Гроза в Оттенках Лаванды (гет)

Дыхание во сне сбилось, ужас накатывал волнами, вызывая в груди чувство, будто между ребер огромная и тяжелая черная дыра. Которую ничем не заполнить, тяжелая и стылая, как болото. Опять видеть глаза матери в момент, когда она пьяна, каждый раз это пугало также, как в первый. Нет, они не были полны гнева или безумия, но равнодушие и пустота в них ужасали намного больше.

От накатившего приступа паники хотелось кричать, бить стены, но подобное было непозволительной роскошью. Сбитое дыхание мешало ясно мыслить, каждый глоток воздуха будто вызывал еще более сильную дрожь в ногах. В глазах темнело, все расплывалось, не удавалось ни на чем сфокусировать взгляд. Лишь тупая боль в спине и тихое посапывание сестры в корзинке вернули к реальности. Спокойно, Чернильная, дыши… Раз… Два… Три… Посмотрела на сестру, не проснулась ли от шума. Слава Селестии, спит крепко. Отлично, будет время привести себя в порядок перед выходом на заработки, без необходимости уделять внимание сестре. Нет, я обожаю мою маленькую Снежинку, но она сейчас находится в том чудесном возрасте, когда бесконечные «почему», чередуются с не менее бесконечными «я сама» и «дай», даже у самых милых ангелочков.

После таких… сновидений, и без того нестабильная и слабая магия могла взорвать кувшин при попытке нагреть воду с помощью заклинания нагрева. Так что умылась холодной водой, не стала греть. Зато окончательно проснулась, холод неплохо бодрит. Снежинка наверняка опять не наестся своей порцией, растущий детский организм требует много «топлива». Разворошив остывающие вчерашние угли кочергой, поставила на грубую печь котелок с остатками каши. Твою ж…Тут и на одного маловато будет. Ладно, плевать. Но видимо кашу полностью сегодня отдам Снежинке, обойдусь без завтрака. Пока каша мирно булькала, подошла к стулу и натянула на себя свое единственное платье, в котором не стыдно было выйти на городскую площадь. Черный хлопок мягко заструился по телу. В неровном свете свечи узор из полумесяцев и звезд, вышитый по подолу платья потускневшей серебряной нитью, переливался таинственными оранжевыми оттенками. Серебро будто впитывало в себя пламя. Залюбовавшись на секунду, ощутила, как запах горелой каши врезался в ноздри. Дискордова хворь!

Одним рывком сняла котелок с печи, и постаралась как можно аккуратнее налить кашу в пиалу, держа ковшик в розовом сиянии ауры. Он подрагивал в захвате, вызывая у меня разочарованный вздох. Обманчиво спокойное начало дня настораживало, по спине невольно пробежал холодок. Постаралась не поддаваться этому ощущению, смутному предчувствию чего-то непонятного. Так что нужно урвать последние минуты утренней тишины, пока город еще спит. Набрала в стакан воды и встала к окну. С окраины Понивилля, на такой высоте, весь город был как на копыте, и смотреть на рассветы и закаты отсюда… Было для меня всегда чем-то волшебным. Возможность каждое утро наблюдать такую красоту, позволяла не сойти с ума, проживая еще один день.

Любоваться на то, как постепенно выглядывает солнце, озаряя все светом, будто раскрашивая черноту красками. Как оживает и просыпается мой любимый город, в котором я родилась и выросла. Пони выходят из своих домов, спешат по делам. Вон та кобылка, лун восьми на вид, явно торопится в школу, а вот сонный жеребец плетется в сторону пекарни «Сахарный уголок», возможно рассчитывая первее всех купить их свежайших пирожных и хлеба. Может, если туристов, желающих портрет сегодня будет больше, и я смогу позволить себе купить тоже хлеба? Хотя бы ржаного, полбуханки. Интересно, он их хочет взять в подарок? Слышала из разговоров на площади, пирожные в виде сердец сейчас популярный подарок среди парочек, и раскупают их со скоростью света.

