Молчание ворона (гет)

Я чувствую, как внутри меня все кипит. От непонимания, несправедливости и чуть-чуть гнева. Потому что мне пришлось столкнуться с тем, что осознать крайне сложно. И эта запись послужит для меня чем-то сродни психологической терапии, в которой я попытаюсь по полочкам разложить всю полученную мной информацию. От собственного мозга и души — это весьма иронично. Обычно жизнь оказывается сломанной кем-то другим, точно не собой.

Первое, что мне хотелось бы отразить в этой своеобразной исповеди, это колкое презрение по отношению к системе распределения соулмейтов. Хотя… я немного неправильно изъяснилась: я ее ненавижу всем сердцем. И тут следует небольшая ремарочка: теми его частями, что остались внутри меня. Потрепанными, изрядно побитыми о то пренебрежение, что плескалось во мне с раннего детства.

Если быть точнее — с пяти лет. Начиная с того периода мои воспоминания стали обретать целостность — пускай и очень спорную, абстрактную — и в них практически каждый раз так или иначе фигурировала тема предначертанных. А даже если и обсуждалось что-то другое, родители и прочие окружавшие меня в тот период люди стремились в итоге склонить разговор в вышеупомянутое русло. Моему раздражению не было предела, когда, словно сломанную пластинку, прокручивали слова о том, что я рождена для кого-то — не себя. Мне претила мысль, что высшие силы посмели связать меня с кем-то задолго до моего рождения.

Сама суть этого отвратительна: нечто определяет нашу судьбу. А так быть не должно. Только человеку должно быть впору делать выбор. Он самостоятельно должен приобретать опыт, учиться на ошибках, чтобы в итоге прийти к тому самому идеальному варианту, с которым по своей воле захотел бы связаться и провести оставшуюся часть жизни вместе.

Иное недопустимо.

Если бы я только могла защитить себя и свою позицию, представить ее остальным так, чтобы с ней не смели спорить, я бы обязательно начала это делать еще в детстве. Когда во мне только начинала разгораться жажда справедливости.

Но моим уделом было молчание, будто мой рот и вовсе был зашитым. Я изображала покорность — чертовски дешевую, зато отлично работающую на публике — ради того, чтобы в итоге, все так же молча, укрыться от всех. Пропасть навсегда.

Вторым мне необходимо написать извинения за все вышесказанное. Перед властями — они обязательно найдут эту запись и вряд ли оставят на мне хоть одно живое место. Все-таки идеология предначертанных защищается на государственном уровне, и непокорных частенько наказывают. Вернее будет сказать, перевоспитывают, правда ведь? Всякие недовольства пропадают, стоит попасть в “клиники”, специализирующиеся на исправлении таких людей.

А еще перед моим соулмейтом. Все, что он пережил из-за меня, было… незаслуженным. Мягко сказано.

Говорить о произошедшем сложно, однако еще сложнее — молчать. Выходит скомкано и несколько иронично. Ведь как бы мне не хотелось кричать, я не имею голоса. И даже права на него.

Только попытаться стоит. По крайней мере, ради того человека, благодаря которому я все осознала. И вспомнила заодно.

* * *

С вашего позволения, я, пожалуй, начну повествование с того самого чертового момента, с которого и был запущен механизм внутри меня по непринятию предначертанных.

Я не назову точной даты, когда мне впервые рассказали о сути соулмейтов. Но это и не имеет такого колоссального значения. Потому что закономерность возникновения связи между людьми неоднократно повторялась для меня даже в качестве сказки на ночь. Жаль, что родители не осознавали, что уже с первых прослушанных разов это стало для меня чем-то сродни психологического триллера. Мне сложно было сомкнуть глаза после того, как я проживала на себе весь процесс становления полноценными соулмейтами.

Потому вновь приходилось притворяться. Крепко жмуриться, чтобы родители думали, будто я уже сплю. А после, когда они уходили, я безмолвно проливала слезы.

Мне до одури не хотелось сталкиваться со своим соулмейтом.

Потому что с момента, как ты видишь его — человека, с которым тебе необходимо провести жизнь — мир кардинально меняется.

Не имеет никакого значения наличие зрительного контакта. Достаточно мимолетно брошенного взгляда на его фигуру. И внутри все разгорается ярким пламенем. Все органы горят от боли, душа воет от нестерпимого вожделения, а ноги гудят, как заведенные. Потому что перестают слушаться и неотвратимо тянут навстречу к соулмейту.

Не остается никакого другого выхода, кроме как подойти и прикоснуться к этому человеку — невесомо, очень осторожно. Таким образом связь укореняется, начинает разрастаться под кожей, будто сорняк. Она не дает покоя, и сразу после того, как соулмейты решают разойтись, дабы переварить произошедшее, появляется тоска. Гнетущая, оглушающая.

На третьем этапе необходимо подпитывать притяжение друг друга физическим контактом. Его количество и качество должно постепенно увеличиваться: сначала следует держаться за руки и обниматься, потом подключаются поцелуи и… секс.

От последнего я не в восторге — иную реакцию ожидать от человека, который с пяти лет знал все грязные подробности данного процесса, не стоит. Кроме отвращения, не появится ничего. Потому что психика сильно испорчена, и этого не исправить. Никакие терапии не способны помочь исцелиться.

Заключающим фактором, считающимся гарантом завершенной связи, является появление татуировки. У каждой пары она индивидуальна — очевидно — и именно благодаря ей соулмейты чувствуют настроение и состояние друг друга. Становятся буквально единым целым.

