rebirth | перерождение (гет)

— Если бы ты мог начать всё сначала... — голос Региса звучал приглушённо сквозь хмель.

— Я бы попросил меньше мандрагоры в этом пойле, — бурчал Геральт, отпивая из бутылки.

Солнце медленно поднималось над зубцами гор, окрашивая мир в золотистые тона, но не в силах было прогнать тупую пульсацию в висках. Прохлада утреннего воздуха казалась единственным спасением от жестокого похмелья после ночи с Регисом. В седельных сумках позвякивали две заветные бутылки с тем самым зельем, что вчера превратило их прощание в нечто большее, чем просто обмен любезностями — подарок Региса и материальное доказательство того, что в его жизни ещё осталось место для чего-то кроме контрактов.

Их попойка началась с обычных воспоминаний, а закончилась мандрагоровой настойкой и долгой беседой о будущем, которое казалось таким хрупким в предрассветные часы. Вчерашний разговор с вампиром крутился в голове обрывками фраз: «попробовать жизнь простого человека», «лишь изредка возвращаться к мечу». Геральт ещё чувствовал на губах горьковатый привкус последнего глотка, когда обнимал вампира на прощание, а после — стоял на берегу, наблюдая, как старый друг сизым туманом скрывается на другой стороне реки, пока Плотва нетерпеливо переминалась с ноги на ногу.

Геральт провёл ладонью по лицу, смахивая капли росы вместе с навязчивыми мыслями, которые цеплялись, как паутина после ночи в склепе. Впереди маячил неблизкий путь через город — к травнице, что вечно мучилась бессонницей, и, если фортуна улыбнётся, к Лафаргу, чья мастерская оживала с первыми солнечными лучами. Час езды, не больше. Как раз чтобы прийти в себя настолько, чтобы не походить на ожившего покойника из страшных сказок, которыми пугают непослушных детей.

Виноградники Бельгаарда дремали в утренней дымке, безлюдные и тихие. Мелькали фигуры неторопливо шагающих патрульных — их латы поблескивали в косых лучах солнца, но не звенели, будто гвардейцы тоже боялись нарушить хрупкий покой. Грунтовые дороги, испещренные следами вчерашних телег, вели мимо аккуратных рядов лоз, где пустые корзины, приготовленные с вечера, ждали своего часа, как терпеливые слуги перед балом.

Геральт знал этот ритм — его собственные работники в Корво Бьянко появлялись только к седьмому часу, когда солнце успевало прогнать ночную сырость с виноградных гроздьев. Пока же единственными спутниками Плотвы были бабочки, чьи крылья, переливаясь, напоминали капли вина на солнце. Одна из них, с пятнами цвета темного рислинга, опустилась на гриву лошади, заставив Геральта на мгновение задуматься — не знак ли это, что сегодняшний день принесет что-то необычное.

Лавка травницы приветствовала Геральта знакомым густым ароматом сушеных трав, смешанным с едва уловимым запахом лавандового масла — девушка явно недавно мыла полы. Она встретила его тёплой улыбкой, в которой читалась усталость — темные круги под глазами выдавали очередную бессонную ночь — и искренняя радость постоянному клиенту.

— Аренарии почти не осталось, — голос её звучал хрипловато, как у всех, кто постоянно работает с пыльцой. — А двустрел и вовсе беда… Будто сама Мелитэле наслала неурожай.

Геральт, все ещё пребывавший в благодушном настроении после утренней прогулки, неожиданно для себя самого предложил:

— В моем саду его как сорняка. В следующий раз привезу.

Глаза травницы вспыхнули, будто он подарил ей не обещание связки травы, а мешок золота.

— Я дам хорошую цену! — воскликнула она, тут же застеснявшись своей горячности.

Мастерская Лафарга привычно пахла железом и кожей. Сам кузнец, с лицом, покрытым сеточкой толком не успевающих заживать ожогов от летящих при ковке искр, встретил Геральта хлопком по плечу, оставив на кожаном доспехе едва заметный сажевый отпечаток.

— Мастер! — провозгласил он, и в этом слове слышалась годами копившаяся гордость. — Наконец-то этот старый упрямец признал… — он замолчал, заметив интерес в глазах ведьмака, и поспешил к сундуку с чертежами. — Почти закончил твои перчатки по чертежам Мертена. Если хочешь полный комплект... — он многозначительно постучал пальцем по лбу, — у меня есть идеи.

