Трикси не останется без внимания (джен)

— Стой, Трикси! Это заклинание слишком могущественное!

— Не смей сомневаться в Великой и Могучей Трикси!!

* * *

Голубая единорожка зевнула во всю мощь, просыпаясь, — отголоски сна медленно исчезали. Это была долгая неделя, или месяц, а может, год. Впрочем, ей уже трудно было следить за временем. Это могло быть и паршивое десятилетие — или даже дольше. Так или иначе, она выбралась из постели и, как обычно, потянулась, что стало её рутиной… сколько бы она этим ни занималась. «Просто ещё один день в раю».

Сорвав полотенце с вешалки, она небрежно взмахнула им и тут же повесила обратно, не придав этому ни малейшего значения, а затем вошла в душ. Первой проблемой дня стали попытки его включить. Она терпеливо ждала — секунды, минуты, а может, и часы, уж кто знает — но ничего не произошло.

— Опять нет воды!! — закричала Трикси в пустоту.

Душ оставался таким же сухим, как её рот и всё остальное тело. Видимо, снова будет один из этих дней. Она тяжело вздохнула, сняла полотенце и по инерции вытерлась — на автомате, как всегда, — повесив его обратно точно на то же место. Всё всегда было одинаково: одни и те же вещи, те же места, та же рутина.

Остаток утра она провела, шаря по повозке в поисках своей мантии и шляпы, пока не вывалилась за дверь и не врезалась в большого красного земного пони с телегой яблок за спиной. Он никак не отреагировал на столкновение, даже не шелохнулся. Впрочем, Трикси это не смутило — она закричала на него:

— Ты можешь перестать досаждать Великой и Могучей Трикси каждое утро?!

Ответа не последовало. Его никогда не было. И она подождала ещё несколько минут — или часов? — прежде чем снова заговорить. Время утратило смысл.

— Эй! — Она толкнула его достаточно сильно, но он не шелохнулся.

Повернувшись к его маленькой сестре, что сидела так же неподвижно в куче яблок, Трикси закричала как бешеная, выкрикивая все оскорбления, что только могла придумать, не забыв про свою лютую ненависть к яблокам. И всё равно — ни единой реакции.

Фыркнув, она оставила эту замершую парочку позади. У величайшей кобылы в городе были дела поважнее, чем ссориться с упрямыми яблочными фермерами. Она направилась к ближайшему источнику воды в городе. Точнее, к реке, в чьих водах не шевелилась ни единая капля. Наклонив голову, она сделала глоток — и тут же отпрянула в отвращении от дикого вкуса и привкуса минералов. «Такая мерзость недостойна оставаться во рту Великой Трикси». Она плюнула, и плевок замер, едва покинув рот. Её глаза уставились на него и на десятки других застывших плевков, парящих в воздухе, — следы всех её прежних попыток напиться за предыдущие дни… месяцы… «Кто смеет издеваться над Великой и Могучей Трикси?!» У безупречной кобылы не было времени на подсчёт этих попыток.

— Глупая вода! Трикси приказывает тебе снова течь! — Но приказы были тщетны: вода оставалась неподвижной, как и всё остальное.

— Ладно! — рявкнула она и прыгнула в реку… но не утонула.

Трикси, в своём блистательном величии, обнаружила, что ходит по поверхности, словно благословенный аликорн из легенд. Она покраснела, захохотала и гордо выпятила грудь.

— Ха! Трикси доказала свою легендарную природу!

Но теперь на языке появился вкус еды. Желудок не урчал — впрочем, она уже не помнила, когда он делал это в последний раз. Иногда к ней возвращалось ощущение, похожее на вкус, которое тянуло её к ближайшему источнику еды. Выйдя с реки обратно на твёрдую землю, она направилась к огуречному бару — большому жёлтому зданию с полосками фиолетового цвета, с весьма привлекательным официантом, за которым Трикси давно приглядывала. Хозяйка тоже была милой, но её настоящей целью был этот красавец.

Когда она подошла к стойке, всё оказалось до боли знакомым.

— Эй! — рявкнула Трикси, сверля тишину взглядом. — Трикси пришла!

Она несколько раз ударила копытом по колокольчику — но ни единого звука, ни единого отклика из-за прилавка не последовало. Как и в прошлый раз… и в тот, что до него. Над стойкой висела табличка «Открыто». Сквозь стекло она могла видеть, как работники внутри готовят огуречные сэндвичи. Точнее — как они замерли, застывшие на полпути между приготовлением и упаковкой еды на вынос.

