Алый апельсин (джен)

Поезд, оснащенный крепкой броней, мчался в сторону вокзала. Словно нож он разрезал потоки ветра своей скоростью, выдавливая из собственных труб дым, а внутри его вагонов находилось около двухсот человек. Среди множества кабинетов и комнат бронепоезда выделялась лишь одна, ведь она принадлежала Председателю реввоенсовета.

Кабинет освещала лампа на столе, за которым сидел человек. Глаза его заинтересовано и в то же время беспокойно изучали телеграфное сообщение, которое было получено пять минут назад. Поправив правой рукой спадающее пенсне, он тут же небрежно бросил бумажку с полученным сообщением на стол. Информация давала понять, что Казань была уже взята белогвардейцами, а отступающие части Красной армии перебрались на ближайшую железнодорожную станцию Свияжск.

— Мятеж Муравьева дал свои плоды, хоть и не надолго, — проговорил Бронштейн. Достав из переднего кармана гимнастерки портсигар и открыв его, он вытащил из него одну папироску. Легонько раскручивая её перед тем как поджечь, в голову Бронштейна лезли различные мысли. Нельзя было доверять бывшему императорскому солдату. Нельзя было так мягко реагировать на учащающиеся отступления рабочей армии. Мягкость в этом деле стала залогом настоящих и следующих поражений. Она поставила под удар будущее, за осуществление которого боролись не только ее современники, но и прошлые поколения. Кровь, что была пролита народом, должна стать, если не больше, то хотя бы подняться до такого уровня, чтобы утопить в ней врагов. Если не океаном, то рекой с сильным потоком.

Дым папиросы окутал весь кабинет. Встав, чтобы проветрить его, Троцкий подошел к окну, что находилось около книжной полки. Резкий скачек вагона заставил Льва слегка потерять равновесие и выронить изо рта папиросу, но ухватившись за полку, он сумел удержаться на ногах, однако это не спасло книгу, что упала на окурок наркома.

Выпрямившись и поправив свою гимнастерку, Лев Давидович посмотрел на легкий беспорядок, что был устроен несколько секунд назад. Решив для начала открыть окно, он перешагнул через упавшую книгу и совершил задуманное. Резкий поток свежего ветра, что моментально охватил кабинет, опьянял своим присутствием и заставлял забыться хотя бы на время. Будто вся кровь, пролитая за все эти моменты, стала именно этим ветром, что благоприятно заставлял не только успокоить мысли, но и дарил надежду на правильность каждого поступка прошлого и неизвестного будущего.

Поправив пенсне, Троцкий нагнулся, чтобы поднять упавший на пол окурок. Приподняв левой рукой раскрытую книгу, а правой лежащую под ней папироску, он выпрямился, и взгляд его упал на только что поднятую литературу, о содержании которой говорило ее название — Римское право. Она была раскрыта на странице, в которой было написано о таком процессе как «децимация».

Заинтересовавшись, Лев подошел к своему рабочему столу, попутно бросив окурок в пепельницу, и сел за него.

— Децимация — это одина из самых жестоких способов наказания армии своим же командиром, который впервые стал практиковаться в Древнем Риме. В войсках римских легионеров она считалась высшей мерой публичного дисциплинарного наказания. Она заключалась в физическом уничтожении каждого десятого солдата подразделения, нарушившего воинскую дисциплину. Хм… Занятно. Возможно…

Раздумья Льва прервал сигнал поезда, значение которого было лишь в одном — они прибыли в Свияжск.

* * *

Солдаты РККА спешно расставляли коробки с продовольствием. Суматоха заключалась в том, что с минуту на минуту должно было прибыть подкрепление.

— Антип Васильевич, вы же вроде как политический управленец у нас? — спросил незатейливо молодой солдат комиссара.

— Чего надобно, Петька? Говори сразу.

— Так я ж просто узнать хотел. Аки сами большевики едут сюды, то значит дела совсем плохи? Или же просто так погостить хотят?

Комиссар средних лет посмотрел на юношу усталым взглядом.

— Петька, вот скажи, что ты взял с собой, когда мы отступали?

— Так ведь ящичек какой-то? Чего там есть точно не знаю, но был тот вроде не такой уж и тяжкий. Быть может табачок лежал в нем? Как думаете, Антип Васильевич?

