Греза моя (гет)

Греза моя, красота невозможная,

Счастлив служенью мечте изнуряющей,

Я бы и сам тебя выдумал, может быть,

Если бы ты не была настоящая.

Роман Сусалев «Ласточка»

 

950-952

Сааведра устремилась к выходу, Сарио шагнул вслед за ней, но тут на его локоть осторожно легла старческая рука.

— Не надо, пусть идет. Для нее моя истина слишком нова, слишком непривычна. Ей нужно время.

Сарио высвободил локоть.

— Я приду позже, — бросил он через плечо и выскочил из палатки, больше не слушая старика. — Ведра, постой!

Но она успела раствориться в толпе гуляк. Сарио раздраженно выругался сквозь зубы. И где теперь ее искать? Почему-то мысль о том, чтобы дать ей уйти, отпустить, была невыносима. И тут впереди в толпе мелькнули черные кудри, и Сарио устремился туда.

Он нагнал ее на сокало Грандо. Сааведра забралась на парапет фонтана перед громадой собора, наклонилась и до плеч погрузила руки в холодную воду, плеснула на лицо и тряхнула головой. Сарио остановился. Только что он бежал за ней с одним стремлением остановить, а теперь просто стоял в стороне и наблюдал. Да что с ним такое сегодня?

Но зрелище того, как вода стекает по лицу и шее Сааведры, намочив платье на груди, было завораживающим. И, видимо, заметил это не только он. К фонтану подошел какой-то чирос, с нахальным самодовольным видом заговорив с Сааведрой. Сарио было не слышно слов, но он видел, как нахмурилась Ведра, отвечая ему.

Кулаки сжались помимо воли, и Сарио двинулся вперед.

— Что может быть нужно мужчине от женщины? — засмеялся наглый парень.

Сарио скрипнул зубами, готовый врезать наглецу. И тут Сааведра тряхнула головой, откидывая назад мокрые волосы. Брызги полетели во все стороны, и чирос отшатнулся от них. Сааведра ухмыльнулась.

— Какой пыл! Не остудить ли его в фонтане? — она зачерпнула воды и плеснула ему в лицо.

Сарио ухмыльнулся, подавив желание зааплодировать. Да, ей палец в рот не клади. И Сааведра в гневе — это отдельный вид прекрасного. Надо будет как-нибудь написать ее такой.

— Канна! — взъярился чирос и стиснул тонкое запястье Сааведры. — Как ты смеешь?! Утоплю.

А вот это уже лишнее. Сарио тут же оказался рядом, с размаха врезав парню в скулу. Тот покачнулся и отпустил Сааведру. Сарио загородил ее собой, процедив сквозь зубы:

— Убирайся!

Но тот быстро взял себя в руки и оскалился на него.

— А ты кто такой, мальчишка? Шел бы отсюда подобру-поздорову.

— А то что? — ухмыльнулся Сарио.

Парень без разговоров ринулся на него, но просчитался. Изящное телосложение Сарио многих вводило в заблуждение, но драться он умел, хотя и не любил — художник должен беречь руки. Много усилий не потребовалось — чирос был смел и ловок только с беззащитными женщинами, и вскоре вынужден был с позором ретироваться.

Сарио повернулся к Сааведре.

— Всё хорошо?

Она кивнула, глядя на него расширившимися серыми глазами.

— У тебя кровь, — прошептала она и потянулась, чтобы провести пальцами по скуле.

Сарио в свою очередь коснулся этого места, почувствовав влагу под пальцами. Скулу немного саднило, но ничего особенно серьезного.

— Ерунда, — пожал он плечами и сразу же спросил: — Ведра, почему ты ушла?

Она тут же ощетинилась, вся мягкость из взгляда исчезла.

— Этот эстранхиеро опасен. Кто знает, что у него на уме и чему он собирается тебя учить? Как ты можешь ему доверять?

— Я и не доверяю, — возразил Сарио. — Но знания есть знания. Почему бы не воспользоваться возможностью научиться чему-то новому? — и, прежде чем она успела ответить, добавил: — Не беспокойся, Ведра, я не собираюсь плясать под его дудку, чего бы он от меня ни хотел. Я не тза’аб, как он почему-то считает. Я Грихальва. Но те знания, что он хочет мне передать, никогда не помешают.

Сааведра некоторое время с сомнением смотрела на него, а потом вздохнула и кивнула.

— Обещай, что не зайдешь слишком далеко.

Сарио прикусил губу, размышляя. Понятия о «слишком далеко» у них могли различаться. Но ведь она не уточнила, что подразумевала под этим. Так что он искренне ответил:

— Обещаю.

Сааведра улыбнулась, и старик тза’аб и хранимые им тайны немедленно забылись. Она зачерпнула воды, чтобы смыть кровь с лица Сарио, и прикосновение ее тонких пальцев чувствовалось благословением. Когда из подруги детства она стала чем-то гораздо большим? Его миром, его жизнью, его Луса до’Орро.

Сосредоточенное выражение на ее красивом лице было до невозможности очаровательно — настолько, что хотелось ее поцеловать. Сарио брызнул в нее водой, чтобы отвлечься от глупых мыслей. Сааведра взвизгнула от неожиданности — все-таки вода в фонтане была холодной, особенно по контрасту с полуденной жарой — и брызнула на него в ответ. И вот они уже со смехом брызгались друг в друга, будто маленькие дети.

Сознание не отметило того момента, когда оба оказались в фонтане, насквозь мокрые, и Сааведра прыгнула на него, пытаясь утопить. Сарио увернулся, но всё равно упал, подняв кучу брызг, однако успел схватить Сааведру, утянув ее за собой. Когда они вынырнули и поднялись на ноги, с обоих ручьями текла вода, одежда прилипла к телу, но так весело Сарио давно не было. Да, пожалуй, никогда не было.

Желание поцеловать ее — вымокшую, смеющуюся, раскрасневшуюся, с сияющими серыми глазами — стало невыносимым. И на этот раз Сарио не стал ему сопротивляться. Сааведра удивленно замерла на мгновение, но в следующую секунду уже с пылом ответила, заставляя окончательно потерять голову. Ни одна женщина не вызывала в его груди такого бешеного восторга и желания никогда не отрываться от нее.

До сих пор Сарио считал, что удовольствие от любовных утех сильно преувеличивают — творчество дарило ему гораздо больше наслаждения. Но это было до того, как он поцеловал Сааведру.

— Ведра, — выдохнул он, когда они оторвались друг от друга, — не уходи, не оставляй меня. Я не смогу без тебя.

— Ни за что, — ответила она. — Я тоже не смогу без тебя.

Сарио потянулся снова поцеловать ее, но Сааведра приложила ладонь к его губам.

— Не здесь. Пошли домой.

Он кивнул. Продолжающая праздновать толпа не обращала на них особого внимания, но всё равно не стоит устраивать шоу для окружающих.

По пути Сааведра достаточно пришла в себя, чтобы вспомнить:

— Сарио, меня ведь послал Раймон. Он хотел срочно тебя видеть.

Сарио поморщился. Идти сейчас к Раймону совершенно не хотелось, что бы там ни случилось. Но лучше все-таки не бунтовать слишком откровенно против Вьехос Фратос. По крайней мере пока. Он тяжело вздохнул.

— Ладно, — а потом ухмыльнулся Сааведре. — Дождешься меня?

Она засмеялась, покачав головой, и он упивался звуком ее смеха.

— Конечно. Приходи, как только освободишься.

* * *

Сарио стремительным шагом направился в сторону кречетты, где собирались Вьехос Фратос, а Сааведра пошла к себе. Улыбка не желала сходить с губ, от недавнего мрачного настроения не осталось и следа. Ее всё еще беспокоило желание Сарио учиться у старого тза’аба, но это беспокойство вытеснили другие чувства. Не переставая улыбаться, Сааведра коснулась кончиками пальцев губ, по-прежнему чувствуя эхо прикосновения к ним губ Сарио. Этот поцелуй был самым волшебным, что с ней случалось до сих пор. Сарио всегда был самым близким ее другом, но до сих пор она была уверена, что только другом. И только сейчас осознала, насколько ошибалась.

В ушах до сих пор звучал его страстный шепот: «Не уходи, не оставляй меня».

— Я всегда буду рядом, — едва слышно произнесла Сааведра в пространство. — Мой Сарио.

В конце концов, он всегда был ее Сарио, а она — его Сааведрой. Это не изменится.

Единственное, что царапало душу — то, что он, как Одаренный, не мог иметь детей. А она всегда хотела детей. Но Сааведра решила пока не думать об этом. В данную секунду она была слишком счастлива, и не хотелось это счастье омрачать проблемами, которые неизбежно встанут перед ними.

Придя в свою комнату, Сааведра сразу схватила лист бумаги и карандаш — ей хотелось немедленно зарисовать Сарио, каким он был в фонтане: мокрый, смеющийся и невыносимо привлекательный. Быстрыми штрихами она наметила фигуру и лицо, а потом принялась прорабатывать детали: Прилипшие ко лбу мокрые черные пряди, стекающие по красивому смуглому лицу капли, темные смеющиеся глаза. Она так увлеклась, что совершенно потеряла счет времени.

— Отличная работа, — вдруг раздался рядом с ней знакомый голос, и Сааведра вздрогнула. — Только вот здесь надо…

Она успела схватить Сарио за руку, прежде чем он взял карандаш, чтобы подправить ее рисунок.

— Не делай этого, — сказала она.

И он опустил руку, улыбнулся ей почти смущенно, если такое выражение в принципе было возможно на лице Сарио.

— Извини, — произнес он. — Я не хотел тебя обидеть. Просто…

Просто он видит ошибку в рисунке и инстинктивно стремится ее исправить — такова его натура, натура иллюстратора, Одаренного. Сааведра со слабой улыбкой покачала головой.

— Просто скажи, что не так, чтобы я исправила сама.

— Вот здесь добавить тени, и рисунок станет глубже, — принялся он объяснять. — Здесь линия слишком прямая. И пропорции слишком идеальные, — ухмыльнувшись, он добавил: — Я, конечно, польщен, что ты видишь меня таким, но ни одно человеческое лицо не бывает настолько симметричным.

Сааведра фыркнула и принялась быстро исправлять работу. Теперь, когда он указал, она тоже видела эти недостатки. Она слышала, как Сарио прошел по комнате и присел на подоконник.

— Что нужно было Раймону? — спросила она, не отрываясь от рисунка.

— Артурро умер, — голос Сарио звучал абсолютно ровно, но, когда Сааведра пораженно вскинула голову, чтобы посмотреть на него, в его глазах на мгновение мелькнула печаль и тут же исчезла. — Теперь будут выбирать нового Премио Фрато.

— Есть предположения? — спросила Сааведра, окончательно забыв про рисунок.

Сарио пожал плечами.

— Раймон опасается, это будет Оттавио.

— Опасается?

Сарио помрачнел и кивнул.

— Оттавио больше всех боится меня и давно бы уже добился каких-нибудь карательных мер, если бы Раймон не сопротивлялся.

— Боится? — нахмурилась Сааведра. — Почему?

Сарио криво усмехнулся.

— Слишком яркий огонь, слишком сильно пылает — они все боятся обжечься и мечтают его пригасить, — его темно-карие глаза яростно сверкнули. — Но я им этого не позволю!

Сааведра обеспокоенно прикусила губу и уже собиралась посоветовать ему не нарываться, хотя и знала, насколько это бесполезно, но Сарио продолжил гораздо более веселым тоном:

— Раймон дал мне свое благословение делать всё, что я сочту нужным, чтобы стать Верховным иллюстратором.

Брови Сааведры поползли наверх. Раймон с ума сошел? На Сарио и так никакой управы нет, а он еще поощряет его вместо того, чтобы притормозить немного. Сарио правильно истолковал ее изумление.

— Я тоже удивился. Но, видимо, ему, в отличие от остальных Вьехос Фратос, надоело ждать.

Он ухмыльнулся с таким самодовольным и торжествующим выражением, что Сааведра обреченно вздохнула. Значит, задача притормаживать Сарио ложится целиком на ее плечи. Ну, спасибо тебе, Раймон!

— Эйха, хватит о серьезном, успеется еще, — решительно заявил Сарио и, подойдя к ней, наклонился, чтобы поцеловать ее. — Всё это время мечтал это сделать.

Сааведра засмеялась и в свою очередь поцеловала его. Все тревоги и сомнения тут же вылетели из головы.

* * *

Сааведре безумно нравилось наблюдать за тем, как Сарио пишет. Она сидела на его кровати, подтянув колени к груди и обняв их руками, а он стоял за мольбертом спиной к окну. Брови сосредоточенно сошлись на переносице, губы поджаты, а в глазах сияет свет — Луса до’Орро. Даже солнце, льющееся в небольшую комнату из окна, казалось тусклее этого света. Он целиком отдавался своему искусству, точно всё его существо охватывало ослепительное, всепожирающее пламя, и Сааведра просто не видела больше ничего вокруг.

