Наследница двух судеб: зелёные глаза и тёмные тайны (гет)

Пролог: Тень и свет

1975 год стал для Северуса Снейпа временем странного межсезонья в его душе. С одной стороны, его всё сильнее затягивало в тёмный водоворот клубов Слизерина, где шептались о Пожирателях Смерти и о силе чистой крови. С другой — был её свет. Лили Эванс. Её смех, раздававшийся в библиотеке, был единственным звуком, способным разогнать мрак в его мыслях. Их дружба трещала по швам, но он изо всех сил цеплялся за неё, как утопающий за соломинку. А потом наступил Хэллоуин.

Глава 1. Хэллоуин 1975. Тихая гавань в бушующем море.

Пир в Большом зале был в самом разгаре. Тыквы скалились своими огненными гримасами, летучие мыши из мармелада падали в руки довольным студентам. Но Северус не видел веселья. Он видел, как Лили хохочет вместе с этими выскочками — Гриффиндорцами: Поттером, его тенью Блэком и этим жирным болваном Петтигрю. Его сжимала знакомая, едкая ненависть. Он уже собрался ускользнуть в подземелья, когда почувствовал лёгкое прикосновение к рукаву.

—Северус. Он обернулся. Перед ним стояла Лили. Без своей вечно ухмыляющейся свиты. В её зелёных глазах читалось что-то серьёзное, почти тревожное.

—Уйдём отсюда, — тихо сказала она. — Мне нужно поговорить. В тихом месте.

Он, не говоря ни слова, кивнул и повёл её запутанными, известными только ему тропами в самую глубь замка — в заброшенный класс астрономии, который часто использовался для хранения сломанных глобусов и пожелтевших карт. Здесь пахло пылью, старой бумагой и тишиной. Северус волшебной палочкой разжёг несколько плавающих в воздухе свечей и растопил в камине припасённые на чёрный день сухие ветки.

Они сидели на старом диване, затянутом потертым бархатом, прижавшись спинами друг к другу, как делали это иногда в детстве, когда читали вместе одну книгу. Спина Лили была тёплой и прочной опорой.

—Что случилось, Лили? — наконец нарушил молчание Северус. Его собственный голос прозвучал неожиданно хрипло.

—Просто... всё надоело, — её голос был приглушённым. — Все эти дурацкие розыгрыши, этот шум. Иногда хочется, чтобы всё просто... остановилось.

Он понимал её слишком хорошо. Они были двумя одинокими островками в бушующем океане Хогвартса.

—Твоё зелье сегодня... — начал он, пытаясь найти нейтральную тему. — Оно было безупречным. Профессор Слизнорт был в восторге.

—Это потому, что у меня был лучший учитель, — она обернулась к нему, и в её улыбке не было и тени насмешки. Только искренность. Огонь камина золотил её рыжие волосы и делал веснушки на носу ещё заметнее.

В этот момент что-то щёлкнуло. Все обиды, вся злоба, вся защитная броня, которую Северус выстраивал годами, рассыпалась в прах. Он смотрел на неё — и не видел ни популярной старосты Гриффиндора, ни объекта восхищения тех, кого он презирал. Он видел просто Лили. Девочку с Тисовой улицы, которая когда-то слушала его рассказы о магии под тенью старого дуба. Единственного человека, чьё мнение для него хоть что-то значило.

Он, затаив дыхание, протянул руку и коснулся её пальцев. Она вздрогнула, но не отдернула руку. Наоборот, её пальцы медленно переплелись с его длинными, тонкими, всегда испачканными в чернилах или зельями пальцами.

И тогда он наклонился. Его губы коснулись её губ — сначала с неуверенностью, которую он скрывал за годами напускной гордости. Но эта неуверенность растаяла под её ответным вздохом. Поцелуй был уже не вопросом, а ответом — горьким, сладким и неизбежным, как падение.