И если обобщить, это звучит весьма романтично — большинство девчонок с детства и начинают пестрить от мечты встретить своего предначертанного и пройти с ним бок о бок весь тот путь, что уготовила судьба — но суть происходящего куда более блеклая и серая, чем кажется.

Мы буквально вынуждены искать человека с тем характером и набором качеств, которые подходят на все сто процентов.

В этом нет никакой выгоды и даже смысла, поскольку родственные души не про борьбу за счастье и отношения. В них нет никакого риска, отсутствует нужда работать и стараться ради своего партнера.

Потому что это абсолютное, безусловное счастье, предписанное свыше. И его создает связь — всего лишь ряд химических реакций внутри нашего организма — а не мы сами. Также не имеет никакого значения, в каких условиях проживают соулмейты. Потому что их единственная радость в том, что они вместе.

Мне думалось, что это мерзко. И от этой мысли я старалась не отступать — хотя, признаюсь честно, мозги мне промывали качественно и с отличительной регулярностью — потому делала все, чтобы поскорее сбежать из ада, именуемого отчим домом.

Мне приходилось играть прилежную дочь, что любит и своих родителей, и еще не повстречавшуюся родственную душу. Я исправно училась, стремясь всегда получать лучшие оценки в школе; потребляла как можно больше информации, дабы образование выходило разносторонним, и пыталась подрабатывать сразу после учебы и на выходных. Чтобы иметь собственные средства на тот случай, если внезапно понадобится бежать.

Сил из-за этого практически не хватало. У меня был хронический недосып и еще куча проблем со здоровьем. Я могла время от времени падать в обмороки и легко получала синяки. Весь мой организм страдал от нехватки отдыха.

Если бы я умерла из-за такого темпа жизни, это стало бы неким благословением для меня — больше не пришлось бы тратить энергию на ненавистную мне учебу или работу. Я была бы свободна от оков привязанности к тому человеку, которого мне отведено было встретить. Невесть когда — самое отвратительное.

К счастью или сожалению, мне удалось вырваться на волю. Я громко стучала крыльями по прутьям своей клетки, доказывая родителям, что способна жить самостоятельно. Неоднократно проявляла свою дисциплинированность и жажду устроить лучшую жизнь — со своим соулмейтом — потому в итоге разрешение было получено.

Мама с папой смогли найти для меня неплохую квартиру недалеко от университета, в который собралась поступать после завершения школы, и даже оплатили мне проживание в ней. Этот поступок стал одним из немногих, за который я действительно благодарна им.

На первом курсе графического дизайна я уже нашла себе стабильную, хорошо оплачиваемую работу. Я помогала известному программисту делать сайты на заказ — красиво оформляла главные страницы, проверяла функционал и разрабатывала скрипты вместе со своим работодателем.

При этом всем в самом учебном заведении я появлялась редко — мне удалось договориться со старостой, чтобы она не ставила мне прогулов. В ответ я ей время от времени скидывала денег и помогала едой. Потому что сама она жила в общежитии и не имела возможности в полной мере пользоваться разными благами.

Это было сделано ради минимизации контакта с людьми.

И, наверное, этот момент стоит получше раскрыть.

В школьные годы я тоже старалась избегать столпотворений в незнакомых местах: пряталась в углах и опускала взгляд в пол, всегда пропускала вперед огромные компании и выбирала те подработки, на которых мне не приходилось слишком много общаться с незнакомцами. Зачастую я разбирала на складах всякие посылки или расставляла продукты на полках продуктовых магазинов сразу после их закрытия. Дабы ненароком не прыгнуть в объятия судьбы и не утонуть. Мое передвижение, конечно, было сильно заторможено, но все это делалось исключительно ради моего плана.

Уже через месяц затворнического образа жизни я смогла полностью втянуться. Меня окружала долгожданная тишина, и я не испытывала никакого дискомфорта. Напротив: начала дышать полной грудью, перестала испытывать липкий страх на протяжении всего дня — впредь он посещал меня лишь в очень людных местах — и раскрыла в себе страсть к игре в шахматы.

Последнее стало для меня своеобразной отдушиной. Мне нравилось выстраивать стратегии — что неудивительно, если составить общую характеристику моей личности — и оценивать навыки своих оппонентов. Выискивая их слабые места, я получала неимоверное удовольствие. Потому что наконец я нашла для себя то занятие, в котором могу заслуженно побеждать.

Так для меня прошло несколько лет: мирно существуя в своей квартире, окруженная тотальным одиночеством, я все так же не испытывала нужды в людях. На какой-то промежуток времени я даже успела забыть о том, что существуют родственные души и мне «необходимо» найти свою собственную.

В этом было счастье. Теплое, мягко ласкающее меня с ног до головы. Оно дарило мне спокойствие и своеобразную радость. Что плескалась, подобно реке, простирающейся на полях и долинах.

Я даже сумела заработать отличную репутацию среди программистов и уже работала одна: мой наставник, оценив навыки, что я успела приобрести за то время, что мы вместе работали, отпустил меня со спокойной душой в свободное плавание, напоследок пожелав удачи.

Все было действительно отлично: я не знала печалей в те моменты, когда работала за компьютером, слушала музыку на небольшой портативной колонке или читала книги. Мне нравилось порхать по квартире и расставлять на полках своеобразный декор, найденный на разных маркетплейсах.

Я находилась в своеобразном коконе, который так старательно плела все это время. В нем было уютно и очень тепло — все же он был плотно обернут вокруг меня, стал второй кожей, защищающей от опасности извне.

И именно из-за этого я совершенно позабыла, что белая полоса впоследствии обязательно сменяется на черную. В мире нет ничего постоянного: то же пространство по сути своей эфемерно. Его легко разрушить и после ощутить, как оно утекает сквозь пальцы. Безопасность обязательно отправится следом, тем самым доказывая, что все окружающее нас — иллюзия.

