Заклинание тишины. Когда молчание разрушает больше, чем крики (гет)

Тонкая струя дыма вилась вверх из старого фонаря, ржавого и давно не светившего, но в этот вечер на мгновение вспыхнувшего без всякого топлива. Запах горелого железа повис в воздухе, смешавшись с сыростью леса и шепотом листвы.

Часовня стояла одиноко в сердце лесов Сомерсета — далеко от троп, карт и даже воспоминаний. Сводчатая крыша обрушилась, и сквозь зияющие проёмы в потолке просматривалось небо, окрашенное фиолетовым закатом. Каменные стены поросли мхом и корнями, будто сама земля пыталась спрятать это место, заключить его в забвение.

Гарри Поттер стоял на пороге. Высокий, с потемневшими волосами, с легкой сутулостью, появившейся за последние годы, он выглядел почти незаметным среди густых теней. Он был одет в маггловское — простая чёрная куртка, ботинки, вытертые на носке, и плотный шарф, укутанный дважды. Волшебную палочку он держал в кармане, но не потому, что не ожидал опасности — скорее потому, что знал: против некоторых вещей палочка бессильна.

Он шагнул внутрь. Сухой хруст мха под ногами, и тут же — тишина. Настоящая, плотная, густая. Она не просто заглушала звуки — она их впитывала. Даже собственное дыхание стало чужим, будто вырезанным из пространства.

Гарри подошёл к алтарю — массивному, каменному, покрытому трещинами и знаками, частично стёртыми временем. Пальцы его непроизвольно коснулись края, и он вздрогнул. Камень был тёплым. И сердце почему-то забилось чаще.

На пыльной поверхности алтаря было выжжено слово — Silencium.

Не просто написано. Оно было вжито в камень. Как клеймо. Как шрам.

Гарри сжал губы. Заклинание. Или предупреждение?

Он уже видел его раньше. На обрывке пергамента, переданном ему в Министерстве. Тогда он счёл это частью старой мифологии — байки времён Мерлина. Но теперь — теперь оно было перед ним. Настоящее.

— "Мерлин, храни нас..." — тихо прошептал он, но даже его голос — словно растворился.

Он провёл пальцами по выжженному слову. Кожа зазудела. Будто магия, древняя и уставшая, проснулась и посмотрела на него.

И в этот момент — всё исчезло.

Не тьма. Не обморок. Просто... пустота.

Гарри стоял, но не чувствовал тела. Не видел часовни. Лишь белёсый свет — как от старого воспоминания, как из сна. Он слышал голос. Нет, не голос. Мысль? Эхо?

"Ты молчал слишком долго..."

Он хотел закричать, но даже мысль не родилась.

"Слова были в тебе. Ты прятал их. Но они всё равно живут. Становятся чем-то большим..."

Он ощущал, будто кто-то перебирает его память, как страницы старой книги. Он видел: Джеймс в детской — рисует круги в круге, пальцем по запотевшему стеклу. Эмили — стоит на кухне, прислонившись к раковине, и глядит в окно. Лили — в саду, держит в ладонях воробья и что-то беззвучно говорит ему глазами. И Альбус — отвернувшийся, закрытый, с губами, зашитыми ожиданием.

"Молчание — не пустота. Это — выбор."

И потом — резкий звук. Как будто вернулась вся реальность разом.

Гарри отшатнулся от алтаря. Дыхание сбилось. Он оглянулся — мир вернулся. Лес гудел ветром. Где-то далеко каркала ворона. Он стоял в той же часовне.

Но в памяти зияла дыра.

Он знал, что был момент — всего один — который исчез.

Он пытался вспомнить, что именно услышал. Или сказал. Или подумал.

Но там — только пустота. Не «непомню». А именно — ничего.

Он вытащил палочку. Направил её на алтарь:

— "Ревелио Мемория."

Из камня поднялась пыль — но не магия. Пусто.

Он чувствовал страх. Тонкий, липкий. Как перед началом сражения. Как тогда, у могилы родителей. Как в ту ночь, когда он понял, что Волан-де-Морт не исчез, а остался в шрамах.

Silencium.

Он не знал, что это значит по-настоящему. Но что-то древнее, забытое, вновь распахнуло глаза. И оно не просто смотрело на него. Оно — слышало.

Гарри вышел из часовни. Небо было почти тёмным, только узкая полоска света тянулась по горизонту. Он шагал по тропе, не замечая, как тускнеют следы от его сапог.

Мимо пролетел совиный силуэт. Из кармана выскользнул клочок бумаги. Гарри его не заметил.

Он не заметил, что его левый ботинок слегка промок. Не почувствовал, как исчезла лёгкая боль в виске, мучившая его последние дни.

И не понял, что минуту назад он... плакал.

Слеза, оставившая тёплый след на щеке, исчезла без следа.

Как и память о ней.