Они не нашли слов. Им не нужны были слова. Всё, что они не решались сказать годами, было высказано на языке взглядов, дрожи в кончиках пальцев, торопливого дыхания, сбившегося в такт. Запах пыли, старого бархата и её духов смешался с ароматом дыма от камина. Его мозг, всегда заполненный формулами, ингредиентами и обидой, вдруг оглушительно замолчал, и всё его существо заполнилось одним лишь ощущением — её тепла, её кожи, её волос, запутавшихся в его пальцах.

Он не верил ни секунде происходящего. Каждая клетка его тела ждала подвоха, разоблачения, что это — лишь чья-то жестокая шутка. Но её прикосновения были реальны. Её тихий шепот, повторявший его имя, был реальным. Эта ночь была вспышкой пламени в надвигающейся тьме — порывистой, страстной, украденной у судьбы. Их общей, хрупкой и такой желанной тайной.

Их миром была лишь слабая аура света от потухающего камина, а их языком — не слова, а вздохи, прикосновения и молчаливые клятвы, данные в темноте. Они не знали, что эта вспышка обожжёт их жизни навсегда, оставив после себя не только пепел сожаления, но и вечный, неизгладимый след.

Так они и просидели до самого утра, в их хрупкой, созданной ими же самими вселенной, где не было места войне, предрассудкам и глупым мальчишкам на мётлах. И для Северуса эта ночь навсегда осталась нереальной, ослепительной вспышкой света в кромешной тьме его существования — светом, в реальность которого он так и не смог поверить до самого конца.

Спустя несколько недель, декабрь 1975.

Лили стояла перед зеркалом в ванной и чувствовала, как холодный ужас медленно поднимается по её спине. Третье утро подряд её мутило. Цикл сбился. Но дело было не в физических симптомах. Внутри неё бушевало что-то иное, какое-то глубинное, магическое знание. Она чувствовала это каждой клеточкой своего тела — в ней зародилась новая жизнь.

Она прислонилась лбом к холодному стеклу зеркала. Ребёнок. Наш ребёнок. Мысль одновременно парализовывала и согревала изнутри. Что делать? Сказать Северусу? Представить выражение его бледного, напряжённого лица... Нет. Пока нет. Он стал таким непредсказуемым, таким озлобленным. Его тянуло ко всему тёмному, опасному. Но она знала, что в глубине души он всё тот же мальчик. Она верила в это. Этот ребёнок... их ребёнок... может стать его спасением. Мостом обратно к свету. Она решила оставить его. Это была её плоть и кровь. И его. Она расскажет ему летом. Обязательно расскажет. Когда они будут далеко от давления Хогвартса, он поймёт.

Глава 2. Пропасть. 1976 год.

Она носила свою тайну как драконье яйцо — драгоценное и обжигающее. Каждый день давался ей с трудом. Она ловила на себе взгляды, ей казалось, что все всё видят. А Северус... Северус отдалялся всё больше. Его речи становились всё радикальнее, а взгляд — мрачнее. Каждая их встреча заканчивалась ссорой.

И тогда случилось это. Площадка перед озером. Унизительная сцена с Поттером. Её попытка заступиться. И его ответ. То самое слово, которое перечёркивало всё. Всю их дружбу, все тайные мечты, все надежды на будущее.

«Грязнокровка».

Для Лили мир не раскололся, он рассыпался в прах. Сквозь гудящую в ушах пустоту она поняла: она была слепа. Он никогда не изменится. Привести в этот мир ребёнка, чей отец презирает саму его суть? Позволить этому ребёнку расти среди тех, кто считает его неполноценным? Никогда.

С холодным, каменным спокойствием, сменившим бурю отчаяния, она пошла к единственному человеку, который мог помочь. К Альбусу Дамблдору.

В кабинете директора, залитом мягким светом заката, она молча положила на стол перед ним своё свидетельство о рождении, а поверх него — отказное заявление, которое она уже написала. Она не плакала. Слёзы закончились.

—Он не должен знать, профессор. Никогда. Вы должны мне поклясться. Этот ребёнок должен быть в безопасности. Вдали от войны. От ненависти. От него.

Дамблдор смотрел на неё поверх очков полу-месяцев. В его голубых глазах читалась бездонная, древняя печаль.

