Тёмный абонемент (гет)

— Чёрт возьми, Грейнджер! — с таким выражением лица, будто она только что подожгла здание Министерства, а не уволилась с должности, закричал Перкинс из отдела правового надзора. — Ты же шла к этому десять лет! У тебя была пресс-служба, ассистент и даже подставка под кофе с гербом Министерства!

— И именно это, Перкинс, и добило, — сухо ответила Гермиона, застёгивая последнюю пуговицу плаща. — Я не рождена для позолоченных подставок под кофе.

Она вздохнула. Как же её достали эти коридоры. С одинаковым бежевым ковром, вечным запахом чернил и фальшивыми улыбками. Её считали будущим Министром. Министром, Карл! А она просто хотела тишины, умиротворения. И чтобы никто не вставлял в отчёты «вдохновляющее лидерство» при любом упоминании её имени.

Гермиона Грейнджер — золотая девочка. Гениальный стратег, воин света, спасительница магического мира и, судя по слухам, человек, способный организовать войну, переговоры и ужин на шесть персон одновременно. Но теперь эта самая Гермиона, к ужасу всей бюрократической Британии, уволилась. И переехала… в Хогвартс. В библиотеку. По собственной воле.

— Может, ты заболела? — спросил Рон, когда она сообщила об этом по камину.

— Или тебя укусила одна из тех проклятых книг в отделе редких изданий? — предположил Гарри.

— Я.. просто больше люблю порядок, чем интриги и кофе по регламенту, — ответила она, разливая по полкам старые свитки и мурча от удовольствия.

Когда Гермиона Грейнджер официально заняла должность библиотекаря в Хогвартсе, первое, что произошло — мадам Пинс уронила перо. Настоящее, длинное, чёрное, со скрипучим наконечником и намёком на обморок.

— Вы, простите, серьёзно? — спросила она тогда, в первый же день, вытянув шею, как филин, которому продемонстрировали книгу, открывающуюся не с той стороны.

Сначала мадам Пинс воспринимала Гермиону с подозрением и легкой тревогой, как будто та заявила, что будет работать не с книгами, а разбирать книжные шкафы молотком. Потому что, что бы там ни говорили, Гермиона была не просто “ещё одной ведьмой с головой на плечах”. Она была Гермионой Грейнджер. Девушкой из газет. Спасительницей. Умницей. Министрским материалом.

— Ну... если вы думаете, что библиотека — это… лёгкое призвание, то вы, конечно, можете попробовать, — сказала мадам Пинс холодно, заправляя седой волос за ухо, как боевую шпору.

— Я хочу попробовать, — ответила Гермиона, улыбаясь с тем настойчивым, внутренне упрямым светом в глазах, который обычно предвещал, что все будет сделано идеально. Даже каталог заклинаний, даже сведение карточек на полках по алфавиту в триста пятьдесят семь строк.

Остальные преподаватели?

Они, мягко говоря, не понимали.

— Гермиона, ты... в порядке? — спрашивала Минерва, напряжённо. — Мы всегда думали, что ты возглавишь Отдел магического законодательства или, по крайней мере, станешь Заместителем министра…

Гермиона устала отвечать на эти многочисленные вопросы, поэтому просто молчала. А некоторые коллеги, особенно из младших профессоров, переходили на шёпот, когда она проходила мимо.

— Да это не надолго. Устанет.

— Выдохнется.

— Через месяц вернётся в Министерство с новыми идеями.

— Или, может, это нервный срыв?

Но Гермиона не уставала. Она появлялась ровно к открытию библиотеки, в волосах, всегда одна выбившаяся прядь, а в руках, то перечень новых книг, то список учеников, что не вернули сборник древней алхимии с 2005 года. Она читала, сортировала, заклинала полки, шептала книгам, когда думала, что её никто не слышит, и вообще, с каждым днём всё больше становилась неотъемлемой частью Хогвартса. А мадам Пинс, хоть и ворчала первое время, втайне восхищалась. Особенно после того, как Гермиона сама вручную отсортировала проклятые свитки, которые кидались слизью на студентов. И составила систему по возврату редких томов, настолько изящную, что даже призрак монах-библиотекарь из подвала поблагодарил. Спустя полгода мадам Пинс уже позволяла себе ухмыляться в сторону преподавателей, когда те удивлённо спрашивали:

— Гермиона до сих пор там? В библиотеке?