Сарио писал потрет дона Алехандро. План родился, когда по городу разнеслась весть о том, что герцог Бальтран собирается ехать в Пракансу, чтобы предложить брак между их принцессой и своим сыном. В такие посольства всегда брали портрет жениха, чтобы невеста могла заочно познакомиться с ним.

— Надо показать герцогу, что картины Серрано — просто мазня. Показать, что такое настоящее искусство, — сказал тогда Сарио.

— И как ты собираешься этого добиться? — скептично спросила Сааведра. — Никто не закажет нам писать портрет Алехандро, поскольку Серрано — всё еще Верховный иллюстратор и это его работа.

Сарио ухмыльнулся.

— Не закажет. Но мы предложим сами.

— Каким образом?

— Я подброшу потрет в Галиерру до’Веррада — герцог Бальтран любит там бывать и не сможет пройти мимо.

Самонадеянно. Но, с другой стороны, правда — мимо картин Сарио пройти невозможно.

Вначале он сделал несколько набросков с натуры — благо наследника герцога легко можно было встретить в городе и в той же Галиерре до’Веррада, — а потом принялся писать портрет. Сарио торопился — потрет надо было закончить раньше, чем герцог Бальтран уедет со своим посольством — и работал, почти не отходя от мольберта. Он бы, пожалуй, перестал есть и спать, если бы Сааведра не напоминала ему.

У него была еще одна идея — вывести из строя Сарагосу Серрано с помощью магии тза’абов, которой его научил тот старик. Чтобы уж наверняка. Кроме того, тогда пост Верховного иллюстратора освободится, и не придется ждать смерти герцога Бальтрана. Но Сааведра воспротивилась этому.

— Свой Пейнтраддо Чиеву ты спрятал, чтобы никто не смог воздействовать на тебя, а с другим человеком хочешь такое сотворить? — возмутилась она.

— Это же Серрано. Мир ничего не потеряет, если он не сможет больше писать, — отмахнулся Сарио. — Наоборот — выиграет.

Сааведра нахмурилась.

— Не тебе решать, кто чего достоин.

— Вообще-то… — начал Сарио, но она не дала ему договорить.

— Нет. Не начинай про то, что твой Дар дает тебе право на такие вещи. Помнишь, что ты мне обещал? Не опускайся до уровня тза’абов.

Сарио насупился, но на этот раз уступил, решив сосредоточиться пока на портрете Алехандро.

— Там видно будет, — сказал он.

Пришлось Сааведре удовлетвориться этой уступкой. Она понимала, что большего сейчас от него всё равно не добьется. А если на него надавить сильнее, он замкнется, и тогда будет только хуже.

 

Сарио отступил от мольберта и, слегка прищурившись, принялся изучать картину — искал изъяны. Добавил еще несколько мазков, наконец удовлетворенно кивнул и поднял взгляд на Сааведру.

— Ведра?

Приглашал ее оценить работу и внести предложения, если таковые у нее имеются. Сааведра лучезарно улыбнулась и спрыгнула с кровати, чтобы обойти мольберт и встать рядом с Сарио. Она каждый раз чувствовала себя безмерно польщенной, когда он отдавал на ее суд свои творения. Она знала: он действительно ценит ее мнение. А еще считал ее Одаренной вопреки тому, что женщины Одаренными не бывают, все это знали. Сааведра не очень-то ему верила, считая, что он просто пристрастен, но его уважение к ее суждению всегда вызывало радостный трепет.

На ее взгляд портрет был идеален. Алехандро до’Веррада смотрел с него как живой. Легкая улыбка не открывала кривой зуб — не стоит сразу показывать невесте недостатки жениха, — светлые глаза будто заглядывали прямо в душу.

— У Пракансийской принцессы нет никаких шансов, — уверенно озвучила Сааведра свой вывод.

Сарио довольно ухмыльнулся.

— Значит, остается подкинуть потрет в Галиерру.

Он притянул Сааведру в свои объятия, чтобы поцеловать, и вдруг заявил:

— А давай поженимся?

Она удивленно поморгала.

— Ты серьезно?

— Абсолютно.

Это не слишком приветствовалось: от всех женщин Грихальва ожидалось, что они будут рожать детей и надеяться, что те станут Одаренными. Но и не запрещалось — ведь детей можно родить не только от мужа. Сааведре с детства внушалась эта миссия, и сейчас она не знала, насколько желание иметь детей было ее собственным, а насколько взращенным семьей. А с другой стороны, она в любом случае не могла представить себя с каким-то другим мужчиной. Так что…

— Почему бы и нет? — ответила она.

Сарио улыбнулся и снова поцеловал ее.

Поженились они в тот же день, что подбросили потрет в Галиерру, и отпраздновали и то, и другое весьма приятным образом.

Вскоре стало известно, что трюк удался. Герцог Бальтран оценил работу Сарио и взял с собой именно его портрет, из-за чего весьма громко поскандалил с Сарагосой Серрано. Сарио торжествовал. Сааведра невольно заразилась его настроением.

Правда, они вновь вернулись к спору о допустимости калечить Серрано. И всё еще спорили, когда несколько дней спустя пришло известие о том, что герцог Бальтран погиб, не доехав до Пракансы. Новый герцог по традиции должен был выбрать нового Верховного иллюстратора. Необходимость устранять Серрано исчезла сама собой.

* * *

Алехандро медленно шел вдоль ряда представленных картин, по которым ему предстояло выбрать лучшего — своего Верховного иллюстратора. Все они были талантливы, и Алехандро затруднялся с выбором, пока не увидел ее. Эта картина выделялась среди остальных, несомненно прекрасных, но всё же не дотягивающих до ее уровня. Казалось, будто с нее дует ветерок и доносится аромат изображенных цветов. А еще у него возникло стойкое ощущение, что портрет, который отец возил с собой в Пракансу, был написан той же рукой.

И только потом Алехандро увидел стоявшего рядом художника и девушку. Ту самую девушку, которую он встретил возле фонтана. Он тогда замешкался всего на пару секунд и опоздал — другой защитил ее от приставаний наглого чирос. Алехандро проклинал свою медлительность. Девушка безумно понравилась ему с первого взгляда, и это было бы прекрасным способом завязать знакомство. Но он упустил свой шанс и ушел, как только убедился, что обидчик наказан.

А тем другим парнем, успевшим ее защитить, был художник, который сейчас спокойно стоял рядом со своим творением, словно и не волновался как все остальные претенденты, словно был уверен в своей победе. Если честно, соперников ему тут действительно не было. А вот девушка явно переживала за своего… Брата? Друга? Или... Кто он ей? Одно было ясно — они явно не чужие.

Секунду поколебавшись, Алехандро принял решение. Шагнув к художнику, он спросил:

— Как тебя зовут?

— Сарио Грихальва, — с достоинством ответил тот.

Грихальва. Что ж, этого следовало ожидать.

— С этого дня, Сарио Грихальва, ты мой Верховный иллюстратор.

Его губы изогнулись в легкой улыбке, и он почтительно поклонился.

— К вашим услугам, ваша светлость.

По Галиерре пролетел ропот, в котором явно слышалось неодобрение. Со стороны Серрано, конечно. Алехандро не обратил на это внимания. Впервые за последние дни он не сомневался в своем решении.

* * *

Солнце только-только встало и не успело еще добраться до их маленькой комнаты. Скоро они переселятся в Палассо до’Веррада, как положено Верховному иллюстратору, но пока еще оставались в Палассо Грихальва. Из-за подготовки к переезду кругом стояли сложенные вещи, и двигаться по комнате приходилось аккуратно.

Сааведра крепко спала, и Сарио осторожно выбрался из кровати так, чтобы не разбудить ее. Ему предстояло сегодня присутствовать на совете у новоиспеченного герцога Алехандро. Совет собирался, чтобы обсудить внезапную смерть его отца и то, какие шаги следует предпринять по этому поводу. Сарио чувствовал, что советники захотят начать войну с Пракансой — ведь герцог погиб на ее границе, — но в то же время знал, что этого не следовало допускать ни в коем случае. Пока остальные возмущались, обсуждая на все лады трагическую новость, Сарио провел небольшое расследование и позаботился о том, чтобы тело Бальтрана доставили в Мейа-Суэрту. Так что на совет он шел подготовленный.

Но сейчас безумно хотелось еще несколько мгновений насладиться тишиной и безмятежностью своей комнаты, где спала его прекрасная жена. Сарио улыбнулся, глядя на нее. Одна рука закинута за голову, покрывало сползло, отчасти открывая грудь. Он просто не мог не запечатлеть этот момент. В конце концов, время у него еще было. И схватив лист бумаги и карандаш, он принялся быстрыми штрихами наносить рисунок.

Сарио не собирался ни с кем делиться этим рисунком. Такая Сааведра — только для его глаз. Рисовать ее было не меньшим наслаждением, чем ласкать ее нежную кожу. Увлекшись, он почти забыл про совет, но всё же усилием воли заставил себя завершить несколько последних штрихов и, оставив внизу рисунка небольшое послание для нее, отправился в Палассо до’Веррада.

Ему предстояла схватка со стервятниками, которые будут счастливы, если им представится хоть крошечная возможность разорвать его на кусочки. Ему следовало быть полностью сосредоточенным, так что он выбросил все мысли о Ведре из головы. Для этого будет время после.

 

Когда Сааведра проснулась, Сарио уже не было рядом. Она помнила о совещании с доном Алехандро и его помощниками, но думала, что успеет проснуться, чтобы проводить его. Однако он ушел так давно, что кровать на его половине успела остыть. Сааведра разочарованно вздохнула. И тут увидела на столике рядом с кроватью рисунок, который заставил ее покраснеть одновременно от смущения и удовольствия.

Широкая улыбка невольно расползлась по лицу. Этот невозможный человек успел перед уходом нарисовать ее, да еще в таком виде… На самом деле Сааведре безумно нравились подобные наброски, нравилось видеть себя глазами Сарио. Глядя на них, она чувствовала себя невероятно прекрасной и бесконечно любимой. Интересно, а он свои портреты ее работы воспринимает так же?

И только взяв рисунок в руки, Сааведра обратила внимание, что внизу что-то написано.

«Ты так сладко спала, что мне жаль было тебя будить. Надеюсь, совет не затянется надолго. Этот рисунок — компенсация тебе за мое отсутствие».

Сааведра начала улыбаться уже с первого слова, а потом с нежностью провела пальцами по рисунку.

— Удачи тебе на совете, аморо мейо, — прошептала она.

* * *

После своего первого совета в качестве герцога Алехандро окончательно убедился, что правильно выбрал Верховного иллюстратора. Он восхищался непрошибаемым спокойствием и выдержкой Грихальва, который на все нападки в его адрес реагировал лишь приподнятой бровью и отвечал исключительно по делу. Эйха, ему бы такое самообладание! Как он с ними говорил! Они цедили сквозь зубы: «Грихальва», — как будто это ругательство. А он говорил: «Грихальва», — словно это высокая честь.

А еще Алехандро восхищался его умом и предприимчивостью. Благодаря Сарио тело герцога Бальтрана было в целости и сохранности доставлено в Мейа-Суэрту, чтобы быть похороненным, как полагается, в усыпальнице до’Веррада, намечающаяся война с Пракансой отменена, а помолвка Алехандро с их принцессой, ради которой отец и предпринял свое последнее путешествие, успешно заключена. Когда он успел всё это устроить, просто уму не постижимо. Алехандро решил, что Сарио Грихальва будет не только Верховным иллюстратором, но и его ближайшим советником. Ему не помешает поддержка такого человека. И пусть Серрано и все остальные шипят, сколько угодно.

Верховному иллюстратору выделили полагающиеся его статусу покои, и несколько дней спустя Сарио переселился в Палассо до’Веррада.

Алехандро пришел проверить, как он устроился, но замер у приоткрытой двери мастерской, так и не войдя внутрь, когда услышал веселый женский смех. Завораживающий, волшебный смех.

Алехандро осторожно заглянул внутрь. Сарио стоял возле мольберта с готовым холстом на нем, а та самая девушка, которая покорила его еще у фонтана и которую он никак не мог выбросить из головы, бродила по мастерской, по-видимому, разбирая вещи. Теперь Алехандро знал, что ее зовут Сааведра, и даже имел случай перекинуться с нею парой слов, но так и не понял, кто она для Сарио.

— Эйха, Ведра, — вздохнул Сарио с напускным раздражением, сквозь которое отчетливо проступала нежность, — ты будешь сегодня позировать? Встань вот сюда, граццо.

Он махнул в сторону явно подготовленного для натурщицы места. Но Сааведра даже не подумала двинуться туда, замерев перед одной из картин, которые были составлены стопками возле стен. На ее лице появилось очаровательное выражение сосредоточенности.

— Тебе ведь вовсе не нужно смотреть на меня, чтобы написать мой портрет, — возразила она.

— Может, мне нравится смотреть на тебя, — заметил Сарио.

Сааведра снова засмеялась и повернулась к нему.

— Матра эй Фильхо! Ты научился делать комплименты?

Сарио криво ухмыльнулся.

