Проклятье Чёрных Песчинок (джен)

Туман...

Туман был повсюду, куда ни глянь. Слегка покачиваясь в скрипящей корзине, Элизабет таращила круглые тёмные глаза, но молочно-серая масса клубилась вокруг, скрадывая очертания. Загадочная атмосфера усиливалась под гнётом тихих шелестящих слов, которые Элизабет старательно поскрипывала своим ещё хриплым птенцовым голосом:

— Чир-чиур! Хвосты на ветру.

Синие перья всегда на виду.

Летим и свистим, туман вокруг.

Чир-чиур! Синепёра он друг!

Течения воздух трепещет в крыле.

Скрылись в тумане, теперь мы везде.

Кричи и спасайся, вставай на крыло.

Подхвостье синеет — тебе не свезло!

Чир-чиур! Найдёт тебя сам

Туманный хагсмар — синепёр-капитан!

Элизабет только начала постигать романтику тяжёлых пыльных книг, что её отец, новоиспечённый губернатор поселения где-то в каньонах Сант-Эголиуса, приносил ей в качестве подарков. Больше всего её интересовали книги про синепёров. Те представлялись малышке загадочными птицами, свободными и дерзкими, готовыми на всё, чтобы найти сокровище и спасти даму, попавшую в беду. Элизабет зачитывалась подобными книгами, томно вздыхала на туманы, часто спадавшие в окрестностях реки, у которой они некогда жили. Теперь Амбала была далеко позади — то тут, то там отряд облетал выныривающие из туманных клубов песчаные стены, нависающие над ними и затрудняющие полёт. И мысли о синепёрах, которые могли летать совсем близко, посещали Элизабет всё больше и больше, выливаясь в густой прохладный воздух тихими поскрипывающими песнями.

Чу! Юркая тёмная тень промелькнула рядом с корзиной, и Элизабет пугливо замолчала, сжавшись в пушистый комочек. Зависший в воздухе возле корзины мохноногий сыч недовольно зыркнул на неё острыми жёлтыми глазами.

— Тихо! — проскрипел он, оглядываясь. — В здешних небесах столько синепёров... Хотите беду на нас накликать?

Не успела Элизабет отреагировать, как сверху послышался недовольный клёкот Норрингтона — верного лейтенанта её отца и, по совместительству, неутомимого переносчика её корзины.

— Мистер Гиббс! — недовольно ухнул он, крепче сжимая в когтях свой бесценный груз. — Довольно!

— Она пела про синепёров, — буркнул Гиббс, встряхнувшись — туман оставлял на крыльях влагу, и это здорово ушумляло их полёт. — Не к добру такие песни, когда отряд окутан туманом, помяните моё слово!

— Да, непременно, — ответствовал лейтенант Норрингтон, и в его голосе Элизабет почувствовала лёгкую иронию. — Ступайте.

— Есть, лейтенант, — Видимо, Гиббс тоже её различил. Он снова встряхнулся и, ловко извернув крылья, отлетел к нижней части отряда. Элизабет в последний момент услышала, как он пробормотал себе под клюв: — И птенцы в отряде в такой туман тоже не к добру. Особенно маленькие.

Элизабет подняла голову и посмотрела на Норрингтона. Тот скосил на неё свои большие тёмные глаза — холодные и хищные, они значительно потеплели, стоило только ему кинуть на неё свой взгляд. Элизабет вытянула шейку.

— Разве это не интересно — встретить синепёра? — поинтересовалась она с той непосредственностью, которая была присуща всем юным птенцам, не имевшим опыта встречи с теми, кого боялись многие отдалённые поселения.

Норрингтон издал тихое и мелодичное "Ух-хух".

— Не очень, мисс Суонн, — заметил он. — Ведь они мерзавцы и злодеи. И я приложу все силы к тому, чтобы всякий, кто носит синее подхвостье, получил по заслугам. Отправился на корм рыбам. — Он довольно прищурился, мягко следя за ней.

Элизабет содрогнулась. Страх оказаться в воде был присущ ей, как и всем другим цивилизованным птицам. В воде пух быстро намокал и утягивал совёнка под холодную толщу, и Элизабет строго-настрого было запрещено приближаться к рекам. Отец говорил, что даже взрослые совы не всегда могли выплыть — и это при учёте, что были они здоровыми. Но синепёра перед отправлением "на корм рыбам" всегда готовили. Элизабет слышала о том, как это происходило — преступника ощипывали, вырывая с корнем перья, пух, всё, что могло помочь ему выплыть. Ощипанный синепёр в воде становился беспомощным и тонул — если раньше не погибал от мгновенного холода пробравшейся к сердцу воды. Элизабет представила, как это больно и страшно, и распушилась. Холод прошёлся по её телу, хотя воздух вокруг как будто, напротив, потеплел.