— Табачок, — с усмешкой проговорил комиссар. — Неужто не написано было на самом ящичке, что в нем находится?

— Так ведь не было вроде ничего написано? Да и смотреть на буквы, когда беляк прет — такое себе занятие. Я вообще читать не умею, во, — ответил Петька, голос которого выражал в последнем предложении будто бы каку-то гордость.

— Святая простота, — продолжал добродушно усмехаться Антип. — Куда же дел ящик?

— Так куда все сложили, туда его и дел.

— И куда именно?

— В подвал. Туда наши все продукты подевали.

— В подвал? А вдруг там снаряды были? Вдруг там сейчас свечка все освещает и духота сушеная? Ты же мне на спине мишень нарисовал! Почему не проверили, что в нем заранее? Дуй туда. Хоть глаза себе шире сделай, но найди мне этот ящик и принеси!

— Так ведь легкий был он, ящичек-то, товарищ комиссар! Авось и не патроны вовсе.

— Сынок, просто принеси мне этот ящик.

— Есть!

Молодой солдат побежал в сторону подвала.

— Антип Васильевич, чего же ты взъелся на него так? Ежели так легко было нести ящик тот молодцу, то быть может и не патроны в нем были? — спросил комиссара следивший за всей этой короткой сценой его помощник — Уланов Сергей Богданович.

— А для них молодых все легко нынче. Авось поезд поднимут, перенесут через озеро на островок и не поймут какую махину несли вовсе. А если по правде, то может действительно табачок был там, а? — хитро взглянул на Сергея Антип, доставая из кармана заготовленную папиросную бумагу.

— Как вас еще под трибунал не отдали, ума не приложу, — с легкой усмешкой ответил Сергей.

— Так и не ложи голову на мысли такие, а то сам под трибунал попадешь.

— Как думаете, правда, что само руководство вместе с подкреплением приедет сюда? Поговаривают, что нарком должен быть с ними.

— Подкрепление явиться должно, а вот нарком… чего не знаю, того не ведаю. Да пурга все. Нарком у нас жидок, а они сам знаешь какие.

— Ну не скажите, Антип Васильевич. Чего же всех под одну гребенку? Он вроде человек толковый, а дурака Председателем Реввоенсовета не сделают, я думаю.

— Посмотрим.

Тем временем Петька уже шел в их сторону с ящиком в руках.

— Товарищ комиссар, я принес его.

-Хорошо, положи ящичек передо мной. Глянем все же, что там в нем.

Положив груз перед комиссаром, Петька отошел на шаг назад от него, но слегка поддался туловищем вперед, чтобы увидеть, что находится внутри ящика. Антип Васильевич легким движением рук открыл его. В нем оказались апельсины, однако не целые, а слегка надкусанные вместе с кожурой, что дополняла сей цитрусовый мусор.

— Эх, не табачок, — с легкой горечью проговорил Васильевич. — Кожура, да и только. Объедки.

— Так вот почему легко было на руках нести, — сконфуженно подытожил Петька.

— Вы подождите, товарищи, — произнес Сергей Богданович. — У меня глаза с ушами прострелены или действительно что-то сопит и шевелится под всей этой кожурой?

Что-то и вправду шевелилось под ней, а вопрос Сергея заставил заострить внимание двух товарищей к апельсиновым объедкам. Петька аккуратно снял с плеча винтовку и осторожно навел ее на горку копившейся кожуры в ящике. Антип, заметив действия молодого солдата, положил ладонь на прицел поднятой им винтовки, заставив Петра слегка расслабить руки.

— Подожди, Петька, — прошептал он. — Не волнуйся ты, но будь наготове. Сразу не стреляй, еще не хватало от тебя пулю получить. Лучше надень штык на винтовку, а пальчик от курка подальше держи. Если что, коли, да не со всей силой. Понял?

— Да, — ответил неожиданно для себя и других слишком громко Петька, отчего кожура зашевелилась чуть сильнее, а сам он резко отступил назад, из-за чего и последовал выстрел в землю.

— Ах ты, царица полей! — прокричал Антип Васильевич, резко встав на ноги и убирая свою руку с Петькиной винтовки. — Ты чего творишь!? Под трибунал захотел, опричник юродивый?

— Так ведь шевелится там что-то, да еще и пуще прежнего, Антип Васильевич!