— Конечно, — отвечала Пинс, вытирая полки заклинанием и как будто гордилась. — Она... из моих. Только с лишней дозой славы, которую, к счастью, уже переросла.

По утрам они вместе пили крепкий чай, ругали неаккуратных студентов и шептались над полками с «очень древними, очень злыми и абсолютно прекрасными» книгами.

И всё шло хорошо. Пока мадам Пинс однажды не шепнула:

— Не доверяй книгам, которые шепчут… и мужчинам, которые приходят без причины.

Гермиона тогда только фыркнула.

А зря. Потому что на следующий день появился он. Теодор Нотт.

Тогда она сидела в слегка растянутом свитере. Том самом, что когда-то подарила ей мама, и который она носила до дыр, потому что в нем было тепло и словно безопасно. Свитер был слишком большой, мягкий и слегка поникший на плечах, а рукава скрывали ладони, делая каждое движение медленным и неспешным. На ногах у нее были разноцветные штаны, скомканные, из тех, что сложно назвать модными, но которые идеально подходили для ленивых вечеров и долгих часов за книгами. Волосы были собраны в небрежный узел на затылке, с парой выбившихся прядей, обрамляющих лицо и добавляющих образу некую простоту и живость.

В этот момент Гермиона выглядела словно человек, который научился беречь себя в мире, где слишком много требований и ожиданий, но не собирался сдавать свои маленькие радости. Даже если это всего лишь старый свитер и разноцветные штаны.

А когда дверь в библиотеку распахнулась с особенно самодовольным скрипом, Гермиона даже не подняла головы.

В это время суток никто, кроме особо отчаянных первокурсников, не рисковал входить. Было слишком рано для сов и слишком поздно для жаворонков. А значит — тишина, порядок, и идеальные условия для расстановки новоприбывших экземпляров («История проклятий и других недоразумений в магическом праве, тома 1-12»).

Но вошедший не принадлежал ни к одной из этих категорий.

— Это теперь твоя нора, Грейнджер? Или ты просто решила охранять книги, как дракон золото?

Гермиона ахнула, слишком громко для помещения, где даже чих обычно карался косым взглядом. И всё же, она ахнула не как леди, не как бывший чиновник, не как "золотая девочка", а как человек, которого, извините, застали в нижнем белье на собрании ордена. Гермиона вздрогнула, ударилась коленом о столешницу, уронила перо. Кажется, сердцебиение моментально перепрыгнуло на уровень «экзамен по теории магических травм без подготовки».

— Мерлин святой и все хоркруксы впридачу... — пробормотала она себе под нос, с трудом сохраняя лицо.

Она судорожно глотнула воздух, посмотрела на него чуть исподлобья, пытаясь вернуть себе остатки достоинства. Но Теодор, чёрт бы его побрал, даже не пытался отвести взгляд. Ему явно нравилось, как она смотрит на него, будто он — ожившая аномалия.

Теодор Нотт стоял в дверях, как будто сошёл с постера «Тёмная эстетика в преподавании: инструкция по стилю». Чёрная мантия, небрежно закинутая на плечо, волосы чуть взъерошены, как после дуэли или, что вероятнее, после сна. На его лице была ухмылка, а в глазах тот самый раздражающе невозмутимый взгляд, которым он смотрел даже на преподавателей, когда ещё был учеником.

Гермиона с усилием сглотнула.