В какой-то момент во мне поселился червь тревоги. Очень маленький, поначалу кажущийся безвредным и совершенно незначительным. Но он вскоре стал посылать по телу странные вибрации, кои остановить я была не в силах. Проследить, откуда они исходят, и разобраться, в чем заключается причина данного явления, тоже не могла.

Он съедал меня изнутри. Прокладывал маленькие тонкие тропинки от органа к органу, которые вырезать я все так же не была способна.

Это сводило меня с ума — помню, что сон тогда все никак не шел, я лишь стремилась разобраться с копошащимся страхом — и убивало.

Потому что я чувствовала: что-то должно произойти в скором времени. И чертово ожидание, в котором я томилась, было невыносимым.

Я превратилась в жалкую тень самой себя: исхудавшую настолько, что казалась прозрачной, и совершенно уставшую от бесцельного существования. До подобного я не доходила даже когда была совсем юной. Не имея представления, как мне стоит бороться с этим, моим уделом стало ожидание.

И оно, наверное, окупилось: мне неожиданно поступило очень выгодное предложение о сотрудничестве. Настолько выгодное, что я после завершения всей работы могла бы несколько лет питаться одними лишь доставками и довести до рекордного минимума всякий контакт с людьми. Я успешно пропустила мимо себя очередную иронию, что подкинула сама судьба: от меня требовалась помощь в создании приложения, которое ускоряло бы поиск родственной души. Пользователи, создавая профили, оставляли свои фотографии и могли просматривать чужие. Также планировался внутренний мессенджер для быстрой связи.

Мои глаза загорелись — очевидно — и я возжелала незамедлительно дать положительный ответ.

Только меня быстро осадили, выдвинув условие для заключения договора: предстояло провести очную встречу со всеми участниками проекта. Тогда я не видела в этом смысла и совру, если скажу, что вижу его сейчас. Он действительно отсутствовал.

Во мне упорно сражались та принципиальная сторона, что подвергалась ущемлению добрую половину жизни, с частью, желающей отхватить как можно более лакомый кусочек пирога. Жадная, до одури меркантильная.

Мне было невероятно сложно принять решение.

Но червь — теперь уже сильно разросшийся — подлил масла в огонь, отчего я в итоге просто не смогла выразить протест и согласилась на встречу.

Мне пришлось вновь начать выстраивать различные планы в своей голове, дабы почувствовать себя хотя бы на немного, но все же комфортнее в тот день, когда мне предстояло встретиться с будущими коллегами.

Я представляла, что оденусь максимально скромно и, придя в какой-нибудь офис, большую часть времени буду читать договор — сколько бы там ни было страниц, для меня стало важным создать видимость бурной деятельности — после чего быстро ретируюсь обратно домой и смогу приступить к своей работе.

Но, увы, мои фантазии потерпели неудачу: встречу назначили на поздний вечер пятницы, обязали одеться как можно более элегантно. Потому что местом проведения «мероприятия» стал роскошный ресторан в центре города.

В какой-то момент мне показалось, что судьба уже откровенно смеется надо мной за все те выстроенные убеждения и мечты, к которым я упорно стремилась.

Отступать уже было поздно — другого толкового дизайнера заказчики не смогли бы найти, ведь сроки горели, а недовольства спонсоров все сильнее росли.

Да и вряд ли бы я смогла отказать: во-первых, все-таки мне была необходима эта работа, во-вторых, тот противный червяк стал более активным, он рьяно подначивал меня разбить скорлупу.

Потому я все-таки пришла в обговоренную ранее дату.

Я прекрасно помню свое платье, которое я выбрала специально для такого случая: оно было немного свободным в талии, поскольку найти подходящий размер было сильной проблемой; средней длины — мне показалось, что это не будет выглядеть вызывающим — и темно-синего цвета.

Оно все еще висит у меня в шкафу в качестве напоминания о пережитых событиях.

Стоило мне увидеть очередь у стойки хостес, я едва не потерялась. Однако, умело проскользнув мимо толпы, я обратилась к хостес и объяснила, что меня ждут. Милая девушка, оценив важность моего присутствия — все-таки она имела представление, насколько огромным должен был выйти чек в тот вечер — быстро проводила меня к моему столику.

Там я заметила его.

Расслабленного брюнета, что безучастно рассматривал свой бокал с шампанским.

Мое тело тут же пронзила невыносимая боль: под кожей закопошился рой до одури злых пчел, сердце зашлось настолько сильно, что создалось впечатление, будто оно вот-вот выпрыгнет из груди, а легкие нещадно начало жечь. Я словно упала на дно огненной геенны: липкое, испытывающее чувство не собиралось отпускать меня, как бы наказывая за прожитую жизнь.

Мужчина, сидящий передо мной, видимо, почувствовал нечто странное, и перевел взгляд на меня. Какой-то странный, нечитаемый — так мне показалось.

Но стоило мне получше присмотреться к его глазам — карим, очень насыщенным — я поняла, что глубоко заблуждаюсь. Потому что в них я смогла почувствовать то же осознание и боль. А еще решимость.

Он оказался моим, блять, соулмейтом. И отказываться от нашей связь не собирался.

Пока я испуганно глотала ртом воздух, мужчина медленно встал из-за своего места, обошел стол и приблизился ко мне. Его высокая фигура, возвышающаяся горой надо мной, привиделась мне несколько пугающей.