— Успокойтесь, товарищи! — сказал Сергей, заметив, как от звука выстрела к ним направляются обеспокоенные солдаты.

— Что происходит? Почему стреляем?

— Да вот что-то в ящичке шевелится!

— Что там? Вы хоть понимаете, что вы фактически выдали наше местоположение?

— Будто эти белые вороны не знают, что мы здесь укрываемся.

— С минуту на минуту должен прибыть поезд с подкреплением. Всем известно, что среди его экипажа к нам направляется народный комиссар.

-Так ведь слухи то!

-Все ваши домыслы по этому поводу…

Вдруг из ящика послышался какой-то звук, похожий на детский плач. Взгляды всех упали на ящик. Антип Васильевич, который ближе всех находился к нему, аккуратно положил одну руку на его крышку, а другую опускал к кобуре с револьвером.

-Антип Васильевич… — хотел было шепотом предостеречь комиссара Петька, но твердое «цыц» с его стороны намертво его остановило.

Наклонившись слегка над ящиком, комиссар заметил, что под всей этой апельсиновой кожурой торчало что-то похожее на ухо. Однако оно было круглым и покрыто шерстью. Лишь тихий плач напоминал о том, что это может быть чем-то живым. Комиссар стал одной рукой убирать кожуру, а другая уже открыла кобуру и была готова вытащить револьвер в любой момент. Наконец, Антипу открылся вид маленького зверька с большими круглыми ушами. Тело его было антропоморфным, да и в целом похож сей зверек скорее всего на медвежонка.

— Матерь божья… — проговорил комиссар.

— Что там, Антип Васильевич?

— Ответить сложно, товарищи. Вроде зверек какой-то, да только…

-Что?

-Сами взгляните.

Антип взял на руки зверька, который не переставал подрагивать и хныкать. Перед глазами солдат предстал большеухий маленький зверек. Он закрыл своими ушами себе глаза, из которых шли маленькие слезы.

— Собака что ли? — шептал один солдат другому.

— Да вроде нет. Хотя похож. Да и вообще чавой думать? Сейчас узнаем.

— Как?

— Спросим.

Однако их опередил Петька.

— Антип Васильевич, что это?

Комиссар, державший на руках зверька, все продолжал рассматривать его. Он будто держал на руках младенца. В этот момент ему показалось, что само время остановилось. Ни тебе братоубийственной войны, ни криков, ни смертей. Казалось, что он держит саму жизнь.

Придя в себя, Антип Васильевич стал легонько качать зверька, прижав его к себе, словно хотел таким образом отгородить это чудо от всего мира. Вытащив одну руку из под другой, он прикоснулся ладонью к голове зверька, став поглаживая ее. От этого действия он стал меньше дрожать, и одно его ухо поднялось, открывая глаз цвета земли.

— Тише, малыш, тише. Солдат ребенка не обидит, — сказал комиссар, стараясь успокоить его.

Зверек убрал второе ухо с глаза и устремил свой взгляд на Антипа.

— Ребенка? Товарищ комиссар, это может быть что угодно, но… Ребенок?

От возгласа Петра малыш прижался к комиссару, зажмурив глаза.

— Петька, не шуми. Пугаешь же его.

— Так что это такое, Антип Васильевич?

— Я не знаю, но кажется мне, что он не опасен вовсе, да и он словно понимает меня.

— Это как?

— Объяснить не могу, товарищи. Однако чуйка меня не подводит.

— А… — хотел было спросить другой солдат, но был прерван комиссаром.

— Отставить расспросы, товарищи, — приказным тоном сказал Антип. — Сергей, без вопросов и волнений отнеси его к вокзалу и накорми чем-нибудь съестным.

— Будет сделано! Ну, иди ко мне, тварь божья, — взяв на руки зверька, Сергей ушел.

— Товарищи, я знаю, что вас терзают смутные вопросы в этот момент, но я прошу вас повременить с копанием мыслей, так как…

— Поезд приближается! — вместе с возгласом со стороны станции был в тот же момент услышан звук постукивания колес.

— Это что еще такое?

— Подкрепление.