—Это одна из величайших жертв, на которые способна душа, Лили, — сказал он мягко. — Ты уверена?

—Я никогда не была так уверена ни в чём. Я хочу, чтобы у моего ребёнка была нормальная, счастливая, спокойная жизнь. Среди маглов. Среди людей, которые будут судить его по поступкам, а не по крови.

Силами Дамблдора и нескольких доверенных лиц нашёлся идеальный вариант: доктор Артур Шарп, нейрохирург с мировым именем, и его жена Маргарет, профессор истории искусств. Люди науки, разума и тихой, взаимной любви. Они не могли иметь детей и мечтали о ребёнке.

В августе, в уединённой частной клинике, под присмотром верной целительницы из Св. Мунго, Лили родила девочку. Когда акушерка положила крошечный, сморщенный комочек ей на грудь, Лили увидела её глаза. Большие, ясно-зелёные. Её глаза. А когда ребёнок заплакал, на его головке явственно проступили тонкие, смоляные волосики. Его волосы.

В этот момент её каменное спокойствие рухнуло. Она прижала дочь к груди и рыдала, рыдала так, что у неё перехватывало дыхание. Она шептала ей на ухо обещания, извинения, слова любви, которые та никогда не услышит.

Настал момент прощания. Руки Лили не слушались её, когда она писала своё имя в официальных документах. Чернила расплывались от слёз. «Я, Лили Эванс, добровольно отказываюсь...»

Лишь в одном она проявила упрямство. В графе «второе имя» она твёрдой рукой вывела: «Эйлин». В честь матери Северуса, о которой он иногда рассказывал ей с редкой нежностью. Это была её последняя надежда. Последняя ниточка, брошенная в тёмную воду. Слабая вера в то, что однажды, если он одумается, он сможет найти свою дочь.

Младенца, уже названного Розали Эйлин Шарп, унесли. Дамблдор принял от Лили конверт с копией всех документов.

—Я сохраню это, — сказал он. — Для того дня, когда в этом возникнет необходимость. Если такой день когда-нибудь наступит.

Лили уехала домой, в родительский дом, чувствуя себя пустой, выжженной и бесконечно уставшей. Её сердце теперь навсегда осталось в той палате, с той темноволосой девочкой с зелёными глазами.

Глава 3. Призраки прошлого. 1987 год.

Прошло одиннадцать лет, наполненных войной, потерями, коротким счастьем и вечной трагедией. Лили вышла замуж за Джеймса Поттера. Они погибли, защищая своего сына. Северус Снейп, сгорбленный под тяжестью вины и клятвы, данной мёртвой женщине, стал самым ненавистным профессором Хогвартса.

1 сентября 1987 года. Большой зал сиял тысячами свечей. Профессор Северус Снейп, облачённый в свои чёрные, похожие на траурные, одежды, с привычным презрением взирал на поток первокурсников. Его чёрный, пронзительный взгляд скользил по бледным, испуганным лицам, не задерживаясь ни на одном. Пока не достиг её.

Он замер. Время остановилось. Звуки пира — звон ложек, смех, голос МакГонагалл — ушли в пустоту. Весь мир сузился до одной точки.

Это... невозможно.

Перед ним стояла не девочка. Перед ним стоял призрак. Жгучие чёрные волосы были убраны в строгий хвост, обнажая бледное, с тонкими, почти снейповскими чертами лицо. Но глаза... Большие, миндалевидные, ярко-зелёные, как свежая весенняя трава. Глаза Лили. Они смотрели на происходящее с любопытством и умной, внимательной серьёзностью.

У Снейпа перехватило дыхание. Он машинально сжал край стола так, что костяшки его пальцев побелели. Это была какая-то чудовищная шутка, игра света, наваждение...

—Шарп, Розали! — голос МакГонагалл прозвучал, как удар хлыста.

Девочка чётким, уверенным шагом подошла к Табуретке и надела Распределяющую шляпу. Снейп не дышал. Шляпа задумалась. Прошла секунда, другая...

—КОГТЕВРАН! — прогремел голос Шляпы.

Стол Когтеврана взорвался аплодисментами.

