Заглянуть в пропасть (джен)

— Невер… я ведь умру? — Илья шепчет горячечно и очень-очень тихо. Впору почти-не-притвориться, что его вопрос потерялся в нескончаемом вое пурги за стенами палатки.

Но Невер оборачивается мгновенно.

Илья в единственном имеющемся спальнике лежит все в той же позе — скорчившись и прижав к груди забинтованные руки, дышит прерывисто. Запавшие глаза в свете фонаря влажно поблескивают. Невер не знает, что тому причиной, страх или невыносимая боль, и отвечает так твердо, как только может:

— Не в мою смену.

И с трудом, через силу разжимает стиснутые кулаки. Отекшие пальцы болят.

Он и сам изрядно промерз за тот час, что провел погребенным под лавиной, отчетливо осознавая, что не выкопается самостоятельно. Осев, снег сжал тело надежнее криогеля; не успей Невер перед окончательной остановкой лавины глубоко вдохнуть — грудной клетке оказалось бы некуда расширяться.

Треклятые Альпы.

Итак, двигаться он не мог совершенно. Оставалось считать вдохи и выдохи в промятую в снегу полость, экономить воздух и стараться ни о чем не думать. Но не получалось. Подкрадывалась гипотермия напополам с гипоксией и гиперкапнией⁽¹⁾, а в голове шел обратный отсчет оставшихся ему минут — и бесконечно крутилась мысль, что выживанию под чертовой снежной лавиной их не учили. Его напарника могло спасти только невероятное везение — и, возможно, то, что он стоял чуть в стороне от пути схода…

…Илья выжил. И выбрался на поверхность. И нашел Невера по сигналу чипа.

У него был рюкзак, — в отличие от Невера, он не успел сбросить и утерять его в лавине, — но не было лопаты, она сорвалась с креплений и пропала. И этот безголовый, безмозглый герой откопал его буквально голыми руками.

Он забыл даже про перчатки — которые снял еще перед ликвидацией монстра, чтобы не мешали точности прицеливания.

Невер сначала не придал этому значения. Немного придя в себя и решив, что может стоять, он увел напарника в более безопасное место и занял его установкой палатки, которую они, к счастью, сохранили.

И вот тогда Илья, покаянно глядя в сторону, признался, что не чувствует рук и «ничего не удержит».

Невер костерил его долго и со вкусом. Костерил — а сам растирал, сгибал и разгибал мраморные ледяные грязные пальцы до тех пор, пока кровообращение в них не начало восстанавливаться, а полыхающий ушами Илья — жмуриться от боли. Тогда Невер сунул ему свои перчатки, а сам принялся за размещение палатки и укрепление ее стенок снежными кирпичами. Метеосводка обещала метель, и рассчитывать, что их заберут отсюда до ее окончания, не приходилось.

…А под утро Илья разбудил его и испуганно-робко-виновато выдал: «Невер… мне кажется, со мной что-то не так».

С ним действительно было «не так». Та черная дрянь, которой был покрыт монстр и в которой Илья основательно перемазался при его ликвидации — она на холоде активизировалась и прижилась. Прижилась у него на руках.

И теперь это жрало его кисти, во всех отношениях напоминая ускоренную в несколько раз гангрену — даже специфический запах был таким же. Боль при этом он испытывал адскую, температура поднималась все выше, и в конце концов стало понятно, что дело семимильными шагами идет к септическому шоку⁽²⁾.

А снежная буря не собиралась утихать, каналы связи выдавали одно шипение помех, и ждать помощи было неоткуда. И все, что у них в принципе имелось подходящего — давние хирургические навыки Невера, кипяток, алкоголь в качестве дезинфектанта и швейцарский нож Ильи с впечатляющих размеров лезвием.

Невер знал, что нужно сделать, чтобы (вероятно) остановить развитие инфекции.

Остается самое сложное: сообщить план действий и так не слишком вменяемому Илье.