Геральт задумался. Доспехи Грифона, облегчающие знаки... Соблазнительно и весьма полезно. Но его кошелек, к великому сожалению, не был бездонным, чтобы справиться сразу с двумя крупными заказами.

— Продолжим работать над комплектом Мантикоры, — решил он. — Потом посмотрим.

— Значит, будешь заходить чаще? — хитро подмигнул Лафарг. — Отлично. Как раз присмотрел пару клинков для переплавки…

Город просыпался лениво, как кот на солнцепёке. Улицы, ещё не успевшие высохнуть после ночного дождя, пустовали — лишь изредка мелькали фигуры пекарей, несущих на плечах лотки с дымящимися караваями. Геральт скользил взглядом по сонным фасадам, улавливая обрывки утренней суеты: зевок торговца специями, перебранку двух подмастерьев у фонтана, звонкий смех служанки, вытряхивающей половик.

Аромат свежего хлеба, густой и манящий, едва не заставил его остановить Плотву. Рука сама потянулась к кошельку — но тут же опустилась. Вспомнилась Марлена, её фирменные сырники с малиновым соусом и тот особый блеск в глазах, когда она ставила перед ним третью порцию. Уголок рта дёрнулся в усмешке. Дворецкий Варнава-Базиль, обычно невозмутимый как статуя, несколько недель назад с ужасом рассматривал свой ремень, переставший сходиться на привычной дырке. «Госпожа Трастамара решила, что я слишком худ», — ворчал он, гладя живот. Геральт лишь хмыкнул — его ведьмачий метаболизм пожирал калории быстрее, чем Марлена успевала их готовить. Да и ежедневные тренировки оставляли тело сухим, жилистым, к неудовольствию их поварихи.

Геральт краем глаза отметил, что Бочарные ворота остались позади. Он ехал, погруженный в мысли, пальцы машинально перебирали поводья — привычный жест, отточенный десятилетиями в пути. В голове, как заевшая пластинка, крутился тот ночной разговор с Регисом и собственные слова, сказанные другу в ночь, когда они ожидали вестей от ворона.

«— Если бы ты умер и регенерировал, как я… В своей новой жизни ты тоже стал бы ведьмаком?

— Я стал ведьмаком не по своей воле. Если бы я мог выбирать, я бы нашёл себе другое занятие. Чтобы не приходилось рисковать жизнью каждую минуту. Ну и за которое меня, может быть, даже уважали.»

Что, в самом деле, мешало ему попробовать? В любом случае, ещё только предстояло заглянуть к княжескому камерленьо и узнать подробности крупного заказа, снятого с доски где-то в Боклере, ещё только предстояло разобраться с озверевшими от безнаказанности ганзами, да и в общем стоило прощупать проблемы населения с возможными чудовищами. Носясь по Туссенту сначала в поисках Бестии, а после — того, кто эту Бестию шантажировал, Геральт мимоходом подмечал, где неплохо бы проредить волчьи стаи, подобравшиеся слишком близко к поселениям, а где стоило поинтересоваться о делах местных жителей. Заказов на досках объявлений было столько, что хватило бы на многие месяцы неспешной работы. Ещё недавно он гонялся за Бестией по этим самым дорогам, теперь же будет разбираться с жалобами на сколопендроморфов и расплодившихся кабанов. Не жизнь, а курорт, как сказал бы Лютик...

Погружённый в раздумья, он не сразу заметил, как проехал турнирные поля и что почти добрался до приюта. Верная Плотва сама выехала из города, и через несколько метров он мягко потянул поводья, направляя её налево, к тропе, ведущей к имению. В оливковой роще пронзительно вскрикнул павлин — этот звук, похожий на кошачий вопль, уже стал привычным аккомпанементом здешних рассветов. Второй павлин ответил ему чуть дальше, за виноградниками, где первые солнечные лучи зажигали золотом росу на паутинах между лозами. Имение уже проснулось — несколько мужчин собирали упавшие за ночь оливки, судя по всему, к завтраку, а кто-то, уже подкрепившись, направлялся к виноградникам с небольшими корзинами в руках. Где-то впереди уже звенели ведрами работники — обычный утренний ритуал Корво Бьянко.

