Второй своего имени (джен)

Вернер Бермессер поёжился, обнимая свои плечи. В доме, в котором содержали пленных северян холодно не было, но дриксенцев иногда начинало знобить и вовсе не потому, что из одежды им оставили только бельё.

Оба пленника гадали, как именно с ними поступят, как с пиратами или как с дриксенскими аристократами. Во втором случае это грозило дипломатической нотой, выкупом, порицанием и наказанием на родине. В случае пиратства все теряло смысл, потому что во всех странах Кэртианы с морским отребъем поступали исключительно жестоко.

Адмирал Талига находился в столице и от того, кого именно он пришлет со своим решением зависело, будут ли жить неудачливые пираты или же станут на какое-то время потехой для марикьяре и хексбергцев и навеки останутся в земле Хексберг, если потом их сочтут необходимым предать земле.

Больше всего северяне страшились прибытия Хулио Салины. Этот марикьяре мог прибыть только в одном случае и Хосс считал, что тогда самым быстрым и безболезненным для них будет повеситься еще до встречи с Салиной. Иногда к пленникам заходил Вальдес, то утонченно, то похабно острил, предполагал разные варианты развития событий, после одного из особенно ярких рассказов о традиционном обращении марикьяре с пиратами, пленники утратили сон и аппетит.

Чтобы как-то отвлечься, они обсуждали отвлеченные вещи, вспоминали старинные легенды, смешные случаи из детства. Граф Бермессер посетовал на то, что мало расспрашивал родичей, пока они были живы обо всем, что бывало. И не удосужился перечесть немногие записи, оставленные предками.

— Впрочем, записывали они не много, больше сражались, — Вздохнул Вернер, усаживаясь в кресло так, чтоб оказаться в тени, его смущала вынужденная необходимость остаться в нижнем белье. — Полон замок трофеев, подвальные страшно даже вспоминать.

— Это были трофеи твоего прадеда. Когда я у вас бывал, — Хосс со своей любовью к простому белью оказался в несколько более выигрышной ситуации, оно не просвечивало, в отличие от тонкого батиста, который предпочитал Бермессер, — Кормилица твоего отца любила говорить о его детстве и юности и подвигах, а я любил слушать. Ты знаешь, что тебя назвали в честь твоего дяди?

— Слышал что-то такое, но, увы, удручающе неподробно, — Вернер накинул себе на ноги плед сомнительной чистоты, но ему стало уютнее.

— Если хочешь, я поделюсь и подробностями тоже, — Хосс подсел ближе к другу.

Их было двое. Двое братьев, счастливых нежной дружбой. Одинаковые лицом, но разные характером, Эрих и Вернер были добрыми товарищами с младенчества. Младший Эрих был жалостливым мальчиком, кротким и ласковым. Его любила и баловала матушка, а вот отважный вспыльчивый первенец Бермессеров Вернер был любимцем властного сильного отца. Все жили дружно, Вернер готовился наследовать титул, им справедливо гордились родители и брат. Тем летом в гости к дальним родичам Бермессеры собрались с тем, чтобы приискать наследнику добрую, достойную его жену.

Весна необычно скоро перешла в лето в этот год, и все ждали хорошего для Севера урожая. Люди делились своими чаяниями, были рады. На Летний Излом Бермессеры прибыли на побережье, им были рады и родичи и соседи. Девиц подобралось пять, на выбор. Вернер несколько смутился, но перемолвившись с каждой, даже с малюткой, которой минуло пять зим, хотя бы несколькими фразами, остановил свой выбор на баронессе Вейдмейер. Альбертина-Агнет была нежным голубоглазым созданием с пушистыми вьющимися локонами цвета лунных лучей. Годами она была моложе Вернера, ровесницей Эриха. С будущей невесткой Эрих сразу же подружился. Оба обладали нравом мягким и спокойным, одинаково восхищались Вернером, его отвагой, жаждой помериться силами, тягой к приключениям.