Такая глупость. Если бы мне такое подарили, копытом в морду незадачливый кавалер получил бы сразу. Хотя, это, наверное, приятно, когда кто-то о тебе так заботится… Ну, знаете, встал с утра пораньше, просто чтобы порадовать милым подарком… Сена ради, почему я думаю о таких глупостях!? Да и кто может полюбить такую проблемную кобылу, как я…? Да чтоб его! Как же это все достало. Едва сдержав поток крепких ругательств, повернула ухо в сторону корзинки. Снежинка уже заворочалась, просыпаясь, солнечный луч попал прямо ей в мордочку, и та забавно ее сморщила. Отложив стакан, подошла к ней и мягко потерлась носом о ее гриву, от малышки пахло чем-то невообразимо нежным, как пахнет от всех малышей. Бережно провела копытом по пушистой щеке, белая шерстка была удивительно нежной, слишком белой для такой мрачной комнатенки с плесенью по углам.

— Снежинка, пора вставать! А то старшей сестренке придется съесть всю кашу без тебя…

Последние слова прозвучали чуть наигранно, с притворным сожалением, таким голосом я всегда подразниваю малышку, когда та очень не хочет что-то делать. Работает безотказно, а еще мне безумно нравится смотреть на нее, когда она надувает свои милые щечки. Как будто все проблемы разом уходят, и остается лишь ее улыбка, когда она понимает, что я шутила, и начинает улыбаться во всю ширь ее милой мордашки.

Только услышав про «кашу без нее», Снежинка мгновенно вскочила, сбрасывая одеяло на пол. Милостивая Селестия, опять та самая мордочка! Я еле сдерживала улыбку, сохраняя серьезную мину, лишь бы малышка не раскусила обман сразу.

-Что? Кашу? И без меня!?!?! Ни за что, я первая свою кашу съем! Это не честно, мама!

-Сколько раз говорить, что я твоя старшая сестра, а не мама?

-Раз кормишь и спать укладываешь, значит — мама!

Каждый раз моя железная логика разбивалась о ее детскую непосредственность. Крайне сложно объяснить трехлетке, почему я не мама, если фактически эту роль для нее и исполняю. Наша настоящая мать для нее всегда была просто «страшная тетя», и было странно винить Снежинку в этом заблуждении. А может, ее детская психика просто так адаптировалась, чтобы у нее в голове было хоть какое-то ощущение безопасности? Гадать можно было до бесконечности, но факт оставался фактом, переучить мелкую было невозможно. Фыркнув, боднула ее лбом в шею.

-Ешь давай уже, а не спорь, мелочь пузатая…

Мотнув хвостом, малышка гордо подняла голову и направилась к столу. Тут я все же не сдержала смешок, так забавно она выглядела. Пытаясь не обращать внимание на резь в животе, заканчивала сборы, пока Снежинка довольно наворачивала кашу так, что за ушами трещало. Черная с розовыми полосами грива собрана, складок, не предусмотренных кроем на платье нет… Мольберт, акварель, карандаши, кисти… Пока проводила проверку, малышка уже доела и терпеливо ожидала меня у двери. Эпплджек вчера весь вечер тараторила про какого-то крылатого виртуоза-гитариста, который после выздоровления от простуды вернется на мое место у фонтана. Честно говоря, мне было плевать. И дела мне не было до выступающих там музыкантов, хотя два года назад я еще могла делать наброски с ними, до рождения Снежинки. Но если так подумать… Музыка привлечет больше туристов, может и портретов больше нарисую. Неплохо будет, если так. Но забавное совпадение, что его болезнь началась в тот день, когда я впервые вышла рисовать на площадь. Да и болеть целых две недели? Надеюсь, он не заразный, на лекарства для малышки сейчас не смогу потратиться.

Неся Снежинку в слинге у груди, а остальные вещи телекинезом, наконец вышла на улицу и поплелась в сторону фонтана. Хотя какой слинг, так, пародия из старого платка, уже полинялого. От окраины до центра путь неблизкий, но Понивилль городок маленький, так что дорога заняла всего полчаса спокойной рысью. В утренней тишине стук копыт по брусчатке был слышен особенно отчетливо. Мне нравился этот звук, он хорошо настраивал на рабочий лад. Пока раскладывала мольберт и принадлежности для рисования, сама не заметила, как начала мычать под нос незамысловатую песенку, а мелкая радостно замахала копытцами в такт. Снежинка как обычно со скуки начала жевать свою игрушку, что вновь вызвало у меня улыбку. Нужно собраться, сосредоточиться. Скоро народ хлынет на площадь, и нужно будет зарабатывать деньги на еду, а не беззаботно веселиться. Раздраженно пнув камень, поставила рядом с ногами банку для платы за портреты, и стала ждать. Солнце начинало ощутимо припекать, пони потихоньку стекались со всех сторон, а ожидание было столь томительным, что я начинала зевать.

