Отринутое дитя (джен)

Остролистая рассматривала травы в ожидании матери, отринувшей своё дитя. Она в безумном предвкушении страданий Листвички после съедения ягод, несущих одну только смерть, ударила по каменному полу, усыпанному чистым песком.

Запахи дурманили, и кошка иногда даже забывала, что она взрослая воительница, а не ученица целительницы, которую считала тётей.

Раздалось шуршание листьев, едва слышно. Последовали голоса встречающих пришедших с Совета соплеменников. Совсем рядом с палаткой ненавистной целительницы, принёсшей трёх отвратительных полукровок, проснулся нос ищущего сестру Львиносвета.

— Не лезь в мою палатку, Львиносвет! — вынырнул из шумихи голос светло-коричневой с белой мордочкой и тёмными полосами целительницы.

Остролистая дико оскалилась и едва не расхохоталась от злорадства, набросившегося на душу кошки. Нет, она не откинула его, а даже пригрела у сердца.

И вот, долгожданная предательница вошла в палатку и увидела дочь. Лисьатчка укоризненно посмотрела на своё отринутое дитя.

— Зачем ты рассказала это? — тихо, холодно произнесла мать Остролистой и шагнула ближе.

Остролистая отодвинула задней лапой несколько листьев, так заботливо завернувших в себя четыре Смерть-Ягод.

— Зачем ты родила котят от Грача? — ответила вопросом на вопрос Остролистая, вздыбив загривок.

Листвичка отпрянула и с яростью зарычала на дочь. Задела за больное, как поняла расковырявшая старую рану Остролистая.

— Не смей так говорить! — взвизгнула Листвичка, оскалившись на дочь. — Ты ничего в этом не понимаешь!!!

— Возможно, — ответила чёрная кошка, пожав плечами. — Я ведь не нарушаю Законы.

Листвичка с мимолётной ненавистью в глазах едва не бросилась на отринутую в молодости дочь. Она выпустила коротковатые коготки и её янтарные глаза блеснули от слёз.

Остролистой порядком надоел этот пустой разговор, да и Листвичке тоже.

Остролистая повернулась спиной к целительнице и пошарила в куске песка. Нащупав свёрток из листьев лопуха, чёрная воительница выпустила когти и раскрыла пакетик.

На песчаный пол высыпались четыре ягодок, будто напитанных алой кровью Листвички. Кошка поддела каждую из ягод на свои четыре когтя из пяти и показала своей матери.

Янтарные глаза кошки лихорадочно блестели, ужас сковал мышцы и теперь целительница не сможет сдвинуться с места без помощи. А помощи она — не дождётся.

— Ешь, — хищно оскалившись, проговорила Остролистая и сунула под нос Листвичке уже блестящие от слёз отчаяния кровавые тисовые ягоды.

Листвичка смиренно наклонила голову и приоткрыла пасть, готовясь проглотить свою смерть и обресь себя на долгий и мучительный поход в место, где обитают звёзды. Или даже туда, куда лунный или солнечный свет не попадали никогда.

Внезапно в палатку влез Воробей и сразу же округлил и без того круглые, слепые глаза.

Остролистая испуганно взвизгнула и сбросила с когтей смертоносные ягоды.

— Так вот ты где! — удивился Воробей и сурово оскалился. — Сестра. Нам надо поговорить.

Остролистая в безмолвном отчаянии захлестала себя по бокам хвостом.

«Что ты наделала...» — горестно проблеял жалкий голос в голове черношёрстой кошки.

Оскалившись, Остролистая отбросила Воробья в сторону и побежала, куда глаза глядят.

Голос в голове Остролистой унижал и угрожал кошке, что если она не исправит ошибку, разорвёт на части.

Но, не слушая мысли, роящиеся в голове, Остролистая всё бежала и бежала, слушая крики братьев, пытающихся догнать беженку.

Внезапно раздался гул над головой и громкий треск. Зарычало что-то совсем низко, прямо над ухом, но Остролистая всё бежала, не оглядываясь.

— Остролистая! — закричали братья за секунду до погребения той под огромными залежами камней.

«Зачем...» — только и успела подумать Остролистая перед своей смертью.