— Лейтенант! — Уэзерби Суонн подлетел тихо, не скрывая своего недовольства. — Я ценю ваш пыл, но меня тревожит, что подобные разговоры ведутся в присутствии моей дочери.

— Виноват, губернатор Суонн, — покаянно вжал голову в плечи Норрингтон.

Уэзерби Суонн кивнул и вытянул лапы — пришла его очередь нести корзину с любимым птенцом. Норрингтон аккуратно передал её, после чего размял лапы и, ловко сманеврировав мимо очередной песчаной стены, направился осмотреть отряд. Они не разлетались слишком далеко, чтобы не потерять друг друга в тумане. Да и воздушные потоки здесь были не такими сильными, как в небе над лесами. Но осторожность не будет лишней.

Элизабет завороженно проследила за лейтенантом взглядом. Его ловкие пёстрые крылья так легко вспарывали туманный воздух, что Элизабет хотелось и самой попробовать себя в полёте. К сожалению, пока что её тело покрывал лишь тусклый серый пух — до перьев, а следовательно, и до полётов было ещё далеко. Она вздохнула и перевела взгляд на отца — тот, не будучи столь сильным, как Норрингтон, слегка потрясывал корзину, но старался держать полёт плавным.

— Всё это так увлекательно, — векнула Элизабет; несмотря на мрачные предсказания Гиббса и не менее мрачные думы об ощипанных и утопленных синепёрах, путешествие увлекало её. Элизабет нравилось видеть новое и неизведанное. Она точно не была домоседкой.

— Да. Это меня и тревожит, — признался Уэзерби Суонн. Ему-то точно не нравились никакие путешествия. Если бы не назначение, которого он так ждал, и не преждевременная, абсолютно неожиданная кончина его супруги, миссис Суонн, то Уэзерби и клюва бы с родного поместья в Амбале не высунул. И уж точно он не был доволен тем, что его дочь с самых юных лун была так увлечена полётами и негодяями. Ох, не доведёт её это до добра!

Они летели дальше в тишине. Элизабет хотелось спеть ещё, но где-то рядом сновал шумно шелестящий крыльями Гиббс, и Элизабет не хотела усиливать его тревожное состояние. Матушка всегда говорила, что не все совы обладали крепким мускульным желудком. Элизабет совсем не желала стать причиной, из-за которой Гиббс мог отрыгнуть погадку. Это действие было не слишком приличным при посторонних, и Элизабет точно не хотела, чтобы Гиббс опозорился.

Внезапно что-то привлекло внимание Элизабет, которая как раз, опустив голову на край корзины, разглядывала проплывающие мимо нечёткие очертания туманных склонов. Она прищурилась и вдруг ахнула, громко векнув:

— Смотрите, птенчик! Там птенчик!

Уэзерби Суонн вздрогнул, его когти со скрипом сжались на ручке корзины. Он остановился, шумно хлопая крыльями. Рядом послышались ещё взмахи.

— Птенец внизу! — зычный звонкий голос лейтенанта Норрингтона разорвал окрестную тишину. — Все по местам! Снижаемся!

Военные птицы быстро и дисциплинированно спустились. Уэзерби Суонн аккуратно опустил корзину на ближайший пологий выступ и сел рядом, прислонившись к корзине боком. Элизабет видела, как он пристально всматривался в происходящее снизу — тёмные глаза, не моргая, следили за спасением невесть откуда взявшегося птенца.

— Не путайся под лапами!

— Совсем юн!

— Дышит, дышит! — раздавались возбуждённые перекрикивания солдат, разбавляемые лязгом боевых когтей, шелестом крыльев и мерным гулом разливающегося вокруг тумана.

Кто-то из солдат поднялся выше и осторожно опустил птенца недалеко от корзины Элизабет. Та тотчас склонила голову набок, разглядывая неожиданного незнакомца. Это был молодой совёнок, едва ли старше её самой. Покрытый таким же серым пухом, влажным и свалявшимся от грязи и капель тумана, он казался маленьким и невзрачным. И как она вообще его заметила? Элизабет мысленно воздала благодарность Глауксу — без его доброй воли точно не обошлось.

— Святой Сорен! — раздался неподалёку выдох Гиббса. Следом он уже громче чиуркнул: — Чуть севернее гляньте, лейтенант!

