Ани (джен)

Время от времени Юсупов бывал в Петропавловке. Место это он, разумеется, не любил. Мрачно, темно, затхло и уныло. Жутко, к тому же, и, наверняка, куча крыс. Крыс он ненавидел. Иногда, впрочем, князь представлял, каково это — провести здесь хотя бы ночь. Весьма неприятно, как ему небезосновательно казалось. О том, что ему придётся узнать это на практике, он не задумывался ни разу.

Ведь кто попадает в крепость? Враги империи обыкновенно. Феликс же ей врагом никогда не был, скорее напротив — жемчужиной, эпатажным украшением. Цвет аристократии — это про него. И в отличие от наивных декабристов, когда-то куковавших в этих же камерах, он своё место знал и знал хорошо, и защищать его был готов и считал, что имеет на то все права. Он — князь, он — вампир, представитель высшей расы, и он оберегал веками установленный закон, он — спаситель, а не преступник. Так почему, черт возьми, он здесь?

Сидя в сыром каземате, Юсупов неоднократно успел задаться этим вопросом, и если поначалу в ответ не возникало ничего, кроме иступленной истерики, к утру его пыл немного поостыл. Длинная беспросветная ночь петербургской зимы и отсутствие нормального отопления этому способствовали ещё как.

Ближе к рассвету до него стали доходить и настоящее положение дел, и собственная недальновидность, но он продолжал считать себя безвинно оклеветанным и требовал личной аудиенции у государя, или же, на худой конец, адвоката. Ни того, ни другого ему, разумеется, не предоставили и объявили, что он главный и практически несомненный подозреваемый в убийстве главы Священной дружины — Григория Распутина.

От имени «старца» Юсупова корежило до зубовного скрипа, и он с непередаваемым звериным наслаждением кроваво и жестоко убивал его в своих фантазиях снова и снова, ещё раз, и ещё, и ещё…в общем-то, иных развлечений у него не было, а полыхающая ненависть к императору-недоколдуну, умудрившемуся наделать ему неприятностей даже с того света, хотя бы не давала замерзнуть окончательно.

Холод в камере стоял собачий, и впервые в жизни Феликс не обрадовался тому, что у него нет ни грамма лишнего жира в теле. Несмотря на всю вампирскую неуязвимость, холодно ему было так же, как и простому смертному. Настолько, что он почти готов был наступить себе на горло и с унижением просить у своих церберов кружку их холопского — но такого горячего — чая, когда их шаги послышались за дверью; но лязгнул в замке ключ, и он вмиг забыл об этих недостойных мыслях. На пороге стояла княгиня Юсупова.

— Боже, я уже думал, что меня все оставили! — воскликнул Феликс, бросаясь к вошедшей женщине. От избытка чувств он даже кинулся ей на шею, но она сухо отстранила его от себя и одарила его строгим взглядом.

— Что ты тут устроил, пока меня не было? — тон её не обещал ничего хорошего.

— Я устроил? Ты, может быть, хотела спросить, как я себя чувствую после ночи в сраном каземате?! — он слегка переоценил способности своего голоса, и тот неприятно сорвался, придав этой сцене пошловатое сходство с какой-нибудь второсортной опереткой.

— После того, что ты натворил, поверь мне, это не худшее, что с тобой могло случиться.

Феликс понял, что его не будут жалеть, и с видом самого несчастного человека на земле, уселся обратно в свой угол.

— Останешься здесь? — поинтересовались у него с насмешкой. — Я вообще-то за тобой пришла.

Между желанием разыграть обиженного и принять теплую ванну князь колебался не дольше десяти секунд, после чего встал и, гордо вздёрнув подбородок, прошествовал к выходу.

Свобода утреннего воздуха после плесени камер казалась глотком воды в пустыне. Не будь Юсупов таким уставшим, его наверняка потянуло бы на поэзию. Но он устал, был злой, как пёс, и хотел только двух вещей — согреться и уснуть в своей постели. Ну и, может быть, немного кокаина в качестве компенсации за пережитый стресс.

