В огнях Корусанта (джен)

* * *

Последние лучи холодного солнца Корусанта окрашивали в зловещий багрянец шпили Императорского дворца. Затем они медленно стекали вниз — на бездушный город у подножия, высвечивая закатным огнём его гнилые артерии, переполненные лицемерием и развратом.

Планета-столица.

Место, куда ежедневно стремились миллиарды существ, а триллионы могли лишь мечтать попасть. Мир, что открывал безграничные возможности самым изворотливым — и столь же безжалостно перемалывал остальных. Мир, что был…

Тюрьмой.

Сколько он себя помнил, этот город сковывал его похлеще рабских оков Татуина. Те цепи он сумел сломать. Эти же — душили невидимой рукой, от которой не было спасения.

Вся его жизнь была как эта планета. Подчинённая чужим условностям и ожиданиям. Кеноби. Ордена джедаев с их клятым Кодексом. Церемониального протокола политиков. Армейского устава. Учения Ситхов. Мастера. Едва ли это был полный список его властителей.

Он только хмыкнул, с горечью вторя своим мыслям. И повернулся спиной к лживому городу.

— Милорд? — почтительно переспросил ожидающий адъютант. — Что мне ответить Гранд-адмиралу Сину?

Тот умело удерживал на лице маску спокойного человека. Только тщетно, Сила послушно шептала об обратном. Волнение, выдаваемое учащенным биением пульса, долгими и рваными паузами между вдохом и выдохом, невозможно было скрыть.

Он давно привык к опаске и откровенному страху окружающих. Даже когда на нем не было устрашающих доспехов, как сейчас. Это долго тешило самолюбие, а после приелось, стало пресным, безвкусным. И хрустящим на зубах, как обжигающий песок проклятой богами пустынной планеты. И это чувство было, как ещё одна деталь изученного до мелочей интерьера. Привычного. Неброского.

— Передай ему, — Вейдер бросил недовольный взгляд на лежащий перед ним отчёт ИСБ о проваленной операции и процедил: — Если он ещё раз посмеет так бездарно распорядиться вверенным ему флотом, я найду более достойное применение его никчёмным мозгам, и даже Его Величество ничем не сможет ему помочь, — он сделал паузу и пристально посмотрел на помощника: — Дословно, Кирстен.

— Так точно, милорд, — резко кивнул стоящий навытяжку мужчина: — Разрешите идти?

— Свободен, — небрежно бросил Вейдер, возвращаясь к окнам и складывая руки за своей спиной. — Позови Рекса.

Последняя фраза настигла адъютанта у порога.

— Хорошо, милорд, — послушное согласие, и двери с тихим шипением закрылись.

Оставшись наедине с собой, Вейдер снова взглянул на ночной город, что простирался за панорамными окнами из транспаристила. Тот ярким неоновым свечением вспыхивал в царящей мгле и манил глупцов, будто мотыльков, к своему бессердечному пламени.

Сколько раз он так безмолвно взирал на мелькающих людей с высоты собственного дворца? И не чувствовал по отношению к ним ничего, кроме безразличия и, быть может, презрения. Это не были военные, что жили и умирали, по его приказу. Которые боялись, но, в то же время, и уважали его. А эти… Испытывали только непонимание, страх и бездонный ужас. Для них он был недосягаемой фигурой, вторым человеком в Империи. И тем, от кого следовало держаться подальше. Для них он был…

Палачом Императора.

Дурацкое прозвище, что подарила ему человеческая молва. Подумать только, каких вершин он добился. И после всего, что он дал этой галактике, все равно оставался для них безликим палачом. Лишь единицы помнили в нём прежнего Героя-без-страха. Да и он редко показывался на людях без доспехов.

“Неблагодарные слепцы…”

Это всегда было неизменной константой. Слепцы, что грезили своими жалкими плотскими желаниями о деньгах и мнимом положении в обществе. И все же он чувствовал их. Сила связывала его с каждым живым существом в этой галактике. Сила налагала ответственность. Обязанности. Бремя.

