Свет в окне напротив (гет)

Лера снова не могла уснуть. За окном дрожали огни редких машин, в комнате царила тишина, звенящая от мыслей. Она сидела у окна с чашкой остывшего чая, завернувшись в теплый плед, и смотрела на дом напротив. Там, на пятом этаже, точно напротив ее окон, каждую ночь на пару минут загорался тусклый свет.

Он появлялся не сразу, а только в те вечера, когда Лере особенно тяжело дышалось. Когда сердце сжималось от странной пустоты, которую она не могла ни объяснить, ни заполнить. Будто кто-то чувствовал ее тревогу и, не говоря ни слова, включал свет — как знак, что она не одна.

Сначала она думала, что это совпадение. Потом — что, может, в квартире напротив кто-то просто работает по ночам. Но с каждой новой вспышкой света, загорающейся ровно в те моменты, когда она садилась у окна, Лера все отчетливее ощущала: за стеклом тоже кто-то смотрит.

Не пугает. Не тревожит. Просто смотрит — и будто говорит: «Я рядом».

С той ночи Лера начала оставлять на стекле небольшие знаки. Сначала просто сердечко, нарисованное пальцем на запотевшем окне. Потом — смайлик, слово «привет». Ей казалось это глупым, почти детским, но что-то внутри подсказывало: это правильно. Это нужно.

Прошло два дня. Никакой реакции. Лера уже почти решила, что выдумала все это — свет, присутствие, чужое внимание. Но на третью ночь, когда тусклый свет зажегся снова, на стекле напротив она увидела: тоже сердечко. Аккуратное, четкое, выведенное одним движением.

Сердце глухо стукнуло в груди. Это не могло быть случайностью.

Так завязался их молчаливый диалог. Лера оставляла простые рисунки — звездочку, ладонь, слово «улыбнись» — и собеседник рисовал в ответ подобные рисунки. Иногда очень похожие, иногда — как будто продолжение. Никаких слов, никаких лиц. Только окна, ночь и странная ниточка, тянущаяся между двумя домами.

С каждым вечером Лера чувствовала, как тревога в груди ослабевает. Будто ее невидимый сосед вытягивал страхи наружу, подменяя их теплом. Она снова начала рисовать, пить горячий чай не потому что надо, а потому что приятно, и даже однажды заснула с легкой улыбкой — впервые за долгие недели.

Однажды вечером Лера не выдержала.

Свет загорался уже три недели подряд. Знаки стали сложнее — не просто рисунки, а целые мини-сюжеты: корабль и волны, дом и солнце, сердце и крылья. Лера хранила их в памяти, как письма от незнакомца. И вдруг — в ту ночь, когда она нарисовала на стекле слово «кто?» — свет не загорелся.

Она прождала час, потом два. Сидела, укутавшись в плед, вглядываясь в темное окно напротив. Ни отблеска, ни намека. Будто там никого и никогда не было.

Утром в голове гудело, в груди было пусто. Весь день прошел в полубреду, с постоянным взглядом на чужие окна. И когда наступил вечер, она снова села у стекла, на этот раз — с листком бумаги.

«Если ты есть — просто помаши рукой. Или оставь знак. Я больше не хочу молчать».

Она прижала бумагу к окну, надеясь на ответ.

Минут через десять в окне напротив зажегся свет.

И силуэт — человеческий, высокий, тонкий — подошел к стеклу. Лера застыла. Незнакомец поднял руку и показал... тоже листок бумаги. С одним словом:

«Здравствуй».

Лера не заметила, как на глаза навернулись слезы. Ее пальцы дрожали, но сердце билось быстро, живо, с восторгом и страхом одновременно.

Кто-то увидел ее. И ответил.

На следующий вечер они больше не писали на стеклах.

Он — тот, кто жил в окне напротив, — стоял на улице под ее домом, с цветами и немного виноватой улыбкой. На вид — чуть старше, чем она себе представляла, но в его глазах было что-то очень знакомое. Та же тишина, в которой хочется остаться.

— Я — Никита, — сказал он. — Я не знал, как подойти к тебе.

— А я Лера. Все это время я думала, что сошла с ума.

Они смеялись — сначала неловко, потом легче. Пошли гулять, не договариваясь, куда.

Ночь опустилась на город. Лера шла по тихой улице рядом с тем, кого раньше знала только по силуэту. И вдруг все — одиночество, страх, ожидание — словно растаяло в мягком свете фонаря.

Иногда достаточно одного окна, чтобы почувствовать: ты не один.