Тёмная связь (гет)

Всё было предельно просто и даже банально. Не верилось, что все скоро кончится. Я был восемнадцатилетним, молодым и потерянным, не мог предвидеть всего того, что случится со мной. И сейчас, когда я уже поседел от бесконечных смертей моих друзей и знакомых на Войне, я мечтал лишь о том, чтобы предупредить себя в прошлом, неопытного и несмышленого о том, что случится. Но я бы не поверил, ни за что бы не поверил, — я знаю это, ведь я ничуть не изменился. Я бы умер с улыбкой на устах. Потому что знал бы, что тот Драко пойдет по этой проторенной дорожке и так же через несколько лет будет стоять у зеркала с палочкой в руке, и так же будет говорить сам с собой. Не мне же одному мучиться, в конце концов.

Она сейчас спокойна как никогда. Кажется, за эти годы её румяный цвет лица приобрел холодный мраморный оттенок. Ведь я изменил её. Не поддался провокациям и остался на темной стороне, проигравшей в этом сражении. Но лично я считаю себя победителем, ведь она пошла за мной, обеспечив себе прямую дорогу в Азкабан. А я счастлив, что она решила пройти весь оставшийся путь за руку со мной. Я люблю смотреть на неё. Никогда бы не мог подумать, что такие, как она обладают непоколебимым спокойствием, хладнокровно мыслят, когда требуется, способны повелевать теми, кто ниже нас в обществе, и отпускать язвительные замечания в сторону недавних друзей.

Я ликовал. Ведь я разрушил фундамент верности и чувства долга, типичного гриффиндорского любопытства.Иногда по ночам я слышу, как в ванной раздаются громкие рыдания Гермионы, которая, может, в силу рассеянности, может, чтобы я слышал, никогда не накладывает на ванную комнату Заглушающее.

Я помню все до последнего вздоха, слова, звука. С того самого момента я неоднократно хотел вернуться в прошлое и сказать молодому Драко пару ласковых. Она тоже помнит все. Я в этом уверен на все сто процентов. Ведь нередко мне приходится заламывать ей руки во сне за спиной, чтобы во время просмотра кошмаров моя женщина не сломала мне челюсть.

Обожаю называть её своей женщиной. Отец гордился бы мной, но все же не уставал бы приговаривать, что с маглорожденными лучше обращаться как с тряпками, а не как с королевами. После этих слов в него без промедления полетело бы Империо. Отец, стоя на коленях, сразу бы принялся молить у Гермионы о прощении, целовать её руки и, если она захочет, то и носки туфель. Ведь ни один человек, волшебник или даже эльф никогда не сможет избежать наказания, если осмелится оскорбить, унизить или обидеть мою Гермиону.

Я помню, как всеобщий любимчик Поттер, пусть земля ему будет чем-нибудь мягким, божился перед Министром Магии и всем честным народом Министерства, что я якобы выполнял поручение Дамблдора, был шпионом вместе с Гермионой, это был общий план Ордена Феникса и еще десятка идиотских сообществ по борьбе с Темным Лордом. Битых три часа он им доказывал нашу мнимую невиновность и наличие чуть ли не нимба. В тот день можно было посидеть у камина в обнимку в одних пижамах и проговорить всю ночь. Но нет же, мы сидели и ждали, когда же это нас объявят невиновными. Дождались. Гермиона с легкостью выдохнула, произнося "Пойдем домой". Я обожаю её высокомерие, когда она еще и при людях так просто отмахивается от лучшего друга. Если бы я не знал Поттера на столько хорошо, я бы решил, что он свихнулся. Выгораживать безжалостных убийц, сторонников Воландеморта без пользы для себя — это в высшей мере сумасшествие. Но Поттер до конца своих дней ждал, надеялся и верил своей гриффиндорской душонкой, что Гермиона каким-нибудь теплым весенним вечером аппарирует на площадь Гриммо, обнимет очкарика и сквозь ненаколдованные слезы произнесет: "Прости меня, Гарри".

Не дождался, умер, бедняга. Еще бы, столько бед свалилось на голову, не способную здраво мыслить. Точно не знаю, что сгубило парня. Никогда не совался в дела их семейки. Гермиона давно уже была на ножах с младшей из своры Уизли, поэтому даже она не до конца знала точный диагноз. Шептались, что Звезда Магической Англии свел счеты с жизнью в своей же спальне, отправив свою девушку за стаканом воды. Не удивительно, что рыжая бестолковая, но каким-то Мерлином героиня Войны выбежала из спальни в кухню за заказом Поттера. Наколдовать невербально стакан воды ума не хватило. На похороны нас не пригласили. Мы ждали с нетерпением кричащего конвертика, но остались ни с чем. В тот вечер намечался ужин в одной из знатных семей Англии, так что горе кончины бывшего лучшего друга моя несравненная любимая женщина залила бокалом белого вина в компании нескольких молодых женщин из четы Гольд. После того, как шайка золотого очкарика уничтожила всех моих приятелей (друзей я принципиально не заводил), пришлось заводить новых. Особых навыков не потребовалось, так как в предсказуемом Высшем свете все проблемы решили деньги.