Но стоило мужчине несмело коснуться моей руки кончиками пальцев, это ощущение тут же испарилось. Боль, пожиравшая меня изнутри, следом покинула меня. Словно ее никогда и не существовало.

И этот момент в какой-то степени обесценил все мои страдания. Мне буквально пришлось оказаться в эпицентре бури, пережить ужасные страдания, чтобы в итоге почувствовать облегчение. Однако тогда я этого не осознавала.

Ведь следом во мне затрепетали бабочки. Они заполонили мой живот, стали слишком энергично и весело щекотать меня — это ясно противоречило всяким надеждам, что я взращивала в себе.

Так отреагировала связь родственных душ на то, что мой предначертанный отнесся ко мне как к самому дорогому активу в его жизни.

Короткое: “Я Тецуро”, прозвучавшее откуда-то сверху, оглушило меня. Так, будто огромная снежная лавина прошлась всего в миле от меня.

Тецуро…

Имя простое, но оно… за мгновение стало для меня самым родным, зажгло во мне жизнь. Полноценную — я наконец смогла задышать полной грудью.

От облегчения по моим щекам покатились тонкие ручейки слез — мне совершенно не верилось, что из-за встречи с моим соулмейтом я почувствовала себя настолько опустошенной — унося за собой и макияж, который я старательно наносила половину вечера.

Все то, что существовало в моем мире, происходило со мной все эти годы, впредь попросту перестало иметь смысл. Воспоминания стали блеклыми, будто не моими.

Зато имя моего соулмейта светилось ярко-алым в моей голове. Оно проникло и под кожу — невольно конечно же — и в мою душу, став ночным кошмаром.

Моя жизнь безвозвратно разделилась на «до» и «после».

Пока я отчаянно пыталась зацепиться за остатки спокойной и размеренной жизни, наполненной одиночеством, зарождающаяся связь отчаянно толкала меня к моему предначертанному.

Тогда, помнится мне, я быстро извинилась и ретировалась в уборную. Мне было необходимо разложить по местам все те сомнения, что роились под сердцем. Я должна была привести себя в порядок. Иначе бы просто не выдержала и сорвалась. Как именно — понятия не имею. Но ничем хорошим это бы точно не закончилось.

Мои глаза бешено бегали по раковине, будто бы именно в ней крылся ответ на вопрос: «как быть дальше?».

Я смотрела на мощный поток воды, устремляющийся прямо в слив, и пыталась вернуть контроль над собой. Он затерялся среди желаний, давящих на меня с огромной силой. Мне хотелось и отмотать время назад, чтобы отказаться от приглашения на встречу, навсегда позабыть о произошедшем, и одновременно с тем вернуться к своей родственной душе. Приникнуть к Тецуро как можно сильнее, вжаться в него так, чтобы переломались все ребра, и проникнуть внутрь него, слиться воедино.

Противоречия били наотмашь. По вискам, затылку и темечку. Так, что у меня начала кружиться голова. И я едва не стала терять равновесие.

Мне было мерзко от того, что я вообще задумывалась о том, чтобы поддаться влиянию связи и быть с моим соулмейтом. Потому что я совершенно не к этому стремилась. Не об этом мечтала все свое чертово детство, которое оставило на мне незаживающие раны.

Я привыкала к одиночеству для того, чтобы всегда быть одной. Никак не для посвящения своей жизни счастью с человеком, которого я совершенно не знаю.

Мне предстоял крайне сложный выбор, ведь на кону стояли как мои убеждения с гордостью, так и счастье — абсолютное.

Все-таки соулмейты — это те люди, которые несмотря ни на что остаются вместе.

Я смогла вернуться в зал лишь тогда, когда в ушах перестало раздаваться эхо биения моего сердца. Повторно извинилась перед присутствующими и попыталась вникнуть в обсуждения того, что нам предстоит сделать. Заказчики, приятно ошарашенные произошедшим между мной и Тецуро, объяснили, что команда была собрана в полном составе ради поиска общего языка. Они дополнили, что после того, как образуется дружественная атмосфера, будет озвучен план работы и каждый сможет подписать договор.

Мне показалось это диким, но я не подала виду. Притворилась, что все в порядке и я готова пообщаться с каждым. Все-таки мне не впервые приходится выстраивать образ, пестрящий доброжелательностью.

В результате своеобразного собеседования я осознала, что мы с Тецуро раньше были знакомы: он приходился моим наставником на первом курсе обучения в университете. Именно он, блять, был тем самым программистом, который обучал меня написанию кодов и созданию сайтов в целом.

Только тогда Куроо использовал свой виртуальный псевдоним, по которому я и обращалась к нему.

И, плюсом ко всему, мы никогда не видели лиц друг друга. Даже каких-то жалких кусочков тел.

Мне хотелось выть от того факта, что наши жизни были связаны уже тогда.

Все мои усилия, прикладываемые ради избегания соулмейта, оказались напрасными. Нам действительно суждено было встретиться. Рано или поздно мы бы обязательно пересеклись, ведь работали в одной сфере. И с моей стороны было крайне глупо бежать от своей истинной пары.

Какой бы смешной ни показалась ситуация, на моем лице не появилось ни одного намека на искреннюю улыбку. Зато судьба от всей души позлорадствовала. Я буквально могла слышать ее заливистый хохот.

Я старалась говорить как можно меньше, чтобы не привлекать к себе внимание и без того обеспокоенного моим поведением соулмейта; пыталась не смотреть в его сторону, все время глазами искала своих работодателей, хотя взгляд неустанно стремился обратиться именно к Тецуро, чтобы вновь полюбоваться его красивым лицом — что ж, даже не будь Куроо моим предначертанным, я бы все равно назвала его красивым, ведь это объективно; и не касалась. Благо мы сидели достаточно далеко друг от друга, чтобы между нами не было никакого физического контакта.