Розали Эйлин Шарп улыбнулась — лёгкая, сдержанная улыбка — и направилась к своему новому дому. Снейп не сводил с неё горящего взгляда. Шарп... Магловская фамилия. Значит, маглорождённая. Но эти глаза... эта осанка, этот разрез глаз... Его разум лихорадочно работал, пытаясь найти логическое объяснение. Совпадение. Должно быть, совпадение.

Но он знал, что это не так.

Глава 4. Наследственность и одержимость.

Снейп начал своё расследование с холодной, безжалостной точностью учёного. Он пробирался в кабинет директора под предлогом отчётов и пролистывал школьное дело Розали Шарп.

Розали Эйлин Шарп. Дата рождения: 15 августа 1976 г. Родители: Артур и Маргарет Шарп, маглы. Лондон.

Его взгляд на секунду задержался на втором имени. «Эйлин». Знакомое имя. Слишком знакомое. Но разум, закалённый в годах разочарований, мгновенно отбросил эту мысль как абсурдную. Совпадение. Должно быть, совпадение. Слишком больно было бы допустить иную мысль. Поступление: через стандартную процедуру для маглорождённых. Ни намёка на подлог.

Он наблюдал за ней на своих уроках. И здесь его ждал второй, не менее сильный удар.

Она была не просто способной ученицей. Она была вундеркиндом. Феноменом. Она не заучивала рецепты — она понимала их. Она чувствовала, как ингредиенты взаимодействуют на молекулярном уровне. Её движения за котлом были не просто точными — они были изящными, почти музыкальными. Она всегда добивалась не просто правильного результата, а идеального — того уровня совершенства, которого он требовал лишь от себя самого. И в манере её помешивать котëл, в том, как она слегка наклоняла голову, прислушиваясь к бульканью зелья, было что-то неуловимо, до боли знакомое. Она варила так, как варил бы он.

Он начал одержимо искать в ней черты... его черты. Узкие запястья. Форму ногтей. Характерный наклон головы, когда она была чем-то недовольна. С каждым годом её сходство с Лили становилось всё очевиднее, но теперь он видел и другое. Видел себя. Это сводило его с ума.

А потом в Хогвартс поступил Гарри Поттер. И личная одержимость Снейпа натолкнулась на его публичную обязанность. Его дни теперь были разорваны на две части. Часы, украденные для наблюдения за Розали, пятокурсницей, — её взгляд, умный и ясный, был точь-в-точь как у Лили, и это заставляло его замирать, пытаясь разгадать невыносимую загадку.

И часы, посвящённые наблюдению за Поттером, — его взгляд, упрямый и защищающийся, был таким же зелёным, но за ним мерзко ухмылялась тень Джеймса, и это позволяло Снейпу натянуть привычную маску презрения, спасительную броню язвительности.

Два призрака. Две пары глаз, преследовавшие его, каждая из которых взывала к разной боли, к разному чувству вины, которую он носил в себе. Он метался между ними, и с каждым днём тихая уверенность, что Розали — это нечто большее, чем просто ученица, росла, превращаясь в навязчивую идею, которую он всё ещё пытался отогнать.

Розали тем временем расцветала. Она стала примой Когтеврана, завоёвывала призы на всех школьных турнирах по зельеварению. Она была умна, остроумна и сдержанна. И она явно побаивалась своего угрюмого, язвительного профессора, что ранило Снейпа глубже, чем он мог предположить.

Расследование зашло в тупик. Никаких зацепок. Никаких следов. Лишь мучительная, всё усиливающаяся уверенность, грызущая его изнутри. И две пары зелёных глаз, что сводили его с ума, не давая забыть ни на секунду.

Глава 5. Исповедь и приговор.

В 1994 году, после того как Розали уже окончила Хогвартс с наивысшими баллами, а Снейп остался в замке с своей болью и своей тайной, он не выдержал. Он пришёл в кабинет Дамблдора. Он был на грани. Двойная жизнь, постоянный страх разоблачения, вечная скорбь по Лили и эта неразгаданная загадка — всё это громило его изнутри.

