Sonne (джен)

Раз...

Два....

Три...

Четыре...

Пять....

Шесть....

Семь....

Восемь...

Девять....

Едва вздрогнув, веки обнажают взгляд в последнюю секунду тишины.

Десять....

Раскалённые софиты разрывают темноту, как подарочную упаковку, аккорды девятым валом обрушиваются на зал, нещадно разбивая скучную ненавистную тишину, врываясь мощным битом прямо в трепещущие сердца, волнами раскалённого воздуха сжигая ряды. Голоса зрителей сливаются в мощный торжественный и дико восторженный вопль, звёздное небо лайтстиков сходит с ума и устраивает безумный звездопад, а на сцену мягко ступает он.

Со Чанбин.

Цветные лучи мягко скользят по округлостям широких плеч, складкам обтягивающей футболки на груди, прядям небрежно уложенных волос, пальцам, сжатых кольцами

и губам за мгновение до первого слога мощной разрывающей партии.

Он начинает петь, и первый же слог становится спичкой для разлившегося бензина, сорванной чекой для миллиона гранат и тем столкновением молекул, из которого появился большой взрыв.

Каждое движение, будь то поворот головы, элемент хореографии или появление складки на одежде заставляет разрывать горла миллионов, заставляет сгорать их

от пламени, что полыхает на сцене.

Во вселенной этого зала, среди комет и звёзд лайтстиков, Чанбин — солнце.

Но не маленькое солнышко на ножке, как одуванчик — Феликс, и не мягкое солнце июньского утра, как Чан.

Он всесжигающая огромная огненная звезда, способная сжечь кого и что угодно. Он горячее квазаров, самой страстной любви и самой лютой ненависти и он пришёл, чтобы сжечь этот зал и разжечь сердца всех этих людей.

Чтобы весь мир услышал, как звучит главная партия Со Чанбина.

А звучит она как миллионы воплей восхищения и восторга, слившихся в один громогласный голос мощи.

Мощи самой яркой и горячей звезды во вселенной этого концертного зала.