Геральт оставил лошадь во дворе, зная, что прожорливая скотина сама зайдёт в стойло — за несколько месяцев жизни в Корво Бьянко она усвоила распорядок лучше некоторых слуг.

Он медленно прошёл по двору, вдыхая знакомые запахи сладко цветущих оливковых деревьев, едва уловимый аромат гусиных перьев, разбросанных у колодца и кисловатый дух брожения из винных погребов. Работники кланялись ему с непривычной для ведьмака непринужденностью. Старый виноградарь Жак даже осмелился похлопать его по плечу:

— Ваша милость, те молодые лозы, что мы посадили...

Но слова застряли в воздухе, когда они оба заметили Варнаву-Базиля. Дворецкий стоял перед крыльцом, однако выглядел он не тем чопорным дворецким, что обычно напоминал отутюженный сюртук с ногами, а скорее... ребёнком, пойманным за разбитой фамильной вазой. Его безупречная осанка ссутулилась, жилет был расстёгнут на одну пуговицу, а пальцы нервно теребили край рукава — будто он пытался стереть невидимое пятно от «неправильного» рукопожатия.

— Ваша милость! — его голос звучал так, будто он объявлял о нашествии Нильфгаарда. — В дом вломилась... особа. Я пытался вежливо объяснить правила приёма гостей... но… — он замолчал, беспомощно разведя руками — жест, совершенно немыслимый для человека, вполне способного устроить дипломатический инцидент из поданного не вовремя супа.

— Кто там ещё? — спокойно спросил Геральт, не обращая внимания на вспыхнувшую досаду.

— Боюсь, ваша милость, даже представиться не изволили!

Геральт закрыл глаза на мгновение. В висках застучало, однако внешне он оставался невозмутимым, лишь слегка сжал челюсть. Внутри уже закипало раздражение — несмотря на хорошо проведённое время на кладбище, после княжеской темницы хотелось тщательно вымыться, плотно поесть и завалиться в мягкую постель.

Он кивнул, давая понять, что сам разберётся с незваным гостем, и зашёл в дом. Геральт ступал по коврам, не скрывая шагов, уже зная, кого увидит за углом — если даже Варнава-Базиль выглядел так, будто только что пережил нашествие гарпий, значит, гостьей действительно была Йеннифэр.

— Как всегда неожиданно, — поприветствовал шагнувшую к нему чародейку Геральт, объятие длилось ровно три секунды — достаточно, чтобы его окутал знакомый аромат, но недостаточно для того, чтобы это могло что-то значить, и добавил: — И как всегда, прекрасна.

Йеннифэр отстранилась первой, ее фиолетовые глаза сузились:

— Ты не спросишь, зачем я приехала? И как тебя нашла?

— Ты бы всё равно ответила уклончиво, — пожал плечами Геральт.

— Правда, — не стала отрицать Йеннифэр.

— Когда-то эти твои тайны мне мешали, а теперь я знаю — если ты хочешь что-то мне сказать, то скажешь без расспросов, — он обошёл её и сел в кресло, намеренно создавая дистанцию, и с любопытством смотрел на прямую как палка спину чародейки. Геральт потянулся было к кувшину с вином, но передумал. — Просто скажи, что тебе нужно.

— Я думала, ты будешь рад меня видеть, — Йеннифэр помолчала несколько секунд, а потом обернулась. — Я скучала по тебе. Чертовски. Пойдём на улицу?

— Я рад, — он намеренно опустил взгляд на ее руки, и на мгновение пожалел, что не остался на кладбище на какой-нибудь не особо мягкой замшелой надгробной плите, отходя после ядрёной настойки Региса. Впрочем, судьба никогда не баловала его лёгкими путями, поэтому Геральт вздохнул и перевёл взгляд на недовольную его реакцией Йеннифэр. — Однако думал, что мы всё выяснили ещё на Ард Скеллиг, разве нет?

— Да, но…

— Добро пожаловать в Корво Бьянко, Йен, но единственное, что я могу предложить тебе, это гостевую спальню наверху, — с каждым последующим его словом чародейка мрачнела. — Я попрошу Варнаву-Базиля принести тебе…

— Я не за этим приехала.

— Я знаю.

— Спасибо, не стоит, — холодно отрезала Йеннифэр и взмахнула руками. Огненные спирали портала рванули воздух и она исчезла в вихре, прихватившем со стола пару запечённых куриных ножек.