— Альбус... — его голос звучал хрипло, почти срываясь на шёпот. — Я должен знать. Кто она?

Дамблдор смотрел на него с безмерной,всепонимающей печалью. Он уже знал, о ком речь.

—Северус, некоторые двери, однажды закрытые, лучше не открывать вновь. Некоторые раны...

—Я не могу! — выкрикнул Снейп, и его лицо исказилось гримасой чистейшей агонии. — Все эти годы... я вижу её каждый день! Её глаза смотрят на меня с каждого угла этого проклятого замка! Я должен знать, почему! Кто её родители?!

Дамблдор молча вздохнул. Он подошёл к резному шкафу с бессчётным количеством ящиков, достал оттуда маленький, ничем не примечательный конверт из пожелтевшего пергамента и протянул его Северусу.

Тот дрожащими руками разорвал конверт. Его взгляд скользнул по официальным штампам, по строчкам... и остановился на знакомом, изящном почерке. Лили Эванс. Он узнал бы её почерк из тысячи. Он увидел следы на пергаменте — не чернильные, а от воды. От слёз.

Он прочёл. Слово за словом. Предложение за предложением. Отказ от родительских прав. И ниже — свидетельство о рождении. Имя: Розали. Второе имя: Эйлин. Фамилия: Шарп.

Снейп отшатнулся, будто от удара током. Он понял всё. Всю цепочку событий. Их ночь. Её последующее отчуждение. Его собственное, идиотское, чудовищное предательство, которое отняло у него абсолютно всё. Не только её дружбу, её любовь. Оно отняло у него его ребёнка. Его дочь. Его плоть и кровь росла, не зная его, носила магловскую фамилию, а он, слепой, самонадеянный дурак, видел её каждый день и не видел правды.

Он рухнул на ближайший стул, согнувшись пополам, и закрыл лицо руками. Из его горла вырвался нечеловеческий звук — не крик, не стон, а хриплый, надорванный вопль абсолютной, всепоглощающей потери. Так мог кричать человек, потерявший всё, что у него когда-либо было, и всё, что могло бы быть.

— Она... — тихо, почти шёпотом, начал Дамблдор, — она надеялась до последнего, Северус. Она носила в себе эту тайну и эту надежду, что ты... повернёшься к свету. Что вы будете вместе. Но ты сам сделал свой выбор на том берегу озера. И она сделала свой. Она выбрала безопасность ребёнка. Она подарила ей шанс на жизнь, полную любви, а не страха. А имя «Эйлин»... это была её последняя вера в тебя. Её прощальный дар. Ниточка, которую она оставила для тебя, если ты когда-нибудь будешь готов потянуть за неё.

Снейп не плакал. Слёзы высохли у него много лет назад. Он просто сидел, сгорбленный и раздавленный, впервые в жизни позволив миру увидеть всю глубину своего страдания. Теперь у него была ещё одна, самая главная причина ненавидеть себя. И ещё одна, самая веская причина охранять жизнь Гарри Поттера. Не только ради Лили. Но и потому, что этот мальчик был единственной кровной связью с его дочерью. Его тихой, умной, талантливой дочерью, которая опасалась его.

Глава 6. Наследники. 31 октября 2019.

Прошли долгие годы. Война закончилась. Северус Снейп погиб от укуса Нагайны в шахте гремучей Ивы, унеся свою страшную тайну с собой. Но перед смертью он успел передать Гарри Поттеру свои воспоминания. Среди вихря образов его жизни было и то, самое мучительное: разговор с Дамблдором о Розали Эйлин Шарп.

Розали, между тем, жила свою жизнь. Стала самым молодым Мастером зельеварения в истории, обогнав самого Хьюго Замечательного. Её учебники «Теоретические основы зельеварения» и «Практикум по продвинутому зельеварению» стали стандартом для Хогвартса. Она заняла высокий пост в Министерстве магии — возглавила Отдел испытаний и сертификации зелий, став грозой всех недобросовестных производителей. Вышла замуж за магла, блестящего, чудаковатого биолога Вильяма Элджерона Вичвуда, специалиста по эволюционной генетике. Он считал, что его жена — гениальный химик-фармацевт, работающая на сверхсекретном правительственном объекте. Они купили уютный дом на окраине Лондона с большим садом, и у них родились близнецы.