Все солдаты столпились возле приближающегося поезда, который был оснащен крепкой броней. Из нескольких вагонов с двух сторон были видны пулеметы, а «нос» его украшала красная звезда. Он остановился с характерным гулом, а пар из труб на несколько секунд опустился вниз, ненадолго окутывая его. Из вагона вышли люди в кожаных куртках, которые встали в два. Дверь его открылась, и из нее вышел человек среднего роста, одетый в гимнастерку. Фуражка с пятиконечной красной звездой, бородка с усами и пенсне на носу дополняли его образ, а глаза слово обнимали каждую душу. Грязные, усталые солдаты отвечали ему отрешенным взглядом. Лев спустился с поезда по лестнице. Солдаты ждали. Словно в этот час они перестали верить в смерть, которая стояла перед ними. Сам воздух будто стал на мгновение смертен. Троцкий направился к толпе, которая молчаливо дала ему пройти в свою глубь. Окруженный ею, Лев Давидович начал говорить:

— Товарищи, братья, сестры! Все мы знаем чего стоит то счастье, которое у нас хотят вероломно отнять. Сколько крови мы пролили за него. Сколько поколений жаждало этого часа, и вот он наступил. Борьба за собственную свободу не есть предательство. В той стороне сидят те, кто хочет лишить нас всего того, что дала вам красная власть. Эти опухоли нашего будущего смотрят на нас. Что они увидели несколько дней назад? Они увидели грязных крыс, которые, поддавшись панике, не смогли отстоять свое собственное право на счастье, на свободу. Но сейчас я вижу здесь бойцов, которые все еще хотят и могут искупить свою вину. Я заверяю вас, что будут наказаны все паникеры, которые уничтожили в вас надежду. Каждый из вас достоин той крови, которая течет вас. Каждый достоин быть свободным. Между мной и вами нет никакой разницы. То, что может принадлежать мне, может принадлежать и вам. — С этими словами Лев подошел к первому попавшемуся солдату. — Дай руку, брат, — Троцкий протянул ему свою руку, которую тот взволнованно принял и вывел его к центру толпы. — Все то, что есть у меня, может быть и вашим, — сказал он и, сняв со своей руки часы, продемонстрировал их толпе. — Держи, держи, солдат.

Молодой красногвардеец, не веря в то, что сейчас происходит, принял подарок наркома под одобрительный гул других солдат.

— Братья, я знаю как вам тяжело сейчас, но именно в этот момент решается не только ваша личная судьба, но и судьба ваших семей, родных и близких. Я знаю, что вы хотите для них самого лучшего. Так давайте создадим то будущее, которое они заслуживают именно сейчас и воплотим иллюзии прошлого в реальность!

-Да! — закричали в один голос солдаты.

— Однако, — произнес уже железным голосом Троцкий. — Среди вас, храбрых солдат революции, имеются внутренние паникеры. Эти люди подставили под удар не только ваши собственные жизни, но и все старания, что были с таким трудом завоеваны. Что вам любо? Смерть в панике и страхе, — спросил молчаливую толпу нарком. — Или смерть во имя идеи, что дала вам шанс на свет и право жить так, как вы этого заслуживаете?

Головы солдат объединились в одну цепь, мысли стали едины. Кто виноват? Что делать дальше? Казалось, что только лишь нарком знал ответы на эти вопросы, а любое решение было бы правым.

— Жизнь каждого из вас бесценна, но трусость ставит эту бесценность под сомнения. Не мне говорить, что именно происходит на нашем восточном фронте…

Звук выстрелов прервал выступление наркома. Личная охрана Троцкого успела резко занять позицию вдоль поезда, выпуская ответный огонь. Пригнувшийся Лев Давидович в сопровождении помощника направился к нему. Остановившись у одного из вагонов, Троцкий заметил как в страхе и панике бегут солдаты 12-Петроградского полка. Толкая друг друга и бросая на землю оружие, они убирались прочь со станции, под звуки выстрелов и собственных криков.

— Лев Давидович, они…

— Прах с ними, — громко сказал Троцкий.

Поправив фуражку, он зашел в поезд.

Внутри поезда суетились солдаты. Троцкий понимал, что в первую очередь нужно добраться до телеграфа, чтобы сообщить о нападении. Быстро шагая к нему, Троцкий наблюдал, как экипаж бронепоезда ведет ответный огонь из пулеметов и артиллерии. Запах горелого свинца и дыма нисколько не мешали солдатам. Каждый из них выполнял свою отрадную работу ради того, что могло согреть кровь.