Норрингтон, склонившийся было над спасённым птенцом, резко повернул голову в указанном направлении. Элизабет также вытянула шею, пытаясь разглядеть что-то за силуэтами столпившихся и зависших в воздухе вокруг сов. Она почувствовала лишь тёплый воздух, который теперь уж точно не был нормальным — клюва коснулась искра жара, словно где-то неподалёку горел тёплый камин. Элизабет поняла, что увидел Гиббс, ещё до того, как кто-то выдохнул:

— Пожар! Там... горит что-то.

— Деревья?

— Молний давно не было. Что это?

— Стоянка торговцев, вестимо, — проскрипел Норрингтон. Элизабет вновь видела только его пёструю спину — лейтенант был всецело поглощён разглядыванием деталей в разорванном клочками тумане. — Или кузнецов. У них всегда полно огня. Но что стало причиной пожара? Обычно они более... осмотрительны.

— У всех сейчас на уме одно, — пробормотал Гиббс, нервно царапая когтями скалу чуть выше того выступа, на котором находилась Элизабет. — Синепёры!

Уэзерби Суонн недовольно щёлкнул клювом.

— Ну нет, не вижу доказательств, — нервно произнёс он. — Виной всему случайность.

Норрингтон распахнул крылья, пытаясь поймать нужный поток.

— Том, Грин — по левому флангу. Гиббс, Шлейм — летите правее. Нужно убедиться, что больше никому не нужна помощь! — проскрипел он, легко срываясь с уступа.

Солдаты, перекрикиваясь, направились к горящим в тумане всполохам. Уэзерби Суонн тревожно огляделся. Место, где они приземлились, было закрыто сверху выступающим камнем, и подлететь неожиданно со спины никто не мог. Чуть успокоившись, губернатор также раскрыл крылья, собираясь осмотреть местность вокруг.

— Элизабет, присмотри за бедным совёнком, — негромко ухнул он, кивая на бесчувственного птенца. — Взрослые заняты. Останься с ним.

Элизабет кивнула и, проследив за полётом отца, выбралась из корзины. Вблизи птенец казался ещё более беспомощным, будто пойманная кем-то пушистая погадка. Высыхая в тёплом воздухе, его пух сминался в свалянные серые жгуты. Элизабет, привыкшая к чистоте, внутренне поёжилась. Она подошла вплотную, разглядывая спасёныша. Тот, судя по всему, тоже был неясытью — серой или рыжей, пока что это узнать не было дано никому, даже Глауксу.

Элизабет потянулась лапкой к совёнку — там, под слоем пуха и грязи, он дрожал. Его кожа была влажной и горячей. Не успела Элизабет отметить этот факт, как вдруг совёнок звонко пискнул. Его лапы, ранее неподвижно вытянутые вдоль тела, резко ожили и вцепились в протянутую лапу Элизабет. Она дёрнулась от неожиданности, но совёнок оказался неожиданно сильным. Он приоткрыл мутные тёмные глаза и глянул на Элизабет с бесконечным ужасом.

— Не бойся! — пискнула Элизабет, тихо и мягко, стараясь успокоить его. — Меня зовут Элизабет Суонн, — добавила она, зная, что светский разговор всегда успокаивал быстрее.

Взгляд совёнка остановился на её лицевом диске. Он медленно моргнул верхним веком, словно пытался выйти из мутного ступора. Покрытый пылью клюв вновь приоткрылся, но в этот раз вместо беспорядочного писка из него вырвался тихий и скрипучий ответ:

— Уилл... Тёрнер...

Здорово! То, что совёнок, Уилл, понимал её, вызвало у Элизабет волну облегчения. Она позволила себе слегка расслабиться и тихо, одобряюще, векнуть.

— Я буду здесь, Уилл, — пообещала она, слушая его сиплое надсадное дыхание.

Несколько мгновений Тёрнер, быстро моргая, смотрел на неё. Его тревожно вздымающаяся грудка слегка опала. Без каких-либо дополнительных звуков, увидев в глазах Элизабет лишь спокойствие, которого ему так недоставало, перепуганный Уилл позволил себе то, чего боялся сделать ранее — полностью погрузиться в теневой мир. Он бессильно обмяк на плато, его голова безжизненно опала набок. Но Элизабет видела, как подрагивало его тело, подчиняясь дыханию, и поняла, что совёнок просто-напросто потерял сознание.

— Бедненький, — прошептала она, вновь проведя освобождённой лапкой по свалявшемуся пуху.