Гарри Поттер прошёл путь от аврора до начальника отдела авроров. Его жизнь была полна борьбы с тёмными волшебниками, бумажной волокиты и тихого, глубокого счастья с Джинни и их тремя детьми.

31 октября. Прохладный, промозглый осенний вечер. Небольшое, уютное кафе в лондонском Сохо, с плиточным полом, низкими диванчиками и ароматом свежемолотого кофе. Гарри зашёл сюда перед ночным дежурством, чтобы согреться чашкой эспрессо. Взгляд скользнул по залу и остановился на женщине, сидевшей у окна с книгой и чашкой чая.

Его сердце пропустило удар. Тёмные волосы, собранные в элегантную, невысокую причёску. Бледная кожа. И профиль... тот самый, что он видел лишь на нескольких старых колдографиях, которые ему передали, — профиль своей матери. Но когда женщина отвлеклась от книги и повернула голову, его дыхание окончательно перехватило. Большие, ярко-зелёные глаза. Глаза, в которые он смотрился каждое утро в зеркало.

Он видел её фото в газетах — «Розали Шарп-Вичвуд, новый глава Отдела зельеварения» — но в реальности сходство было ошеломляющим, почти сверхъестественным.

Сделав глубокий вдох, Гарри заставил себя сделать шаг. Потом другой.

—Простите... Миссис Шарп-Вичвуд? Она подняла на него глаза,и в них мелькнуло лёгкое удивление, быстро сменившееся осторожным пониманием. Она узнала его. Кто в их мире не узнал бы Гарри Поттера?

—Мистер Поттер, — её голос был низким и спокойным. — Да, это я.

—Можно? — он показал на стул напротив.

—Пожалуйста, — она кивнула, отложив книгу.

Они сидели и несколько секунд молча изучали друг друга, два островка одного затонувшего континента, два ответвления одного генеалогического древа.

—Я знаю, — наконец проговорил Гарри, опуская голос. — Профессор Снейп... он показал мне свои воспоминания. Перед смертью. Я знаю, кто вы.

Розали медленно помешала ложечкой остывающий чай. Её движения были такими же точными и выверенными, как за котлом.

—Я тоже знаю, Гарри, — она ответила так же тихо. — Я узнала после Хогвартса. Думаю, мой доступ к архивам Министерства, даже к тем, что касаются Лили Поттер, был несколько проще, чем у вас. Звание Мастера и высокий пост открывают многие двери.

Гарри удивлённо поднял бровь.

—Почему... почему вы не связались со мной? — в его голосе прозвучала неподдельная боль, смешанная с любопытством.

Она посмотрела на него своими снейповскими — и в то же время лилиными — глазами, и в её взгляде читалась такая же глубокая, знакомая ему усталость от чужих ожиданий.

—Я могла бы задать вам тот же вопрос. Вы узнали раньше меня.

Они замолчали, понимая друг друга без слов. Они оба были детьми войны, людьми, привыкшими беречь свой покой и покой своих семей от вторжений прошлого.

—Вы не хотели нарушать мой привычный уклад, — тихо констатировала Розали. — Ворваться в жизнь знаменитого Гарри Поттера с сенсационной новостью о том, что у него есть сестра. Подвергнуть мою семью, моего мужа-магла, вниманию прессы. И я... я не хотела нарушать ваш. У вас есть своя жизнь, своя история. Я была всего лишь тайной. Призраком.

Гарри кивнул, глядя на тёмную поверхность своего кофе.

—Да. Именно так. Это казалось... слишком сложным. Слишком болезненным для всех.

—Но сегодня 31 октября, — продолжила Розали. — День, когда для них всё началось. И день, когда для вас всё закончилось. — Она сделала паузу, её взгляд стал отрешенным. — А для меня... это всегда был день тихой, непонятной грусти. Я чувствовала, что эта дата — каким-то образом и моя точка отсчета, корень моей истории. Но не понимала, какой именно. Пока не узнала правду.