Еще я бы намекнул себе восемнадцатилетнему, если бы свидеться пришлось, что влюбиться в Гермиону Грейнджер не такая уж и плохая идея. И плеваться при каждой мысли об этом совершенно не стоит. Конечно, тогда, пять лет назад я и представить не мог, какой может быть Грейнджер. В первые годы наших отношений я даже думал, что мы каким-то магическим образом родственники. Гермиона на Войне оказалась хладнокровным расчетливым бойцом. Мерлин, как я любил её сумасшедший, горящий взгляд во время боя.

Да, идея влюбиться в Гермиону поразила меня, словно парализующее заклинание. Но азарт, адреналин и все к ним прилагающееся взяли верх. Гермиона подкинула дров в разгорающееся пламя в моей груди, когда послала Смертельное заклятье в адрес кого-то из Ордена Феникса. Меня пугало её состояние, но тогда это было абсолютно не важно. Я без приглашения вошел к ней в спальню, когда она этого не ожидала. Она вся пылала, олицетворяла собой страсть. Я влюбился в страсть, а потом и в саму Гермиону. Её сломил не я, черт побери, а Война. Её сломила Авада, вырвавшаяся из её палочки.

Я не жалею ни о чем. Возможно, она сожалеет, что сделала шаг в сторону тьмы. Но в последние несколько ночей моя женщина не бегает реветь навзрыд в ванную комнату. Она нежится в моих объятьях, дует на мое лицо, целует мой подбородок и гладит мои руки. Сегодня была именно такая ночь. Это для посторонних она неприступная, гордая, властная почти хозяйка Малфой — Мэнора, а для любящего Драко Малфоя она теперь нежная и грациозная королева в постели.

Да, восемнадцатилетний мальчишка с озверевшим взором никогда не сможет понять счастливого спокойствия молодого волшебника. Я даже этому рад и немного завидую себе молодому. Тогда я еще не испытал всех эмоций в жизни и даже не мог представить, что меня ждет после такого простого "Гермиона, пойдем со мной". Я рисковал собой, я рисковал ею, я рисковал, но, дементор меня подери, я позвал её с собой. Почему тогда за моей спиной не появился я же на пять лет старше и не сказал "Хватай её сейчас же и неси на сторону зла. Вы будете счастливее всех в этом мире"? Ведь тогда я боялся. Нет, не смерти, а того, что она откажет. Но мисс Гермиона Грейнджер вложила свою руку в мою и вошла в лагерь к Пожирателям смерти.

Как же были рады мои бесконечные родственнички, когда увидели свежую душу в наших краях еще и за руку со мной. Кто тогда внутри меня направлял мою палочку на отца, я не знаю. Но я угрожал, кричал, настаивал, а Гермиона стояла рядом и смотрела вокруг. Отец изучал её реакцию, но не зря же я выбрал Гермиону. Она ровно дышала, оценивающе смотрела на мантию моего отцаи его трость. Гермиона с гриффиндорским любопытством, которое я вынужден был вскоре искоренить в её характере, смотрела за его плечо, где стояло еще несколько Пожирателей.

Иногда мне приходит в голову, что если бы ныне покойный Поттер со своей горе — командой не уничтожил моего отца в компании с тетушкой и еще парочкой сторонников Воландеморта, то Гермиону бы постигла их участь от руки кого-то из темных. Вот только относительно себя я сомневаюсь. Мой отец никогда бы меня не простил за то, что я привел Гермиону, но убивать бы не стал. Я уверен.

Я люблю Гермиону больше всего на свете. И мы на самом деле самые счастливые в этом мире. Гермиона как-то назвала Поттера нашим ангелом-хранителем. В шутку или всерьез, я не стал расспрашивать. Но факт того, что Поттер спас нас от гибели и ни раз, на лицо. Не считая его метания бисера перед свиньями Министерства, он несколько раз во время схваток умудрялся одновременно атаковать и оборонять сторону Темного Лорда. Я ни разу не поблагодарил бедного героя. Я — Малфой, и благодарить своих врагов не приучен.

Долгие монологи с самим собой никогда не входили в мой распорядок дня, но сегодня дописана одна большая и толстая книга. Я спешу её закрыть и начать писать новую, в будущем не менее толстую книгу. Закончив изучать свое отражение, я, наконец, справляюсь с жутко вычурной бабочкой, снимаю со спинки стула пиджак, бросаю мимолетный взгляд на часы и спускаюсь в сад.