Геральт с тоской посмотрел им вслед, а потом обернулся на открытую дверь. За порогом терпеливо ждал дворецкий, и Геральт вышел во двор.

— Ваша милость, полагаю, что гостья решила не задерживаться? Или нам стоит ожидать её позже?

— Не стоит, Варнава-Базиль, — успокоил дворецкого Геральт. — Это моя старая подруга, и судя по её реакции, в гости она явится ещё не скоро. Не подскажешь, завтрак готов?

— Госпожа Марлена обещалась справиться к восьми. Полагаю, что стол будет накрыт менее чем через полчаса.

После ухода Йеннифэр на некоторое время воцарилась тишина — даже павлины притихли, будто почувствовав остатки магического вихря. Геральт стоял, разминая шею, когда внезапный солнечный луч бритвой скользнул по глазам — он резко зажмурился, проклиная и солнце, и вчерашнюю мандрагоровую настойку.

До завтрака он успел расседлать Плотву и убедиться, что она устроилась комфортно — жевала морковку, прикрыв глаза, а в углу денника уже лежала охапка душистого лугового сена, — а после отправился к ручью, чтобы наскоро умыться и не портить никому аппетит своим несвежим видом. После еды, как и планировал, он набрал воды в лохань и тщательно вымылся, клятвенно пообещав себе, что в следующий раз обязательно согреет воду. Сейчас же просто хотелось смыть ощущение недельного заключения и проспать хотя бы сутки.

Дни потекли своим чередом. Геральт поднимался около шести утра, умывался в холодной воде протекающего рядом с домом ручья и несколько часов тренировался с мечами на ближайшей поляне, где земля вскоре будет вытоптана в идеальный круг, знаменующий его личную арену. Но теперь, в отличие от странствий, после тренировки не нужно было вытирать клинок подручной тряпкой — Варнава-Базиль каждый вечер клал на стоящий у входной двери комод дубленую кожу для полировки. После тренировки он пешком отправлялся к пустующей мельнице. Река там едва ли напоминала воды у Каэр Морхена — не такие быстрые и не настолько холодные. Ныряя, Геральт иногда представлял, что вынырнет там, недалеко от развалин родной крепости. Но вместо скал перед глазами всегда возникали аккуратные виноградники Туссента, а после купания его ждали не грязные доспехи и дорожный плащ, а чистая рубашка и штаны, аккуратно разложенные на ближайшем камне.

Решив не откладывать дела в долгий ящик, Геральт отправился в Боклер. Не забыв про обещание заглянуть к травнице, он оставил у неё набитый свежесорванными цветами двустрела мешочек, а после направился к камерленьо. В канцелярии пахло пергаментом и чернилами. Чиновник, представившийся господином Рафаэлем де Сюрманн, с готовностью поведал о бедствиях, терзающих эти чудные края, и вручил пачку бумаг — не обычные листки с крестьянскими каракулями, а аккуратные отчеты, исписанные мелким каллиграфическим почерком, с приложенными подробными описаниями монстров и картами с отметками нападений. Геральт, наскоро пробежав глазами содержимое, ощутил знакомое щемящее возбуждение охотника и не смог сдержать ухмылки. Он согласился выполнить их все.

Спустя неделю карта Туссента на столе в его спальне покрылась аккуратными значками: красные кинжалы — гнезда ганз, синие круги — места появления чудовищ, а зелёные кресты — просьбы о помощи от деревень. Работники винодельни, словно разведчики, привозили из поездок сорванные с досок объявления или устно передавали просьбы. Оказалось, что совсем недалеко, на бочарне, обосновался циклоп, разгромивший склад дубовых заготовок, дальнее поселение заняли члены разбойничьей ганзы, а один из посетителей Куролиска жаловался на призраков и, возможно, лешего в заброшенной усадьбе. Он сортировал заказы, как когда-то раскладывал компоненты для зелий — по степени опасности и срочности.

Геральт подготовился к недолгой поездке, убедился, что необходимые эликсиры и масла, которые могли бы пригодиться, уложены правильно, взял провиант и отправился в путь, собираясь заняться проблемами на северо-западе и надеясь вернуться через несколько дней.