Когда же наконец вечер подошел к своему логическому завершению и мужчины начали вставать со своих мест, дабы пожать руки друг другу, я воспользовалась моментом и, схватив сумку и телефон одним взмахом руки, юркнула из-за стола в сторону выхода. В голове бешено крутилось предчувствие, что за мной обязательно кто-то последует — к примеру Тецуро — так что я опасливо озиралась по сторонам и старалась отойти от ресторана как можно дальше, дабы наконец вызвать себе такси. Благо мне не составило никакого труда вернуться к себе домой.

Следующие несколько недель я прекрасно помню по той причине, что страдала, лежа на кровати. Отвернувшись к стене, я долго плакала. Громко всхлипывала и почти задыхалась. Потому что думала о том, насколько ничтожна, раз не смогла сдержать данное себе обещание и все-таки нашла — невольно — своего соулмейта. Эти мысли порождали еще более жалкое состояние: из-за связи я жаждала найти покой в объятиях Куроо.

Она сильно давила на меня, отчего прийти к компромиссу с самой собой казалось чем-то нереальным.

Сердце кричало, что стоит мне увидеться с ним, я тут же смогу примириться с собственными демонами. Но я всячески противилась сей необходимости. Потому что головой понимала, что это желание противоречит мне. Оно не мое.

Моей единственной мечтой всегда был покой.

Так вышло, что ей не суждено было сбыться: Тецуро быстро дал о себе знать, заставляя меня беспокоиться еще сильнее.

Когда я заперлась в своем доме, начала буквально молиться, чтобы у мужчины не осталось никаких моих социальных сетей или номера телефона. Я обращалась ко всем подряд: Богу, вселенной и прочим высшим силам. Но это было бесполезно, как вы уже поняли. Он, откопав мои контактные данные, стал звонить и писать мне. Дисплей устройства мог не гаснуть часами. Настолько мой соулмейт был одержим идеей наладить контакт между нами. Так что мне пришлось вовсе отключить телефон. Жаль, что я не могла с такой же легкостью отключить саму себя. Чтобы не испытывать ничего.

Быстро опустошавшийся холодильник порождал во мне приступы пульсирующей паники. Поджимая губы, я ощущала, как она волнами накрывает меня, стремится поразить как можно больше органов, дабы сжать их, скрутить настолько сильно, что мне становилось душно. Приходилось крепко жмуриться от безысходности: мне вновь предстояло выйти на улицу и пересечься с Куроо — конечно же, для него не стало проблемой, узнать в каком районе я живу.

Все бы ничего, но Тецуро, этот сукин сын, чувствовал мое присутствие и распознавал, когда я покидала жилой комплекс. По липкому страху внутри меня прежде всего. Я пыталась одеваться максимально невзрачно и как-то даже замаскировалась под мужчину, чтобы отвести от себя всякие подозрения. Но то было бесполезно: Куроо даже в таком необычном образе смог с ювелирной точностью найти меня глазами. Стоило мне затеряться в толпе, я спиной начинала чувствовать его тяжелый взгляд и неумолимо сокращавшееся расстояние.

Мужчина не допустил ни единой осечки, касавшейся поисков меня за весь тот месяц, что я старательно избегала его. И все просил у меня разрешения на общение.

В такие моменты я невольно отпускала гордость и умоляла меня забыть. Роняя слезы, мне приходилось бороться с разворачивавшимся ураганом. Потому что связь по-прежнему протестовала. И требовала Куроо.

Меня разрывало на части от того, что я говорила совершенно не то, что чувствовала. Ком в горле невозможно было сглотнуть, пропустить глубже, дабы иметь возможность свободно владеть собственным языком и не испытывать боли в гортани. Пульсация застревала под подбородком, словно судорогой поражала мышцы.

И Тецуро понимал насколько масштабен диссонанс внутри меня. Так что тоже плакал — в его глазах плескалась какая-то детская обида и множество протестов — но очень тихо. Я ни разу не слышала, чтобы он скулил или повышал на меня голос. Мужчина смел лишь опускаться на колени и просить, чтобы я не пыталась негативно высказаться о нем лишь из-за того, что оказался моим соулмейтом. Он ведь не виноват в этом.

Я снова оказалась в аду.

Я не имела права даже на короткую передышку: всякий день меня неумолимо трясло, и в попытке выплеснуть чертов зуд, что неугомонно раздражал каждую клеточку моего тела, я начала вредить себе. Рот весь пестрил ранами, кожа вокруг ногтей была напрочь содрана, а предплечья не переставали кровоточить.

Мне некуда было деться. Куда бы я ни бросила взгляд, продолжала натыкаться на тупики и это было моим чертовым проклятием. В попытке найти пятый угол, я мечтала лишь исчезнуть.

Благо заказчики напомнили о том, что мне следует приступать к работе и начать делать наброски интерфейса приложения.

Мне понадобилось пару недель — и десяток срывов, перетекавших в нескончаемые стенания — чтобы вернуть себе относительную трезвость ума и взять себя в руки.

Мне начало казаться, что я спасена: за счет того, что я постоянно была занята делом, мои нервы перестали так легко возбуждаться, и я не впадала в состояние истерики каждый раз, стоило мне помыслить о моей родственной душе.

Я в целом не слишком часто о ней вспоминала. В перерывах между сном, приемами пищи и попытками разработать дизайн мне мерещился его образ. Родной, вызывающий покалывания на кончиках пальцев.

И стоило мне зацепиться за своеобразный спасательный круг, он тут же покинул меня. Испарился.