Она пристально смотрела на них, надеясь, что они начнут шевелиться быстрее. Но они не двигались вовсе. Ни на дюйм. Огурцы зависли в воздухе между кусками хлеба, так и не уложенные на них. Зрелище было настолько соблазнительным, что изо рта у Трикси потекла слюна, оставшаяся после попытки напиться у реки. Но сколько бы она ни стояла, заказ к ней так и не поступал. Её любимый официант — жёлтый единорог с синей гривой — держал на весу два подноса с огуречными сэндвичами прямо у неё на виду. Однако он ни шагу не сделал, чтобы преподнести их ей.

Отголоски запахов ещё витали в её ноздрях и на языке. Вкус доводил её до безумия, несмотря на то, что желудок не чувствовал ни малейшего голода. Она так отчаянно хотела эти сэндвичи… но официант не двигался, и хозяйка заведения оставалась недвижима. Всё было по-прежнему. Всякий раз, когда она приходила сюда, никто не реагировал.

— Глупый сексуальный единорог, Трикси приказывает тебе принести сэндвичи и подать их ей! — потребовала она, но никакого ответа не последовало.

Воспоминания о запахах уже кружили ей голову, вкус был совсем рядом. Если бы только она могла дотянуться через стойку. Но расстояние было слишком велико, а верхнее окно не позволяло ей просто прыгнуть внутрь.

Раздражённая и утомлённая, Трикси готова была ждать вечно, если бы это означало, что красавчик-жеребец преподнесёт ей сэндвич. Она тяжело вздохнула и терпеливо продолжила сидеть. Но в конце концов, как ей показалось, спустя час — сдалась и ушла. Вкус исчез, и вместе с ним — и момент. Придётся попытать удачу в следующий раз.

Трикси бесцельно бродила по городу, вбирая в себя его образы. Что-то было глубоко, ужасающе не так, но ей было всё равно. Она смотрела на всё с тем же выражением, с каким делала это каждый день. Её взгляд скользил по каждой сценке, что напоминали мгновенные и идеальные фотоснимки — зловещие картины, застывшие в ярких моментах повседневной жизни. И только Трикси двигалась сквозь них.

Три сильных пегаса, с расправленными крыльями, застыли в воздухе, играя во фрисби. На их лицах сияла та беззаботная радость, какую может подарить только по-настоящему солнечный день. Трикси хотелось улыбнуться вместе с ними, впитать ту радость, которую они переживали каждый раз, когда она проходила мимо. Но внутри чувствовался лишь острый приступ скуки. Она коснулась фрисби, проходя под ней. Диск остался неподвижным в воздухе.

Неподалёку стояли три цветочных кобылы, их лица светились восхищением от игры пегасов. Одна застыла в восторге, с открытым на полувздохе ртом, другая подняла переднюю ногу, будто вот-вот собиралась сделать восторженный жест. Третья виляла задом, не отрывая взгляда от мускулов жеребца-пегаса.

Трикси нагло хихикнула и шлёпнула его по крупу, но никакой реакции не последовало. Единорожка фыркнула — ни одна кобыла не обозлилась и не закричала на неё. Всё как всегда. Каждый раз, когда она проходила мимо, они так и продолжали смотреть на это застывшее представление.

Она перевела взгляд на ближайший магазин, хваставшийся грандиозной распродажей. Модельерша, облачённая в стильный наряд, с неизменным, неувядаемым, бурным энтузиазмом демонстрировала яркий ассортимент одежды, её улыбка была ослепительной, хоть и с трудом скрывающей напряжение на фоне усилий её младшей сестры, пытавшейся изо всех сил удержать всё это великолепие. Трикси остановилась и стала наблюдать с нетерпением, ожидая, когда у жеребёнка сдадут силы и вся гора одежды рухнет на землю. Бедная младшая сестра застыла на месте под тяжестью груза, нагруженная коробками до самого неба, с искажённым от боли выражением лица, еле удерживая баланс. Ещё немного — и всё это обрушится. Всё, что нужно, — это подождать… и подождать… и снова подождать. Но опять ничего не произошло.

Трикси вздохнула и пошла дальше, переведя взгляд обратно на главную улицу, полную пони. Мать и жеребёнок — мать с широкой улыбкой, излучающей чистую радость и нежность к своему сыну и его крутящейся шляпе. Вид этот наполнил сердце Трикси теплом и болезненной тоской.