Испытания сил и приключения начались в день помолвки, причем для всех. Во дворе замка стояли столы с угощением, известная на всю кесарию земляника рдела на особых блюдах. Юноша и девочка давали торжественные обеты над священным огнем, которому северяне с берега поклонялись с доэсператистских времен, а в бухте давно стоял корабль с серыми парусами. Это были южане, о которых кто-то говорил, что в свободное от грабежа северных берегов время, они находятся на службе Талига. Прибрежное селение уже было разграблено, пираты двинулись к крепостным стенам. Колокол тревожно ударил, когда стража замка пала под чужими саблями.

Девочка вздрогнула, взглянула на нареченного, а тот кивнул брату, вручая ему руку Агнет:

— Эрих, поручаю тебе мою невесту. Береги её.

И метнулся к врагам, выхватывая оружие. Так поступили все мужчины, а Эрих повел Агнет от места боя. Его душа разрывалась от противоречивых чувств. Он оставит девочку с женщинами и вернется к мужчинам, в битву. Дорогу им заступил страшный чужак, молодой, ухмыляющийся. Агнет не вскрикнула — зажала себе рот ладошкой. Дрожащую девочку было невыносимо жалко и ощущение своей силы переполнило второго сына графа Бермессера. Это был первый настоящий бой Эриха и дался этот бой ему тяжело. Вражеский юнец отменно владел своим оружием, Эриха спасло вечное желание угодить брату и отцу преуспеванием в ратных науках и мастерство, переданное наставником фехтования. Оказалось, что не так и страшно убивать врагов. Когда все было кончено молодой Бермессер победно обернулся к Агнет, та, бледная, под цвет белого шелкового платья, шитого серебром, смотрела на него с мольбой и восторгом.

— Вас никто не обидит, — Неожиданно для себя сказал Эрих, — Я не позволю.

Позади раздался страшный крик ярости, Эрих отодвинул девочку за свою спину и дети обернулись. На их глазах пал изрубленный Вернер, под натиском своры южан. Разметавший чужаков граф Бермессер не имел ни одной раны на теле, но прикончив последнего убийцу сына, сам тяжело опустился на землю рядом со своим первенцем, рухнул и остался недвижим.

Эрих всхлипнул, обернулся, желая найти женщин, под опеку которых он мог бы передать Агнет. Ему хотелось убивать и боль от этого желания растворялась в новом чувстве, которого мальчик прежде не ведал.

— Хочешь вернуть их? — спросил чужой голос. Эрих услышал, как вскрикнула Агнет и торопливо обернулся. Убитый им южанин стоял на кончиках пальцев ног, словно вздернутый в воздух невидимой рукой и кривлялся, но баронесса Вейдмейер смотрела только на землю под южанином. Тени не было.

Юный Бермессер левой рукой коснулся эсперы под рубашкой. Да, он хотел бы… Его сердце рвалось от горя. Но он не смел этого желать.

— А тыыы, — протянул покойник, поворачиваясь к Агнет. По лицу девочки струились слезы, она отчаянно и согласно закивала.

— Тогда возьми это и все твои желания исполнятся, — Нечисть протянула Агнет связку каких-то веток. Эрих увидел, что это желуди, связанные наподобие букета.

— Отрывай по желудю и желай, — прошипел южанин.

Агнес, обливаясь слезами, дернула один желудь, зажала в ладошке и обернулась к месту битвы. Изрубленное тело её наречённого встало, руки не держали сабли, ноги подламывались. Но самым страшным было лицо старшего брата, точнее его глаза, с бесконечной мукой смотрящие на Агнес и Эриха.

— Нет! — Прохрипел Вернер, — Нет!!!

Он кое-как поднял свою саблю двумя руками, поднес к шее и нанес себе последний ужасный удар. В пальчиках закричавшей Агнет желудь рассыпался в прах, остался черный коготь с алым кончиком. Эрих стряхнул с себя оцепенение, бросился к ней, отобрал желуди, но коготь впился ей в ладонь и начал врастать в плоть девочки, становясь единым целым.

— Убери его, — простонала Агнет, отводя от себя руку.

Эрих думать забыл, что когда-то ему становилось дурно при виде крови. Росчерк ножа и эта дрянь в его пальцах, скользких от её крови. Он огляделся, подсадил девочку на галерейку, соединяющую жилые помещения с церковью.

— Вернись живым, — Попросила так и не ставшая его невесткой девочка. Их глаза на мгновение встретились.