Под сердцем вновь закопошился юркий червь, он породил во мне иррациональное чувство ожидания. Словно что-то было на пороге.

Оказалось, что не “словно”, а буквально. И не “что-то”, а кто-то. Куроо узнал мое точное место проживания и поселился по соседству.

В день, когда я узнала об этом — воочию увидела, как он заносит коробки в квартиру напротив — я разгромила каждый уголок своего дома. Во мне кипел гнев наравне с пульсирующими вспышками горя — это было чем-то сродни парксизму. Отныне я точно никак не смогла бы от него отвязаться. Меня оглушила ледяная волна осознания. И я не могла перестать истошно кричать.

Тецуро едва ли не вынес входную дверь из-за этого: мое состояние передалось и мужчине, отчего он тревожно сновал перед моей квартирой и даже начал угрожать мне, за неимением возможности оказать помощь. И в итоге я оказалась вынужденной впустить его внутрь — все-таки мне не хотелось окончательно лишиться единственной оставшейся преграды между нами. Благо я смогла вытрясти из него обещание не касаться меня.

Куроо, увидев мой силуэт, абсолютно разбитый, на полу в коридоре, лишь сильнее потерялся. Он метался между попыткой оправдать доверие и не нарушить данное слово, и жаждой снести к чертям всякие границы между нами. Притянуть меня к себе, сгрести в крепкие объятия и позволить мне уже так выплеснуть всю накопившуюся злость.

Мне потребовалось пару часов, чтобы прийти в себя и перестать юродиво всхлипывать. Я предполагаю, что не сиди тогда Тецуро на противоположном конце коридора, мне пришлось бы в разы хуже.

После этого мы наконец смогли поговорить — я смогла понять, что нам это и вправду необходимо. Куроо рассказал мне о том, что всю жизнь мечтал найти меня — от этого факта мне хотелось провалиться сквозь землю, мужчина точно не заслуживал такую омерзительную меня. А я поделилась тем, что, напротив, никогда не имела ни малейшего желания даже краем глаза увидеть то, как он выглядит. И в итоге сошлись на том, что будем время от времени видеться, дабы не усугублять и без того подвешенное ментальное здоровье обоих. Но между нами по-прежнему не должно было возникать никакого физического контакта. Так я пыталась обезопасить себя от развития связи соулмейтов.

Тецуро оказался разочарованным тем, что нам не суждено было стать чем-то большим, чем просто знакомыми, но возразить не мог. Он понимал, что я и без того пошла наперекор своим взглядам ради него.

После этого я перестала остро реагировать на присутствие брюнета в своей жизни — впредь уж точно. И даже несмотря на то, что я по-прежнему продолжала испытывать непонятный страх — его причина оставалась мне непонятной долгое время — теперь мы могли вести непринужденные беседы. Хотя… непринужденными их назвать было крайне сложно.

Ведь Куроо, как я выяснила, по натуре является клоуном. Стоило нам оказаться в замкнутом пространстве и завести диалог, мы обязательно начинали ругаться. Вернее, это делала одна я. Из-за того, что каждый разговор неумолимо сводился к теме соулмейтов — признаюсь честно, это сильно будоражило мои детские травмы. Тецуро наигранно обижался и ворчал, что я была мила с ним только до тех пор, пока не узнала, что он моя родственная душа. А я все твердила, что он дурак, раз отказывается принимать мою позицию и взгляд на жизнь.

Вслед за этим у нас обоих появились прозвища.

Куроо кличил меня вороной за счет того, что я, по его мнению, чересчур много осторожничала. Он ощущал себя жертвой рядом со мной. Мол, я смотрю на него слишком хищно и жадно. У мужчины создавалось впечатление, будто я выжидала, дабы после клюнуть — неприятными вещами как минимум. И брошенными в него предметами быта как максимум.

А Тецуро стал для меня котом — навязчивым и тупым. Я приговаривала, что его эмоциональный интеллект колеблется между единицей и нулем, поскольку он вел себя излишне вызывающе в попытках привлечь ненужное внимание. И молчала о неоднозначной ассоциации, которую признать даже мысленно казалось мне стыдным: Куроо был жутко ласковым. Он, действительно, как кот, признал во мне хозяйку и готов был ходить по пятам ради капли нежности с моей стороны.

Мы ссорились и когда собирались вместе ради работы.

Когда Тецуро приходил ко мне с компьютером, я считала своим долгом устроить дешевую драму и развести скандал. Конечно, я не с порога начинала бросать в мужчину претензии. Требовалось провести как минимум около часа на кухне, сидя друг напротив друга, чтобы я могла беспрепятственно придираться к его поведению. Я специально говорила о том, что мужчина раздражает меня — своим дыханием, шмыганьем или попытками прохрустеть пальцами после десятков написанных рядов кода. Мне было интересно проверить, насколько велика гордость Тецуро и как быстро он захотел бы вернуться обратно к себе.

К моему счастью или сожалению, он никогда не покидал меня. Лишь улыбался в ответ на упреки.

Спустя месяцы, Куроо все же начал предпринимать попытки коснуться меня. Сначала ненавязчиво: делал вид, будто он случайно задевает мою руку, пока тянется за стаканом с водой; врал мне, что на моем лице отпечаталась какая-то грязь, убрать которую жизненно необходимо — и так же обязательно было задержать прикосновение на подольше. Тогда я, как ошпаренная, отскакивала от мужчины. Потому что мне не хотелось заставлять связь колебаться. Она и без того нестабильно трепетала в моменты нашего единения.