Следом она заметила милейшую сцену с двумя молодыми кобылками, застывшими в прыжке, сцепив копыта, а в их взглядах замерла искра романтики, мерцавшая где-то вне досягаемости. Они будто утонули друг в друге, не замечая неподвижный мир вокруг — замерев в мгновении, в которое Трикси мечтала бы шагнуть. Она хотела их расцепить, может, даже швырнуть в одну из них грязью. Но все попытки заканчивались одинаково: никто не падал, не сдвигался, не спотыкался. А вокруг, на виду, всё ещё висели её предыдущие комки грязи, замершие в воздухе в тот самый миг, как покинули её копыта.

Эти картины, моменты — были не более чем обычными фрагментами жизни, увековеченными в неподвижности. И вскоре ей всё это надоело. Взмахнув гривой, Трикси свернула на другую улицу, надеясь найти хоть что-то, что разожгло бы в ней искру. Ей хотелось почувствовать, что она жива, что её увлекает нечто настоящее, а не вечно застывшее и затхлое.

Ну, была одна группа неподвижных фигур, что всегда вызывала у неё смех. Остановившись, чтобы насладиться моментом, она вскоре хихикнула, а затем разразилась долгим, неудержимым хохотом. Это была сцена, в которой надоедливая розовая пони бросилась спасать чёрного жеребца-пегаса с белой гривой в тот момент, когда косоглазая пегаска случайно уронила на него огромное пианино, десять коробок битого стекла и тридцать копий. Всё это застыло за миг до его ужасной гибели.

— У этого Тандерлейна дела идут даже хуже, чем у Великой и Могучей Трикси.

Сцена была по-настоящему смешной, стоившей того, чтобы просто понаблюдать за застывшими обезумевшими лицами. Никто не двигался, не моргнул, но при этом все были охвачены всеобъемлющим страхом и паникой. Она могла бы глазеть на их неудачи часами, или днями, а может — месяцами. Отслеживать время давно стало невозможным. Особенно учитывая, что Солнце висело всё в том же положении, не двигаясь, как и всё вокруг.

— Трикси никогда не устанет от вас, — сказала она им, унимая хихиканье.

Хотя, конечно, вскоре устала — как всегда — и обратила взгляд к своей последней цели: Замку Дружбы. По мере того как он приближался, Трикси выпрямилась, придав себе уверенный вид. Её копыта громко стучали по ступеням, когда она взбегала вверх и с силой распахнула двери.

— Великая и Могучая Трикси прибыла!! — громогласно объявила она, эффектно войдя в зал. Ни ответа, ни какого-либо отклика — даже от яблочной кобылы и радужной пегаски, застывших в шаге от входа. Её взгляд пробежал по этой сцене из двух застывших фигур, и она тут же принялась за комментарии:

— Эпплджек, Эпплджек, ты пытаешься каждый день! — она вприпрыжку обошла их по кругу, не получив ни малейшего возражения. — Тебе её не обогнать никогда! — Трикси указала копытом на Рэйнбоу Дэш, что застыла всего в нескольких сантиметрах впереди яблочной кобылы. — И тебе уж точно не дотянуться до эпического величия Трикси! — добавила она, указывая на себя и гордо пританцовывая, прежде чем оставить их позади.

Она прошла дальше по замку, минуя кухню, где дракончик и грифонесса — оба с румянцем на щеках — страстно целовались, склонившись над букетом цветов. Они замерли в этом блаженном, приторно-сладком моменте, как и все остальные. Завидев букет, Трикси с топотом прошлась по нему, воскликнув:

— Найдите уже себе комнату, извращенцы!

Но они никак не ответили и не отреагировали. Даже когда она попыталась пройти сквозь букет в десятый... или сотый раз. Она уже и не могла вспомнить, сколько раз такое унылое зрелище вызывало у неё лишь безразличие. Она отвернулась и, несмотря на все её старания разрушить момент, цветы каким-то образом остались нетронутыми.

Следом она вошла в обеденный зал, где длинный стол ломился от праздничных угощений. На огромном торте красовалась надпись: «С Днём Рождения, Принцесса Селестия, 10000 лет!» Две принцессы-аликорна радостно хлопали в копыта рядом с Селестией, а Твайлайт левитировала торт. На лице младшего аликорна сияла улыбка, но в ней таилось и нечто тревожное — лёгкое замешательство и даже крупица ужаса, направленные в сторону зала с картой.

Хотя Трикси в тот момент это совершенно не волновало. Сейчас настало её второе любимое занятие за день — дразнить свою обездвиженную соперницу.