Каково же было его удивление, когда менее чем через полчаса он, матерясь, ставил Ирден для полуденницы, обитающей на небольшой поляне где-то между его винодельней, мельницами и озером. Он с иронией отметил, что теперь монстры подбираются к самому порогу его дома — буквально. Справиться с ней не составило особого труда, однако встреча эта показала, что в Туссенте ему, судя по всему, скучать не придётся. Последующие события подтвердили эту догадку. Через три дня он вытирал кровь вилохвоста с серебряного меча, слушая, как крестьяне восхищенно перешептываются: «Смотри, это же Белый Волк!». Десяток вепрей, небольшая стая волков, три сколопендроморфа, призрак безответно влюблённого висельника, решившего наложить на себя руки от неразделённой любви, альп, бродивший в лабиринтах оставшихся стен тюрьмы Бастой… Заказы на циклопа и, как оказалось, лесного деда, а не лешего, захватившего подворье Караянов показались Геральту глотком свежего воздуха.

Старая пряха почти заставила принять в подарок шерстяной шарф «от сквозняков в развалинах», а управляющий подворья и слушать не стал возражения ведьмака, и едва появились работники, приказал притащить лохань, нагреть воды и сообразить для запылившегося героя сытный ужин, а после оставить в покое, чтобы тот смог хорошо отдохнуть. И если поначалу Геральт был искренне удивлён добрым отношением простого народа, предполагая, что жители Туссента не забудут ему решения отдать настоящую виновницу недавних бедствий на откуп разъярённой Бестии, то после осознал, что обычным людям не до княжеских печалей — несчастья, что обрушились на Боклер из-за Сианны, всё ещё приносили боль многим, потерявшим родных и близких в ночь нападения вампиров на город. Никто толком уже и не помнил, какой была предполагаемая княжна Сильвия-Анна, упоминания о которой поспешили вымарать даже из дворцовых хроник.

Наутро, вполне удовлетворённый пополнившимся кошелём, Геральт отправился дальше, к винодельне Кастель Равелло, планируя наведаться в Лисьи Долы, однако вспомнив слова, сказанные Варнавой-Базилем, на первом же распутье решил свернуть направо и вернуться домой. По мнению дворецкого, не стоило бросать все силы на борьбу с бедствиями, поскольку никто не ждал, что ведьмак одним махом решит все проблемы края, копившиеся чуть ли не годами.

Спустя несколько дней Геральт вновь собрался в дорогу, решив на этот раз ехать вдоль Сансретура, прямо к захваченным Лисьим Долам. Проезжая мимо мельниц, Геральт прислушался, смиренно вздохнул и полез в седельные сумки за Иволгой. Через полчаса к возвращающемуся к лошади ведьмаку, несущему в руке срезанные со сколопендроморфов хелицеры, осторожно подошёл управляющий, едва нашедший слова благодарности. Благо, мешочек с платой тот отыскал без проблем, и вполне довольный Геральт отправился дальше.

В Лисьих Долах он справился довольно быстро — позабавленные его дерзостью бандиты, не успевшие осознать, что столкнулись с ведьмаком, а не простым для этих краёв рыцарем-рубакой, сами лезли под меч уже раздражённого невесть откуда взявшимися около деревни архиспорами, и значительную часть затраченного времени заняла не драка, если её вообще можно было так назвать, а последующий сбор трофейных мечей. Положив оружие рядом с собой, Геральт ушёл в медитацию и вынырнул в реальность, лишь когда услышал голоса. Как оказалось, кто-то видел, как он направлялся в деревню, и рассказал бывшим жителям Лисьих Дол, а те, подождав для верности несколько часов, решили проверить его успехи. Не обманувший надежд ведьмак принял благодарность, выраженную в звонких монетах, попросил крепкий мешок для мечей, которые сложил под крайним зданием, и отправился к пещерам, где угнездилась основная кодла.

Банда Лота Полуэльфа не отличалась особыми талантами, кроме разве что умением нападать и убивать безоружных крестьян. Бой не занял и получаса, зато потом Геральт еле вырвался из толпы благодарных ему бойцов Княжеской гвардии вперемешку со странствующими рыцарями-добровольцами. Вновь потратив некоторое время на сбор трофеев, уставший Геральт завернул мечи в выстиранные тряпки, так и оставшиеся лежать у входа в пещеру, и отправился обратно в деревню. Обнаруженные на холме арахноморфы не прибавили ему настроения.