— Это не комплимент, а чистая правда.

Сааведра слегка покраснела и одарила его таким взглядом, что в душе Алехандро вспыхнула… нет, не ревность, пожалуй — в конце концов, они с Сааведрой были едва знакомы — скорее зависть. Ни одна девушка не смотрела на него вот так.

— Вот! — воскликнул Сарио и схватил карандаш, тут же принявшись быстро наносить штрихи на холст. — Замри!

На этот раз Сааведра послушно замерла без малейших возражений. И только некоторое время спустя, видимо, по каким-то недоступным Алехандро признакам поняв, что теперь художника можно отвлекать, спросила:

— Зачем ты вообще пишешь этот портрет? Разве у Верховного иллюстратора нет более важных дел?

В ее голосе явственно звучало ласковое поддразнивание. Сарио усмехнулся, не отрываясь от работы.

— Какое дело может быть более важным, чем рисовать мою жену?

Сааведра рассмеялась, и улыбка Сарио стала шире. А Алехандро потрясенно замер. Жена. Почему-то такого варианта он не ожидал совершенно. Хотя следовало бы. Вздохнув, он пару раз постучал по косяку двери — скорее просто оповещая о своем приходе, чем спрашивая разрешения, и вошел.

Оба одновременно повернулись к нему.

— Ваша светлость, — Сааведра присела в реверансе.

Сарио просто приветственно кивнул. Алехандро усмехнулся про себя — всё же он нахал. Но ему это даже нравилось. Однако Грихальва вспомнил-таки о манерах и, отложив карандаш, произнес:

— Ваша светлость, позвольте представить вам мою жену Сааведру.

— Мы встречались пару раз, — Алехандро старался улыбаться как можно непринужденнее. — Но я рад познакомиться официально. Надеюсь, вы хорошо устроились?

— Всё прекрасно, дон Алехандро, — ответила Сааведра, обведя комнату таким взглядом, словно до сих не до конца верила в то, что находится здесь. — Спасибо большое.

— Я рад, — он с любопытством покосился на мольберт и стоящий на нем холст. — Можно посмотреть?

Не дожидаясь ответа, Алехандро уже шагнул вперед, но Сарио перегородил ему дорогу.

— Извините, но нет. Я никогда не показываю незаконченные наброски. Но как только потрет будет готов, я с радостью поделюсь с вами.

Алехандро остановился. Он не привык, чтобы ему в чем-то отказывали. Тем не менее независимость и уверенность в себе Сарио нравились ему всё больше.

— Хорошо, — кивнул он. — Ловлю на слове.

 

Сарио сдержал обещание и несколько дней спустя пригласил Алехандро посмотреть готовый потрет.

— Потрясающе, — искренне произнес Алехандро, не в силах оторвать от него взгляда.

Сааведра на нем стояла вполоборота, касаясь кончиками пальцев круглого столика. Ее губы слегка изогнулись в преддверии улыбки, словно она узнала шаги за дверью, которая находилась на заднем плане, и вот-вот повернется к тому, кто должен войти, а ее лицо озарится уже настоящей улыбкой.

— Благодарю, ваша светлость, — ответил Сарио.

И тут Алехандро пришла в голову мысль.

— А ты можешь написать портрет моей невесты, чтобы он выглядел вот так?

Алехандро сам не очень понимал, что подразумевал под этим «так». Сааведра не просто казалась живой — портрет словно дышал радостью и любовью. Возможно, если бы он увидел такой принцессу, он смог бы полюбить ее.

Сарио несколько секунд внимательно смотрел на него, а потом покачал головой.

— Именно так — нет. Для этого необходимо, чтобы художник любил женщину, которую пишет.

О. Вот оно что. Значит, он не ошибся насчет любви. Алехандро разочарованно вздохнул, и тут ему пришла в голову странная мысль. Он сам не знал, откуда она взялась. Возможно, оттого что портрет Сааведры выглядел волшебным.

— А можешь написать ее так, чтобы я полюбил ее?

Сарио улыбнулся и склонил голову.

— Могу.

— Правда? — удивился Алехандро — он практически не надеялся на положительный ответ.

— Правда, — Сарио перестал улыбаться и теперь смотрел на него серьезно и внимательно, будто бы даже оценивающе.

«А что, если Серрано были правы, и Грихальва действительно обладают какой-то магией?» — мелькнула мысль, но Алехандро отмахнулся от нее. Даже если это правда, она может стать полезной. И для страны, и для него лично.

— Тогда сделай это, — сказал он. — Напиши для меня портрет принцессы.

Сарио поклонился.

— Будет исполнено, ваша светлость.

* * *

Сарио отправился в Пракансу, чтобы написать портрет принцессы Ринаты и сопроводить ее в Тайра-Вирте. Похоже, дон Алехандро всерьез вознамерился сделать его своим советником. Серрано рвали и метали, чувствуя, что их дни при дворе подходят к концу, но ничего не могли с этим поделать. Сааведра не могла не улыбаться, когда рассказывала об этом Раймону.

— Ты бы видел, какие у них были лица! Сарагоса чуть из собственной кожи не выпрыгнул от возмущения.

Сааведра, конечно, на советах не присутствовала, но ей однажды посчастливилось увидеть, как оба Серрано ругаются с доном Алехандро. Картина, достойная того, чтобы запечатлеть ее. Сааведра так и поступила — придя домой, тут же сделала рисунок углем. Увидев его, Сарио долго хохотал и сказал, что она обязательно должна написать эту сцену маслом.

Раймон тоже улыбался. Они устроились в его комнате, и Раймон велел принести гостье чая с печеньем. Сааведра с удовольствием отведала угощенья — ей всегда нравилось, как готовит Майя. А вот сам Раймон практически ни к чему не притронулся. В свои почти сорок лет он выглядел совсем стариком — проклятие Одаренных, которое всегда беспокоило Сааведру. Но сейчас она не хотела об этом думать.

— Могу себе представить. Полагаю, Сарио доволен собой?

— Эйха, не напоминай, — Сааведра вздохнула с наполовину притворным раздражением. — Он всегда-то был не подарок, а теперь и вовсе стал не выносим.

Раймон рассмеялся.

— Ты недовольна далеко не насколько, как хочешь показать.

Сааведра пожала плечами. Мол, что есть, то есть. Сарио добился того, о чем всегда мечтал, и даже большего. И не прибегая к тем ужасным методам, как собирался изначально. И она не сомневалась: он непременно приведет их семью к процветанию и таким высотам, о каких Грихальва не смели и мечтать.

— Надеюсь, Вьехос Фратос убедились, что он действует на благо семьи? — спросила она.

Улыбка Раймона погасла.

— Отчасти. Они всё еще боятся его.

Сааведра нахмурилась. На этот ее раздражение было непритворным. Нет, с одной стороны, она понимала Вьехос Фратос. Огонь Сарио, его Луса до’Орро, был таким ярким и яростным, что поневоле начинаешь бояться, как бы он не спалил тебя. Но он ведь до сих пор не сделал ничего плохого. Наоборот — добился того, о чем мечтали Грихвальва на протяжении нескольких поколений.

— Но не ты, — сказала Сааведра. — Ты сам дал ему свое благословение, — усмехнувшись, она добавила: — Честно говоря, я тогда подумала, что ты сошел с ума.

— А теперь? — с тревогой спросил Раймон, подавшись вперед и посмотрев ей прямо в глаза. — Ты не считаешь, что я совершил ошибку?

Сааведра мягко улыбнулась и покачала головой.

— Я считаю, ты был прав.

Раймон выдохнул с явным облегчением. Сааведра не стала рассказывать ему о той книге, которую Сарио дал ей перед своим отъездом, чтобы она изучила ее. Кита’аб. Малую часть которого Грихвальва знали под названием Фолио. Тот старик тза’аб действительно многому научил Сарио. Однако Сааведра пока не знала, что думать об этих тайных знаниях. Слишком много власти они даровали, слишком опасны в ненадежных руках. Лучше пока никому об этом не рассказывать. Сааведре всё еще было страшно при мысли о могущественной магии, но она не вызывала у нее такого непримиримого отторжения как раньше. Если подумать, раньше это отторжение происходило в основном от страха потерять Сарио. Но этот страх ушел. И обдумав всё, что она узнала из Кита’аба, Сааведра пришла к выводу, что магия может послужить на благо Грихвальва и Тайра-Вирте. Когда Сарио вернется из Пракансы, они обсудят этот вопрос.

* * *

— А мне можно разговаривать? — спросила принцесса Рината, сидевшая в кресле возле окна, сложив руки на коленях.

За окном открывался очаровательный вид на зеленые холмы Пракансы. Немного меланхоличный из-за пасмурной погоды.

— Нужно, — ответил Сарио, нанося на холст первоначальный набросок, и с усмешкой добавил: — И шевелиться вы тоже можете, ваше высочество. Вовсе не обязательно сидеть так неподвижно.

— Правда? — удивилась она. — А я думала, натурщица должна сохранять одну позу, пока художник работает.

— Нет, — улыбнулся Сарио. — Это нужно только тем, кто не умеет рисовать. Настоящему художнику как раз лучше, чтобы модель расслабилась и не думала всё время о том, как бы случайно не шевельнуться. Тогда и выражение лица у нее будет естественным, а не напряженной маской.

— Как интересно, — голубые глаза принцессы заинтересованно засияли, и она приняла в кресле гораздо более естественную позу.

Сарио удовлетворенно кивнул. Совсем другое дело.

— А скажите, мастер Сарио, — спросила принцесса Рината и теперь в ее глазах можно было прочесть любопытство пополам с беспокойством, — герцог Алехандро действительно такой красивый как на портрете?

— Действительно, — несколькими быстрыми штрихами Сарио запечатлел это выражение, чтобы позже поработать над ним более тщательно.

Рината мечтательно вздохнула.

— Надеюсь, я ему тоже понравлюсь.

— О, не сомневайтесь, ваше высочество, — заверил ее Сарио, — он влюбится в вас с первого взгляда.

«...на ваш портрет», — добавил он про себя, но вслух, конечно, не сказал. Ни к чему принцессе забивать свою хорошенькую головку такими вещами. А вот к каким выводам пришла Сааведра, прочитав Кита’аб, его действительно интересовало. Согласится ли она, что магия может быть им полезна? Или начнет убеждать его, что опасную книгу следует сжечь и не вспоминать о ней? Он не знал, что будет делать во втором случае, но не рассказать ей не мог. Не мог скрывать от нее столь важную вещь. В конце концов, она всегда преданно хранила все его тайны.

Ведра… В сознании всплыла ночь перед его отъездом в Пракансу. Прощались они долго и со вкусом. Эйха, как же он по ней соскучился… Сарио мотнул головой, прогоняя лишние мысли и сосредоточился на портрете Ринаты. Алехандро хотел полюбить свою невесту, и Сарио собирался выполнить его пожелание.

* * *

Сарио прибыл в Мейа-Суэрту немного раньше принцессы, чтобы сначала Алехандро увидел ее портрет. Он объяснил, что это крайне важно, и Алехандро верил ему, не рассуждая. Про себя он уже решил, что у Грихальва действительно есть какие-то тайные знания, и собирался воспользоваться ими на благо страны.

Выпрыгнув из повозки, Сарио с небольшой картиной в руках взбежал по ступеням туда, где Алехандро ожидал прибытия невесты. Поравнявшись с ним, Сарио с легким поклоном развернул портрет лицом к нему.

— Познакомьтесь с вашей невестой, ваша светлость. Рината Пракансийская.

На портрете была изображена юная девушка. Золотистые волосы уложены в сложную прическу, украшенную розами. Рисунок из роз был вышит и на ее платье. Полные губы слегка приоткрыты. Большие голубые глаза смотрели с любопытством, будто заглядывая прямо в душу. Она была красивой, но Алехандро видел немало красивых девушек. Однако, едва взглянув на нее, он замер завороженный. Рината казалась неземным созданием, которому хотелось поклоняться.

Заставив себя оторвать взгляд от портрета, Алехандро посмотрел на Сарио. Тот едва заметно улыбался, наблюдая за ним.

— Храните этот потрет в своей спальне, ваша светлость, — посоветовал он. — И ваша семейная жизнь всегда будет счастливой.

Алехандро кивнул.

— Спасибо.

Он уже сделал знак слуге, чтобы тот отнес портрет в его покои, но Сарио остановил его.

— Нет. К этому портрету не должен прикасаться никто, кроме вас.

Алехандро слегка удивился, но не стал спорить — мало ли как действует эта магия. К этому моменту сомнений в том, что это именно магия, у него уже не осталось.

— Но ты же нес его — значит, тебе можно? — спросил он.

Сарио кивнул.

— Тогда будь так любезен, отнеси его в мои покои — мне нужны свободные руки, чтобы встретить невесту.

Сарио снова кивнул и забрал у него потрет, в следующую секунду скрывшись из виду. А Алехандро с нетерпением уставился на подъезжавшую ко дворцу карету. Он начал спускаться в ту же секунду, когда у кареты открылась дверь, и успел как раз вовремя, чтобы подать принцессе Ринате руку и помочь выйти.