— Твайлайт Спаркл! — резко выкрикнула она, топая к лавандовому аликорну и встав прямо перед её лицом. — Трикси приказывает тебе преклониться и признать, что она — величайшая волшебница Эквестрии!

Ни малейшего ответа. Поэтому Трикси повторила, ещё громче:

— Великая и Могучая Трикси повелевает тебе преклониться и признать, что это невозможной красоты создание перед тобой — величайшая волшебница Эквестрии!

И снова — ничего, как и в прошлый раз… и в тот, что до него… и ещё до него. Тогда Трикси повысила голос до предела и вложила в него всю силу:

— ТРИКСИ ПОВЕЛЕВАЕТ ТЕБЕ ПРЕКЛОНИТЬСЯ И ПРИЗНАТЬ, ЧТО ОНА — ВЕЛИЧАЙШАЯ ВОЛШЕБНИЦА ЭКВЕСТРИИ!!

Но и это не дало никакого результата. Твайлайт продолжала смотреть в сторону зала с картой.

Тогда Трикси закричала так громко и яростно, что голос её прокатился эхом по всему замку:

— ТРИКСИ ПОВЕЛЕВАЕТ ТЕБЕ!!

Эхо разносилось по коридорам, гремело, отражалось от стен и, казалось, в итоге издевательски ударило обратно в её уши. Она глубоко вдохнула, глядя Твайлайт в глаза, и её гнев достиг апогея.

— ТРИКСИ ПОВЕЛЕВАЕТ ТЕБЕ ДВИГАТЬСЯ!! — взревела она и затрясла аликорна.

Твайлайт не шелохнулась, даже не дёрнулась. Она просто продолжала смотреть в сторону зала с картой. После десятой, двадцатой… или тысячной попытки Трикси сдалась и посмотрела туда же — туда, куда был направлен взгляд Твайлайт.

— Ты недостойна присутствия Трикси!! — воскликнула она напоследок. Ответа, конечно же, не последовало.

Трикси тяжело вздохнула, устав кричать, и сделала шаг назад. Она сдалась и покинула обеденный зал, войдя в комнату с картой.

— Ты победила… в этот раз, — пробормотала она себе под нос едва слышно.

Продвигаясь по коридорам, Трикси медленно приближалась к комнате с картой — своему конечному пункту каждого дня, недели... или месяца. Именно здесь всё наконец становилось на свои места, и она вспоминала, с чего всё началось. Эта комната тоже была застывшей, но в ней было кое-что, что отличало её от всех остальных. Её взгляд пал на огромную чёрную бездну.

— Всё ещё растёшь, — проворчала она, отворачивая взгляд от жуткой массы на потолке. — Не то чтобы Трикси было важно. Всё равно она больше ничего не делает со своей жизнью.

Её гнев испарился, когда она увидела знакомую единорожку, замершую под самым центром чёрной бреши. Лишь один взгляд на неё — и всё самолюбие, вся напускная доблесть, которые Трикси взращивала в себе с тех пор... исчезли. Воспоминания нахлынули на неё, будто плотину прорвало.

Последняя комната была пронизана зловещей тишиной, нарушаемой лишь слабым шёпотом Трикси, когда та уткнулась мордочкой в свою гриву, прикрыв глаза. Прошло какое-то время, прежде чем она нашла в себе силы поприветствовать свою лучшую подругу.

— Привет, Старлайт...

Ответа, которого она так жаждала, не последовало. Только выражение, застывшее на лице единорожки — абсолютный ужас и шок, застывшие как крик в безмолвной пропасти. Этот взгляд преследовал Трикси, словно эхо, отзывающееся в пустом каньоне.

Её взгляд скользнул к зловещему свитку, лежащему перед ними, края которого завивались, словно дымовые щупальца. В животе у неё сжалось от тревожного предчувствия. На древнем пергаменте отчётливо значилось имя создателя заклинания — Старсвирл Бородатый. У Трикси почувствовала лёгкое замешательство — она не знала никаких историй об этой легендарной личности. Возможно, это был кто-то из кумиров её соперницы Твайлайт — как же без этого.

С неуверенной решимостью она сделала шаг вглубь зала, заняв место в кресле Твайлайт — прямо напротив Старлайт. Их тени вытянулись, когда чёрная масса между ними продолжила расти, медленно и угрожающе. Трикси охватило внезапное чувство безрассудной храбрости. Она встала гордо среди всего этого ужаса, словно пытаясь быть маяком света среди тьмы.

