Встреча в Косом переулке (джен)

Косой переулок сегодня не так многолюден.

Непривычно.

Сентябрьское тепло витает в воздухе, волшебники ещё не спешат расставаться с легкими летними мантиями, но дождь накрапывает уже смелее, будто набираясь сил.

Тео едва дышал, заметив Гермиону в толпе. Им по двадцать лет, за спиной Хогвартс и практика в Министерстве. Оба делают небывалые успехи даже на старте своей карьеры, и у обоих вдребезги разбитые сердца.

Она прошла мимо, даже не заметив его, и Нотт нервно улыбнулся. Лицо дрогнуло, когда зрачки запечатлели до боли родное лицо и своенравную копну светло-каштановых кудрей. Ладони стали влажными и холодными, а в горле застрял ком.

Что-то очень болезненное, что саднило шершавой занозой в сердце, напомнило о себе и принялось усердно скрежетать изнутри.

На восьмом курсе они настороженно относились друг к другу. Но будучи обладателями схожих интересов, всё чаще и чаще проводили время вместе. Сначала в библиотеке. Затем в Большом зале. В коридорах за жаркими спорами и душевными беседами, или в школьном дворе, увлеченные обсуждением домашней работы.

Они бесили сразу всех. Гриффиндорцы шипели, глядя на эту парочку точно так же, как слизеринские змеи. Но к ноябрю все уже привыкли, а на Святочном балу эти двое уже танцевали в паре друг с другом, абсолютно наплевав на всё и не скрывая, что они теперь вместе.

Полнейшее совпадение.

Храбрая львица, что впервые ощутила любовь. Потерянный слизеринец, компенсирующий недостаток родительской любви всеобщим вниманием, завоевать которое он неосознанно стремился любой ценой.

Если с Роном когда-то ей было просто уютно и хорошо, то с Тео весь её мир преобразился полностью. Это была вспышка. Откровение. Страсть. Синхронизация душ, тел, разума.

Она никогда не знала, что он отмочит на этот раз. Его шутки били в самую точку, его проницательность и интеллект заставляли Гермиону испытывать легкую (а порой и не очень) эйфорию, а его смелость…

Весна пролетела, словно смазанное изумрудное пятно. Нотт и Грейнджер забывали завтракать, опаздывали за учебу, бесконечно зажимали друг друга по углам и не могли надышаться друг другом.

Это была она. Любовь. Та самая, о которой люди пишут книги, песни, поэмы, та любовь, от которой сердце свирепо пробивается наружу и с хрустом ломает рёбра.

Двое равных друг другу потенциала. Однополярные, упрямые, сильные.

Затем…

Они погрязли в недопонимании и взаимных упреках, когда началась работа в Министерстве. Всё полетело в трубу.

Тео этого не хотел, но был таким же как она. А это значит, что думали они об одном и том же — порознь им будет лучше.

В день расставания Нотт напился до беспамятства и заперся в съёмной квартире в Лондоне, считая выцветшие лепестки на обоях.

Гермиона же проплакала два дня, и с тех пор больше не проронила ни слезинки.

И вот, разглядев её среди прохожих, Теодор вонзился в неё своими бирюзовыми глазами и обомлел.

Она ничуть не изменилась. Да, прошло мало времени. Но сам факт того, что оно безучастно и хладнокровно продолжало отстукивать дни-недели-месяцы-годы, уже повергал в неописуемое уныние.

— Не подскажете, где тут книжный магазин?

Тео обернулся, смерив вопрошающего усталым взглядом.

— Пардон, я не местный.

— Свежо предание, но у вас в руках книга, с которой вы даже ценник сорвать не успели.

— Меня подставили.

— Мистер… Как вас там… Вы явно не в духе. Может, составите мне компанию в баре? Я немножко поною вам, а вы — мне.

Наглый сучёныш.

Карие глаза незнакомца сверлили Нотта с таким вызовом, что хотелось во что бы то ни стало дать ему пару уроков вежливости. Возможно, ногами.

— С какой стати?

— Ну с той, что вы обманули незнакомого человека и не хотите протянуть руку утопающему.

— А утопающий в курсе, что у лодки, в которую он так отчаянно карабкается, пробито дно?

— Сейчас очень трудно найти хоть что-то, у чего не пробито дно. Я — Оливер Найт, рад знакомству.

Парнишка протянул Теодору руку и улыбнулся. Самодовольно, криво, с издевательским кошачьим прищуром и какой-то странно-знакомой неуловимой безуминкой в зрачках.

— Теодор… Нотт. Взаимно.

Рукопожатие было крепким, уверенным и быстрым. Теодор обратил внимание на то, как безуспешно Оливер пытался зализать свои волосы к затылку, и одна прядь настырно лезла ему в глаза.

— В книжный или бар? — Тео сам не зная почему расплылся в улыбке.

— Почему ещё не открыли заведение, где это можно совместить? Я бы сутками оттуда не вылезал.

— Потому что тогда все остальные заведения обанкротятся. Это же золотая жила.

Они оба засмеялись от абсурда сказанного.

— Оливер, куда ты собрался с такой шикарной укладкой?

— Эмммм…. Вот так сразу всё тебе расскажи.

— Ну, это ты первый ко мне подошел. Так что колись.

Они прошли мимо витрины, и Нотт обратил внимание на их с Оливером отражения. Подсознание попытались сформулировать мысль, но её вытеснили сотни других. Они были похожи. Не просто похожи, а невероятно похожи. Даже походкой и мимикой. Тео когда-то читал о двойниках, но никогда не думал об этом серьезно. Затем он пригляделся к новоиспеченному товарищу и успокоился — нет. Показалось.

