-белый гигантский кот с хищными жёлтыми глазами — медленно приблизился.

— Здравствуй, Остролап, — весело мяукнул Коготь, и белый кот поперхнулся, услышав, как беззаботно звучат слова друга, медленно тая в холодном зимнем воздухе.

Остролап благосклонно кивнул своему бывшему ученику и поднял вопросительный взгляд на Бурана.

— Как прошёл Совет, отец? — поинтересовался Буран, решив не быть параноиком.

— Нормально. Единственное, Синяя Звезда чересчур... мягка. — Остролап досадливо поморщился. — Скоро все лесные коты из других племён будут думать, что мы — сборище жалких трусов, не способных кровью защитить свою территорию!

Буран удивлённо моргнул.

— Что плохого в том, чтобы, не проливая крови, охранять свои земли и своё племя? — непонимающе мяукнул он.

— Плохо, — начал Остролап, но осёкся.

К котам приблизился Ярохвост.

— Остролап, довольно разговоров о битве, которой ещё не было и, я надеюсь, никогда не будет, — весомо изрёк он. — Буран прав, мы не должны проливать кровь там, где можно этого избежать. Идёмте, Синяя Звезда созывает племя.

Буран был счастлив покончить с неприятными разговором. Быстро вскочив со снега, он поспешил за грозовым глашатаем, спиной чувствуя на себе внимательные и достаточно злобные взгляды отца и друга.

Когда усталая предводительница, вдоволь насытив любопытство остававшихся в лагере новостями с Совета, спрыгнула со Скалы, Буран подошёл к ней.

— Что случилось? А, это ты, Буран. — Кошка ласково глянула на племянника. — Ты хотел со мной поговорить?

— Я, — растерялся кот. Он сам не понимал, что толкнуло его подойти к тёте — желание поболтать с единственной родной душой в лагере или что-то другое, не доступное его сознанию.

— Ты уже видела котёнка Синеглазки? — выпалил он первое, что пришло в голову.

— Ещё нет, — покачала головой предводительница. Звёзды в её глазах поблёскивали, наполняя уже не молодую кошку величественной силой. — Хочешь, пойдём вместе?

Буран кивнул и вслед за Синей Звездой направился к детской. Когда коты оказались внутри, тёплый молочный запах наполнил ноздри воителя, заставив его с тоской вспомнить о временах собственного детства — временах далёких и смутно вспоминаемых, наполненных весельем, молоком и ещё живой матерью, Белогривкой, которая погибла, когда Бурану было всего несколько лун.

Синеглазка неподвижно вытянулась на своей моховой подстилке. Лишь увидев сверкнувшие в полутьме голубые глаза, Буран, подумавший сначала, что королева ещё не очнулась, понял, что теперь всё в полнейшем порядке.

— Как ты себя чувствуешь, Синеглазка? — заботливо осведомилась Синяя Звезда, остановившись в нескольких хвостах от светло-серой кошки.

— Спасибо, прекрасно, — мурлыкнула в ответ молодая королева, влюблёнными глазами посмотрев на своего новорождённого котёнка. Внезапно в её взгляде промелькнула тоска. — Жаль, что Карий так и не узнает собственного сына.

Синяя Звезда тяжко вздохнула, и Бурану показалось, что предводительница понимает Синеглазку лучше, чем кто-либо другой.

— Карий всегда будет любить вас, — тихо прошептала она и тряхнула мордочкой, словно отгоняя какие-то тяжкие воспоминания. — Можно нам взглянуть на твоего малыша?

— Конечно. — Королева слегка отодвинула хвост в сторону, чтобы пришедшие смогли увидеть котёнка. Сначала Буран с недоумением скользил взглядом по животу Синеглазки и моховой подстилке рядом с кошкой, пытаясь разглядеть её сына. В конце-концов Синяя Звезда, тихо усмехнувшись, указала лапкой на маленький светлый комочек, едва различимый в густой шести Синеглазки. Белоснежный воитель склонил голову, стремясь получше разглядеть малыша.

Это был светло-серый, как мать, котёнок с более тёмными поперечными полосками вдоль спины. Его короткая редкая шёрстка серебрилась в лучах полной луны, проникающих из выхода из детской. Удобно устроившись под боком у матери, будущий воитель усердно сосал молоко, изредка причмокивая и пихая материнский живот мягкими малюсенькими лапками.