— Милорд, вы звали?

Голос старого клона звучал все так же ровно. Только на сей раз Сила не шептала о внешнем притворстве. Тот действительно был спокоен и уверен, как и всегда. Будто и не он встречался с ожившим кошмаром врагов созданной им Империи.

— Проходи, Рекс.

Щелкнули застежки шлема клона и коммандер прошел вперед, но почтительно остановился в шаге позади. Совсем как когда-то на “Решительном”, когда они только познакомились. Клонов так же считали безмолвным орудием. Инструментом достижения чужих желаний. И никому не было дела до их чувств.

— Что ты видишь?

— Милорд?

— Это простой вопрос, Рекс. Что ты видишь?

Тот не спешил с ответом. Глубоко вдохнув, он задержал дыхание и на выдохе ответил:

— Боль. Вашу боль, милорд.

— Разве у меня есть время на подобную чепуху? — горькая улыбка искривила лицо самого могущественного форсьюзера. Под всей непреступной уверенностью грозного Лорда Ситхов скрывался самый обычный человек со своими слабостями и чаяниями. Надеждами, которые он похоронил в глубинах памяти. — Когда вся галактика летит в пропасть, как я могу позволить себе проявить слабость? Когда Сила и долг — это единственное, что у меня осталось?

* * *

— Энакин…

Нежный голос матери часто доносился до него во снах. Между бесконечными миссиями он был тем невидимым якорем, что держал его на плаву. Сколько лет он мог только вспоминать её, бережно восстанавливая по памяти каждую черточку родного лица. Хотел бы он знать, как сложилась её жизнь. Но…

“Прошлое отринуть должен ты, юный Скайуокер”.

Речи Йоды и остальных мастеров были слишком однозначными. А колебания в Силе сгущались. И с каждым новым сном голос матери отдавал все большей тревожностью, все большей болью.

— Энакин, ты ведь знаешь, — Оби-Ван в который раз повторял ему прописные истины Ордена, — Нет эмоций…

— Есть покой, — раздраженно перебил его Скайуокер, скидывая руку учителя со своего плеча. — Я прекрасно помню! Вы ведь не даете забыть о вашем Кодексе!

— Вашем? — удивленно переспросил Кеноби, отступая назад. — Что это значит, Энакин?

Слишком долго он копил в себе эту боль. Непонимание. Разочарование. Орден джедаев оказался совсем иным. В нем не было души. Не было жизни.

— Она моя мать! — это был не просто бунт. Это было отчаяние беспокойного сердца, когда ночные кошмары становились все громче и все реальнее. — Я не могу её забыть и делать вид, будто она не существовала в моей жизни!

— Джедаи обязаны думать о мире в галактике, но никак о себе! Этот эгоизм…

— Эгоизм?! Это моя семья, Оби-Ван! Я думал, что среди всех них, только ты способен мене понять. Видимо, я ошибался…

Всего несколько дней спустя её не стало. Она умерла у него на руках. И гибель Шми Скайуокер стала первым расколом на его сердце. Первой сломанной печатью живущей тьмы внутри.

* * *

Коммандер Рекс вскинул брови и с опаской прошептал:

— Это же…

— Измена? — Вейдер с легкостью договорил за него, и во взгляде желтых глаз промелькнула застарелая усталость. — Чего ради было столько жертв? Ничего не изменилось, Рекс. Изменились только титулы. Сенаторы стали моффами, канцлер — Императором, а коррупция осталась прежней. Где этот лучший мир и порядок в галактике? Посмотри вокруг — их нет. А последний проект Императора — это прямая угроза всему сущему.

Он стоял в ореоле неоновых отблесков Корусанта. И впервые за долгое время сковывающее его цепи ослабли.

— Что решит 501-й, коммандер?

Старый клон вытянулся в струнку, отдавая честь.

