Рисуя чувства (гет)

— Здравствуйте, дети, — войдя в кабинет с громким приветствием, сажусь за свой рабочий стол и слышу, как третьекурсники встают и приветствуют меня в ответ. Их лица выражают явное любопытство насчёт того, кто я такая. Что ж, пора представиться: 

— Меня зовут Алиса Форд, ваша новая учительница по изобразительному искусству. Я выпустилась из Хогвартса не так давно, так что некоторых из вас знаю ещё с первого курса. Итак, скажите мне, что такое искусство? — Рука Гермионы взметнулась вверх раньше, чем закончился вопрос. Вспомнились рассказы Флитвика об этой ученице — профессор не преувеличивал её усердие. 

— Искусство — это отображение действительности на холсте, — прозвучало из первого ряда. 

— Правильно. Кто-нибудь ещё хочет что-то добавить? — более звонко задаю вопрос и встаю с кресла. 

Я неспеша прохожу между стульями, на которых сидят задумавшиеся ученики. Надо отметить, что у каждого был свой мольберт, и все нужные канцелярские принадлежности стояли на маленьких столиках сбоку от деревянных стульчиков. Окна в кабинете располагались так, что освещение от правой руки не попадало на полотно. Именно поэтому зрение ни у кого не будет портиться. 

Краем глаза замечаю тёмноволосого юношу, который с самого начала не сводил с меня взгляда. «Наверное, он стесняется отвечать. Может, стоит помочь ему разговориться?» — подумала я и спросила: 

— Как вас зовут? 

— Теодор Нотт, — высокомерно изогнув чёрные брови, ответил он. 

— Что такое, по-твоему, искусство? 

— Это просто красивые картинки, — хмыкнул Нотт. Слизеринцы в дальнем ряду переглянулись. Сердце подсказало, что этот подросток сейчас явно не стеснялся, а, наоборот, искал повод нахамить. Решаю действовать мягче: 

— Интересно, а если я скажу, что за каждой картиной кроются чувства художника — боль, счастье, страх. Что тогда? 

Вижу, как он на секунду замер, затем пожал плечами: 

— Тогда это просто способ выставить свои слабости напоказ. 

Теперь настал мой черёд замереть. Слегка опешив, обращаюсь ко всему классу: 

— Человеческие эмоции — это наше всё. Ими пропитан каждый момент нашей жизни, — замечая интерес на их лицах, продолжаю. — Это дар свыше. Не стоит стыдиться своих эмоций — таков вам мой совет. А теперь попрошу вас запечатлеть на холсте то, что вы сейчас чувствуете. Пусть это будет ясное небо или дождливый денёк. Пофантазируйте. 

Я действительно вложила в свою речь искренность и частично была благодарна Теодору за его мысли: 

— Плюс двадцать баллов Гриффиндору за теорию и Слизерину за глубокие рассуждения. 

Гермиона улыбнулась мне, а Теодор так и продолжил смотреть. Я, конечно, не понимала, из-за чего заслуживаю столь пристальное внимание. Вроде всё разъяснили и поняли друг друга. На всякий случай проверяю свою бежевую юбку на предмет пятен. Чисто. Неужели всё-таки что-то с причёской? Предупредив детей, ухожу в кабинет и закрываю за собой дверь. Посмотрев в зеркало, вижу, как небрежно торчат из собранного пучка локоны. Поправив это недоразумение, на всякий случай проверяю бант на синей рубашке и спешу обратно к ученикам.

Снова делая обход, мой взгляд падает на мольберт Невилла Долгопупса. Заметив, что я сосредоточена на нём, он жалобно протянул: 

— У меня ничего не выходит. 

Он указал на два мазка — жёлтый и зелёный, слившихся в пятно. 

— А что ты хочешь нарисовать, Невилл? — весь класс затих, прислушиваясь к нам. 

— Как я ем пирожное. Это очень радует меня, — краснея, произнёс Невилл. После его признания класс взорвался хохотом.

Успокоив подростков, я снова обратилась к нему: 

— Если тебе сложно нарисовать себя, ты можешь просто изобразить любимое пирожное. 

— Больше всего я люблю кексы с вишнёвой начинкой, — подумав, ответил он. 

— Прекрасно, я тоже люблю сладкое, — тихо говорю, подмигивая.

Его лицо тут же просветлело от озарения, и он живо принялся подбирать белые и красные оттенки. А я иногда подсказывала, как правильно смешивать цвета или придать рисунку объём. 

Первыми закончили холсты Малфой и Теодор, подозвав меня оценить их работы. У первого на холсте был изображён знак Слизерина — явный талант. У второго же красовалось нетронутое полотно. Не успела я спросить о причине отсутствия творения, как Теодор вместе с Драко покинули класс, громко хлопнув дверью и скрывшись из виду.

«Теодор ничего не нарисовал… Может, это и есть то, что он чувствует? Или просто издевается? Как бы то ни было, нужно вернуть их. Иначе ко мне будут вопросы, почему они бродят по Хогвартсу вместо урока».

Грейнджер, словно услышав мои мысли, подбежала ко мне с серьёзным видом:

— Профессор, мне вернуть их?

— Не надо, Грейнджер. Это моя забота, — киваю я, и она возвращается на место. Оставив её присматривать за классом, выхожу на поиски.

Пропавшие нашлись у кабинета Маггловедения. Ещё чуть-чуть — и их разговоры сорвали бы урок. Тогда мне точно не поздоровилось бы.

— Молодые господа, кто разрешил вам покидать класс? — раздался за спиной ворчливый голос. Я опоздала: профессор Снейп уже вцепился в воротники провинившихся и вёл их ко мне. Обращаясь ко мне, он язвительно процедил:

— Мисс Форд, вы собирались сопроводить их в туалет? — Зная его сарказм ещё со времён учёбы, молча качаю головой.

— Тогда заберите это обратно, — подтолкнув ко мне слизеринцев, он удалился. Я вздохнула — то ли от облегчения, то ли от усталости.

Малфой потирал воротник, с досадой поглядывая на друга:

— Это он виноват. Уговорил сбежать, как с прошлым учителем…

Моему удивлению не было предела — они и вправду оказались прогульщиками. Гнев медленно накатывал. Видимо, сегодня быть милой не получится.

— Сегодняшние баллы Слизерина аннулированы, — твёрдо заявляю, хмурясь.

Теодор внезапно улыбнулся, чем немало меня напугал. Неужели он рад, что лишает факультет шанса на победу?

— Я же говорил, — он резко шагнул вперёд, заставляя меня отступить. Даже Малфой удивлённо поднял бровь. Теодор приблизился вплотную, его пальцы впились в складки моей мантии:

— Ваша слащавая доброта противна, — прошипел он, когда Малфой исчез за поворотом. — Вы дрожите, как первокурсник перед Распределением.

Рот мой открылся, но слова застряли в горле. Мечты о взаимопонимании с третьим курсом рушились на глазах.

— Идите на обед, мистер Нотт, — холодно произнесла я. Урок уже кончился, а срываться на ученика не хотелось. Пусть думает, что прав.

— И без холста видно, что вы чувствуете, профессор, — он толкнул меня плечом, уходя.

Я убеждала себя, что это его последняя выходка. «Послезавтра всё наладится», — повторяла про себя.