Наконец, ко мне подошел пегас, и сразу кинул пару золотых бит за портрет, пока я еще даже не взялась за карандаш. Настроение сразу поползло вверх. Быстро набросала его портрет и отдала ему. Конечно, такая удача настораживала, особенно после утреннего предчувствия, но все шло как обычно. За все две недели с момента побега от нашей мамаши, ни разу день не проходил так до безумного спокойно и нормально, чтобы еще и так хорошо платили. Как затишье перед бурей. Сквозь гомон толпы и щебетание птиц, сначала прорезался нежный и игривый перебор гитарных струн. Несмотря на весь шум, слышно было так, будто играли прямо напротив меня. Пытаясь не обращать внимания на музыку, я уж было решила сворачиваться и идти в другой конец площади. Как услышала такой бархатный, глубокий голос, с какой-то максимально заразительной смешинкой в тоне, и против воли обернулась. Сияя внутренним светом, которым он явно хотел поделиться со всеми вокруг, действительно почти рядом, на другой стороне фонтана стоял гитарист. Сглотнула, увидев, как капля пота стекла по его шерсти.

И окончательно пропала, когда этот… этот… этот крылатый выпендрежник посмотрел в мои глаза этими хищными зрачками, обрамленными радужкой, будто выплавленной из чистого золота. Как только наши глаза встретились, он ухмыльнулся еще шире и самодовольно расправил крылья. Чертова летучая мышь! Придурочный менестрель, певший явно только что сочиненную глупую песню о свободе, небе и ночи. И Дискорд меня раздери, но отвести взгляд было выше моих сил. Когда бэтпони обнажил свои клыки, из кончика рога посыпались мелкие розовые искры. Первый признак того, что что-то сложнее телекинеза использовать становится опасно. Внутри все сжалось, хотелось бежать, но физически это осуществить было просто невозможно. Хвост судорожно завилял из стороны в сторону, подметая брусчатку от пыли и поднимая ту в воздух. Он никак не мог успокоиться, хоть я и пыталась прижать его обратно к телу. Как-то по-особенному мягко выдохнув, оперлась передними копытами на фонтан в полусогнутом положении, и положила мордочку на копыта. Сработали все рефлексы, впитанные с болью предательства, они кричали «УХОДИ, ДУРА!». Но ноги словно вросли в землю. Его голос... он вибрировал где-то под ребрами, странно успокаивая панику. А эти крылья... как они ловят свет... Интересно, каковы они на ощупь... А тем временем карандаш уже сам выводил линию его челюсти... Он так хищно прекрасен…Интересно, откуда у него сережка в виде полумесяца на ухе? Ему странным образом идет. А темно-синяя грива и светло-серебристая шерсть так обворожительно сияют при полуденном солнце… И, святая Селестия, его голос! Вот бы он сейчас прижал меня к той стене в темном переулке, зажал бы рот копытом и сказал бы что-то романтично-развратное этим баритоном…

О ЧЕМ Я ДИСКОРД МЕНЯ РАЗДЕРИ СЕЙЧАС ПОДУМАЛА??? Бред, полный бред. Наверное, перегрелась... Но... боги, его профиль... Угол крыла... Такой изгиб редко встретишь. Надо... надо запомнить..." Но какие бы думы не гуляли сейчас в моем воспаленном разуме, тело я не могла контролировать. Поэтому наблюдала за ним широко распахнув глаза, даже не шелохнувшись. Магия, будто живущая собственной жизнью, взяла телекинезом карандаш, и сразу начала набрасывать его чувственный профиль. Уши кисточки, необычные и такие опасные крылья, клыки, прости Селестия, его кьютимарка в виде полумесяца, в которую был вписан скрипичный ключ, и который огибали цветы глицинии. Неожиданно красиво и нежно выглядел его знак отличия, особенно для такого жеребца. С листа на меня смотрел этот наглый шут, да набросок был простой, но страстный, чувственный, и он был хорошо узнаваем с этой его ухмылочкой… С сияющей гривой, глубоким и страстным взглядом… Отпрянув от готового портрета, как от проклятого, быстро спрятала его в папку с рисунками. Успокаивала я саму себя тем, что мне просто интересно, как рисовать крылья бэтпони, ведь нечасто их встретишь на просторах Понивилля, исключительно в познавательных для художника целях.