Она радостно улыбнулась, принимая его ладонь, и ступила на землю. Алехандро не думал, что это возможно, но в жизни она была еще прекраснее, чем на портрете.

— Ваша светлость, — она присела в реверансе, бросив на него взгляд из-под густых светлых ресниц.

— Алехандро, пожалуйста, — поправил он.

— Алехандро, — повторила она, и ее улыбка стала шире.

Глядя в ее сияющие глаза, он понял, что пропал окончательно и бесповоротно.

* * *

Сааведра не пошла на встречу делегации из Пракансы. Слишком много помпы, суеты, посторонних людей. Они с Сарио даже поздороваться нормально не смогут. К тому же он еще будет занят своими официальными обязанностями. Так что она предпочитала подождать дома, пока он освободится. Забавно. Когда роскошные комнаты в Палассо до’Веррада в ее сознании стали домом? Если подумать, вероятно, с первой проведенной здесь вместе ночи.

Сааведра улыбнулась своим мыслям, делая наброски углем. Вначале она взялась рисовать, просто чтобы заполнить время ожидания, но скоро увлеклась, как это всегда бывало. Настолько, что даже не услышала шаги за дверью. И только когда дверь резко распахнулась, она вздрогнула и вскинула голову.

— Ведра!

Сарио выглядел уставшим, но во взгляде его темных глаз, направленном на нее, сияло то же счастье, что мгновенно вспыхнуло в ее душе. Сааведра вскочила ему навстречу.

— Сарио!

В следующее мгновение она уже была в его объятиях, и они целовались так жадно, словно добравшиеся до воды несколько дней бродившие по пустыне путники.

— Мне так тебя не хватало, Ведра, — прошептал Сарио, покрывая поцелуями ее лицо.

Она счастливо засмеялась.

— Мне тебя тоже.

После этого он снова ее поцеловал.

О Кита’абе разговор зашел гораздо позже, когда они устроились вместе в одном кресле — Сааведра свернулась на коленях Сарио, положив голову ему на плечо, а он рассеянно перебирал тонкими пальцами ее черные кудри.

— Это мощная сила, — задумчиво произнесла Сааведра. — С ее помощью Серрано будут стерты в пыль, а Тайра-Вирте раздавит любого, кто посмеет бросить нам вызов.

— Именно об этом я и подумал, — согласился Сарио.

Сааведра не видела в таком положении его лица, но чувствовала усмешку в голосе.

— Нам надо быть очень осторожными. Подумать, что и кому рассказывать. И использовать свое знание очень аккуратно.

— Да, — Сарио немного помолчал и задумчиво продолжил: — Вначале я вообще не собирался никому говорить. Но потом понял, что рассказать всё же придется — в одиночку тут не управиться. Да и в будущем семье пригодится это знание. Однако придется подождать, пока нынешние Вьехос Фратос полностью сменятся — они точно не примут таких нововведений. Разве что Раймон…

Сааведра почувствовала, как он пожал плечами, и подняла голову, чтобы посмотреть ему в лицо.

— Согласна. С молодежью работать будет проще.

— Вот только, — Сарио отвернулся и некоторое время, нахмурившись, смотрел в окно, за которым моросил мелкий дождик. — Боюсь, мне не хватит времени, чтобы совершить всё необходимое.

Сааведра вздрогнула, уставившись на него расширившимися глазами. Одаренные мужчины в роду Грихальва живут очень мало. До сих пор она старалась не думать об этом, не думать о том, что лет через двадцать она уже станет вдовой. Напоминание больно хлестануло по сердцу. Если она еще в детстве не могла себе представить мир без Сарио, то сейчас стало только хуже.

И тут ей в голову пришла мысль.

— А что, если твою жизнь можно продлить? — задумчиво произнесла она, и Сарио повернул голову, удивленно посмотрев на нее. — Если с помощью портрета человека можно покалечить и убить, то наверняка ведь можно и наоборот?

Сарио склонил голову, в его глазах вспыхнуло восхищение, а на губах расплылась широкая улыбка.

— Ведра, — проникновенно произнес он, — я всегда знал, что ты гений.

Сааведра в свою очередь улыбнулась. С души словно свалился тяжеленный камень. Они найдут способ победить проклятие Грихальва. Ей не придется хоронить Сарио в сорок лет. Теперь она не сомневалась в этом. Будущее заиграло новыми красками.

* * *

Только спустя неделю после свадьбы Алехандро очнулся от счастливого тумана достаточно, чтобы поговорить с Сарио насчет магии.

— Скажи, — осторожно начал Алехандро, наблюдая за тем, как он работает над изображением их с Ринатой венчания, — ты ведь правда обладаешь какой-то особенной силой? Все Грихальва обладают?

Сарио одарил его внимательным и слегка настороженным взглядом.

— А если я отвечу, что да?

— Я скажу, что эта сила была бы очень полезна для Тайра-Вирте, — серьезно ответил Алехандро, глядя ему в глаза.

Сарио медленно кивнул и еще какое-то время молча изучал его, словно пытаясь понять, насколько ему можно верить. Но в итоге всё же ответил:

— Да, обладаю. Нет, не все Грихальва. Только Одаренные. Но об этом не должен знать никто, кроме вас.

Взгляд его темных глаз стал таким пронзительным, что Алехандро пробрала дрожь. Он в свою очередь кивнул.

— Я понимаю. Это опасное знание, и обращаться с ним надо аккуратно.

Сарио склонил голову.

— Все мои умения в вашем распоряжении, ваша светлость, — и торжественно, словно произнося некую клятву, добавил: — С истинной верой и на скромной службе я посвящаю себя своему долгу, покуда кровь течет в моих жилах.

— Я рад, что именно тебя выбрал моим Верховным иллюстратором, — искренне произнес Алехандро.

Сарио улыбнулся.

— А я рад служить вам.

* * *

Когда у нее в положенное время не началось кровотечение, Сааведра поначалу не обратила внимания — задержки случаются, ничего особенного. Но потом прошел месяц, и она забеспокоилась. С ней явно что-то не так — возможно, это какая-то болезнь. Сааведра решила пока ничего не говорить Сарио — может, ничего серьезного и говорить-то не о чем — и пошла к лекарю.

Тот в ответ на ее встревоженное объяснение случившегося приподнял брови, явно сдерживая улыбку.

— То, что вы беременны, вам в голову не приходило? — спросил он.

Сааведра застыла. Ощущение было, словно ее по голове обухом ударили. Конечно, она не маленький ребенок и прекрасно знала симптомы. И не будь Сарио тем, кем он был, подумала бы об этом в первую очередь. Но…

— Это невозможно! — воскликнула она.

Лекарь одарил ее удивленным взглядом.

— Почему? Вы не были с мужчиной?

Сааведра помотала головой.

— Была. Но мой муж бесплоден. Это точно.

Лекарь пожал плечами.

— В жизни всякое бывает. В моей практике случалось. Но чтобы вам было спокойнее, пусть вас посмотрит повивальная бабка.

Сааведра энергично закивала:

— Да, пожалуйста.

Повивальная бабка оказалась вовсе никакой не бабкой, а девицей всего на пару лет старше Сааведры. С доброжелательной улыбкой она выставила лекаря — чтобы не смущал донью, — окинула ее внимательным взглядом и велела лечь на кушетку.

— Исключительно для вашего спокойствия, донья, — весело щебетала она. — Я и так вижу, что вы беременны.

Сааведра скептично приподняла брови, но послушно разделась до белья и легла, не став поправлять ее, что никакая она не донья. Сейчас ей вообще было не до таких тонкостей.

Девица ощупала ей живот и с прежней улыбкой кивнула:

— Как я и говорила. Поздравляю, донья!

— Может, вы ошиблись? — подозрительно спросила Сааведра.

Возраст этой повивальной бабки как-то не внушал доверия. Не говоря уже о том, что этого просто не могло быть. Та рассмеялась и протянула руку, чтобы помочь встать.

— Я первые роды приняла, когда мне было шесть лет, — заявила она, пока Сааведра одевалась, и, правильно оценив ее пораженный взгляд, добавила: — Правда, у коровы. А у человека в восемь. И знаете, я столько за свою практику беременных повидала, что вижу сразу — можете не сомневаться, я еще ни разу не ошибалась.

Сааведра машинально кивнула, по-прежнему пребывая в шоке. То, что все Одаренные бесплодны, было в ее сознании непреложной истиной. В конце концов, это правило ни разу не нарушалось в течение многих поколений. То, что Сарио — Одаренный, тоже не подлежало сомнению. Оставалось сомневаться в словах повивальной бабки, но теперь Сааведра уже не могла — будто где-то в глубине ее тела возникла уверенность в том, что это правда.

Всю дорогу до дома она размышляла над этой дилеммой и над тем, что скажет Сарио. Она-то сама знала, что не изменяла ему. Но что подумает на его месте любой мужчина? Честно говоря, Сааведра боялась его реакции. Сарио вспыльчив и импульсивен. Он научился сдерживать свой темперамент, но всё равно остался Неоссо Иррадо.

Впрочем, может, и не стоит ничего говорить сейчас и традиционно подождать до четырех месяцев? Ведь если проклятием мужчин в их семье было бесплодие, то проклятием женщин — выкидыши.

Сарио дома не было: вероятно, на очередном совещании с доном Алехандро. Сааведра испытала одновременно облегчение и разочарование. На мольберте стояло почти законченное «Венчание Алехандро до’Веррада и Ринаты Пракансийской». Сааведра замерла перед картиной, рассматривая ее, но не видя на самом деле. Сердце бешено колотилось, в голове крутились тысячи мыслей. Такой ее и застал Сарио.

Услышав звук шагов и открывающейся двери, Сааведра почти испуганно вскинула голову. После чего глубоко вдохнула, пытаясь успокоиться.

— Ведра? — удивленно произнес Сарио, окинув ее внимательным взглядом. — Что случилось?

Конечно, он сразу почувствовал ее взвинченное состояние. В конце концов, они знали друг друга чуть ли не с рождения. Сааведра на мгновение прикусила губу и сама не заметила, как выпалила:

— Я беременна.

Недоумение в глазах Сарио сменилось гневом, за которыми скрывались ревность, обида и боль. И хотя Сааведра знала, что ни в чем не виновата, в это мгновение почувствовала себя предательницей. Взгляд Сарио метнулся на картину, перед которой стояла Сааведра, его челюсть сжалась, в глазах полыхнул огонь. Еще секунда и он выплюнет какую-нибудь ядовитую реплику. Сааведра прямо-таки видела, как он закрывается в своей раковине. И потому поспешила добавить:

— Прежде чем ты скажешь то, о чем мы оба пожалеем — я тебе не изменяла.

На его лице промелькнуло сомнение, но взгляд оставался гневным.

— Это невозможно, — процедил Сарио.

Сааведра тяжело вздохнула, но не успела ничего сказать, как он продолжил:

— Это он, да? Алехандро всегда тебе нравился.

Она недоуменно моргнула. Это было настолько абсурдно, что до нее не сразу дошло, что он имел в виду. А когда дошло, Сааведра возмутилась:

— Какая чушь! Причем тут дон Алехандро? — и не дав ему возможность сказать еще какую-нибудь колкость, быстро добавила уже гораздо более мягким тоном: — Я знаю, что невозможно. Я тоже не понимаю. Но я никогда не стала бы тебе лгать — ты же знаешь. Ты всегда мне доверял, поверь и сейчас, когда я говорю, что у меня не было другого мужчины. Что я люблю тебя.

Несколько мгновений Сарио пристально смотрел на нее, и Саавдера еще ни разу в жизни не чувствовала себя настолько неуютно, как под этим взглядом, а потом его лицо смягчилось, и он кивнул.

— Я верю тебе. Но…

На его лице промелькнули и тут же пропали растерянность, упрямое неприятие, злость и снова растерянность. Сааведра догадывалась, какие вопросы сейчас крутятся в его голове. Неужели он все-таки не Одаренный? Но нет, он не мог принять эту мысль, он никогда не сомневался в своем призвании и в своих способностях.

Сааведра выдохнула и шагнула к нему, протянув руку, чтобы провести кончиками пальцев по щеке, откинуть со лба непокорную прядь.

— Возможно, до сих пор мы ошибались, — сказала она. — Возможно, бесплодие вызвано не Одаренностью, а чумой, просто Одаренные сильнее пострадали. Или… Ты постоянно пытаешься убедить меня, что я тоже Одаренная. Что, если Одаренный может зачать ребенка не с любой женщиной, а только с такой же Одаренной?

Сарио фыркнул, но потом задумался.

— А знаешь, — медленно произнес он и ухмыльнулся, — это интересная мысль.

Сааведра облегченно улыбнулась в ответ. Но улыбка быстро погасла. Теперь, когда самое сложное осталось позади, ее охватила тревога иного рода.

— У меня всё еще может быть выкидыш.

Чтобы произнести эти слова, пришлось сделать над собой немалое усилие, но она должна была.

