Мир Фукамачи (джен)

— Останься здесь, — голос Тацуи Данно звенит настоящей яростью. Но сейчас не неделя гнева, отчего же Данно-сан так зол? Мозг Фукамачи четко фиксирует каждую мелочь, выбивающуюся из привычного хода вещей.

Размеренности жизни Данно-сана завидуют многие. Но никому не удается даже приблизиться к его своеобразному идеалу существования, тщательно выверенному и сбалансированному. Иногда Фукамачи кажется, что Данно-сан возвел вокруг себя стеклянные стены, через которые он все видит, но разбить их и подойти ближе невозможно, потому что любопытство — это последнее, что одобряет Данно-сан по отношению к себе.

Данно-сан любит загадывать загадки, но самую неразрешимую из них представляет он сам. Никто и никогда не сумеет ее разгадать. Пожалуй, ближе всех к правильному ответу подошел тот человек, при разговорах с которым Данно-сан улыбается. Когда Фукамачи впервые увидел улыбку, на мгновение словно осветившую привычную каменную маску на лице Данно-сана, то он не сразу смог поверить своим глазам. Понадобилось некоторое время, чтобы привыкнуть к тому, что Данно-сан умеет быть живым. Хотя бы в те мгновения, когда голос Икуо Рюдзаки, полицейского из второго отдела полиции Синдзюку, раздается в телефонной трубке Тацуи Данно. Пожалуй, Фукамачи даже как-то слишком быстро привык, что именно он все чаще устраивает так, чтобы на счету Рюдзаки появилось очередное раскрытое дело. Жаль только, что Фукамачи вряд ли узнает, почему из своего прошлого Данно-сан забрал только Рюдзаки. Их должно объединять что-то по-настоящему важное, ведь самый талантливый и удачливый вакагашира группировки якудза Абико никогда не разменивался по мелочам.

А еще он любит играть. Иногда Фукамачи кажется, что в детстве Данно-сану не дали шанса почувствовать себя ребенком. И сейчас, с какой-то маниакальной настойчивостью, он заполняет пустоту в своем сердце, устраивая себе праздники длиной в неделю. Только вряд ли ему их достаточно. Порой пустоту в душе невозможно заполнить так легко. Фукамачи знает это слишком хорошо. Но если даже на секунду Данно-сан получал то, о чем мечтал, то Фукамачи был готов мириться с любыми, даже самыми причудливыми, играми. Просто потому, что Фукамачи слишком хорошо помнит собственное детство, наполненное счастьем, чтобы отказывать кому-то другому в мгновениях настоящей радости. Тем более Тацуе Данно, чьи будни порой представляли собой кошмарный сон, от которого не так-то просто было проснуться.

Именно тогда маска невозмутимости намертво приклеивалась к лицу Данно-сана, заставляя всех окружающих думать, что он — человек, которому не присущи людские слабости. И неважно, что он делал, репутация безжалостного и холодного человека, для которого человеческая жизнь значит не больше, чем докуренная до фильтра сигарета, уже никогда не станет иной.

Несколько раз Фукамачи становился свидетелем того, каким беспощадным человеком мог быть Данно-сан. Как полгода назад, когда он лично забил до смерти парня, вколовшего для развлечения своей младшей сестре убойную дозу синтетической наркотической дряни. Почти парализованная пятнадцатилетняя девчонка умирала в муках несколько часов в запертом доме, пока ее брат шлялся по борделям. Именно в одном из них его и нашли спустя неделю. После того, как к Данно-сану прямо на улице, не побоявшись никого и ничего, подошла подруга умершей девочки и попросила помочь ей заставить убийцу получить по заслугам, потому что полиция бездействовала.

Фукамачи понял, что живым тот человек не уйдет, стоило ему показаться на пороге склада, куда приказал его доставить Данно-сан. Бледный и трясущийся подонок, рухнувший на колени и молящий о пощаде, не заслуживал даже внимания, которое уделил ему Тацуя Данно, так и не сумевший убрать с лица выражение брезгливости. Данно-сану не понадобилось много ударов, чтобы никчемная жизнь окончательно ушла из тела того, кто своими поступками приблизил собственную смерть.

Фукамачии сам уничтожил одежду и обувь Данно-сана, потому что последний точно не хотел вспоминать тот день. Нет, не из-за того, что отобрал чью-то жизнь. Просто это был один из способов отмыться от грязи, принесенной тем человеком в размеренное существование Данно-сана, ввидевшего и делавшего за свою жизнь многое, что обычным людям показалось бы ужасным, никогда не отступал от своеобразного кодекса чести, который почти всегда не был понятен для окружающих. Лишь Икуо Рюдзаки, чье лицо на мгновение стало так похожим на лицо Данно-сана, когда тот наносил смертельный удар, одобрительно кивнул, узнав о произошедшем на очередной встрече с другом.

И именно тот вечер стал первым из многих, когда Данно-сан разрешал Фукамачи заезжать за ним в европейский ресторан, где обычно пил свое молоко Икуо Рюдзаки, пока Данно-сан молча смотрел в окно на яркие огни ночного города. Тогда Такеши Фукамачи понял, что его впустили за стеклянные укрепления. Ему стали доверять. Пусть не так, как Данно=сан доверял Рюдзаки, но ради сохранения и этого доверия Фукамачи был готов на все.

— Пожалуйста, подгони машину, мы уезжаем, — в голосе Данно-сана больше не было ярости, только спокойная рассудительность и обманчивая мягкость, присущая этой неделе, проходящей под знаком безукоризненной вежливости и ласковой улыбки.

Фукамачи поклонился и вышел из кабинета, не оглядываясь, но чувствуя, что Данно-сан улыбается ему вслед. Фукамачи был доволен, что все вновь встало на свои места. Он не любил, когда что-то нарушало привычный ход вещей в мире Тацуи Данно.