Слон в кустах (джен)

Три раза в неделю, в понедельник, среду и пятницу, Иван Семёнович и Александр Степанович встречались в ближайшем парке и играли в шахматы. Совершалось это регулярно, но лишь в те дни, когда погода позволяла двум достойным пожилым мужчинам спокойно посидеть на свежем воздухе, не содрогаясь от пронизывающего ветра или моросящего дождя. Клетки с цифрами и латинскими буквами уже были нарисованы на столе, надёжно установленном под деревьями, а фигуры приносил с собой Александр Степанович в специальном бархатном мешочке на завязках, который сшила ему жена. Иногда кто-нибудь из них захватывал по дороге мерзавчик: не часто и не много, а так, чтоб только теплее и приятней сиделось.

После игры друзья обычно делали пару-тройку кругов по парку и неторопливо разминали ноги, а потом направлялись каждый к своему дому. Какая-никакая, а физкультура и для мозга тренировка. Да и пообщаться всегда приятно, поговорить о былом, о насущном.

Вот и сегодня был именно такой шахматный день, ясный и погожий. Ветерок ласково игрался с лиловыми бутонами сирени, уже вот-вот готовыми раскрыться. Весеннее солнце пригревало сквозь едва распустившуюся листву и пускало зайчиков попрыгать по чёрно-белым квадратам, на которых Шурик неспешно расставлял фигуры.

Он снова был в своём любимом спортивном костюме, состоящем из штанов и кофты с капюшоном и с большим карманом на округлом брюшке. На ногах — фирменные кроссовки: всё прислал сын из Америки в подарок. Иван Семёнович таких новомодных штук не приветствовал и упорно ходил в обычных джинсах, к которым в своё время тоже долго привыкал, а теперь не мог обходиться.

Дружили они ещё со школьной скамьи. Шурик всегда был живчиком, говорливый, весёлый, а Иван, наоборот, больше молчун, серьёзный и немного стеснительный. Но эта разница в характерах совсем не помешала им в своё время сблизиться и после считать друг друга лучшими друзьями. Общение хоть и ослабло на несколько лет, пока Иван учился в другом городе, а потом и семью там завёл, но с его возвращением на родину возобновилось с новой силой и сейчас, в почтенном возрасте, всё также приносило им обоюдное удовольствие.

— На Юбилейном новый торговый центр открылся, слыхал?

— На каждом углу сейчас всяких центров понастроили, — проворчал Иван Семёнович. — А маленькие магазины из-за них закрываются. Вот на кой мне, скажи, пятьдесят сортов колбасы? Мне моих двух обычных хватает. И то мяса нормального жалеть стали, сволочи, одни красители да усилители пихают.

— Помнишь, там рядом фонтан был когда-то и танцплощадка? Так вот, отреставрировали. И фонтан, и площадку. Плитку разноцветную положили, лавочки поставили, клумбы. Красиво, в общем, сделали, по-современному. И танцы устраивают для пенсионеров раз в неделю. Для тех, кому за... — Шурик присвистнул.

Иван Семёнович промолчал и продолжил обдумывать, как отделаться от навязчивого Шуркиного коня, пока тот не стал серьёзной угрозой.

— Соседка ходила уже и моей Марусе рассказала. Говорит, мужиков у них там не хватает, женщины в основном. Совсем молодые девчонки есть, лет по шестьдесят всего, — хитро прищурился Шурка.

Иван Семёнович, наконец, понял, что его заманивают, сразу же нахмурил брови и неодобрительно хмыкнул.

— На танцы? Я и в молодости туда не особо ходил. Ещё чего.

Коварный конь подбирался всё ближе.

— А что? Давай сходим. Я с Марусей своей, а соседка подругу возьмёт. Тебе компания будет.

— Да ну. Мне и надеть-то нечего. Это ты у нас стиляга, — Иван Семёнович кивнул на кофту товарища с названием, похожим на ругательство. — Своим худи всех дам привлечёшь.

Шурик засмеялся. Он прекрасно понимал, что это просто отговорка.

— Мне нельзя дам. Маруся с потрохами съест. А тебе почему бы и нет? Чего, как сыч, один?

Иван Семёнович внезапно вспомнил, что у него вообще-то есть приличный костюм. Он всегда редко носился и только по особым поводам, но когда жена была жива, хотя бы регулярно чистился, а теперь просто обитал в недрах шкафа, давно забытый своим хозяином.

Александр Степанович знал, что его товарищ уже переваривает полученную информацию, грозившую привнести какую-то новизну в его жизнь, но не подал вида и спокойно угробил вражескую пешку.

— Мне и так неплохо. Дочка навещает, внуки.