— Очередной день в раю, — съязвила она, но теперь слова отозвались горечью на языке. Её взгляд скользнул к расширяющейся бездне, и на мордочке появилась хмурое выражение — тяжёлый флёр, опустившийся, как тяжёлый плащ. Она повернулась к Старлайт и, с преувеличенным укором, фыркнула:

— Ну что, опять молчишь? Становишься всё холоднее и холоднее. А ведь раньше ты была такой добра к Трикси.

В её голосе слышалась тоска, спрятанная под привычной насмешкой, направленной скорее не к удушающей тьме, а к той неподвижной фигуре, что когда-то была её самой близкой подругой.

Тишина сводила с ума, была бесконечной и беспощадной. С каждым мгновением без ответа казалось, что сама атмосфера душит Трикси, будто сдерживает любые признания, которые могли бы растопить лёд.

— Трикси бы никогда не призналась вслух... — продолжила она тихо, её голос стал почти шёпотом, наполненным тем, что она никогда не говорила. — Но всё, что ты делала... приносило радость. Даже когда ты тусовалась с этими... другими друзьями... Даже рядом с этой раздражающей Твайлайт... Просто видеть твоё лицо... заставляло сердце Трикси биться чаще. Санбёрст мог и украсть твоё сердце... но ты украла... — она прикусила губу, изо всех сил пытаясь договорить. — Когда мы были одни... или в те редкие моменты, когда Трикси почти сказала это...

Отголоски их общих воспоминаний заполонили её разум — шепоты под звёздами, редкие моменты, когда взгляды встречались и замирали, будто обещая что-то большее. Те шансы, когда Трикси почти украла поцелуй у Старлайт... прежде чем та вновь ушла к этому неряшливому книжному червю с его слишком уж обаятельной бородкой. С каждым ударом сердца становилось невыносимее, будто чувство потери медленно, но верно приближалось.

Но как бы она ни старалась, никакие слова, ни тон, ни эмоции не могли пробить эту стену молчания. Старлайт оставалась заточённой в своём застывшем ужасе, не слыша исповеди той, кто осталась рядом. А другая сущность, чёрная масса... не проявляла ни капли сочувствия. Она просто медленно, угрожающе продолжала расти, поглощая последние проблески света.

Всё повторялось вновь и вновь. Трикси возвращалась сюда раз за разом, в глубине души надеясь на хоть малейшее изменение. Она молилась, чтобы её подруга — нет, та, кто пронзила её сердце стрелой, — смогла вырваться из этой парализующей петли судьбы. Но каждый раз всё было напрасно. Её усилия эхом разлетались по пустым залам. Разочарование ранило душу, а отчаяние со временем уступило место упрямой решимости. Где-то внутри неё вспыхнула последняя искра, требующая ответа, цепляющаяся за надежду. Последний отчаянный шанс прорвать молчание и вырвать подругу из ледяных объятий времени.

Прошли часы, дни, месяцы… годы. Она держалась изо всех сил, пока не иссякло последнее терпение, пока не иссякла гордость, которая когда-то наполняла её. Подняв взгляд к огромной чёрной пустоте на потолке, она вновь посмотрела на Старлайт.

— Пожалуйста... скажи хоть что-нибудь.

В её венах вспыхнул гнев, смешавшись с болью и отчаянием. Её тело вздрогнуло, зубы стиснулись — и всё это наконец прорвалось наружу.

— Трикси не провела миллионы лет, разговаривая с молчаливой и жестокой... нет, с ненавидящей лучшей подругой, чтобы её просто игнорировали!!

Голос дрогнул, разбившись о безмолвный эфир, раскрывая ту хрупкость, которую она так тщательно скрывала за маской самоуверенности. Но чёрная масса осталась равнодушной свидетельницей, чуждой страданиям и боли, бушующим внутри неё.

Трикси сошла с возвышения, её сердце бешено стучало в груди, наталкиваясь на глухую стену тишины. Она обхватила Старлайт передними копытами, крепко прижавшись к ней, будто в этой близости могла родиться надежда, которая, возможно, разорвёт проклятие и заставит время снова течь.

— Пожалуйста... ответь мне, — прошептала она, её голос дрожал от тоски и страха.

Прижавшись к плечу Старлайт, она почувствовала холод — леденящий, безжизненный. Резкий контраст с жаром собственных слёз, что медленно стекали по щекам.

— Старлайт... Я... Я приказываю тебе двигаться.