Тецуро не испытывал ни капли стыда за то, что пересекал установленные границы допустимого. Но исправно отступал после каждой провальной попытки и не давил на меня. Просто испытывал терпение — видно, пытался сыграть в ту же игру, что и я. И потом начинал по новой.

Брюнету понадобилось много времени, чтобы я перестала реагировать на него, как на прокаженного. И после осознания, что я сама постепенно начинаю источать любопытство в его сторону, увеличил длительность и качество физического контакта. Он то обнимал меня при встрече, то трепал по голове в моменты очередных моих недовольств. Пару раз мужчина целовал меня в щеку. Но то было импульсивно — Куроо мог пропустить ошибку в символах и жаловался на свой непрофессионализм до тех пор, пока я не вытягивала компьютер из-под его рук и самолично не находила погрешность.

На моем лице все чаще мелькала улыбка — легкая, недосягаемая. Тецуро всегда наблюдал — внимательно, изучающе — за тем, как она расцветала. Он не отводил глаз, в которых плескалось теплое, ласковое море, от моих губ.

Наше общение постепенно перетекло в свидания за пределами дома — мы делились списком мест, в коих хотели бы побывать, и если оба разделяли интерес к какому-то парку или ресторану, обязательно спешили попасть туда. Могли часами рассуждать о том, насколько нам приятна та или иная обстановка. В конце концов оценивали ее по десятибалльной шкале.

Как-то напряжение между нами накалилось до предела: синим пламенем вспыхнул азарт и нетерпение. Сдерживать чувства — их было слишком много, ведь к тому моменту мы уже практически не расставались — казалось невозможным.

И мы разделили одно дыхание на двоих, сжались в объятиях. Роняли несдержанные крики удовольствия, стремились достичь своего пика.

Но он постоянно ускользал от нас. Руки, цеплявшиеся за опору, вечно соскальзывали и норовили вернуть к истокам.

Из-за чего жадность разрослась до немыслимых пределов. Мы продолжали неустанно поглощать друг друга.

Мне все нравилось в Тецуро. Но вслух об этом я не признавалась. Потому как несколько стыдно было.

Моим уделом было молча любоваться своим соулмейтом. Тихо вздыхать в те моменты, когда мне казалось, что счастье переполняет меня.

Его черные волосы, ярко переливавшиеся на солнце, оказались жутко непослушными. Они торчали в разные стороны и отказывались подчиняться моим рукам, проворачивавшим различные манипуляции. Даже лак не мог зафиксировать их надолго в одном положении. Какая-то прядка обязательно предательски выбивалась из укладки и смотрелась нелепо.

Лицо было сосредоточением идеала. Оно, высеченное из дорогого камня — ни то из мрамора, ни то из оникса — бесконечно притягивало мой взор. Потому что каждый раз я встречалась с приветливой улыбкой, посвященной мне одной.

Мне хотелось слушать Куроо круглые сутки. Для меня было неважным о чем именно говорила моя родственная душа. Потому что я концентрировалась на ее голосе: глубоком, будоражащем. Порой мужчина намеренно понижал интонацию, дабы поиграть на моих нервах. А я и рада была.

За его шею я никак не могла перестать цепляться. Я крепко обнимала ее в те моменты, когда мы были особенно сильно податливы к жажде стать единым целым. И оставляла легкие поцелуи, чтобы спровоцировать появление румянца на щеках мужчины.

Широкие плечи Тецуро величаво смотрелись на фоне моих хрупких. Ими он закрывал меня от всего на свете. Даже от самой себя. Я наконец обретала спокойствие и чувство защищенности. Могла отпустить всякие проблемы.

Его руки — сильные и крепкие — нежно обнимали меня каждый день. Рано утром и поздно ночью я поддавалась их чувственным прикосновениям. Обводила ногтями проглядывающие вены, заставляя мужчину тем самым хохотать.

Грудь моего соулмейта, подкачанная и почти всегда нагая, тяжело вздымалась в моменты нашей близости. Она покрывалась испариной, и я не испытывала ни капли омерзения от этого вида. Напротив, я завороженно наблюдала за тем, как мелкая роса покрывает смольную кожу. Мне хотелось провести по ней рукой, почувствовать все сосредоточение жара.

Совсем недавно Куроо пригласили на митап в столицу. Мы оба были безумно счастливы такой возможности — Тецуро было необходимо приобрести новый опыт, дабы не уступать в скорости и методах работы новым поколениям программистов. Они резво смещали проверенных годами работников, так что удержаться за свое место казалось непосильным.

Поездка должна была растянуться на пару дней, включая дорогу. После того, как я узнала об этом, я ужаснулась — мы давно не разлучались на такой срок, оттого сложилось впечатление, что нам будет слишком плохо вдали друг от друга. Но подавить страх перед неизвестностью все же пришлось. Мой мужчина заслуживал попасть на этот митап. И я бы никогда не стала препятствовать его развитию.

Я бы поступила не по совести, запрети ему, исходя из своих эгоистичных желаний, поехать туда.

Стоило Тецуро сесть на самолет, а мне вернуться в нашу квартиру — теперь холодную и одинокую — я впала в оцепенение: в моей памяти стали проскакивать обрывки моей прежней жизни. Той, что была до встречи с родственной душой.

Я прокручивала в голове воспоминания, в которых я клялась, что мое счастье будет сосредоточено вокруг одной лишь меня. Я вернулась к тем дням, когда отталкивала мужчину и едва ли не плевалась в него желчью, стоило только пересечься. Некоторые фразы, что я роняла тогда, эхом отбивались о мой череп.

И это казалось забавным до тех пор, пока я не осознала, что объект моей неприязни сменился примерно в тот же период, когда мы наладили с Куроо контакт. Вместо сути соулмейтов я начала ненавидеть себя.