— Нет! — сверкнув глазами, Сарио порывисто притянул ее к себе и прошептал в макушку: — Этого не случится.

Сааведра грустно усмехнулась, прижавшись щекой к его груди.

— Ты не можешь с этим ничего поделать.

Сарио стиснул ее в объятиях еще крепче.

— Может, и могу, — заявил он. — Если добавить в твой потрет защитные руны, руны здоровья…

Сааведра отстранилась, чтобы посмотреть ему в лицо.

— Это действительно возможно? — с надеждой спросила она.

Сарио кивнул.

— Думаю, да, — невесело усмехнувшись, он покачал головой: — Знаешь, до сих пор я был уверен, что мне не нужны никакие дети — от них одна морока. Но теперь… Меня пробирает дрожь от одной мысли о том, что этот ребенок может погибнуть.

Сааведра тихонько засмеялась.

— Это называется взросление.

Сарио хмыкнул, но возражать не стал, вместо этого прижавшись губами к ее лбу.

* * *

Алехандро повел Ринату в Галиерру.

— Хочу познакомить тебя с главными сокровищами Тайра-Вирте, — весело заявил он.

Рината засмеялась.

— В этой стране все так ценят живопись?

Алехандро кивнул.

— Она сопровождает нас всю жизнь, запечатлевает нашу историю. Так что хороший художник здесь всегда в почете.

Так вот они и оказались в Галиерре, рассматривая разнообразные картины, а попутно Алехандро рассказывал их историю и историю страны, запечатленную на них. На самом деле, это оказалось весьма увлекательно. К тому моменту, когда они дошли до зала, в котором выставлялись позднейшие полотна, Рината познакомилась с историей страны, правительницей которой стала, лучше, чем по всем прочитанным до сих пор книгам. Пожалуй, традиция запечатлевать историю в полотнах не такая уж странная, как ей поначалу показалось.

Однако зал современного искусства оказался не пустым, как остальные. На его дальнем конце вешали новую картину, а за процессом наблюдал Верховный иллюстратор Сарио и незнакомая Ринате женщина. Картина представляла собой их с Алехандро венчание.

Рината подошла ближе, чтобы получше рассмотреть, но не слишком близко, чтобы никого не отвлекать от работы. Картина была поистине потрясающей — на мгновение у Ринаты возникло ощущение, будто она смотрит в зеркало, настолько живыми казались изображенные на ней люди.

И тут картина покачнулась, когда один из устраивавших ее на стене людей, оступился, и едва не рухнула на пол.

— Моронно! — рявкнул Сарио, метнувшись вперед, чтобы придержать полотно. — Если ты ее уронишь, то пожалеешь, что на свет родился.

— Сарио, — с упреком произнесла женщина. — Я понимаю твои чувства, но можно быть и повежливее.

Тот не отреагировал, продолжая прожигать взглядом виновного. Женщина вздохнула и просто оттащила его в сторону, после чего улыбнулась рабочим.

— Будьте, пожалуйста, очень аккуратны: эта картина представляет собой громадную ценность, — покосившись на всё еще хмурого Сарио, она дразнящим тоном добавила: — Можно даже сказать, что она бесценна.

Сарио фыркнул, но его губы изогнулись в легкой улыбке.

— Уж точно ценнее, чем жизнь какого-то моронно, — тихонько пробормотал он.

Женщина прожгла его возмущенным взглядом, который он опять-таки проигнорировал.

Алехандро ухмыльнулся и позабавленно покачал головой. А Рината внимательнее присмотрелась к женщине. Рината не так давно знала Верховного иллюстратора, но успела понять, что он обладает резким и гордым нравом. И потому ей было любопытно, что за женщина может разговаривать с ним таким тоном и гасить вспышки его темперамента. Она была одета в самое простое платье, без каких-либо украшений. Но ее красота и не нуждалась в ухищрениях. Буйные черные кудри были просто заколоты на затылке — видимо, исключительно чтобы не лезли в глаза. Нежный овал лица, смуглая кожа, хотя и светлее, чем у Сарио, и большие серые глаза, в которых светились ум и твердый характер. Рината подумала, что не против была бы подружиться с ней, кем бы она ни была.

Картину наконец-то повесили, и рабочие удалились. Сарио встал перед ней, скрестив руки на груди и слегка прищурившись, словно выискивал изъяны. Хотя какие могут быть изъяны в таком совершенстве?

— Доволен? — спросила женщина, которая стояла рядом с ним. — По-моему, идеальное место.

Сарио кивнул, а потом, повернувшись к ней, вдруг притянул к себе и поцеловал.

Рината почувствовала, как вспыхнули щеки, и смущенно отвернулась. А вот Алехандро, похоже, нисколько не смутился.

— Хм, — он кашлянул с отчетливо ироничной интонацией.

Те двое чуть ли не отпрыгнули друг от друга. Женщина покраснела не меньше Ринаты. Зато Сарио остался абсолютно невозмутим и отвесил герцогской чете почтительный поклон. Да, Алехандро прав — его самообладанию можно только позавидовать.

— Каррида, — произнес Алехандро с широкой улыбкой, — с моим Верховным иллюстратором ты уже знакома, так что позволь представить тебе его жену: Сааведра Грихальва.

Та, всё еще выглядя смущенной, сделала книксен.

— Ваша светлость.

Жена. Это многое объясняло. Подружиться с ней захотелось еще больше.

— Сааведра, — улыбнулась Рината, — могу я пригласить тебя прогуляться по саду? Мне хотелось бы познакомиться поближе.

Та вскинула на нее удивленный взгляд, но кивнула.

— Конечно, ваша светлость.

— Тогда пойдем — оставим мужчин заниматься важными государственными делами.

Сааведра явно была удивлена ее вниманием, но не смущена и не испугана. Похоже, уверенностью в себе она нисколько не уступала мужу.

— Ваша светлость... — произнесла она, как только они вышли в сад.

Рината не дала ей договорить.

— Прошу тебя, зови меня Рината, когда рядом никого нет.

Сааведра удивленно моргнула, а потом кивнула.

— Рината, вы должны знать, что наша семья не пользуется в городе большой любовью, — она горько усмехнулась. — Если бы не охранная грамота герцога Ренайо нас бы давно уже уничтожили. Так что вам не стоит показываться на людях в моей компании.

— «Наша» семья? — заинтересовалась Рината. — Ты так говоришь, словно…

Сааведра сразу поняла ее и улыбнулась.

— Мы с Сарио дальние родственники. Я Грихальва по рождению, не только по мужу.

— Понятно, — Рината немного помолчала, собираясь с мыслями. — Что ж, теперь Грихальва — Верховный иллюстратор. Думаю, вместе мы сможем вернуть вашей семье уважение.

Сааведра одарила ее удивленным взглядом.

— Почему вы это делаете?

Рината широко улыбнулась.

— Ты мне понравилась — сразу же. И мой муж очень ценит твоего, считает его своей правой рукой. И я подумала, что ты могла бы стать тем же для меня. Кроме того, мне очень не помешал бы человек, который познакомил бы меня с традициями и политикой Тайра-Вирте. Я всё еще чужая здесь, и это надо исправить как можно быстрее. Как считаешь, сможешь справиться с этой задачей?

Несколько мгновений Сааведра молчала, внимательно изучая ее лицо, а потом солнечно улыбнулась.

— Почту за честь, ва… Рината.

* * *

Всё свободное от обязанностей Верховного иллюстратора время Сарио изучал Кита’аб — еще тщательнее, чем прежде, — и наносил руны на портрет Сааведры, искусно вплетая их в композицию картины и подкрепляя словами лингвы оскурры. Он даже отложил поиски способов продлить свою жизнь, но не отложила Сааведра, которая в свою очередь изучала Кита’аб и писала портрет Сарио, чтобы потом включить в него руны, которые укрепят его тело и продлят жизнь. В теории, по крайней мере. Давно ли она испуганно шарахалась от одного упоминания о тза’абской магии? А теперь отчаянно надеялась, что она подействует.

С ней магия явно сработала. Беременность протекала на удивление хорошо. Сааведра даже не испытывала никаких недомоганий. И в конце весны родила совершенно здорового мальчика, настолько похожего на Сарио, что, даже если у него оставались какие-то сомнения, сейчас должны были развеяться.

У него было такое восхищенное выражение лица, когда он впервые взял сына на руки, что Сааведра не могла перестать улыбаться. Правда, еще несколько мгновений спустя, он вернул ей ребенка и схватился за кисть, чтобы запечатлеть их. И Сааведра уже в голос расхохоталась. Иллюстратор — всегда иллюстратор.

Сарио не обратил внимания на ее веселье, его глаза уже горели вдохновением, и она, как всегда, была заворожена этой картиной. Именно поэтому для его портрета она выбрала этот момент — муж за работой.

— Знаешь, если ты изобразишь нас вместе, тебя обвинят в ереси, — невинно заметила Сааведра.

Сарио только фыркнул.

— Я не собираюсь эту картину нигде выставлять.

Ну еще бы. Позже Сааведра совершенно не удивилась, обнаружив, вплетенные в портрет руны благополучия, здоровья и долгой жизни. Не говоря уже о том, что их окружали символы всех возможных благ. Сааведра засмеялась, покачав головой. Перестраховщик. Впрочем, кого она обманывает? Она сделала бы то же самое, если бы он ее не опередил.

Великая герцогиня Рината пришла поздравить ее лично на следующий день. Ей самой предстояло родить через два месяца.

— Как назвали? — спросила она, склонившись над колыбелью с выражением любопытства и предвкушения на лице.

— Леонардо, — улыбнулась Сааведра.

Рината выпрямилась и улыбнулась ей в ответ.

— Хорошее имя. Поздравляю, Ведра.

— Спасибо, — искренне ответила она и дразнящим тоном добавила: — Скоро я верну тебе любезность.

Рината рассмеялась.

— Эйха, побыстрее бы уже! Я так устала быть толстой и неуклюжей…

Они обменялись понимающими улыбками. А потом Рината вдруг посерьезнела.

— Боюсь, Алехандро разлюбит меня, видя такой.

Сааведра нахмурилась.

— Какие глупости! С чего вдруг такие мысли? — и после паузы осторожно добавила: — Или он давал тебе повод так думать?

Рината помотала головой.

— Нет, — и после паузы добавила: — Не знаю.

Она замолчала и пожала плечами. Пока Сааведра думала, что тут можно сказать и как ее успокоить, проснулся и заплакал Лео. Она тут же устремилась к колыбели и взяла его на руки. Успокаиваться он не собирался, хотя был сухой. Значит, проголодался.

— Извини, — неловко улыбнулась Сааведра. — Его пора кормить.

Рината понимающе кивнула.

— Конечно.

Она тактично ушла, и Сааведра на мгновение пожалела, что они не договорили. Но Лео действительно надо было кормить, и сын вскоре поглотил всё ее внимание. О Ринате и Алехандро она подумает позже.

Вспомнила она об этом, только когда Сарио пришел вместе с Алехандро — оба оживленно обсуждали какие-то политические вопросы. Прервавшись только на то, чтобы полюбоваться на Лео, который лежал у нее на руках, не собираясь засыпать. Правда, и не плакал, просто изучал окружающий мир, время от времени издавая какие-нибудь звуки.

Сааведра подождала, пока они закончат с важными вопросами, и спросила:

— Ваша светлость, можно с вами поговорить?

Алехандро кивнул с явным удивлением — правильно, какие дела она могла с ним обсуждать? Сарио же приподнял бровь с позабавленным видом и заявил:

— Осторожно, Алехандро — этот тон не предвещает ничего хорошего.

Сааведра пронзила его взглядом, но он только ухмыльнулся и спросил:

— Мне выйти?

Сааведра пожала плечами и повернулась обратно к герцогу, покачивая на руках сына, который окончательно решил, что происходящее вокруг куда интереснее, чем банальный сон.

— Ваша светлость, почему ваша жена считает, что больше не привлекает вас?

— Что? — Алехандро удивился еще больше. — Но… Она правда так думает?

Сааведра кивнула.

— Пожалуй, мне действительно лучше выйти, — пробормотал Сарио и моментально исчез за дверью.

Алехандро проводил его взглядом, в котором ясно читалось: «Предатель». Сааведра подавила улыбку — сейчас не время для веселья.

— Да, правда, — сурово сказала она. — Рината думает, что стала некрасивой из-за беременности и больше не привлекает вас, и что вы ее разлюбите.

Алехандро быстро заморгал. Настолько ошеломленного выражения Сааведра у него еще не видела.

— Да с чего она взяла? — вопросил он, а потом поморщился. — Ладно, возможно, я слишком увлекся государственными делами и немного забыл о ней.

— Исправьте это, ваша светлость, — сурово произнесла Сааведра. — Ей и так сейчас нелегко. Не добавляйте к этому свою невнимательность.

Алехандро вздохнул и потер ладонями лицо, а потом решительно кивнул.

— Ты права. Вот прямо сейчас и исправлю.