Автомобиль ждал их у ворот. Они тронулись, и ещё какое-то время порядком доставшее молчание прерывало только ворчание мотора. Княгиня сидела прямая и невозмутимая, как львица на Банковском мосту, и раздражение её выдавало разве только постукивание указательного пальца по запястью другой руки.

Феликс не видел её с начала войны — больше двух лет. За это недолгое для вампира время она, разумеется, ничуть не изменилась. Как и пятьдесят лет назад, ей навскидку чуть за тридцать. Ресницы густые и чёрные, как у цыганки, лицо по-прежнему красивое, почти идеальное, с тонкими чертами, по которым фамильное сходство между ними видно невооруженным взглядом, одна-единственная седая прядь у левого виска прячется в тёмных волосах.

— Государыня требовала тебя расстрелять, — поведала княгиня как бы между прочим.

— Всегда говорил, что она истеричка, — фыркнул Юсупов, суетливо кутаясь в пальто и кашемировый плед.

— Это серьезно, Феликс, — она нахмурила тонкие брови. — Император тобой недоволен. Он велел выгнать тебя из дружины.

У князя ёкнуло сердце, хотя виду он не подал.

— Велика трагедия… — он попытался в привычную театральщину, но его актерский талант отказывался работать в столь неблагоприятных условиях. Выходило что-то невразумительное.

— И в ней виноват только ты сам, — припечатала княгиня сверху.

— Ты даже не представляешь, что это был за человек! — огрызнулся Юсупов, брезгливо морщась.

— Поверь мне, я представляю, кто это был, — её голос помрачнел ещё больше.— А вот ты, по всей видимости, не знал, во что ввязываешься.

— Знал я.

— Тогда я совершенно не понимаю, каким местом своего бестолкового организма ты думал, когда решался на убийство члена высочайшей фамилии. Этого тебе не простят.

— Он мог погубить всех нас, — попытался защититься Феликс, но весьма вяло.

— Он мог бы стать нашим оружием. Но благодаря тебе, — княгиня презрительно улыбнулась, — этот план рухнул.

Юсупов открыл рот, чтобы возразить, но ему не дали говорить.

— Ты полез не в своё дело, — продолжила она сурово. — Политические интриги — это тебе не по сцене скакать в женских платьях.

— Я исполнял свой долг, — он нервно дёрнул подбородком. — Как я его понимал.

Его обиженный пафос не сработал.

— Мы оба знаем, что плевал ты на это. Ты просто самовлюбленный мальчишка, не видящий дальше собственного носа.

— Ну все, хватит с меня. Останови! — едва сдерживая трясущуюся от холода и гнева челюсть, выкрикнул шофёру Юсупов. Тот его ожидаемо не послушал.

— Прекрати вести себя, как ребёнок, — тон княгини оставался сдержан, но в глазах плясали искры. Она и правда злилась на него. — Время, когда можно было играть в игры, ушло. Идёт война. Государь больше не будет терпеть твои выходки. Тем более, что последняя перешла все границы.

— Мне не десять лет, — он стиснул зубы. — Уже очень давно.

— Только отвечать за свои поступки ты так и не научился. Ты даже представить себе не можешь, каких усилий мне стоило уговорить императора смягчить твоё наказание.

— Оставила бы меня в крепости, если я тебе так дорого обхожусь.

— Может быть и стоило. Хоть бы голову проветрил от кокаина.

Юсупов промолчал и отвернулся к окну, сосредоточенно считая фонарные столбы и безуспешно пытаясь отделаться от бесповоротного осознания собственного фиаско. Долго он так не просидел, потому что машина въехала во двор особняка и остановилась у внутреннего подъезда.

Феликс выбрался наружу и направился к дому, не утруждая себя галантностями вроде открывания дамам дверей.

— Постой-ка! — окликнула его княгиня.