* * *

Илью трясет. Крупно, безостановочно и панически. У него зрачки во всю радужку, — вовсе не от полумрака в палатке, — капли пота на лбу и — Невер в этом почти уверен, — картина Петровича с тесаком перед внутренним взором⁽³⁾.

— Ты-ты-ты этого не сделаешь!.. — он больше стучит зубами и запинается, чем говорит. Даже пытается отодвинуться подальше, насколько позволяет спальник.

— Придется, — непреклонно отвечает Невер и тянется коснуться ходящего ходуном плеча напарника. Жар ощутим даже через несколько слоев плотной ткани. — Иначе начнется общее токсическое поражение организма, и тогда я никак не смогу тебя спасти. Понимаешь, Илья?

Тот лишь зажмуривается и глотает воздух, пережидая-переживая новый приступ боли от того, что при отползании потревожил руки под бинтами. Он мучается, ему страшно до обморока, — было страшно все эти нескончаемые часы, — и Невер это слишком хорошо понимает.

Илья не привык умирать.

— То, что я намереваюсь сделать, не критично, — Невер снова говорит жестко и отчетливо, чтобы не осипнуть предательски в самый неподходящий момент. — Медицина организации позволяет полностью восстановить утраченные конечности.

Илья по-прежнему молчит, стиснув челюсти, и Невер внезапно даже для себя решается на откровенность:

— В две тысячи пятом нас с напарником забросили в Сибирь. Зимой, в минус пятьдесят. Тварь, которая там обитала, устраивала клеевые ловушки, и… меня угораздило попасться в одну из них. Обувью пришлось пожертвовать, а до ближайшей нежилой деревни добираться так, — Невер криво ухмыляется. С высоты прожитых лет вспоминать те события оказывается легче, чем он думал. — После этого напарник ампутировал мне обе ступни топором. У нас с собой только и было, что огнестрел и этот проклятый топор из соседней избы…

— Врешь, — измученно цедит сквозь зубы Илья, не открывая глаз.

— Когда вернемся в штаб — покажу шрамы, — обещает Невер.

Не «если». Нет.

* * *

Закончив с Ильей, Невер расстреливает черные иссохшие обрубки из реверса в режиме ликвидации. По-хорошему надо бы их сжечь, но это он сделает позже и на открытом пространстве.

Воздух в палатке и без того перенасыщен металлическим запахом крови и боли.

Неверу страшно хочется напиться, лечь там, где стоял, и выйти вон. Можно в произвольном порядке.

Однако за стенкой из мембранной ткани — ночь, метель и мороз, остатки содержимого его фляжки могут еще понадобиться для дезинфекции, а отключаться недопустимо: нужно следить за состоянием потерявшего сознание Ильи.

Вопрос наблюдения Невер решает радикально и вместе с тем просто. Сев рядом, осторожно, стараясь не причинить еще больше боли, он пристраивает всклокоченную голову напарника себе на колени и кладет руку ему на лоб. Если что-то пойдет не так, он это быстро заметит.

Пальцы подрагивают. Куда только делась недавняя твердость и уверенность движений?

Невер прислоняется спиной к стенке палатки и устало прикрывает глаза от яркого света лампы.

Буря снаружи все так же бьется в скалы и в их ненадежное укрытие. После сдавленного воя Ильи этот монотонный звук кажется чем-то сродни белому шуму.

1) По-простому: переохлаждение, кислородное голодание и отравление углекислым газом соответственно.

Вернуться к тексту

2) Септический шок — это крайне опасная форма сепсиса, при которой инфекция не только нарушает работу нескольких внутренних органов, но и сильно снижает артериальное давление (ниже 65 мм рт. ст.).

Вернуться к тексту

3) Напоминаю, события этого фика происходят еще до межсезонья «Маньяк вернулся». Однако Петрович на тот момент еще был и оставался для Ильи главным примером человеческой жестокости.

Вернуться к тексту