— С вами, милорд, 501-й готов и к сарлаку в пасть прыгнуть.

Короткий смешок.

— Надеюсь, до этого не дойдет. Не к чему мучить несварением бедное животное.

Это будет война в долгую.

* * *

— Лорд Вейдер, — силуэт Императора на голограмме мерцал голубоватым свечением. — Командование станцией принимает на себя Гранд-мофф Таркин. Вы же остаетесь обеспечивать её безопасность.

— Как прикажете, Мастер, — послушно отозвался Вейдер, не давая ни единой лишней мысли недовольства просочиться в Силу.

“Звезда Смерти” всегда казалась ему слишком претенциозным проектом. Бессмысленной тратой бюджета и ресурсов. Но, если Сидиус чем-то увлекался, отговаривать его было бессмысленно. Пожалуй, это единственное, что осталось от человека, которому он, ещё будучи Энакином, поклялся в верности.

Шив Палпатин был мудрым и дальновидным политиком. Мастером Ситхом Дартом Сидиусом, перед которым не зазорно было преклонить колено. В какой момент изощренный ум, что обвел вокруг пальца весь Орден джедаев, поддался безумию? Алчности? В какой момент он утратил контроль и позволил Темной стороне Силы взять вверх над разумом?

Разве это не противоречило всему, чему Сидиус его так безжалостно и настойчиво обучал? Контроль превыше всего. Именно контроль над собой отличал ситхов от животных. И от Падших. Безумных форсьюзеров, что были готовы весь мир утопить в океанах пролитой крови.

* * *

Кабинет Верховного канцлера давно был им изучен вдоль и в поперек. А сейчас он и вовсе практически там поселился, когда после последнего покушения Совет назначил Энакина телохранителем Палпатина.

— Неужели тебя всё ещё терзает вина за смерть графа Дуку? — вопрос канцлера застал его врасплох. День близился к закату, когда за последним просителем закрылась дверь и они остались вдвоем.

— О чем вы, канцлер?

Тот встал из-за стола и подошел чуть ближе. Теперь их разделяло всего несколько метров.

— Это видно по твоим глазам, — на лице Палпатина появилась лёгкая понимающая улыбка, и он добавил: — Для тебя ведь это оказалось непростым испытанием, не так ли?

Будь на месте канцлера кто-нибудь другой, даже Оби-Ван, Энакин бы промолчал. Но почему-то в присутствии Палпатина он решился на откровенность. За все годы их знакомства, тот ни разу не дал ему плохого совета.

— Джедаи не должны испытывать гнев…

Энакин с трудом выдавил из себя признание. Будто это было постыдной тайной. Секретом, который обязательно используют против него. Но с кем это обсудить, как не со свидетелем произошедшего?

— Но именно его ты испытал, не так ли? — уточнил собеседник и, увидев едва уловимый кивок, продолжил: — Это естественная человеческая реакция, Энакин… Ведь если я не ошибаюсь, именно граф стоял за несколькими покушениями на сенатора Амидалу? Не нужно стыдится своих эмоций, они часть каждого живого и мыслящего существа, особенно тех, что появляются когда твои близкие находятся в опасности. Любой другой бы на твоем месте также не остался бы равнодушным.

Голос канцлера убаюкивал беспокойное сознание, но испытываемый им стыд не желал исчезать так просто.

— Любой другой, но не джедай, — Скайуокер сокрушено склонил голову. — Джедаи должны отринуть их. Тем более такие разрушительные, что ведут к Тёмной стороне Силы.

— Ох, мой юный друг, не нужно стыдиться своих эмоций. Они дают тебе силы, если только ты не позволяешь им диктовать себе условия. Чем большей силой и властью мы обладаем, тем сильнее наша ответственность.

* * *

Потеря Альдераана застает врасплох. Возмущение в Силе было подобно огромному цунами. Гибель миллиардов живых существ накрывала с головой и лишала кислорода. Вырывала собственные эмоции из-под железного контроля.