С этими словами он решительно вышел, и Сааведра улыбнулась ему вслед. Все-таки страхи Ринаты были беспочвенны. А то она уже начала беспокоиться: в конце концов, герцог Бальтран был известен тем, что менял любовниц как перчатки. И она очень надеялась, что Алехандро в этом отношении не пошел в отца.

Лео у нее на руках издал булькающий звук и потянулся к ней ручками, чтобы схватить выбившийся из косы темный локон.

— А вот ты, мой мальчик, — проворковала Сааведра, осторожно вытягивая волосы из его цепких пальчиков и тут же забыв про всё остальное, — весь в отца. И тоже станешь Верховным иллюстратором.

Интересно, могут они основать династию Верховных иллюстраторов? Эта мысль позабавила ее, и в то же время было в ней нечто привлекательное.

* * *

После рождения Леонардо, успокоившись насчет здоровья Сааведры и ребенка, Сарио вернулся к поискам способов преодоления проклятия Одаренных. Опробовать результаты изысканий на себе мешало то, что понять, получилось что-нибудь или нет, удастся только лет через десять. И Сарио решил пойти с этой идеей к Раймону. Он был самым молодым из Вьехос Фратос, не считая, конечно, самого Сарио, и самым открытым новым идеям. Кроме того, Сарио доверял ему — насколько вообще мог доверять кому-то, кто не Сааведра. Так что он отправился в Палассо Грихальва, где не появлялся уже несколько месяцев.

Раймона он нашел в его комнате и с болью обнаружил, что тот за это время сильно сдал. Что ж, твердо сказал себе Сарио, значит, он появился здесь вовремя.

Раймон встретил его радостной улыбкой.

— Сарио! Я уж думал, ты решил забыть дорогу в родной Палассо.

Он криво ухмыльнулся.

— Никогда, — и не откладывая в долгий ящик, сразу объявил: — Раймон, я пришел с предложением.

Раймон удивленно приподнял брови, одарив его внимательным взглядом, а потом жестом предложил садиться.

— Я тебя слушаю.

— Нечестно, что мы, Одаренные, живем так мало, — начал Сарио, сев за стол напротив него. — Насколько больше мы могли бы сделать, если бы наша жизнь не угасала так рано.

Раймон вздохнул и покачал головой. На его изборожденном морщинами лице появилось выражение печали и смирения.

— Да, но с этим ничего нельзя поделать.

— Может, и можно, — горячо возразил Сарио.

Взгляд Раймона стал настороженным.

— Что ты имеешь в виду?

Сарио быстро рассказал о том, что узнал из Кита’аба.

— Мы всегда использовали Пейнтраддо для наказания. Но эту магию можно использовать и с противоположной целью. Просто до сих пор никто не владел этими знаниями в полной мере.

— А ты владеешь? — скептично спросил Раймон.

Сарио с самодовольным видом пожал плечами.

— Ну, все-таки не в полной, поскольку некоторые места Кита’аба утеряны безвозвратно, но достаточно, чтобы попытаться. Я опробовал бы на себе, но для этого мне придется ждать еще несколько лет. А ты единственный из Вьехос Фратос, чью жизнь я хотел бы продлить.

Раймон моргнул, а потом вдруг рассмеялся.

— Ну спасибо, Сарио, за такую честь, — и уже серьезно добавил: — Я тронут. Правда. Что ж, давай попробуем. Хуже-то всё равно уже не будет.

Сарио широко улыбнулся.

— Значит, приступаем. Я напишу твой портрет и начну работать с ним.

— Что, прямо сейчас? — Раймон тоже улыбался — одновременно насмешливо и тепло.

Сарио пожал плечами.

— Мы же в Палассо Грихальва. Здесь есть всё необходимое — ходить далеко не надо.

Раймон с позабавленным видом покачал головой.

— Хорошо. Приступай.

 

Сарио писал портрет Раймона и на крови Раймона, и на своей собственной, поскольку именно ему предстояло накладывать руны и произносить заклинания. Пожалуй, никогда он еще не работал с такой лихорадочной нетерпеливостью. Портрет был закончен всего за три дня. Придирчиво осмотрев его в последний раз, Сарио глубоко вздохнул.

— Готово. Можно начинать самую сложную часть.

Раймон нервно улыбнулся ему и кивнул.

— Давай.

Сарио решил начать с рук, уже пораженных костной лихорадкой. Тщательно смешав краски, он принялся аккуратно исправлять скрюченные пальцы. Раймон резко втянул воздух и прикусил губу. Сарио сразу остановился, встревоженно посмотрев на него. Но он покачал головой.

— Продолжай. Это больно, но я могу потерпеть.

— Уверен?

— Уверен.

Раймон твердо посмотрел ему в глаза, и, кивнув, Сарио продолжил работу.

Закончив с руками, он снова посмотрел на Раймона. Гримаса боли на его лице уже сменилась восторженной улыбкой. Он пошевелил снова гибкими крепкими пальцами.

— Сарио, ты гений! — с благоговением прошептал он.

Сарио ухмыльнулся.

— Рад, что ты заметил.

Раймон засмеялся и с недоверчивым изумлением покачал головой.

Морщины на лице Сарио убрал только некоторые, чтобы внезапное омоложение не бросалось в глаза. После чего принялся вписывать в портрет нужные руны, тихонько нараспев произнося слова заклинаний.

Закончив, он отложил кисть и окинул Раймона внимательным взглядом. Тот по-прежнему улыбался и выглядел определенно моложе.

— Как себя чувствуешь?

— Будто родился заново.

Сарио выдохнул, ухмыльнувшись. Получилось! Осталось только понаблюдать, будет ли эффект достаточно продолжительным.

— Знаешь, пожалуй, не стоит рассказывать об этом остальным Вьехос Фратос, — задумчиво произнес Раймон. — Они не примут столь революционной идеи.

— Согласен. А новых воспитаем сами. Я мог бы даже взять на обучение парочку самых талантливых.

Раймон прищурился.

— Я так понимаю, это не единственная твоя революционная идея?

— Не единственная, — усмехнулся Сарио. — Но другие я попридержу — до тех пор, пока не сменятся Вьехос Фратос.

— Буду с нетерпением ждать. Возможно, к тому времени я стану Премио Фрато и смогу поддерживать тебя открыто, — и уже совершенно другим серьезным тоном Раймон добавил: — Спасибо, Сарио.

 

957-959

Когда Лео было пять лет, умер Ферико, последний из прежних Вьехос Фратос. Игнаддио, один из многочисленных племянников Сааведры, которого Сарио ценил за талант и сообразительность, стал одним из них. Раймон, который по-прежнему был бодр и здоров, уже два года занимал должность Премио Фрато. А Сааведра поняла, что снова беременна. Она этого совершенно не ожидала. В конце концов, прошло пять лет, и она уже решила, что Лео был счастливым исключением. У Ринаты к тому моменту было уже двое — старший мальчик и младшая девочка. Оба светловолосые и голубоглазые. Впрочем, родиться темными им было и не в кого.

Лео очень сдружился с маленьким доном Алессио, поскольку их матери постоянно вместе гуляли с детьми. Сарио по этому поводу сказал, что это весьма полезно: дружба с будущим герцогом упростит для Леонардо путь к посту Верховного иллюстратора. Сааведра тогда только фыркнула — ребенок едва из младенческого возраста вышел, а он уже строит планы на его карьеру. Интересно, а если у них родится дочь, какие планы он будет строить для нее? (насчет второго сына даже гадать не приходилось — наверняка решит, что он прекрасный кандидат на Премио Фрато).

Сааведра собиралась порадовать мужа новостью этим вечером, когда все дела будут закончены, а проблемы отложены до следующего дня. А пока она устроилась в ателиерро, уча Лео карандашному рисунку. Конечно, он был еще совсем малыш, но в их семье детей начинали учить основам живописи с момента, когда они были в состоянии держать в руке карандаш.

Хлопнула входная дверь, и из кабинета донеслись голоса. Сарио и… Раймон.

— Папа! — обрадовался Лео, тоже услышав голоса.

— Тише, карридо, — сказала Сааведра. — Папа сейчас занят. Мы поздороваемся с ним позже.

Кто знает, ради каких важных вопросов пришел сюда Раймон? Лео кивнул и вернулся к своему занятию. Он давно усвоил, что бывают моменты, когда отца нельзя отвлекать. А вот Сааведра невольно прислушалась.

— Ты готов поведать мне свои революционные идеи? — спросил Раймон, и в его голосе отчетливо слышалась улыбка.

— Одна из них, — ответил Сарио, — то, что следует изменить конфирматтио. Поскольку Одаренные не обязательно бывают бесплодными, — и после короткой паузы добавил: — Я тому доказательство.

— Но… — в голосе Раймона звучало ошеломленное изумление. — Мы думали…

Он не договорил, но это и не нужно было. Сарио, как и Сааведра, прекрасно понял, что он имел в виду: то, что Лео не его ребенок. В конце концов, это было обычной практикой. Если женщина выходила замуж за Одаренного и хотела детей, она рожала их от кого-то другого.

— Вы думали неправильно, — Сарио произнес это резко, но одновременно со скрытым весельем, а потом добавил: — У нас есть предположение, что у Одаренного может быть ребенок только с Одаренной.

— Женщины не бывают Одаренными! — воскликнул Раймон.

— Сааведра — Одаренная, — спокойно возразил Сарио. — Я знаю это наверняка. Допускаю, что женщинам Дар передается гораздо реже. Может быть, вообще в виде редкого исключения. Но это не невозможно.

На долгое мгновение воцарилось молчание. Пораженное со стороны Раймона. Терпеливое со стороны Сарио. Хотя Сааведра не видела ни того, ни другого, она чувствовала это.

Лео взрослые разговоры нисколько не интересовали, и он увлеченно рисовал пейзаж за окном. Очень даже неплохо рисовал, к слову сказать.

— И что ты предлагаешь? — наконец снова раздался голос Раймона.

— Проверять на наличие Дара при помощи Пейнтраддо Чиева. Конечно, кандидатам не будет ничего рассказываться о силе, заключенной в таком портрете. Подробности узнают только те, кто пройдет испытание — те, на кого Пейнтраддо подействует. И не всё сразу, конечно. Ну, а те, кто не пройдет, так и не поймут, каким именно образом их проверяли.

— Мальчишки в этом возрасте любопытны, — с сомнением возразил Раймон. — Тебе ли не знать. Думаешь, они не попытаются выяснить?

— Попытаются, — спокойно согласился Сарио. — Поэтому надо быть крайне осторожными. И Одаренных обучать отдельно от остальных. И Одаренных девочек — тоже. Если таковые найдутся. Может быть, Ведра — единственное исключение.

На последней фразе в его голосе чувствовалась гордость. Сааведра закатила глаза одновременно с раздражением и нежностью.

— Что ж, ладно, — согласился Раймон. — Это можно организовать. Что-нибудь еще?

— Мне нужны шпионы в других странах, чтобы вовремя докладывать о политической обстановке и возможных военных действиях. Я подумал, мы можем создать должность итинераррио, бродячего иллюстратора.

— Дельная мысль. Я отберу нескольких молодых иллюстраторов и пришлю к тебе.

Они обсудили способ связи, и Сарио поведал Раймону о том, как с помощью Дара можно просто вписать письмо в определенную комнату. Главное, чтобы комната была изображена максимально точно.

После чего они перешли на менее значительные темы, и Сааведра встала. Лео тут же вскинул голову.

— Теперь можно? — спросил он.

Сааведра кивнула, и не дожидаясь других приглашений, Лео вскочил и понесся в кабинет, прихватив с собой рисунок. Когда она зашла следом, он уже показывал свою работу отцу, а Раймон наблюдал за ними с крайне умиленным выражением. Он с улыбкой кивнул Сааведре, и она ответила тем же. В свои почти сорок пять лет он выглядел как любой обычный мужчина в этом возрасте — возможно, даже немного моложе — а не как глубокий старик. И каждая встреча с Раймоном наполняла ее сердце счастьем. Не только потому, что она была рада за старого друга и наставника, но и потому что это означало, что чары работали, а значит, Сарио не угаснет в расцвете лет, как случалось до сих пор со всеми Одаренными.

— Очень хорошо, — говорил Сарио, присев рядом с сыном на корточки. — Но смотри: здесь у тебя искажается перспектива.

Он достал из кармана карандаш — в его карманах всегда можно было найти несколько вне зависимости от времени и места — и сделал пару быстрых штрихов.

— Видишь?

Лео нахмурился и сосредоточенно кивнул. В это мгновение он был настолько похож на Сарио, что Сааведра не могла не улыбнуться.

— Из тебя вышел бы прекрасный муалим, — весело заметил Раймон.

— Ни за что, — Сарио скривился и встал. — Возиться с кучей самоуверенных глупых юнцов? Благодарю покорно.

— Давно ли ты сам был одним из них? — поддел Раймон.

Сарио ухмыльнулся.

— Вот именно. И поэтому прекрасно помню, как оно бывает.

— Не хочешь присоединиться к нам за обедом, Раймон? — спросила Сааведра, прерывая дальнейшую дискуссию.