— Что-то ещё, Зинаида Николаевна? — бросил через плечо князь с издевательски-услужливой интонацией.

Юсупова неспешно догнала его и окинула примиряющим взглядом. Феликсу стало тошно от того, как сильно эта снисходительная санкция его приободрила.

— Больше не Зинаида Николаевна. Государь пожаловал мне титул княжны Романовой. Теперь я Ирина Александровна, родная внучка покойного императора и племянница нынешнего.

— Вот что… в семью тебя приняли. Как мило. Это за какие такие заслуги?

— Государственная тайна.

Феликс издал презрительный звук, средний между хмыканием и стоном.

— Полагаю, она же спасла меня от аутодафе?

— Да.

— И когда свадьба?

— Свадьбы не будет.

Феликс вздёрнул брови в удивлении. Затем понимающе кивнул и скривился в натянутой улыбке.

— Ну да, к чему тебе пятнать мною свою драгоценную репутацию. Раз уж карьера идёт в гору…

— Брось это, — княгиня поморщилась. — Я родилась Юсуповой и останусь ею, а ты не всегда будешь репутационной издержкой, — и со вздохом прибавила: — Я надеюсь.

— И ты в это веришь? — с мрачной ухмылкой поинтересовался Феликс.

Она только пожала плечами.

— Во что-то же надо.

Они вошли внутрь, и Юсупов тут же потребовал себе ванну, виски с кровью и чистую одежду.

— Дом-милый-дом… — протянул он, блаженно вытягиваясь в первом же попавшемся кресле.

— Слишком не расслабляйся, — посоветовала княгиня. — Завтра утром поедешь в Ракитноеимение Юсуповых в Белгородской области; туда был сослан настоящий Феликс после убийства Распутина. Я велела собрать твои вещи.

— В Рактиное? — Феликс встрепенулся. — Это называется «смягчить наказание»? Я же там помру со скуки!

— Не помрешь, — усмехнулась княгиня, снимая перчатки и шляпу. — У тебя будет компания.

— Вот как? И какая же, позволь спросить?

— О, ты с ними знаком. Руневские. Они любезно согласились сопроводить тебя в ссылку от лица дружины.

— Господи, за что?! — взвыл Юсупов. — Что я сделал? Ладно он, но она..?! И вообще, разве они не сгорели в пожаре?

— Слава Богу, нет, — ответила княгиня. — Их успели вытащить. Хотя пострадали сильно, в особенности дом. Я предложила им погостить у нас, пока они отстраиваются. Заодно и за тобой присмотрят.

— Присмотрят? — Феликс скривился. — Я что, щенок?

— Ты хуже, — она впервые улыбнулась без скепсиса, и Юсупов с облегчением понял, что он прощен. Но глаза все же закатил.

— Почему мне нельзя пересидеть здесь? — протянул он капризно. — Или хотя бы в Архангельском?

— Чем дальше ты будешь от света, тем быстрее все забудут о Распутине.

— Да о нем уже завтра никто не вспомнит! Опять будут ныть про войну, забастовки и сухой закон.

— А послезавтра ты устроишь кокаиновую вечеринку с маскарадом и шлюхами, и весь город снова будет говорить только о тебе, — хмыкнула княгиня. — Уж извини, но я слишком хорошо знаю твою необходимость устраивать цирк на пустом месте, — она сделала паузу, чтобы придать взгляду большей многозначительности. — И заводить романы с неподходящими людьми. В самое неудобное для этого время.

— Не понимаю, о чем ты.

— Ну еще бы.

— Так ведь мы все равно не женаты, — сказал Юсупов, лениво потягиваясь. — А теперь, милая Ани, ты мне даже не мамаша. Или…о, погоди-ка, неужели ты ревнуешь?

Он расплылся в улыбке налакавшейся лисицы.

— Боже упаси! — княгиня сделала страшные глаза и, бросив свою шляпу ему в лицо, покинула комнату.

Феликс проводил её звонким хохотом.