Иван Семёнович постарался, чтобы это прозвучало бодро, но получилось как-то не очень. Чтобы забыть этот немного щекотливый момент, он попытался сосредоточиться на игре. Несколько следующих ходов были сделаны в полной тишине, если не считать приятного постукивания фигур по клеткам и чириканья воробьёв. И вот его старания принесли свои плоды.

— Шах.

Шурик вздохнул и передвинул своего короля.

— Помню, как с Верочкой на ту площадку пошли. Такая красавица была, ну просто королева. Парни шеи сворачивали.

Иван Семёнович встрепенулся и оторвал взгляд от шахматного поля. Конечно, он помнил Веру. А кто бы не помнил?

— Платье у неё было такое голубое с цветами. А фигурка какая: ноги от ушей, грудь...

И это платье прекрасно помнил, её любимое, под цвет глаз. И ноги, и грудь тоже помнил, а как же без этого. Но с чего вдруг это всё?

— Когда это ты с Верочкой на танцы ходил? — дрогнувшим голосом спросил Иван.

Шурик понял, что сболтнул лишнего, и замолчал, но было уже поздно. Вот же дёрнул его чёрт за язык.

— Подожди-ка. Она же со мной гуляла, а потом...

Иван Семёнович всё сопоставлял в голове давно прошедшие события и выстраивал их в логическую цепочку, и вдруг его осенило страшной и мерзкой догадкой.

— Так это ты был? Ты с ней на танцы ходил, когда я с ней ещё встречался? Ты?

— Да я один раз с ней только на танцы и выбрался. Ну, два, может... Не помню уже. А кто б не мечтал с ней хоть за ручку подержаться, а то и больше чего?

— Это моя первая любовь, понимаешь ты? Первая!

— Верка… она же вертихвосткой была! Поматросила б и бросила тебя, дурня, с разбитым сердцем! Все тебе это говорили, а ты не слушал никого. Всё равно нашла себе какого-то актёришку и ускакала с ним по Союзу мотаться.

Иван Семёнович сильно покраснел и стиснул губы в тугую полоску, из которой нервно цедил воздух, но потом всё же не выдержал и сорвался на крик:

— Какой ты мне друг после этого, а?! Какой друг?!

Он вскочил и с размаха шарахнул по шахматам на столе, будто это они виноваты во всём. Фигуры полетели врассыпную. Шурик машинально отпрянул и зажмурился, чтобы не поймать какую-нибудь глазом.

Иван и сам не ожидал от себя такого, но что сделано, то сделано. Оставалось только развернуться и уйти прочь, а «друг» пусть собирает свои драгоценные шахматы в мешочек.

— Ваня, столько лет прошло уже!.. — услышал он вслед Шуркин голос, но не обернулся, а только ускорил шаг.

* * *

Верочка училась в соседнем классе и была первой красавицей во всём их районе, а может, и городе. За эффектную внешность называли её королевой и даже сравнивали с известными актрисами, одной из которых она и мечтала стать.

Иван и сам уже не помнил, откуда набрался смелости и как подошёл к ней. Был он хоть и скромным парнем, но плечистый и роста немалого, в технологический институт на тот момент собирался поступать — это всё вкупе придавало ему некоторой уверенности. Всё-таки будущий инженер, а не босяк подзаборный какой-то. Вдруг повезёт? Обменялись тогда парой незначащих фраз и неожиданно для него самого отправились с Верочкой на свидание, потом на ещё одно и ещё, а как-то дело дошло и до постели. Незаметно для самого себя влюблялся Иван всё крепче. Надежда появилась в душе, что перерастёт это в нечто большее, и гордость распирала, что такую королеву удалось заполучить.

Но неожиданно он узнал, что она ещё с каким-то ухажёром стала встречаться. Обидно стало, хоть и не рассчитывал сначала даже на одно свидание. Расстались, а через пару месяцев прилетела совсем негаданная новость: Вера уехала с кем-то из приезжих — то ли артистом, то ли режиссёром. Так девушка-мечта окончательно упорхнула из их города и из жизни Ивана. И только теперь, много лет спустя, открылась ему истина, что за ухажёр у Верочки тогда появился. Хотя он прекрасно знал, что были они и до него: вокруг неё всегда увивались парни.

Но всё это не отменяет того, что Шурик поступил нечестно. Не по-дружески.

Тогда Иван тоже уехал в другой город учиться в институте, где после и остался работать. Встретил Катерину, будущую супругу. Та и в половину такой красавицей, как Верочка, не была. Скромная, милая, тихая. Но как-то сошлись, поженились и прожили вместе долгую жизнь. Конечно, всякое у них случалось: однажды чуть до развода не дошло, но справились, помирились, ребёнка родили и воспитали. А после смерти жены Иван Семёнович вернулся в родные места, где и живёт по сей день один. Правда, дочка с зятем и внуками иногда навещают, а бывает, что и он к ним в гости наведывается.