— С радостью, — ответил тот.

 

Возможность сообщить новость предоставилась только поздно вечером, когда Сааведра уже уложила Лео спать. Сарио писал Договор с Гхийасом, и Сааведра не стала его отвлекать. Написание Договора — тонкая работа, в которой крайне важна каждая мельчайшая деталь. И только когда он отложил кисть, подошла, обняв сзади за талию.

— У меня для тебя новость, карридо.

— М-м? — рассеянно ответил Сарио, всё еще глядя на готовый Договор, и взял ее руку, чтобы поднести к губам и поцеловать пальцы.

— У нас будет еще один ребенок, — сообщила Сааведра, прижавшись щекой к его спине.

Как же отличалось состояние ее духа сейчас от того, когда она говорила о своей первой беременности. И она наслаждалась этим чувством. Сарио застыл, когда ее слова полностью дошли до его сознания, а потом осторожно, чтобы не разорвать объятия, повернулся к ней лицом.

— А я-то уже решил… — начал он, уставившись на нее пронзительными темными глазами.

— Я тоже, — ответила Сааведра, не дожидаясь, пока она закончит, поскольку думала то же самое — что Лео был единственным исключением. — Но выходит нет.

Сарио широко улыбнулся, притянув ее еще ближе к себе.

— Если будет девочка, назовем ее Элиза.

И не дожидаясь ответа, поцеловал. Впрочем, Сааведра не возражала — прекрасное имя.

* * *

Элиза еще не умела ни ходить, ни говорить, а уже тянулась к краскам и кистям. Хотя, с другой стороны, чего еще ожидать от дочери двух художников. Вот и сейчас она протянула пухлые ручки к палитре, на которой Сарио смешивал краски.

— Нет, менинна, — улыбнулся он, отводя ее руки в сторону, — тебе пока рано. Вот подрастешь — я сам тебе всё покажу.

Элиза недовольно нахмурилась, и улыбка Сарио стала шире. Она была просто копией Сааведры, и наблюдать мимику дорогой жены на круглощеком детском личике было невероятно забавно.

Сама Сааведра ушла заниматься с Одаренной девочкой — единственной, которую удалось найти среди подрастающего поколения. Но и это было достижением, учитывая, что прежде считалось, что женщины не могут быть Одаренными в принципе. Лео она как обычно взяла с собой, а Элизу оставила с отцом.

Как и все дети в их семье, в свои семь лет Лео был уже вполне самостоятельным ребенком, и целые дни проводил в Палассо Грихальва — учась и общаясь с друзьями. И только вечером они забирали его обратно в Палассо до’Веррада.

Сарио собирался отвлечь Элизу, дав ей карандаш, когда на его столе появилось письмо. От Гиаберто, который в данный момент находился возле хоаррской границы. Сарио нахмурился и быстро просмотрел послание. И то, что он из него узнал, ему совсем не понравилось. Подхватив Элизу на руки, он поспешил к Алехандро.

Герцог открыл на стук далеко не сразу, а когда открыл был взъерошенным и в явно наспех натянутых штанах и расстегнутой рубашке. Сарио приподнял бровь. Алехандро раздраженно вздохнул.

— Так и знал. Только ты можешь так колотить в мою дверь.

Сарио ухмыльнулся.

— Сожалею, ваша светлость, что прервал столь интересное занятие… — и уже совершенно серьезным тоном продолжил: — Но дело не терпит отлагательств. Тза’абы собрали войска и подошли к хоаррской границе.

Алехандро тут же стряхнул остатки расслабленности и собрался.

— Срочно отправляем туда войска, — он моментально застегнул рубашку и заправил ее в брюки. — Пошли.

— Могу я оставить Элизу с твоей женой? — спросил Сарио. — А то моя сейчас в Палассо Грихальва на уроке.

— Да, конечно, — кивнул Алехандро. — Рината, амора мейа.

Та уже появилась в дверях полностью одетая и серьезная — явно прекрасно слышала весь их разговор. Она протянула руки к Элизе, чтобы взять ее.

— Иди ко мне, менинна, папе надо заняться важными делами.

К счастью, Элиза не стала устраивать скандал и спокойно пошла к Ринате.

— Боюсь, мы не успеем перебросить войска, — озабоченно сказал Сарио, пока они шли к залу советов. — Судя по отчету Гиаберто, тза’абы уже у самой границы и вот-вот перейдут ее.

— У тебя есть другие предложения? — хмуро спросил Алехандро.

— Вообще-то есть. Собери ко мне всех хоаррцев, что найдутся в Мейа-Суэрте.

— Зачем? — Алехандро удивленно вскинул брови.

Сарио отмахнулся:

— Некогда объяснять, у нас каждая минута на счету. Ты ведь мне доверяешь?

Они вошли в пустой в это время зал советов.

— Конечно.

— Тогда сделай, как я прошу — обещаю, что объясню позже.

— Ладно.

Алехандро позвал слуг, чтобы отдать необходимые распоряжения, а Сарио принялся готовить всё необходимое для рисования. Пока достаточно будет карандашных зарисовок. Красками он начнет писать, когда соберет всю необходимую информацию.

Надо отдать должное Алехандро, хоаррцев собрали быстро. Их нашлось всего восемь человек, но этого должно хватить.

— Мне надо, чтобы вы максимально подробно и точно описали пейзаж на границе, — сказал Сарио.

Пятеро мужчин и три женщины переглянулись с недоумением, но с приказом герцога не поспоришь. Один начал неуверенно говорить, другие постепенно подхватили. Сарио быстро зарисовывал на бумаге их описания. А когда они замолчали, показал им рисунок.

— Так?

Еще несколько правок, и все сошлись, что да — это точь-в-точь дюны и холмы на границе.

— С какой стороны восток? — спросил Сарио.

Примерно прикинув, сколько ему времени понадобится для работы, он решил, что писать надо рассвет. А для этого ему надо было знать, где всходит солнце и как будет падать свет.

— С этой, — указала одна из женщин, остальные согласно покивали.

— Отлично. Спасибо за помощь, пока все свободны. Вы понадобитесь мне еще позже, чтобы проверить готовую картину.

Они снова недоуменно переглянулись, но расспрашивать Верховного иллюстратора не решились и отбыли в покои, которые выделил для них Алехандро, чтобы провести ночь.

Взяв рисунок, Сарио стремительно направился к себе. Алехандро последовал за ним.

— Так ты расскажешь мне, что собираешься делать?

— Не здесь, — Сарио многозначительно кивнул на коридор, который прослушивался из-за любого угла.

Алехандро понимающе кивнул.

И только когда они оказались в его ателлиеро, и Сарио нанес на дверь руны, мешающие подслушивать, он начал рассказывать, одновременно готовя холст и краски:

— Я изображу приграничный пейзаж и впишу в него армию. И она появится там в то время суток, которое я изображу. Учитывая, сколько времени это займет, думаю, надо писать рассвет. Армия не будет, конечно, настоящей, но будет выглядеть достаточно правдоподобно, чтобы отпугнуть тза’абов. По крайней мере, я надеюсь, что отпугнет.

Алехандро пораженно уставился на него.

— Это действительно возможно?

Сарио усмехнулся и порезал ладонь, смешивая свою кровь с красками.

— Действительно. А теперь не отвлекай меня — мне надо полностью сосредоточиться на картине.

Алехандро понятливо отошел в сторону, но совсем уходить не стал, очевидно раздираемый любопытством. Сарио был не против — пусть смотрит. Он уже полностью погрузился в работу.

Краем сознания он отметил, как некоторое время спустя пришла Сааведра и о чем-то тихо говорила с Алехандро, а потом окончательно отключился от окружающего.

Закончив, Сарио окинул картину критическим взглядом и повернулся к по-прежнему наблюдавшему за ним Алехандро.

— Зови хоаррцев.

Тот кивнул и поспешно вышел. Сарио перевел взгляд на Сааведру, которая смотрела на него, встревоженно нахмурившись, и попытался ободряюще улыбнуться. Судя по тому, что нахмурилась она еще сильнее, получилось не очень.

— Где дети? — спросил он.

— Спят давно, — ответила Сааведра.

Ничего себе. Сколько ж сейчас времени? Сарио потер лоб и посмотрел в окно — на улице было темно, и комната освещалась только множеством свечей. Он не помнил, чтобы зажигал их. То ли сделал это машинально, то ли это сделала Сааведра. Она покачала головой и ответила на невысказанный вопрос.

— Скоро полночь.

— Значит, осталось часов пять, — теперь уже Сарио обеспокоенно нахмурился.

Алехандро в сопровождении хоаррцев вернулся быстро. И все в один голос заявили, что пейзаж как настоящий — один в один. Выставив всех, кроме Сааведры, Сарио снова принялся за работу. Теперь надо было вписать в пейзаж войско. И это была самая сложная часть работы. Алехандро вскоре вернулся, но Сарио было уже всё равно.

Кровь на разрезанной ладони успела свернуться, так что пришлось разбередить рану, чтобы замешать новые краски. Тщательнее всего Сарио выписывал первые ряды — воинов в боевых доспехах на дальних дюнах. Точно так, как должны были увидеть их издали тза’абы. Две тысячи человек. Он не видел и не слышал ничего вокруг — окружающий мир будто исчез, сжавшись до картины перед ним. Времени не было, ничего не было, только сияние его Луса до’Орро.

Очнулся Сарио, лишь нанеся последний штрих. И сразу повернулся к окну. Там занимался рассвет. Он облегченно выдохнул. Успел. Теперь оставалось только ждать и надеяться, что это сработает. Все-таки одно дело вписать в картину письмо, и совсем другое — целую армию.

Алехандро сидел в кресле, вытянув длинные ноги, и, похоже, задремал. Сааведра свернулась клубком в другом кресле, но не спала — не сводила глаз с Сарио. Он хотел сказать, что ей следовало бы отдохнуть, а не бодрствовать тут всю ночь вместе с ним, но перед глазами вдруг поплыло, и он покачнулся.

В следующее мгновение он уже почему-то оказался на полу, а Сааведра сидела рядом, обнимая его за плечи. Видимо, удержать его она не успела или не смогла, но хотя бы не дала удариться затылком о пол.

— Сарио, — в ее серых глазах светилось беспокойство, — как ты себя чувствуешь?

Он помотал головой, пытаясь прояснить ее немного. Головокружение вроде бы прошло, но туман оставался.

— Слабым, — ответил он. — Как будто я не ел и не спал по меньшей мере неделю.

Сааведра прикусила губу, но сказать ничего не успела, поскольку от их голосов проснулся Алехандро. Резко выпрямившись, он уставился на них.

— Что случилось? — и нахмурился, окинув его внимательным взглядом. — У тебя такой вид, что краше в гроб кладут.

Сарио хмыкнул. Чувствовал он себя именно так.

— Он просто истощил все свои силы, — сердито ответила Сааведра.

— У меня не было выбора, — возразил Сарио.

Сааведра раздраженно вздохнула, но спорить не стала. Они оба знали, что это правда.

— Я не знал, что это так на тебя повлияет, — виновато произнес Алехандро.

Сааведра отмахнулась.

— Не вини себя, Алехандро — он в любом случае это сделал бы. Тем более, что он прав — выбора не было.

Сарио усмехнулся и попытался встать, но Сааведра не позволила ему.

— Куда это ты собрался? Хочешь окончательно сознание потерять?

— Надо проверить мой стол в кабинете. Письмо…

— Сиди, — велела Сааведра. — Я посмотрю. Не смей даже двигаться.

Она встала, и Сарио усмехнулся. На самом деле, он был благодарен, что она пошла проверить сама: сил не осталось совсем. Хотелось растянуться прямо на полу и просто отключиться.

Алехандро продолжал прожигать его встревоженным взглядом, но ничего не сказал. За что Сарио был ему безмерно благодарен. Сааведра вернулась с письмом. Он протянул руку, но она покачала головой и принялась читать сама:

— «На рассвете на дюнах из ниоткуда появилась огромная армия. Тза’абы перепугались до полусмерти и отступили, не пытаясь напасть. Даже разведчиков не выслали, оценить наши силы. Просто бежали. Теперь возвращаются к себе. Похоже, они в самом деле пришли чуть ли не в священный ужас».

Сарио торжествующе улыбнулся. Алехандро изумленно покачал головой.

— Потрясающе. Я едва могу поверить в то, что здесь сейчас произошло, — немного помолчав, он серьезно добавил: — Я рад, что ты на моей стороне.

Сарио кивнул столь же серьезно.

— Грихальва всегда будут служить до’Веррада и Тайра-Вирте. Все наши силы в твоем распоряжении.

Он встал, опираясь о Сааведру — его всё еще шатало. Алехандро шагнул к нему и сжал плечо.

— Спасибо, мой друг. Отдыхай теперь.

С этими словами он покинул комнату, а Сарио повернулся к картине. Отдыхать было рано — теперь следовало убрать с нее войско, чтобы пейзаж границы вернулся к своему изначальному виду.

— Нет, — твердо сказала Сааведра. — Я сделаю всё сама, а ты немедленно отправишься в постель.