Боль.

Страх.

Опустошение.

Они вспыхивали подобно сверхновой. Без предупреждения. Без его желания. Сила, его даже не было там, чтобы остановить это сумасшествие! Предотвратить…

— Милорд? С Вами все в порядке? Лорд Вейдер?...

Голос чисса едва доносился до сознания. Сила вязким коконом пеленала тело и приносила только боль. Чужие жизни из последнего цеплялись за него, как за последнюю надежду остаться в этом мире. Остаться жить в нём.

Чудовищным усилием воли Вейдер перекрыл связывающею его с Силой нить. И реальный мир стал постепенно обретать очертания его каюты на “Палаче”. Руки почему-то касались чего-то твердого и холодного. Он что?... Упал на колени?

— Милорд?... — беспокойство сквозило в алых глазах Гранд-адмирала.

Поднявшись с колен, Вейдер отряхнул мантию и проронил:

— Митт'рау'нуруодо, если об этом узнает, хоть кто-нибудь…

Невысказанная угроза повисла в воздухе. На краткий миг шею чисса по ту сторону голосвязи сковала призрачная удавка силы. Секунда, но её вполне достаточно, чтобы донести мысль. И возможные последствия.

— Не беспокойтесь, лорд Вейдер, — бесстрастно отозвался экзот, склонив в легком поклоне голову. — Об этом никто не узнает.

— Милорд!.. — в каюту без предупреждения врывается запыхавшийся адъютант. — Милорд, срочные новости!

Кирстен остановился в безуспешной попытке перевести дыхание. Но, наткнувшись на холодный взгляд прищуренных желтых глаз ситха, выпалил:

— Только что доложили об успешном испытании Звезды смерти. Уничтожена повстанческая планета.

Планета…

Этот сумасшедший Таркин уничтожил целую планету! По телу до сих пор пробегали отголоски той агонизирующей боли. Подобною боль он испытывал последний раз двадцать лет назад. Только тогда она была куда более близкой. Более личной.

* * *

Орден джедаев оказался прогнившим. Разочаровывающим. И все разговоры о братстве были пустыми.

Ночные кошмары о смерти Падмы, такие же, как и с матерью, преследовали его и наяву. Они иссушали его силы. И растворяли уверенность. Это смутное ощущение в Силе пугало, как ничто иное. Пугало до дрожи, до страха, до удушения. Пугало до смерти.

Лучше бы он умер, если это бы означало её жизнь. Её и ребенка.

Он бы с радостью променял бы свою на их.

Совет никогда не понимал и не принимал его чувств. Его любви. Его тревог. Его привязанности к конкретному человеку.

Все было разыграно как по нотам. Совет просто убрал его с доски. Чтобы он не мешался под ногами, когда Торговая Конфедерация согласилась на переговоры. Чтобы он не сорвал перемирие своим вспыльчивым нравом. Конечно… Это была ловушка, которую никто не хотел видеть.

Он должен был сопровождать её. Именно он, а не Оби-Ван. Но Совет приказал отправляться на Утапау — уничтожить завод по производству дронов. И он, скрипя зубами, подчинился.

Подчинился, но не знал, чем ему обернётся последняя миссия в качестве джедая.

“Энакин…” — хриплый шепот Падме донесся до него через Силу. В нем была боль, страх и неизвестность.

Он стремглав кинулся к своему звездолету. Позабыв обо всем. О миссии. Об Ордене. Наплевав в очередной раз на проклятый Кодекс, что запрещал испытывать привязанности, любовь, страх. Запрещал все, что могло лишить джедая покоя, безмятежности и гармонии. Служению Силе.

И в тот момент, когда он поднялся в воздух, чтобы вернуться к Падме, прозвучал сухой, бездушный голос диктора новостей:

“Сенатор сектора Чоммел Падме Амидала скончалась от полученных ран в результате совершенного теракта во время мирных переговоров с Торговой Конфедерацией. Приносим соболезнования близким”.