И Эрих спрыгнул вниз, устремился к дерущимся. Северяне бились отчаянно, южане умело и расчетливо. Эрих никогда не упивался боем — до этой ночи. Он убивал врагов и защищал своих и за ним соединялись северяне, признавая в осиротевшем Бермессере не равного, но сильного.

Взгляд мальчика притянул огонь в стальной оплетке. В доме Вейдмейеров клялись над пламенем, его привезли специально, над ним молился священник, не смущаясь своего сана. «Пламя, очищающее от скверны, свет несущее», так он говорил. И в этот огонь полетел коготь, который Эрих сжимал в левой руке вместе с сухими желудями. Теплый коготь, страшный, живой.

Взревел невидимый зверь, овеяло горячим, нездешним ветром искаженные яростью лица людей, совпадение это или нет, почти половина южан получила смертельные раны именно после того, как в беспощадном пламени вспыхнула часть нечисти. Оставались желуди.

— Хочешь власти? Мощи? Силы? — Зашептал кто-то невидимый во тьме, сам Тьма.

— Возьми, что хочешь… корону? Женщину? Золото? — Умоляло нечто, покровительствующее южным чужакам.

Связку желудей Эрих бросил в огонь. Она вспыхнула, на земле корчились последние враги. На красивом лице мальчика застыло презрение.

— Но почему? — корчилось и стонало пламя, — Почему ты отказываешься?

— Я граф Эрих Бермессер, — холодно ответил юный северянин, — И мне не нужны подачки ни от человека ни от нечисти.

Он подождал, пока пламя перестанет плясать на сером пепле, и ушел, не оглядываясь. Над башнями замка Вейдмейеров вставало солнце. В тот же вечер Бермессер сделал предложение Альбертине-Агнет Вейдмейер и она ответила ему согласием. Первый и единственный сын их был назван в честь старшего рано погибшего брата графа Эриха Бермессера.

— Теперь понимаю, отчего отец ненавидел марикьяре и все, связанное с ворожбой и колдовством, — поёжился Бермессер и застыл, неотрывно глядя на дверь.

— Воркуете, пташки? — Сверкнул белозубой улыбкой от двери Вальдес. Он с удовольствием полюбовался на зеленеющих на его глазах врагов, — Расправьте кружева и готовьтесь… — он добавил грязнейшую фразу от которой Бермессер покраснел, а Хосс побелел.

— Приехал гость из столицы, скоро за вами пришлют. — Вальдес наблюдал за тем, как пленники ждут имени и наслаждался собственным молчанием. Он прекрасно знал, кого не желают видеть господа с Севера возле своих драгоценных шкурок. И наслаждался тем, как этот недоадмирал нервно растирает замерзшие от страха пальцы с холеными ногтями. Все же Бермессера Вальдес будет предпочитать любому другому и в Закате, он так красиво боится, так дрожит, не человек, а изысканное блюдо, которое хорошо смаковать по кусочку. Мало кто из виденных Ротгером врагов так вкусно подавал свои эмоции, свою суть.

Когда пауза затянулась и в обморок никто не упал, Вальдес хмыкнул:

— Бреве приехал, можете возносить благодарственные молитвы. Пока что.

Леворукий привел на трон Талига наполовину дриксенца, этот Оллар будет всех прощать. Вальдес жалел, что не война, вот где можно все и тебе за это ничего не будет. Ах, если бы прислали Салину, как было бы весело. Впрочем, Антонио, хоть и склонен скорее миловать, чем карать, под настроение тоже может славно позабавиться.

Вальдес понаблюдал, как на лица северян возвращаются краски, как Хосс закрыл глаза на мгновение, как Бермессер обмяк в кресле, и вышел от пленников, кивнув караульному. Он ещё доберется до этих господ, да помогут ему его кэцхен. Взглянул на свои руки, на мизинце правой не было ногтя и никогда уже не будет. Иногда Ротгеру снились сны, где он терял свой тогда ещё коготь. Он просыпался на влажных от пота простынях с ощущением похмелья и пока не проливал вдосталь вражьей крови, ходил, словно голодный. Наверное, такой, как этот северный адмирал смог бы утолить его непонятную жажду. Да, Вальдес ещё найдет Бермессера и спросит с него за всё.

К о н е ц