Пепел и Древо (джен)

Пыль веков лежала на полках архива в подвале Хогвартса. Здесь давно не было учеников, а преподаватели заглядывали лишь в крайних случаях — слишком многое хранилось в этих свитках, и слишком многое предпочитали забыть. Каменные стены впитывали не только сырость, но и тишину, в которой когда-то звучали заклинания предков.

Элиан Грейв любил это место. Не как ученики любят спортзал или общие залы, — нет. Ему нравилась тишина, в которой можно было слушать себя. Он не принадлежал никакому кружку, не играл в квиддич, не лез в политику факультета. Он был шестикурсником Когтеврана, тихим, упрямым и часто ускользающим от внимания.

Именно здесь он нашёл книгу. Без названия, с потёртым серым переплётом и гербом рода, обведённым рунами. Она была почти незаметна — как будто сама не хотела, чтобы её нашли. Когда он раскрыл её, то ощутил, как воздух вокруг словно стал плотнее.

На первых страницах значилось:

«Родовое древо Грейвов. Линия Западного Камня. От Аэдира до Элианоры.»

Он вгляделся в строки и вдруг замер. Между именем прабабушки Элианоры и его отца зияла пустота. Там, где должно быть имя прадеда, не было ничего. Не пустая строка — а полное отсутствие, как если бы человека не существовало вовсе. Руна, призванная отображать имена в древа рода, оставалась мёртвой.

Элиан осторожно прошептал:

— Nomen revoca.

Слабая вспышка света пробежала по странице… и погасла. Ничего не произошло. Ни искры, ни дыма. Ни имени.

Сердце забилось быстрее. Он не знал, что это значит, но чувствовал — это не простая ошибка чар. Это — пробел в самом сердце рода. Книга, казалось, знала, кого не хочет называть.

Он схватил том и бросился из архива.

Отец ждал его в коридоре, недалеко от кабинета Истории Магии. Высокий, с сухими чертами лица и лёгкой сединой, он был преподавателем и уважаемым магом. Но когда Элиан положил книгу перед ним, в его взгляде появилась тень страха.

— Где ты это нашёл? — тихо спросил он.

— В архиве. Почему имени прадеда нет? — голос Элиана дрожал. — Кто был Грегор Грейв?

Отец долго молчал. Потом тяжело выдохнул:

— Он не прошёл Обряд. Заклятие Рода было утрачено.

— Он отказался?

— Нет. Он умер до завершения. А после войны Министерство упразднило обряды, признало их «архаичными». Никто не встал за него, Элиан. Имя исчезло. И я…

— …ты ничего не сделал, — завершил сын, отступая на шаг. — Ты позволил памяти умереть.

— Я защищал тебя. Ты не знаешь, что значит быть Стражем. Это не просто звание. Это крест. Ты каждый день — под заклятием, которое требует от тебя правды. Ты обязан помнить, даже если не хочешь. Я не хотел, чтобы ты жил с этим.

— А я не хочу жить без имени, — сказал Элиан. — Без корня. Без памяти.

Ночью он не спал. Книга лежала перед ним на столе, испуская едва заметное свечение. Он перелистывал страницы, пытаясь понять — можно ли вернуть утраченное имя? Можно ли оживить древо, в котором засохла ветвь?

Он не нашёл ответа. Но написал письмо бабушке — старой Элианоре, которая, возможно, единственная ещё помнила голос того, кого все забыли.

Наутро сова унесла послание.

И с этого началось его восхождение. Не к славе. Не к силе.

А к памяти.

К правде.

К тому, что позже другие назовут долгом.

Он не был Стражем по титулу. Но уже стал им — по совести.