От судьбы не убежать (джен)

— Мистер Неттлшип, на минутку! — голос директора прозвучал неприятно визгливо.

Идущий по коридору мужчина резко остановился и обернулся к спешащему к нему старичку. Непосвящённый наблюдатель мог бы легко перепутать их должности. Учитель химии, одетый в строгий чёрный костюм с удлинённым пиджаком, чем-то неуловимо напоминающим сюртук, и белоснежную сорочку, выглядел гораздо представительнее лысеющего и потного директора, одетого в старые брюки и такой же старый свитер невнятного цвета. Мистер Неттлшип, сдерживая раздражение, поправил запонку, выполненную в виде змеиной головы с изумрудными глазами, и мысленно сосчитал до десяти, беря эмоции под контроль.

— Я вас слушаю, директор.

Голос мужчины, низкий и глубокий, прокатился по коридору тяжёлой волной, заставившей учеников вздрогнуть и втянуть головы, желая поскорее спрятаться. Правда, несколько старшеклассниц помимо этого ощутили ещё и сложно идентифицируемое томление внизу живота, но это уже мелочи.

— Джеймс, вам, как самому ответственному члену нашего коллектива, решено доверить организацию послеобеденного досуга учеников. Наверняка такой увлечённый своим предметом человек найдёт, чем заинтересовать детей…

— Я подумаю над вашим предложением, директор. Скоро начнётся урок, мне нужно впустить учеников в класс, чтобы они успели подготовиться.

Не дожидаясь ответа, мужчина развернулся на каблуках и стремительно пошёл в сторону кабинета. Ученики расступались со смесью страха и уважения, опасаясь попасть под горячую руку острому на язык и скорому на взыскания учителю. Но он, казалось, никого не замечал, погружённый в свои мысли. Возле двери кабинета уже толпились шестиклассники, впервые переступающие его порог. Учитель вошёл первым и встал за кафедрой, где принялся перебирать бумаги, настраиваясь на урок. Приглушённые детские голоса (всё-таки репутация делала своё дело, и мистера Неттлшипа побаивались даже те, кто у него ещё не учился), шорох бумаги и прочий шум кабинета, где совсем скоро начнётся урок, раз за разом погружали мужчину в неприятные воспоминания.

Вопреки документам и автобиографии, написанной для личного дела при приёме на работу, Джеймс родился невообразимо дальше, несколько позже и под совершенно другим именем. Вся его жизнь была одним бесконечным сражением, оставившим на душе и теле глубокие шрамы, поставившие в тупик фельдшеров центральной больницы Чепстоу, куда его доставили с глубокими рваными ранами и потерей памяти шесть лет назад. Правда, амнезию ему пришлось сочинять на ходу, чтобы не оказаться случайно в отделении для душевнобольных, а оттуда — в месте, куда его наверняка упекли бы на остаток дней за былые заслуги те, ради кого он почти умер.

Но искать его было некому. Мира, которому он когда-то принадлежал, не существовало — даже с учётом другого времени. Это не поддавалось объяснению, хотя вся его прошедшая жизнь большинству показалась бы страшной сказкой. Но факт оставался фактом: всё, что он знал и умел, в этом месте было так же применимо и уместно, как астрофизика в детской песочнице. Он оказался никем. Более того, всё, что делало его им, исчезло, вытекло вместе с кровью из разодранной шеи на пороге больницы. Он тщетно искал родной город на картах и даже несколько раз проезжал знакомым, сотни раз пройденным маршрутом на электричке, но знакомой станции не оказалось на её привычном месте. Не было и других мест, связанных с его прошлым, и людей. Единственное, что осталось, — это горькие, тяжёлые воспоминания да слабые отголоски былого могущества.

Но и этого хватило, чтобы запудрить мозги чиновникам и за полгода после выписки состряпать новую личность. Джеймс Гарольд Неттлшип — мужчина долго привыкал к двум, пожалуй, самым ненавистным ему именам, но время шло, и эта личина стала как родная. Острый ум и способность быстро учиться и приспосабливаться, к счастью, остались при нём, так что он достаточно быстро освоился и стал своим в этом городке. Вместе с новой личностью он получил и новые документы об образовании — а именно степень бакалавра и право преподавать в школе. Пришлось за короткий промежуток времени многое выучить, и в начале учебного года мужчина устроился в среднюю школу Вайдин учителем химии, что его немало забавляло. Хоть что-то в его странной и непредсказуемой жизни оставалось прежним: преподавание — и начальник со странностями и патологической тягой к сладкому. Но с этим он был готов смириться.

Удар колокола оповестил о начале урока, и класс притих, заворожённо наблюдая за возвышающимся перед доской учителем. Мужчина окинул детей оценивающим взглядом и тихим, но уверенным голосом начал свою речь:

— Вы пришли в этот класс, чтобы освоить науку взаимодействия веществ. Очень точную и тонкую науку…

Класс внимал, жадно ловя каждое слово. Да, мистер Неттлшип виртуозно владел не только тонким искусством взаимодействия веществ, но и обладал талантом оратора, подчиняя себе любую аудиторию одним только голосом. К концу урока Джеймс уже знал, с кем ему предстоит работать, выделив намётанным за годы преподавания глазом будущих хулиганов, взрывателей пробирок и тех, из кого получится что-то стоящее. После короткой прочувствованной речи пришло время опроса, чтобы оценить уровень знаний — и тут мистер Неттлшип снова почувствовал дежавю: с первой парты раз за разом в воздух взлетала одна и та же девичья ладошка. Казалось, её можно использовать вместо вентилятора или мотора на лодке — так активно она размахивала, пытаясь привлечь внимание учителя.

— Мисс Роулинг, мы все уже поняли, что вы невыносимая всезнайка. Давайте теперь позволим остальным проявить себя.

Девочка поникла, смущённо теребя светло-русую косичку, и пообещала себе, что никогда не забудет учителю его обидных и несправедливых слов — и обязательно отомстит. Девочка всегда держала свои обещания.