О Верочке он больше никогда и ничего не слышал, а расспрашивать самому у кого-то из знакомых гордость не позволяла, даже у Шурика не справлялся. Знал только, что свой город она покинула навсегда. Да и какой в этом смысл? Хоть и интересно, сбылась ли её мечта стать актрисой. И взглянуть на неё хоть разок тоже хотелось бы, но так, чтоб она не знала об этом. Включил бы раз телевизор, а там она — звезда фильма про любовь.

Придя домой и немного успокоившись, Иван без остановки всё крутил и крутил в голове эти давние воспоминания и обиды. Включённый телик болтал что-то на заднем плане и немного развеивал тишину, но не противное чувство в душе.

* * *

Послезавтра, в ближайший шахматный день, Иван Семёнович отправился в магазин за продуктами, но по дороге незаметно для себя самого свернул в сторону парка. Он и сам не знал, почему, но его неудержимо потянуло к месту недавнего происшествия. Иван подходил медленно и осторожно, почти крадучись, как будто боялся застать там сидящего Шурика. Хотя что там ему делать без него? Сидеть, как пень, одному и с самим собой играть, что ли?

Конечно же, за столиком никого не было. И фигурки под его ножками не валялись: наверняка Шурик сразу же их собрал в свой мешочек. Иван Семёнович вспомнил, как он резко руками махнул. Так, что аж шахматы вверх подбросило. Со стороны, наверное, очень нелепо это смотрелось. Вообще всё, что случилось в тот злополучный день, было немного глупо. Столько лет прошло. И ведь есть доля правды в Шуркиных словах: знал Иван, что не судьба у них с Верочкой. И подошёл он к ней тогда скорее из желания испытать свою удачу с такой красавицей, а о последствиях и не думал. И Катю свою мог не встретить, если б с Верой что-то серьёзное да получилось. У скромного инженера с завода вдруг жена-актриса. Даже сложно такое представить. Но всё равно обидно. Лучший друг, называется.

Иван не стал садиться, а подошёл к росшему поблизости кустарнику и прищурившись вгляделся в сплетение стволов и веток у самой земли. Ему тогда показалось краем глаза, будто что-то его же нервной рукой было заброшено со стола прямо вглубь сирени. Пришлось даже встать на коленки, — а это не так уж просто в семьдесят пять — но усилия того стоили: среди травы и правда виднелась какая-то фигурка, которую Шурик проглядел. Не удивительно. С его-то брюшком на карачках елозить неудобно, да и зрение не очень. Через секунду на солнечный свет прямо из середины куста был извлечён грязный чёрный слон.

— Хм. Значит, у него не все шахматы. Места себе не находит, наверное, — довольно произнёс Иван Семёнович, глядя на свой трофей.

Настроение у него сразу поднялось, как будто в шахматной партии случилось неожиданное позиционное преимущество. Слон тут же был завёрнут в чистый носовой платок и бережно уложен в карман.

* * *

Дома Иван Семёнович сразу же отправился в ванную и смыл песок с фигуры, а затем тщательно вытер её полотенцем. Шахматы у Шурика были не простые, а красиво расписанные под мрамор и украшенные золотистой краской. Одну потеряешь — и всё. Даже если замену какую-нибудь смастерить, будет уже не то.

Он разместил свою находку на полке в серванте, среди хрустальных салатниц и бокалов, словно какой-то олимпийский кубок. Интересная всё-таки фигура — слон. Строго по диагонали ходит и только по одним квадратам, чёрным или белым. На какой поставили, так и будет всю игру, и до самого конца цвет этой дорожки не изменишь. Хорошо, что у людей по-другому. Не устраивает тебя жизнь твоя — возьми да поменяй хоть что-нибудь. Сложно это, а порой почти невозможно и очень страшно, но всё же не так, как у шахматного слона. Что ж, пусть стоит и ждёт своего звёздного часа.

Наверняка Шурик сразу обнаружил пропажу, но вряд ли подозревает, в чьём серванте та обосновалась спустя два дня. Звонить первым и сообщать об этом Иван пока не собирался. Хотя можно продумать и такой вариант. Позвонить и бросить, мол, забирай своего слона. А если всё же тот сам надумает связаться раньше, то сперва подождать и послушать, что и как скажет, а потом придётся действовать по обстоятельствам. А могут и на улице внезапно столкнуться или в магазине, тогда совсем другая комбинация нужна.

Обдумывая это, Иван всё посматривал на телефон, как будто Шурик мог на подсознательном уровне почуять, где теперь обитает его слон, и сразу же броситься набирать номер друга. Тревожная мысль, что никакого звонка может и не состояться, была запрятана им как можно дальше: настолько, что, можно сказать, и на ум даже не приходила.