Буран осторожно дотронулся кончиком носа до макушки новорождённого и услышал тихое сопение малыша. Котёнок оторвался от молока и приподнял слепую мордочку, пытаясь понять, что потревожило его покой.

— Какой он маленький, — восторженно прошептал Буран, оторвавшись от созерцания этого чуда и подняв взгляд на его мать.

— Уже такого же хочется? — усмехнулась лежащая на соседней подстилке Горностайка. — Ничего, и у тебя когда-нибудь будут.

— А почему он такой маленький? — донёсся до слуха Бурана тихий шёпот Белоснежки, обращённый к Пестролапке. — Разве новорождённые котята не больше?

Ученица целителя покосилась на счастливую Синеглазку, вылизывающую своё чадо, и, понизив голос, шепнула в ответ:

— Это потому, что он родился раньше срока. Пышноус бы никогда не оставил лагерь, если бы знал, что Синеглазке нужно котиться в ближайшие дни.

— А как ты его назвала? — полюбопытствовала Синяя Звезда.

Синеглазка оторвалась от вылизывания и задумчиво поглядела на малыша.

— У него полоски, как будто частокол на окраине жилищ Двуногих, — тихо произнесла она, и её голубые глаза довольно заблестели. — Придумала! Его будут звать Частокол. Он будет таким же крепким, как и эта ограда, и никогда не сломается.

Другие кошки удивлённо покосились на новоиспечённую королеву, но промолчали.

— Что ж, да будет так, — провозгласила предводительница и покинула детскую, чтобы сообщить новость котам-воителям.

Буран ещё раз склонился над Частоколом и услышал тихое довольное урчание малыша.

— Добро пожаловать в Грозовое племя, Частокол, — тихо поприветствовал он нового члена их большой семьи. — Добро пожаловать в Грозовое племя.

Гусохвост резко поднял лохматую морду.

— Свершилось, — прохрипел он, царапая камень загнутыми когтями.

Успевшие задремать Солнцезвёзд и Белогривка встрепенулись, отряхивая вздыбленную после сна шерсть.

— Что свершилось, Гусохвост? — зевнул рыжий котяра, непонимающе уставившись на сердито дёргающего хвостом брата.

— Синеглазка назвала своё чадо, — брезгливо поморщился Гусохвост, махнув облезлым хвостом в сторону мерно сияющего Лунного камня.

Трое котов расселились рядом с ним, вперившись внимательным взглядом в сверкающие глубины. Шерсть на их загривках немедленно поднялась дыбом, стоило им окунуться в жизнь, полную боли, злобы, ненависти, предательства, крови и страха. Первая не выдержала Белогривка. Она зажмурилась и попятилась прочь от Лунного камня, вновь открывшего страшное будущее одной заблудшей души.

— Это... это ужасно! — хрипло прошептала она, хватая ртом воздух. — Слишком ужасно, чтобы быть правдой!

Солнцезвёзд также оторвался от просмотра и подошёл к кошке, успокаивающе положив на её плечо свой пушистый хвост.

— Лунный камень никогда не врёт, — тихо произнёс он, с укоризной взглянув в сторону Гусохвоста, который, не отрываясь, пристально вглядывался в лунные глубины камня, — но он и не говорит всей правды. Синеглазкин малыш сам волен выбрать свой жизненный путь, и это — лишь одна из многих развилок его судьбы. Всё зависит только от него.

Голубые глаза белой кошки подёрнулись тоскливой дымкой. Солнцезвёзд понял, что она уже в который раз за вечер вспомнила Остролапа, который сделал неверный выбор, окунувшись в море лжи и крови, и был навсегда потерян для Звёздного племени.

— Как ты думаешь, стоит говорить Карему о том, что мы увидели? — Её взгляд переместился чуть левее солнцезвёздового плеча, вперившись в Лунный камень. — И стоит ли предупреждать Пышноуса, как некогда предупреждали Гусохвоста?

Солнцезвёзд задумался. Потом медленно покачал головой.

— Зачем? Пока ещё слишком рано. Кто знает, может, всё обойдётся?

— Хотелось бы в это верить, — пробормотала кошка.

Гусохвост нахмурился и медленно прикрыл глаза. Он всё же досмотрел до конца непростую судьбу Частокола. И она ему отнюдь не понравилась.

— Ты права, Синеглазка, — едва слышно проскрипел старик, отворачиваясь от Лунного камня. — Он действительно тёмный котёнок. Слишком тёмный котёнок.

Примечания:

Darkstripe (Частокол) — дословный перевод: Тёмная Полоса.