Да, просто тренировка, поэтому и любовалась менестрелем этим несчастным, а копыта — это так, на рефлексе положила на них уставшую голову, вот и все. А мысли, ну, это просто мысли. Случайные странные мысли у всех бывают, да? Закончив песню, жеребец прижал к телу крылья, которые во время пения были широко распахнуты. Какие-то они кстати… Большие? Я не видела раньше бэтпони так близко, но как-то непропорционально выглядит, хотя и по-своему привлекательно. Мощные и сильные даже на вид. Сглотнула слюну, скопившуюся во рту, пока я на него пялилась, точнее нет, наблюдала. Под восторженный топот копыт толпы, он наигранно кланялся, «милостиво» принимая пожертвования в стоящую рядом жестяную банку. Но воспринималось окружающими это как нечто забавное и обаятельное.

Все весело смеялись, подкидывали еще монет, когда он им подмигивал, юные кобылки хихикали, прикрывая мордочки копытами. Они игриво виляли хвостами, от их глупости хотелось скрежетать зубами. Почему-то это до крайности раздражало. Фыркнув, я наконец смогла оторвать взгляд от бэтпони. По нему было видно, что он только начал свой «рабочий день», и явно не собирается уходить далеко. Скорее всего, решил пойти перекусить на заработанные биты, или что-то в этом духе. Но что-то внутри меня запаниковало от того, что он может уйти. По шее стекала капля слюны малышки, так как она заслюнявила всю игрушку, и уже стекало на меня, но сена ради, мне было наплевать. Все мое существо сконцентрировалось вокруг этого, в голове не было ни единой мысли кроме паники. Что он сейчас уйдет, и больше я его не увижу. Сердце судорожно забилось, как рыба на поверхности воды. Разумом я начинала понимать, что это полный бред, но тело не успокаивалось, только сильнее разгоняя кровь. Гитарист пошел мимо меня, в сторону уличного кафе, где за столиком сидела Эпплджек с подругами. Было такое ощущение, будто мой организм против моей воли хотел сказать ему: «НЕТ! Не уходи!!! Обрати на меня внимание!».

И тут кончик хвоста, мягко и нежно, едва коснулся его заднего копыта, дискордов предатель, я отдернула хвост к себе, надеясь, что он ничего не заметил. Моментально развернувшись в мою сторону всем корпусом, жеребец расправил крылья во всю ширь, накрыв меня своей тенью. В его позе, в этих бездонных зрачках с золотой каймой читалось что-то... первобытное. Опасное. Будто я мышь под взглядом совы. От увиденного у меня чуть не подкосились копыта, а внизу живота потяжелело. Он заметил, все заметил, дискордовы панталоны! Я… Я так растерялась от этих ощущений, что молчала, и смотрела на него широко раскрытыми глазами. Как полная дурочка, еще и уши прижала к голове от смятения. А от его хитрой улыбки сердце сделало очередной кульбит, осев где-то в копытах. Одна из подруг Эпплджек, та, что с радужной гривой, оглушительно заржала на всю улицу, распугав стаю голубей.

-Ого, Лунный! Кажется, наша художница оценила твое искусство... особенно выразительно! Не желаешь показать ей еще пару песен на личном концерте, Пересмешник?

Эпплджек сразу же дала ей затрещину, на что та лишь еще громче засмеялась. Произошедшее будто остудило Пересмешника, он устало выдохнул и провел копытом по гриве, взъерошив ее.

-Что ты, Радуга, как может играть личные концерты такой благородный менестрель, как я? Нужно давать возможность и другим насладиться моим искусством!

Договорив, снова развернулся ко мне. Беззаботная ухмылка вновь заиграла у него на губах. Я застыла, чувствуя, как по щекам растекается жгучий румянец, а язык прилип к небу.

-Но было бы неплохо прояснить ситуацию, колючка. За что же бедный бард получил столь щедрый дар, как твое внимание?

Твою ж, я явно влипла. Глубоко и бесповоротно Дискорд меня раздери вляпалась в это.