— Лев Давидович, каковы приказы? — спросил Троцкого его ближайший соратник — Эфраим Маркович Склянский.

— Отправь сообщение в Москву о нападении на станцию, а до тех пор держим оборону.

Снаряды орудий разрывали вместе с землей белогвардейскую артиллерию, пулеметы пронзали своими пулями тела, что падали замертво на землю один за другим. Иначе не могло быть. Наблюдавший за этим Троцкий знал, что определение врага в данный момент очевидно. Ни какие братские узы и отношения не должны были препятствовать тому, что происходило за этот год. Борьба… или даже бойня, что крутилась вокруг человеческих душ, не могла так просто отпустить никого. Свой след она оставит в настоящем, прошлом, но именно в будущем все те сложности и пережитые муки должны будут сплотить все человеческое существо. Дать им шанс вылезти из грязи.

* * *

Сергей искоса наблюдал за зверьком, что молча сидел на стуле и с детским любопытством разглядывал вокзальный буфет. Только в нем было уже не так уютно как раньше. Пыль, грязь и капли крови окутывали данное место, придавая ему несвойственную прошлому картину.

— Не знаю что дать тебе можно, кулебяка, однако на. — Сергей протянул ему слегка твердый бублик.

Приняв их рук Сергея бублик, зверек понюхал его, но все же решился попробовать надкусить, однако попытка оказалась слишком амбициозной для его зубов.

— Да уж, трудновато будет. Придумал, — сказав это, Сергей достал флягу, взял из шерстяных ручек бублик и полил на него воду, чтобы смягчить его. — Готово, кулебяка, держи.

И вправду кусать стало намного легче после этого, а мякоть во рту придавала свежесть.

— Интересно, откуда ж ты такой взялся? — спросил Сергей словно в пустоту, не надеясь на ответ со стороны зверька, приложив ко рту папироску, готовясь закурить.

— Не знаю, но я пфофнулся в яфике, — с детской наивностью и простотой в голосе ответил зверек, кушая бублик, от чего Сергей поперхнулся дымом.

— Японский городовой, — резко отреагировал тот, отходя от зверька на пару шагов.

От такого возгласа тот сжал в руках бублик сильнее, ошметки которого уже прилипли к его ладоням. Быстро спрыгнув со стула, он прижался к нему с задней стороны от себя, зажмурив глаза и дрожа как осиновый лист.

— Ты умеешь говорить!?

Не успел тот ответить, как вдруг послышались гудки поезда и постукивания . Переменив на это свое внимание, Сергей выглянул в окно, чтобы разузнать не подкрепление к ним прислали? Глаза его сверкнули как только он увидел выходящего из вагона поезда самого военного наркома. Протерев свои глаза, чтобы убедиться все ли он правильно увидел, Сергей с неверием продолжал наблюдать за действиями наркома.

Чебурашка, заинтересовавшись тем, чего такого тот увидел в окне, что уже минуту пялится в него, слегка кряхтя, залез на подоконник. Из окна он увидел толпу солдат, что смотрели на мужчину одетого в гимнастерку, на глазах которого было пенсне, а лицо его украшали усы с бородкой. Жестикулируя и громко говоря что-то солдатам, мужчина будто согревал их своей душой.

Внезапно послышались звуки выстрелов. Испугавшись, Чебурашка спрыгнул с подоконника, подбежал к уже знакомому стулу и спрятался за ним, опустив ушки. Инстинктивно Сергей быстро взял в руки винтовку, выбегая к выходу из буфета, но упавший в пятнадцати метрах от него артиллерийский снаряд заставил остановиться и понять, что оставлять зверька в такой момент слишком рискованно. Ясно, что толку не прибавится, если он примется впопыхах помогать и пытаться остановить убегающих от поезда паникеров. Скорее они сами его застрелят. К тому же было видно как довольно успешно личная охрана наркома ведет ответный огонь. Пулеметчики успешно убивали белогвардейцев, а ответные залпы артиллерии попадали точно в цель, превращая их в фарш.

-Так, малыш, не бойся, сейчас взрослые дяденьки разберутся с падалью. Эх, Максимку бы сюда, да жаль отсюда стрелять трудно будет. Неудобно.

Стрельба прекратилась. Чебурашка с Сергеем посмотрели в окно, из которого они увидели, как именно к ним направлялись люди. Луч солнца отразился в очках одного их них.