Стаут, холодный и едва ли крепкий, составил им компанию.

— Ну так куда? Куда ты попёрся позориться своей прической, дружище?

Оливер смущенно отвел взгляд, будто его поймали за чем-то непристойным.

— Знаю, знаю… полный отстой… но такова уж наследственность. Я это гнездо мантикоры чем только не пробовал обуздать. Всё бесполезно.

— С темы-то не съезжай.

Ах ты ж слизеринец.

— Ладно, Теодор. Мне нравится одна девушка с работы, я думал… думал признаться ей в своих чувствах. Мы давно дружим, и я настроен пиздец как серьезно.

Нотт присвистнул.

— За тебя, Ромео.

Тост. Звон бокалов.

— За то, чтобы все наши желания сбывались!

Глоток стаута, и голова уже не гудит.

— А ты чего сегодня такой печальный?

— Да так… встретил любовь всей жизни, которую почти год назад потерял по своей дурости.

— Оооо…. Сочувствую, приятель. Дай угадаю, ты был полным кретином?

— Тотально. Но уже ничего не поделаешь. Наши пути разошлись… думаю, навсегда.

Оливер поднял брови, широко распахнул глаза, и его нос дёрнулся. Прямо как у…

Не, это бред.

— Навсегда? Ты меня, конечно, прости, но за те полчаса, что я тебя знаю, мне бы в голову не пришло уличить тебя в пессимизме и апатии.

— Что ж, я умею разочаровывать. Ещё по одной?

— Давай.

* * *

— Если брать во внимание совокупность факторов, таких как теория вероятности, концентрация древней магии на определенной территории, правильный выбор рун и воля волшебника, то можем получить источник неиссякаемой магической энергии для создания артефактов любой сложности.

— Но если артефакт окажется настолько могущественным, что впитает в себя всю окружающую его магию, это может дестабилизировать магическое напряжение в нём самом, и он станет опасен. Как неуправляемая стихия.

— Ты прав, Оливер, но тут дело не только дестабилизации. Её можно просчитать. А в том, насколько часто можно такое проворачивать — природу магии ведь так до сих пор не изучили. Есть версия, что она восстанавливается со временем, и никогда не исчезает окончательно. Нужно просто знать подход.

— А как же труды Лекса ван Рейна? Он утверждал, что магия — замкнутая система, и если мы её расходуем, она со временем слабеет. Так же и с артефактами, в какой-то момент они просто перестанут работать и превратятся в бесполезные побрякушки.

Тео взглянул на часы. Кошмар. Два часа пролетели, как один миг. Давно ему не было так легко и интересно с кем-то общаться. Оливер потирал лоб и заедал напиток солеными орешками, а глаза его буквально горели почти маниакальной страстью.

— Ты хочешь сказать, что магию необходимо экономить?

— Нет, я просто думаю, что мы должны подходить к созданию артефактов с умом. Нельзя наделять кусок металла неограниченным могуществом.

— Послушай, в науке вопрос морали никогда не стоял на первом месте. Да даже и не на десятом. Ты рассуждаешь, как гриффиндорец, — откинулся на спинку стула Нотт.

— Это всё мамино влияние, тут уж не попишешь, — кивнул Найт.

— Кстати, ты так и не сказал, к кому шёл на свидание.

Парнишка смущенно закусил губу, а глаза его забегали.

— Я… я знаю, что это прозвучит максимально глупо… но обещай не смеяться.

— Я не даю обещаний, дружище.

— Ладно, пофиг. Она — лучшая из всех ведьм. Я определённо хочу жениться на ней. И, думаю, мы с ней чертовски подходим друг другу. Нам будет о чем поговорить, и тем более помолчать.

— Да кто эта леди, черт тебя дери?

— Гермиона Грейнджер.

Что………

Тео невидящими глазами устремился куда-то вдаль.

Гермиона. Его Гермиона. Этот шикарный, умный, интересный конкурент хочет жениться на его Гермионе.

И, зная её, Тео был готов поклясться, что она даст согласие.

Оливер мечтательно улыбался и говорил, говорил, говорил… но Тео едва разбирал слова. В ушах стоял какой-то свист, а сердце застряло в горле.

Нет.

Я не могу её потерять.

Не могу отпустить её.

Не хочу.

Не хочу читать в пророке о её свадьбе и видеть её фото с другим мужчиной.

Не хочу, чтобы она дарила другому свою нежность. Улыбку. Любовь.

Не хочу, чтобы она спорила с ним до хрипоты, а затем согревалась в его объятиях ночью.

Я не вывезу.

Лучше уж сдохнуть.

— Прости, дружище, я должен идти.

Нотт встал, бросая галлеоны на стол, и метнулся к выходу, забывая дышать.

Не допущу. В лепешку разобьюсь, но верну её.

Оливер проводил его взглядом и, довольно улыбаясь, вытащил из нагрудного кармана маховик времени.

Его нос смешно дёрнулся, когда по всему телу прокатилась тёплая волна. Он гордо вскинул подбородок, точно как Гермиона, и облизнулся, как Тео. В нём удивительным образом сочеталась мимика отца и матери.

Оливер Нотт с кошачьим прищуром и полным гордости за своего решительного отца сердцем встал и направился на улицу, чтобы вернуться в своё время.

Я верю в тебя. Ты будешь отличным отцом и мужем.