— Ведра, — нахмурился Сарио.

Уничтожение нарисованного войска требовало не столько сил, как создание, но всё же было нелегкой задачей. А она не спала вместе с ним всю ночь.

— Это не обсуждается, — отрезала Сааведра. — С тебя уже хватит на сегодня.

И она потянула его в спальню, где обработала и перевязала ему руку, прежде чем заставить лечь. Правда состояла в том, что сил сопротивляться не осталось. Он ощущал себя беспомощным котенком. Так что пришлось подчиниться. Сарио отключился, едва его голова коснулась подушки.

* * *

Сарио приходил в себя еще два дня, и это беспокоило Алехандро. Он не мог не радоваться тому, что перепуганные тза’абы больше не пытались приблизиться к границе Тайра-Вирте, но ему не нравилось, какой ценой это было достигнуто.

— Твоя магия всегда так воздействует на тебя? — спросил он друга, когда пришел навестить его на следующий день.

На этот раз Сарио был один — без малышки Элизы. Видимо, Сааведра решила, что ему необходим полный покой, и забрала с собой не только сына, но и дочь. Он сидел за столом, что-то рисуя углем на бумаге. Алехандро закатил глаза. Этот человек даже на пороге смерти не перестанет рисовать.

Сарио покачал головой.

— Это из-за создания материального фантома, да еще такого грандиозного. Чтобы ожили те воины, мне пришлось вложить в них частичку своей жизни. Обычные договоры и внушения не требуют таких затрат.

Это успокаивало, и всё же смутное беспокойство оставалось. Не потому ли иллюстраторы из рода Грихальва живут так мало?

— Будем надеяться, столь радикальных средств больше не понадобится, — сказал он вслух.

Сарио усмехнулся и кивнул.

— Не беспокойся — завтра я уже смогу вернуться к своим обязанностям.

— Меня беспокоит вовсе не это, — возразил Алехандро, нахмурившись.

И уже совершенно серьезно Сарио ответил:

— Я знаю. Со мной всё будет в порядке. Обещаю.

Они обменялись понимающим взглядом, и Сарио вернулся к своему рисунку. Алехандро жутко захотелось заглянуть ему через плечо, но помня, что он не любит показывать незаконченные работы, сдержался.

— Надеюсь, жена не даст тебе наделать глупостей, — заметил он уже веселым тоном.

— В этом на нее можно положиться, — согласился Сарио, и уголки его губ приподнялись в той особенной улыбке, с которой он всегда говорил о Сааведре.

Сделав еще пару штрихов, он повернул рисунок к Алехандро. И тот чуть не задохнулся от возмущения. Сарио изобразил его в том полураздетом виде, в котором застал вчера.

— А ну дай сюда! — велел он.

Сарио засмеялся и отдернул руку.

— Неа, я подарю его твоей жене. Уверен, она оценит.

Рината оценит, это точно. Главное, чтобы больше никто не получил возможность оценить. Алехандро нахмурился. Сарио ухмыльнулся, а потом протянул ему рисунок.

— Ладно, можешь отдать ей сам.

Алехандро со вздохом покачал головой, забирая рисунок.

— Ты невозможен. И почему только я терплю тебя?

— Потому что я лучший, — невозмутимо заявил Сарио, откинувшись на спинку стула.

— И скромный, — с сарказмом сказал Алехандро.

Сарио ни капли не смутился.

— Скромность — для неудачников и бездарей.

Алехандро усмехнулся. Да, цену себе его Верховный иллюстратор всегда знал. И это было одним из качеств, которые Алехандро в нем восхищали.

 

976

Шум, донесшийся из главного зала отвлек Фернандо от просмотра счетов. Он недовольно поморщился. Что там такое случилось? Громкие недовольные голоса, явно о чем-то спорящие. Кто-то из клиентов остался недоволен едой? Или ценами? Вздохнув, Фернандо встал, чтобы разобраться, что происходит.

Один из его официантов — Микелло — спорил с молодой парой. Насколько понял Фернандо, у них не хватало денег, чтобы заплатить за заказ. И они пытались доказать, что заказывали вовсе не такие дорогие блюда. Кстати, могли быть и правы. Микелло временами так делал — нарочно подавал более дорогие блюда, чтобы побольше получить с клиентов. Но сейчас он явно просчитался с выбором жертвы. Моронно, он и есть моронно. С первого взгляда видно, что у этих двоих больших денег не водится, и в ресторан они выбрались в первый и, вероятно, последний раз в жизни.

Фернандо уже собирался подойти, чтобы попробовать уладить конфликт, когда его внимание привлек другой столик. Пара в возрасте и с ними юноша и девушка, судя по внешности, их дети. И в них не было бы ничего особенного, если бы не блестевший на груди у всех четырех золотой ключ. Иллюстраторы Грихальва! И надо было Микеллло омрачить столь счастливый для их ресторана день своими махинациями!

Тем временем старший мужчина — как все Грихвальва, смуглый и темноволосый (хотя в его кудрях уже начала появляться седина) — освободил столик от посуды, переставив ее на другие столы, и достал из кармана камзола карандаш. Остальные отошли в сторону, с любопытством и предвкушением наблюдая за ним. Окинув цепким взглядом обеденный зал, Грихальва принялся рисовать прямо на скатерти. Фернандо замер от восторга, забыв о разгорающемся конфликте. Впрочем, конфликт затих, поскольку все присутствующие, затаив дыхание, наблюдали за иллюстратором.

Наконец, он выпрямился, окинул скатерть внимательным взглядом, подправил рисунок в паре мест, после чего сорвал скатерть со стола и показал ее присутствующим. Фернандо аж присвистнул. Как можно было буквально за несколько минут изобразить всех присутствующих так, что каждый человек был абсолютно узнаваем? Зал взорвался восторженными аплодисментами.

Грихальва с улыбкой слегка поклонился, а потом обратил взгляд темных глаз на Фернандо.

— Надеюсь, этого достаточно, чтобы оплатить обед этих людей? — он мотнул головой в сторону неудачливой пары и протянул скатерть Фернандо.

Тот взял ее из рук художника с благоговением, почти не веря, что это действительно произошло в его ресторане. Подлинный Грихальва, написанный на его глазах в его ресторане. Да все рестораторы в Мейа-Суэрте удавятся от зависти!

— Конечно, господин! — с энтузиазмом заверил он.

Правда состояла в том, что картина стоила куда больше этого несчастного обеда. Не говоря уже о том, сколько она может привлечь клиентов, если повесить ее в обеденном зале.

— Микелло, — позвал он, — принеси господам лучшего вина — за счет заведения.

Микелло кивнул и исчез. И только тут Фернандо обратил внимание на подпись. «Сарио Грихальва», — значилось в углу картины. Фернандо едва поверил своим глазам и чуть не упал в обморок от счастья. Как ему могло так повезти? Сам Верховный иллюстратор не только посетил его ресторан, но и одарил его своим творением!

На столик иллюстраторов уже положили новую скатерть, и они сели обратно, чтобы продолжить ужин.

— Папа, ты был великолепен! — с широкой улыбкой воскликнула девушка.

Остальные согласно покивали.

— Господин Верховный иллюстратор, — почтительно поклонился Фернандо, — благодарю за оказанную честь. Могу я что-нибудь сделать для вас?

Сарио Грихальва одарил его пронзительным взглядом.

— Позаботьтесь, чтобы ваш официант больше не обманывал так посетителей, и мы в расчете.

Фернандо не стал делать вид, будто не понимает, о чем речь. Он просто кивнул.

— Непременно.

После чего удалился, унеся с собой драгоценную скатерть. Надо будет вставить ее в хорошую рамку. Самую лучшую.

 

1004

Плотнее завернувшись в черную вдовью шаль — в последнее время ей постоянно было холодно, даже летом, — Сааведра остановилась перед портретом в Галиерре Грихальва. Портретом, который много лет назад написала она сама — Сарио за работой. Пять лет прошло со дня его смерти, а ей до сих пор казалось, будто это было вчера. Благодаря открытому ими способу, который они сообщили Вьехос Фратос, Сарио прожил долгую для Одаренного жизнь, и всё же недостаточно долгую по мнению Сааведры. Шестьдесят семь лет — не такая уж глубокая старость.

Леонардо сменил отца на посту Верховного иллюстратора, а Сааведра вернулась в Палассо Грихальва. Хотя Рината уговаривала ее остаться. Но она просто не могла оставаться там, где прошли самые счастливые годы ее жизни, где всё напоминало о Сарио. Впрочем, Рината сама вскоре покинула Палассо до’Веррада, когда Алехандро решил, что слишком стар, чтобы управлять государством, да и после ухода верного друга и соратника энергия покинула его. Так что он передал бразды правления сыну, и они с Ринатой переселились в Чассериайо.

— Я так скучаю по тебе, аморо мейо, — прошептала Сааведра, глядя на молодое лицо того, кого она помнила состарившимся, но от того не менее красивым.

Сколько лет ему было, когда она писала этот портрет? Девятнадцать? Двадцать? Она уже даже не помнила. Вместе они столь многое свершили. Вернули своей семье уважение и высокое положение в обществе — теперь, встретив на улице кого-то из Грихальва, люди не кривились презрительно как прежде, а почтительно кланялись. Помогая Алехандро, добились процветания Тайра-Вирте, которая стала государством, с которым считались, с которым стремились заключить союз.

— Мама? — голос Элизы заставил вздрогнуть, вернув Сааведру в настоящее. — Так и знала, что найду тебя здесь.

Когда-то они надеялись, что Леонардо возьмет в себе в жены одну из учениц Сааведры — Одаренную девушку. Но он в итоге остановил выбор на совершенно другой. И подтвердил их теорию, поскольку детей у них не было. Зато Элиза вышла замуж за Ринальдо, который сейчас был Премио Фрато, и родила ему троих детей. Чем опять-таки подтверждалась теория. Увы, Одаренные девушки встречались крайне редко, и на всех Одаренных юношей их не хватало.

Сааведра улыбнулась дочери, когда та подошла и встала рядом, устремив взгляд на портрет.

— Папа был такой красивый, правда? — задумчиво произнесла Элиза.

Сааведра кивнула.

— Знаешь, я скучаю по нему, — вдруг призналась Элиза.

— Я тоже, каррида, — вздохнула Сааведра и обняла ее за плечи, притянув к себе.

Некоторое время они молча стояли, глядя на портрет Сарио. Наконец, встряхнувшись, Элиза снова улыбнулась.

— Ринальдо просил узнать, не пообедаешь ли ты с нами.

Ринальдо относился к ним с Сарио с таким глубоким почтением, близким к благоговению, что порой становилось неловко. Но он был хорошим человеком, а время, проведенное в семье дочери, помогало отвлечься от никогда полностью не угасавшей тоски.

— Конечно, — согласилась Сааведра.

И они, отвернувшись от портрета, пошли к выходу из Галиерры. Однако у самых дверей Сааведра на мгновение обернулась. «Уже скоро, аморо мейо, жди меня».

 

1304

Никойо подвел своих учеников к двум полотнам, которые являлись гордостью галиерры Пикка.

— Потрет Сааведры Грихальва — первой женщины-иллюстратора. Шедевр Сарио Грихальва.

Сааведра стояла вполоборота, касаясь кончиками пальцев круглого столика. Ее губы слегка изогнулись в преддверии улыбки, словно она вот-вот повернется к тому, кто должен войти, и ее лицо озарится уже настоящей улыбкой. Элейну всегда завораживал этот портрет. Хотела бы она, чтобы в ее жизни был тот, кому она могла так улыбаться.

— Она была его женой, и он часто ее рисовал, так что у нас сохранилось немало ее портретов, но этот особенный. Впрочем, и Сааведра любила рисовать своего мужа. И вот этот портрет может посоперничать в мастерстве с работами Сарио.

Он был не менее завораживающим, чем первый. Сарио Грихальва, легендарный Верховный иллюстратор, который вывел семью из забвения и поднял ее на недосягаемую высоту, был изображен за работой — перед стоящим на мольберте холстом. Брови сосредоточенно сошлись на переносице, губы поджаты, а в темно-карих глазах сияет свет.

Обе картины потрясали вложенными в них чувствами, которые не смогли победить прошедшие с тех пор века.

— Они явно очень любили друг друга, — прошептала Элейна стоявшему рядом Аллерио.

Тот пожал плечами — чувства его не слишком волновали. Зато ее услышал Никойо и улыбнулся.

— Да, это так. И эта любовь принесла нашей семье немало благ. Кто мне скажет каких?

Пока остальные наперебой отвечали, Элейна продолжала всматриваться в портреты. Она хотела научиться рисовать так, как эти двое, и собиралась добиться поставленной цели. Благодаря Сарио и его жене у нее был такой шанс.

Элейне вдруг показалось, будто теперь Сааведра улыбается лично ей. Хотя это, конечно, было невозможно — всего лишь игра воображения. И все-таки от картины сквозь тьму веков будто донеслись слова: «Никогда не сдавайся, менинна, у тебя всё получится».