За то, что отпустила все свои убеждения. За то, что так легко поддалась влиянию этой чертовой связи. За то, что спряталась от каждой цели, поставленной в одиночестве, в бесперебойном присутствии соулмейта в моей жизни.

Если бы я только не отбросила нужду в дистанции несколько лет назад, я бы продолжала ненавидеть идею родственных душ. Конечно не самого Куроо — к нему я никогда не испытывала отвращения.

За размышлениями я не заметила, как из глаз брызнули слезы: мое плечо начало гудеть. Скинув с себя домашнюю майку, я подбежала к зеркалу и заметила, что на коже наконец начала расцветать татуировка. Она означала, что связь завершается. Мы с Тецуро становились неделимой единицей. Одним целым.

Маленькое витиеватое изображение кипарисовой лозы тут же отправилось в чат с Куроо. Он отправил мне ответную фотографию: цветы раскинулись на острых ключицах.

А следом появился червь. Все тот же, что и был со мной с самого начала. Все тот же, что изводил меня до тех пор, пока я не окунулась с головой в своего соулмейта. Но впредь его интересы виделись мне более извращенными. Сломленными. И до одури кровожадными. Он выжрал во мне все, что только мог. И начал претендовать на нечто большее.

Я была поглощена изучением своего самочувствия все те оставшиеся сутки, что Тецуро отсутствовал. Мне нестерпимо хотелось разобраться с гнетущим паразитом, выяснить абсолютно все предпосылки, что привели меня к тому состоянию. Я с придыханием рылась в себе.

Но это оказалось бесполезным: мерзкий вредитель уполз внутрь, спрятался за диафрагмой, когда Тецуро постучал в дверь. И мне не оставалось никакого другого выхода, кроме как на время отпустить ситуацию. Обождать.

Мы с соулмейтом сцепились в приветственных объятиях, долго рассказывали о том, как скучали, одновременно с тем осыпая поцелуями лица друг друга. Мы оба все никак не могли прекратить тактильный контакт. В нас разгоралось пламя — самый настоящий пожар. И стоило проследовать в спальню, обнажились, дабы показать узоры на плечах.

С замиранием проводя кончиками пальцев по татуировкам, по нашим телам разливалось блаженство. Мы чувствовали, как связь гудит и ликует. Она грела, заставляла сполна испить наслаждение.

Потом Тецуро обессиленно свалился на постель. Оказалось, что он не смог ни секунды вздремнуть за последние сутки, потому отчаянно нуждался в отдыхе. Я, извинившись за то, что так бесцеремонно напала на него, укрыла его одеялом и побрела к выходу из спальни.

Когда я уже стояла в дверях, меня словно подменили.

Червь почувствовал возможность осуществить задуманное и дал о себе знать: он отравил мое сознание, сильно помутнил восприятие.

Искусно встряв комом в горле, паразит лишал меня воздуха. Колени стали подкашиваться и я едва успела схватиться за косяк.

Во рту расплылся металлический привкус — кажется, мне тогда пришлось прокусить щеку, дабы не потеряться. Но эта попытка оказалась слишком слабой. Я не смогла сохранить здравый рассудок.

В моей голове уверенно обосновалась мысль, что мне нужно со всем покончить. Оборвать красную нить связи с моим соулмейтом, чтобы иметь возможность прожить ровно ту жизнь, которую я так страстно жаждала — я должна была стать счастливой исключительно наедине с собой.

Вернувшись к кровати, я очертила липким взглядом безмятежное лицо Куроо. В его длинных ресницах я не увидела ни капли сомнения, в прикрытых красных губах ни одного намека на беспокойство.

Он доверял мне.

За это я его убила. Задушила во сне.

Я с неведомой мне доселе яростью сомкнула руки на его шее. Так крепко сжала, что ногти впились в тонкую кожу и оставили яркие борозды. С них хлынула кровь — я умудрилась задеть вены и артерии.

Тецуро не пытался сопротивляться. Он даже не разомкнул глаз. Будто уже был готов к этому.

Меня пронзила глухая боль по всему телу: настало время столкнуться с последствиями своего выбора. Жаль, что в нынешних реалиях о них не было принято распространяться.

Тогда бы я… не знаю. Вряд ли смогла бы что-то поменять. Но подготовиться — определенно да.

Я бы почувствовала себя менее преданной, когда на своем опыте убедилась в смысле слова “агония”.

И это звучит весьма странно, я знаю. Но позвольте мне закончить. Тогда вы поймете меня.

Всевозможные страдания градом обрушились на меня. Конечности стали отниматься, и я, рыдая у постепенно остывавшего тела Куроо, вспоминала каждую из прожитых мной жизней. Воспоминания один за другим проносились перед моими глазами, показывая, что в любом из перерождений я убивала своего Тецуро.

Я видела, как сбрасывала его с обрыва, пыталась застрелить и даже разобрать его тело по кусочкам. Меня обуревала животная ярость, когда я обрывала его жизнь. И при этом всем он никогда не боялся меня. Доверял. Принимал смерть от моих рук за благословение.

* * *

Сейчас я пытаюсь смириться с допущенной ошибкой. Сидя у хладных ног своей почившей родственной души. И во мне зудит тоска. Я потеряла себя.

В каждой из своих жизней я была борцом за справедливость. Я чувствовала, что мне не хватает воздуха из-за соулмейтов.

Не хватает и сейчас.

Так что, раз вы читаете эту запись, значит, что я умерла.

Ворон ушел вслед за своим котом.

Как и в любой другой жизни.