От серванта с хрусталём Иван Семёнович постепенно переместился к платяному шкафу и достал на свет божий тот самый костюм. Зачем? Он и сам не осознавал. Просто вдруг захотелось на него посмотреть, а раз уж вынул — почему бы не примерить?

И брюки, и пиджак сидели на нём, как влитые, будто и не было у них долгого забвения в тёмном комоде, а у их хозяина — прожитых долгих лет жизни, которые у большинства людей не лучшим образом сказываются на фигуре. Вон Шурик себе какой мамон отрастил, а Иван хоть и старый стал, но всё ещё стройный: и крючком не согнулся, и вширь не раздался, разве что, наоборот, немного усох. И волосы его пока ещё шевелюрой назвать можно: сплошь седые и не такие густые, как раньше, но и без лысины. Всё это Иван Семёнович с удовольствием отметил про себя, глядясь в зеркало, после чего костюм снова отправился на вешалку в шкаф, хоть и с некоторым сожалением.

— Танцы. Какие ещё танцы? Ишь чего придумал.

* * *

Так, в раздумьях о нанесённой обиде, воспоминаниях о жизни и созерцании слона в серванте пролетела неделя. Иван Семёнович почти дошёл до кондиции, чтоб всё-таки позвонить первым, не с целью мириться, а скорее в разведку и про слона сообщить, но пока ещё держался. Наконец в один из дней в поток доносящихся из телевизора звуков ворвался звонок домашнего телефона. Дочь, зять и внуки обычно звонили на мобильный, пара бывших коллег с завода, с которыми Иван поддерживал связь, тоже. Значит, это может быть Шурик. Или какие-нибудь жэсовцы, продавцы пуховых одеял и фильтров, липовые банковские сотрудники и прочие проходимцы.

В трубке послышалось знакомое сопение и чуть позже донёсся голос Александра Степановича:

— Ваня? Ты?

Как будто тут мог быть кто-то ещё.

— Привет. Как ты там? — Шурик старался говорить как ни в чём не бывало, но всё же с некоторой вопросительной осторожностью.

— Раз трубку снял, значит, пока не сдох.

— Это хорошо, — уже уверенней произнёс Шурик. Ему отвечали, а значит, не всё так плохо.

Иван Семёнович стал лихорадочно вспоминать, по какой из продуманных заранее комбинаций ему выдать информацию о слоне, чтоб это выглядело как можно эффектней, но, как назло, не мог ничего вспомнить.

— Ваня, ты знаешь... Верочка... Верочка год назад умерла, оказывается.

— Что?

— Люду помнишь? Так вот, она подружкой Светы была, которая с соседкой Вериной матери дружила. Она ещё с Петькой Смирновым за одной партой сидела, и соседка эта с Верой в «Одноклассниках» общалась. Ну, как общались? Так, поздравляли друг друга с праздниками иногда, классы ставили на фотографии, открытки посылали всякие. Фамилия у Верки другая, по мужу, потому и сложно было найти её. Вот Людка мне и рассказала вчера, что нет её в живых уже год почти, представляешь? Семья у неё, дети, актрисой никакой так и не стала...

Иван Семёнович не помнил никакой Люды со Светой и почти не слушал Шуркиных спутанных пояснений. В голове крутилось лишь одно это слово — «умерла» — вязкое, грузное и окончательное, которое выбило из его сознания все заготовленные комбинации.

Повисла пауза, но ему неожиданно стало спокойнее на душе, хоть и немного грустно. Дети, муж — значит, с этим у Верочки всё сложилось. Он будет считать, что сложилось не иначе как хорошо и прожила она долгую и счастливую жизнь. А артистками не всем суждено быть, даже красавицам.

— Мы ж все совсем молодые тогда были, дурные, ветер в голове, — прервал тишину Шурик.

— Да и старые не очень-то умные.

«Особенно некоторые», — мысленно добавил Иван Семёнович, но промолчал.

— Жизнь — такая штука, чёрно-белая…

«Тоже мне философ хренов», — снова подумал Иван Семёнович, но что-то опять заставило его сдержаться.

— …как шахматная доска: чёрная клетка, потом белая…

— Я слона нашёл, — Иван прервал поток житейской философии от Шуры и просто сказал это без всяких там комбинаций и прочих специальных эффектов.

— Какого слона?

— Какого-какого, с хоботом и ушами!

— Хм-м, — радостно протянул Шурик. — Мой слон? И где ж он был-то?

— В кусте сирени гулял и травку жевал, — Иван Семёнович вдруг тоже не удержался от хмыканья.

— А-а-а, ты своими пакшами тогда так махнул, вот он и улетел аж в кусты. — Шурик уже смеялся.

— Ну так, может, сыграем партию? Среда сегодня.

— Сыграем! Слона не забудь. А я мерзавчик прихвачу.

— С меня слон, с тебя мерзавчик. По рукам!

Наконец и Иван Семёнович рассмеялся.