В памяти сразу всплыли новости, которые она читала несколько лет назад: Теодор Нотт, наследник древнего рода, сидит в тюрьме за пособничество Лорду Волан-де-Морту, за те тёмные времена, когда всё казалось безнадёжным. Был ли это какой-то невероятный подвох или роковая ошибка? Она не могла поверить, что человек с такой репутацией теперь свободно бродит по коридорам Хогвартса и даже преподаёт. Она вспомнила своего друга, который тоже мечтал стать преподавателем, готовился, учился, и его отказали, потому что у него не было “особых связей” и, возможно, он просто не вписывался в чьи-то планы.

И вот теперь, подумала Гермиона с раздражением, почему такого человека, как Нотт. Человека с грязным прошлым и репутацией, взяли, а её друга, честного и трудолюбивого, нет? “Как же так?” — недоумевала она, словно мир вдруг перевернулся с ног на голову, а справедливость оказалась просто словом из учебника, которым легко прикрыть очевидный беспредел. В этот момент в ней бурлила смесь шока, недоверия и лёгкой злости. Ведь жизнь снова сыграла свою жестокую шутку, а ей оставалось только наблюдать, как всё меняется вокруг, не всегда в лучшую сторону.

— Нотт?! — голос сорвался, и она невольно перешла на шёпот, будто боялась потревожить воздух. — Ты… что ты вообще здесь делаешь? Ты же... ты же не был на свободе!

Его глаза, глубоко посаженные, серо-зелёные, с поволокой лени, смотрели на неё, будто через толщу воды.

— Приятно, что ты следила за моей биографией, — отозвался он, шагая внутрь. — Не переживай, вышел по УДО. В смысле — "Учебная должность, обоснованная".

— Что ты здесь делаешь? — серьёзнее спросила Гермиона, заметно следя за его руками. Потому что, если он прикоснётся к редким свиткам жирными пальцами, она сама выкинет его из окна. Или скормит учебникам по Тёмной магии, у которых, как она подозревала, уже выработался аппетит.

— Ищу место, где не пахнет идиотами, — сказал он просто. — В преподавательской аврора-теоретика до меня кто-то держал коллекцию чая с запахом тухлой ромашки и крысиного отчаяния. Здесь... хотя бы только ты.

Она прищурилась.

— Ещё один комплимент, и я попрошу тебя подписать формуляр на одержимость.

Он проигнорировал выпад, подошёл ближе, медленно, будто гулял по музею, но взгляд его был совсем не рассеянным. Он осматривал полки. Книги. Её.

— Ты действительно ушла из Министерства? — спросил он, наконец, не так уж насмешливо. — Ради этого?

— Это — «Сердце Хогвартса», — подчеркнула она с пафосом, но щёки всё же слегка порозовели. — И да, я ушла. Потому что я могу. Потому что я больше не обязана никому быть героической. Я теперь просто... библиотекарь.

— С тобой определённо стало легче разговаривать, — отозвался он, поворачиваясь к ней. — Но, судя по тону, ты всё ещё лекторишь в голове.

— Привычка, — буркнула Гермиона, затем, немного смягчившись: — Ты правда будешь преподавать?

— Защиту. Старшие курсы. Думаю, я достаточно пугающий.

— А в свободное время ты будешь сидеть здесь и раздражать меня, да?

— Ага. Абонемент оформим? Или нужен паспорт и справка от психолога?

Она закатила глаза.

Прогуливаясь по книжным рядам, он коснулся корешка книги из раздела старых судебных протоколов. Присел на край её стола. Никакой книги с собой. Ни тетради, ни лекций.

— Ты вообще... — она нахмурилась. — Ты вообще зачем сюда пришёл?

Он повернул голову к ней, медленно, словно ждал, когда она это спросит. И в его глазах, тёмных, почти непрозрачных, что-то мелькнуло. Не насмешка. Не холод. Что-то… гораздо тише. Как будто он пришёл не в библиотеку, а к ней. Он занял кресло. Её любимое. Расположился с видом на окна, вытянул ноги и стал рассматривать сводчатый потолок, как будто мог там найти новый смысл жизни. Тео опустился в кресло, её любимое кресло, к слову, откинулся с видом короля на совете книг.

— Не поверишь, Грейнджер… читать.