В сердце волшебства (джен)

Преамбула к рассказу

На земле нет опоры крепче семьи.

Не волшебство, не знания, не власть —

лишь руки тех, кто держал нас, когда мы падали,

и плечи, на которых однажды сядут наши дети.

Кто забывает своих — сам остаётся забытым.

Кто отвергает род, отрезает свою магию.

После войны в Хогвартсе многое изменилось, но кое-что осталось прежним — запах сырого камня в подземельях, гул голосов в Большом зале и строгость Минервы МакГонагалл.

Невилл Лонгботтом не спешил возвращаться в школу, но в итоге согласился на предложение МакГонагалл стать преподавателем по травологии. Это казалось естественным: он всегда тянулся к растениям. Кроме того, школа стала пустой без близких… и без бабушки.

Она умерла в конце войны. Тихо. В кресле, рядом с камином, с письмом от него в руке. Он не смог прийти на похороны — тогда шла осада Хогвартса.

Теперь, в опустевшем доме на северном склоне Дервиш-энд-Бэнгз, ему часто чудился голос бабушки. Иногда он слышал, как она поправляет ему воротник. Или как отчитывает за нечищеные ботинки.

Но больше всего его преследовало письмо, которое она никогда не успела прочитать.

Школа жила как могла. Ученики с трудом возвращались к учёбе. Многие потеряли родителей. Некоторые сами участвовали в сражении. МакГонагалл просила Невилла быть с ними мягче, но он и сам не мог говорить строго. Слишком много в их лицах было боли, которую он знал.

Однажды, к нему подошёл мальчик с фамилией, которую он сразу узнал.

— Профессор Лонгботтом, — тихо сказал первокурсник, — а вы… знали моего отца?

— Напомни имя, сынок.

— Рэгинальд Лестрейндж. Он… умер в Азкабане. Но мама говорит, что он не всегда был плохим. Что он просто… потерялся.

Невилл замолчал. Он помнил Лестрейнджей. Бэллатрикс. Безумные глаза. Крики матери.

— Иногда, — сказал он наконец, — род — это не то, что мы выбираем. Но то, что мы можем восстановить. Ты хочешь быть как он?

— Нет, сэр.

— Тогда стань лучше. Стань тем, кем он не смог.

Мальчик кивнул и ушёл. Невилл долго смотрел ему вслед. В этот вечер он впервые за много лет достал коробку с письмами бабушки.

Внутри, аккуратно перевязанные лентой, лежали её послания к нему. Часть — из детства, часть — из войны. И среди них — неотправленное, последнее письмо. Он прочитал его дрожащими руками.

Невилл, милый мой,

Ты, наверное, сейчас держишь в руке меч или волшебную палочку, а бабушка снова суёт нос в твои дела. Но ты запомни: магия — это не то, что у тебя в руках. Это то, что в тебе.

Я горжусь тобой. Всегда гордилась. Даже когда ты падал с метлы, даже когда варил вонючие отвары. Я верила: ты вырастешь настоящим волшебником. Потому что у тебя доброе сердце.

И не забывай своих родителей. Они тебя не узнают, но ты — их кровь. Их боль. Их сила.

Семья — это корни. Их не видно, но если обрубишь — дерево упадёт.

Береги своих, Невилл. Даже если они тебя не понимают. Особенно тогда.

Любящая тебя бабушка.

Он не знал, сколько сидел, сжимая письмо. Потом — встал, вышел в теплицу и стал работать. Сажал, поливал, выкапывал. Руки покрылись грязью, но ему было всё равно.

В тот вечер он написал письмо мальчику с фамилией Лестрейндж.

Ты спросил, можно ли восстановить имя. Можно.

Оно — как сад. Если поливать — зацветёт. Если бросить — зачахнет.

Твоя семья — это ты. Будь ей опорой.

Прошли годы.

Этот мальчик стал магом-целителем. Другой — профессором магловедения. Третья — министром магии.

Невилл не был великим героем. Но о нём говорили: «Он был как корень. Мы держались на нём».

Эпилог:

Те, кто забывает корни, ломаются при первом же ветре.

Те, кто держатся за род — становятся деревьями.

И даже если погибают — оставляют семена.