“Не успел”.

С этой мыслью в одночасье рухнуло всё.

Энакин закрыл глаза, и крик вырвался из груди, будто рвал его на части. С каждым воплем внутри что-то умирало, обжигая душу огнём беспомощности. Ноги подкосились, ударяясь о холодный металлический пол зала. Холодный стальной запах смешался с озоном, вибрации Силы дрожали вокруг него, как отдалённый шторм, который он не мог остановить. Если бы физическая боль могла хоть немного облегчить душевные муки, он бы с радостью прыгнул бы в лаву Мустафара. Тщетно…

Он вновь открыл глаза. Синевы больше не было. Только пустота, выжженная и стерильная, отдающая новорожденной желтизной, как свет на раскалённом металле будущего Императорского дворца. В его взгляде больше не было человека. Там остался лишь проблеск Темной стороны, символ утраченной человечности.

Джедай Энакин Скайуокер умер вместе со своей семьёй.

И на его месте родился тот, кого после новый Мастер наречет Лордом Ситхов — Дартом Вейдером.

* * *

— Свободен, Кирстен, — Вейдер бросил на выдохе приказ. В голове сотни мыслей сменяют друг друга в одно мгновение. Он резко повернулся к молчавшему чиссу: — Следует форсировать события. Больше тянуть нельзя.

— Планы станции уже на пути в Альянс. Нахождение ими уязвимости станции вопрос нескольких дней.

— Тогда нам следует заманить Императора на станцию.

* * *

Тронный зал Звезды смерти был куда менее роскошен, нежели на Корусанте. Хотя едва ли это имело значения. Алая Гвардия повсюду сопровождала своего Правителя. Только что они могли сделать против него?

С гибелью семьи Сила осталась единственным его утешением. В неё он погружался самозабвенно, со всей страстью и жадностью потемневшей души. Древние голокроны ситхов, медитации на Корибане, бесконечные тренировки. Боль и гнев были его проводниками. Его забвением и спасением.

И когда первый взрыв всколыхнул станцию, он был готов. Гвардия не успела опомниться, как уже лежала на земле со сломанными шеями. Они не видели в нем опасности, Вейдер научился отлично скрывать свои намерения от форсьюзеров.

— Вейдер!

Выкрик Мастера потонул в ещё одном взрыве. Более громким. Более близким. Повстанцы почти добрались до реактора. Следующий взрыв сминает трон, и старый ситх спрыгивает на уцелевший участок пола. И тут же встречается с алым мечом Вейдера.

— Вы учили всегда держать под контролем Темную сторону, Мастер, — резкий взмах, и меч пронзает сердце Сидиуса. — Прощайте, Мастер. И спасибо Вам.

— Ты стал истинным Владыкой, лорд Вейдер, — едва различимый шепот сорвался с губ умирающего ситха. И впервые в его желтых глазах отступили огни безумия. — Я воспитал достойного ученика.

Это были его последние слова перед тем, как взрыв реактора сотряс станцию до основания. И проблески жизни покинули Императора. Последнего человека, к которому Вейдер испытывал привязанность, помимо семьи.

Намного позже принимая присягу флота на мостике Палача тень прежнего Энакина на мгновение явилась перед ним.

“Ты счастлив?”

Нет.

Едва ли он хоть когда-то мечтал стать Императором. С этим прекрасно справлялся бывший Мастер, пока его не захватило безумие.

Взгляд уставших жёлтых глаз устремился на огни Корусанта, возвышавшиеся перед Палачом.

— Это мой долг перед галактикой. Принести мир и порядок.

За спиной прозвучал взволнованный голос адъютанта:

— Ваше Императорское Величество, мы получили сведение о пилоте, что взорвал Звезду смерти.

Безразличный вопрос:

— И кто же это, Кирстен?

“Кто из повстанцев помог ему, сам того не зная?”

— Это Люк Скайуокер, Ваше Величество.