Чу! Внезапно маленькие коготки наткнулись на что-то, спрятанное в серой спутанности. Элизабет озадаченно моргнула. Осторожно поддев коготками это "что-то", она потянула его на себя. Раздался тихий шелест расщёлкнувшегося ремешка, и в лапке Элизабет остался странный вытянутый предмет. Это была небольшая стеклянная колбочка, заострённая, как кристалл, и опоясанная ремешком. Она тускло поблёскивала в огненных всполохах, просвечивающих сквозь туман. Элизабет поняла, что это был песхран — так называемый "переносчик песчинок", которые часто использовали военные, чтобы закрывать опасные песчинки и не давать им губительно воздействовать на мускульный совиный желудок.

Элизабет завороженно посмотрела на сокрытую в песхране песчинку. Та была черна, словно самая тёмная ночь — та, что отрицала даже свет луны и звёзд. В глубине её проходили тусклые золотистые искры, будто всполохи молний гуляли по тревожной черноте. Элизабет видела песчинки — пару раз, когда заходила с отцом и Норрингтоном в арсенал и видела охраняемые там песчинки, конфискованные у синепёров и переложенные в целые песхраны: такой нигде не было. Она была по-своему красива... и пугающа. Какое счастье, что она не могла воздействовать на неё.

Но откуда у маленького птенца такая опасная вещь? Матушка и отец не раз говорили Элизабет — хранение песчинок опасно для хранителя и всех окружающих и карается законом. Неужели Уилл... синепёр? Только у них хватало отсутствия мозгов, чтобы использовать такую опасную вещь.

Немедленно взгляд Элизабет опустился ниже — туда, где перья, пух, даже сама кожа выдавала помеченных преступников. Чисто. И правда, ну кто в здравом смысле возьмёт такого юного совёнка в разбойники? Сжавшийся было мускульный желудок чуть расслабился. Элизабет переступила с лапы на лапу.

— Он что-то сказал? — раздался сзади беспокойный голос Норрингтона.

Элизабет действовала быстро, не думая. Поджав под пух лапы с зажатым в одной из них песхраном, она резко обернулась и увидела снижающегося лейтенанта. Тот подозрительно посматривал на Уилла. Рядом послышался хлопот отцовских крыльев.

— Его зовут Уилл Тёрнер. Он назвал только имя, — отрапортовала Элизабет, стараясь сильно не дрожать — впрочем, Норрингтон, скорее всего, воспринял бы её дрожь вполне естественно.

Он кивнул, важно и по-деловому, после чего обернулся к подлетевшим солдатам, чётко отдавая приказы:

— Освободите одну из корзин. Шлейм, понесёшь Тёрнера.

Молодая неясыть кивнула, отдав честь лапой, и направилась к корзинам, в которых отряд нёс оружие и провизию. Норрингтон продолжил маневрировать вокруг, строя своих подчинённых и пытаясь вернуть дисциплину, слегка подпорченную неожиданной встречей с разрушенным — теперь уж точно, после разведки мрачные предсказания Гиббса сбылись, — синепёрами лагерем торгующих кузнецов, чьи трупы теперь украшали тлеющие скалы вокруг. Уилла окружили молодые солдаты, аккуратно помещающие его в освобождённую от груза корзину.

Элизабет забралась в свою. Песхран холодил её сквозь кожу лапы и пух; стекло всё никак не хотело согреться, словно песчинка внутри вытягивала всё тепло. Элизабет молча терпела; почему-то ей не хотелось, чтобы Норрингтон или отец решили, что Уилл хоть как-то причастен к синепёрам.

Наконец отряд стабилизировался и вновь встал на крыло. Вокруг снова сгустился туман, когда они пролетели горящую стоянку и отправились дальше, следуя изгибу каньона. Пока отец не видел, сосредоточенно управляя полётом, Элизабет осторожно вытянула песхран и вновь залюбовалась песчинкой — несмотря на зловещую ауру, будто повисшую над ней, та была невероятно красива.

Чу! Краем глаза Элизабет почувствовала движение сбоку. Сначала она подумала, что это кто-то из солдат снизился, чтобы проверить местность. Но... это была птица куда мельче самого молодого солдата из стаи Норрингтона. Это был... кто-то...

Кто-то с синим хвостом. Или... подхвостьем?..

Элизабет резко обернулась. Её взгляд широко открывшихся глаз выхватил из киселя тумана несколько отмеченных синим птичьих силуэтов. Те быстро растворились в туманной дымке, словно их не существовало вовсе — ни одна сова Норрингтона не почувствовала угрозы.

Элизабет ощутила дрожь, сотрясающую мускульный желудок. Она рвано выдохнула, крепко зажмурилась...