Он вернулся в Корво Бьянко, привёл себя в порядок, пообедал и завалился спать, а утром отложил выполненные заказы в отдельную стопку.

Так и повелось: примерно раз в неделю Геральт отправлялся в дорогу и через несколько дней возвращался уставшим, с набитыми свежайшими ингредиентами и травами седельными сумками, и внушительной связкой трофейных мечей, притороченных к седлу, которые потом складывал у подножия лестницы своего винного погреба. Эту идею ему подкинул Варнава-Базиль — вместо того, чтобы самому везти на продажу сгруженное в телегу ненужное оружие, лучше будет отсылать боклерским бронникам и кузнецам мальчишку-посыльного с письмом, чтобы те сами приезжали и выбирали то, что их может заинтересовать. Частыми гостями в его имении стали мастера с турнирных полей, да Лафарг, не упускающий возможности пополнить запас мечей, которые пригодятся для переплавки в его личные шедевры кузнечного и доспешного дела. Геральт почти не оставлял себе трофеев после таких вылазок в разбойничьи норы, но в доме всё равно понемногу собиралась частная коллекция памятных ему вещей, включая редкие доспехи, на пару из которых даже Лафарг мог лишь облизываться.

Перед каждым выездом его ждал лежащий на столе тугой свёрток с провиантом, рассчитанный на долгий путь, — сыр, хлеб, вяленое мясо. Старая жизнь укладывалась в этот сверток аккуратным грузом, который он так и не решался взять с собой. Геральт старательно игнорировал почти незаметный порыв собрать дорожные пожитки и отправиться в Путь, пока не понимая, говорит ли это многолетняя привычка не сидеть на месте и искать заработок единственным возможным для него способом или же это значило, что он всё-таки не создан для осёдлой жизни. Первое время он держал в мыслях воспоминания о Таулере, ведьмаке, сумевшем начать с чистого листа и, кажется, вполне удовлетворённым своей новой жизнью. Ну, по крайней мере, до того дня, когда они с Ламбертом не вышли на его след.

Он методично подчищал территорию Туссента от ганз и небольших отрядов, становившихся тем злее и отчаяннее, чем меньше их оставалось, и уже совсем скоро во всех поселениях к западу от Сансретура его приветствовали добрым словом, а самым грубым обращением стало нелепое «хамьё свекольное», да и то лишь потому, что молодая крестьянка, заглядевшись на торговый лоток, сама чуть не врезалась в него, и выругалась, испугавшись его лица после Иволги и Ласточки. Привыкший за всю свою жизнь к отношению много хуже, Геральт даже удивился, когда женщина потом догнала его и, извиняясь, сунула в руки пяток небольших спелых яблок.

Яблоки оказались тёплыми, будто их только что сорвали с солнечной стороны дерева. Геральт подбросил одно на ладони. Странный подарок для убийцы чудищ, ещё страннее — то, что он улыбнулся в ответ. Возвращаясь домой, он вдруг осознал: это первый дар в его жизни, за которым не стояла ни надежда на защиту, ни страх. Просто «спасибо». Возможно, именно так и пахнет новая жизнь — терпкой кожурой и сладкой мякотью.

Свободными вечерами Геральт сидел на веранде, откинувшись на резную спинку скамьи. Тёплый воздух, пропитанный ароматом спелого винограда и сухих трав, лениво обвивал его, как старое шерстяное одеяло. Внизу, до реки и дальше по холмам, расстилалось тёмное в наступающих сумерках море зелени, шепчущее под дыханием вечернего ветра.

«Приезжай», — думал он, сжимая в ладони кубок с вином, в котором дрожали отблески заката. Пальцы сами собой нащупали на груди медальон — холодный, молчаливый. «Но если приедешь — увидишь, как я прикипел к этому месту, как стал... домашним». Он растягивал последнее слово в уме, с удивлением отмечая, как оно теперь звучит не как обвинение, а как признание. Он закрыл глаза, и перед ним всплыл образ: серебристые волосы, смешавшиеся с туманом над виноградниками, лёгкий смех, заглушенный шорохом листьев. Вдалеке, на лугу, заливались стрекотом цикады, а с холмов доносился переливчатый звон колокольчиков — это пастух сгонял овец на ночь.

Геральт вздохнул и отпил вина. Корво Бьянко обнимало его покоем.