Слова звенели в сердце, контрастируя с их тщетностью.

— Я приказываю тебе двигаться! — вскрикнула она снова, отчаяние разрасталось внутри, прорываясь сквозь пустоту её слов. Но тишина оставалась непоколебимым хранителем застывшего мгновения, несокрушимым и равнодушным, как осенние листья, застывшие в воздухе и обречённые никогда не коснуться земли.

— Пожалуйста... — голос Трикси стал тише, повелительно-острые интонации сменились на хрупкую мольбу. — Пожалуйста... пожалуйста, двигайся...

Она уткнулась лицом в неподвижное плечо Старлайт, чувствуя, как её сдавливает груз отчаяния. Закрыв глаза, она больше не сдерживала слёз. Поток боли и беспомощности выливался наружу, пока она наконец не осознала — её лучшая подруга стала пленницей времени. И это молчание, эта неподвижность — насмешка над её страданием.

Мир вокруг остался безмолвным. Цветы не колыхались. Птицы застыли на ветвях, их крылья навсегда замерли в позе полёта, который никогда не начнётся. Трикси была вне этого мира — способная двигаться, говорить, плакать… но навсегда отделённая от него.

И всё же, быть может, в этом страдании крылась правда. Жестокая, обнажённая до кости правда о любви, способной пережить даже застывшее во времени мгновение. Даже если в ответ — только тишина.

Её взгляд вновь упал на свиток. Она подошла к нему и, не в силах сдержать себя, закричала. Кричала на него, как делала это уже бесчисленное количество раз. Крик был полон ненависти, стыда и боли.

Затем она отвернулась и вышла из комнаты. На пороге она обернулась — последний раз взглянула на чёрную массу, нависшую над Старлайт.

Эти слова были обращены к кому-то... но Трикси больше не могла понять — к кому именно.

— Ты убила всех...

Они сорвались с её губ мгновенно, тяжело, как свинец, с примесью предательства и утраты. В каждом слоге звучала ярость, пожирающая её изнутри. Это был ответ, которого она боялась, но который всё это время не давал ей покоя. И кого ещё винить, если не тьму, нависшую над ними?

В отсутствие подруги Трикси пришлось взглянуть в лицо той горькой реальности, от которой она так долго бежала: смех исчез, магия померкла, а дружба, некогда искрящаяся обещаниями чего-то большего, лежала в руинах. Старлайт Глиммер, ещё недавно яркая и полная жизни, теперь казалась лишь тенью самой себя — загнанной в абсолютную, безмолвную тишину.

— Это ты виновата, что Старлайт меня игнорирует! — прошипела Трикси, бросая пропитанные ядом слова на свиток. Закрыв глаза, как будто надеясь отсечь от себя окружающий мир, она лишь глубже погрузилась в пульсирующее чувство вины, которое разливалось по её венам. Это было невыносимо, почти удушающе.

— Это всё сделала ты!!

С тяжестью в сердце Трикси отвернулась от сцены, покинула замок и направилась домой. Слова обвинений всё ещё давили на горло, словно тугой жгут. Единственным её убежищем оставалась старая, уютная повозка — последний осколок прежней жизни. Она вскочила внутрь, будто спасаясь бегством от реальности, и с грохотом захлопнула за собой дверь.

— Просто ещё один день в раю. В холодном, бездушном раю Трикси! — пробормотала она с горечью, укутываясь в одеяла, которые сейчас казались больше цепями, чем утешением. Сворачиваясь в клубок, она погрузилась в воспоминания. Но это были не яркие картины фейерверков и аплодисментов — это были тени сожалений и отчаяния, кружащиеся в бесконечной петле болезненных размышлений.

Неугасающий круг забвения или, быть может, упрямого отрицания происходящего. Краткие всплески смеха над чужими бедами — лишь способ отвлечься от своей. Сердечная боль и ненависть к себе разъедали изнутри. Трикси чувствовала себя пленницей собственной вины, закованной в убеждение, что она — не причина всей этой катастрофы. Так было легче. Легче направить ярость во тьму, нависшую над Старлайт, чем заглянуть в самую суть своей боли.

И вот, в холодной и равнодушной темноте своей повозки, Трикси погрузилась в тревожный сон. Преследуемая не только тенями прошлого, но и искрящимся обещанием будущего, которого уже никогда не будет.

Может быть, однажды. Когда-нибудь. Когда время вновь сдвинется с мёртвой точки. Может быть, тогда она сможет признать свою ошибку.