Они разговорились. Осторожно, как бы ощупывая почву под ногами, они начали обмениваться историями. Гарри рассказал о Джинни, Джеймсе, Альбусе и Лили. Розали рассказала о своём муже-магле, о том, как она годами выстраивала легенду о своей «сверхсекретной работе в фармацевтической корпорации», о их доме с садом, где Вильям с упоением копается со своими растениями.

Она с гордостью, со светящимися глазами, показала на телефоне фото двух мальчиков-подростков: одного — жгучего брюнета с бледной кожей и тёмными, пронзительными глазами, второго — с огненно-рыжими волосами, веснушками и озорными зелёными глазами.

—Северус Торн и Артур Элдрич, — улыбнулась она. — Названы в честь двух моих отцов. Того, кто дал мне жизнь, и того, кто научил меня её любить, кто стал для меня настоящим отцом во всем. Северус ведёт мой журнал зельеварения с семи лет, а Артур обожает истории дедушки о хирургии. —В этом году они поступили в Хогвартс, — добавила она, и в её голосе зазвучали нотки лёгкого волнения. — Вместе с вашей Лили Луной, если не ошибаюсь.

Гарри улыбнулся, кивнув:

—Да, Лили как раз рассказывала о новых одноклассниках — близнецах. И каковы же успехи?

—Северус, что вполне предсказуемо, оказался в Когтевране, — ответила Розали, и в её глазах вспыхнула гордость. — Пишет, что библиотека превосходит все ожидания, а профессор Лонгботтом уже похвалил его за теоретические познания в свойствах корня мандрагоры.

—А Артур? — поинтересовался Гарри.

—Артур... — она покачала головой с нежным недоумением. — Артур — в Гриффиндоре. Написал, что это «самый подходящий факультет для будущего искателя приключений». Уверена, он уже пытается подружиться с вашей Лили Луной, они ведь однокурсники. Хотя, в их возрасте мальчишки скорее дразнят девчонок, чем дружат с ними.

Гарри улыбнулся, вспомнив что-то.

—Лили как раз писала, что какой-то «рыжий вихрь» из её потока на первом же уроке травологии предложил скрестить ядовитый плющ с прыгучим луком, чтобы получить «супер-защиту для общей комнаты». Профессор Лонгботтом едва не поседел. Теперь я понимаю, о ком речь. Наследственность — штука неумолимая. Похоже, гены никуда не делись. Моя Лили, кстати, тоже вся в зельях.

Розали задумчиво улыбнулась, глядя в окно на огни города.

—Знаете, это самое странное. У моих мальчиков официально нет магических корней, кроме меня. Но я смотрю на Северуса — его серьёзность, эту тягу к знаниям — и вижу... его. А потом смотрю на Артура — его энергию, его бесстрашие — и вижу её. Гены — это ведь не просто цвет волос или глаз. Это целые миры, живущие внутри нас, даже не спрашивая разрешения.

— Это самые удивительные и самые дорогие семейные реликвии, которые только можно унаследовать, — тихо согласился Гарри.

—Да, — кивнула Розали. — И, кажется, мой Артур унаследовал не только её рыжие волосы, но и её талант находить приключения на ровном месте. Простите заранее за все его будущие проделки с вашей Лили.

Гарри рассмеялся:

—О, не беспокойтесь. После Фреда и Джорджа Уизли, любые проделки детей покажутся мне невинными шалостями. К тому же, Джинни уже пообещала, что будет держать руку на пульсе. Она сразу узнала в описании «рыжего вихря» знакомые черты.

С тех пор это стало их тихой, никому не ведомой традицией. Каждый год, 31 октября, они встречались в этой же магловской кафешке. Они не были братом и сестрой в обычном понимании — эта связь была слишком призрачной, слишком опосредованной трагедией. Они были скорее двумя одинокими хранителями великой и печальной тайны.

Они говорили о работе, о политике в Министерстве, о детях, которых так тщательно оберегали от правды, которую, возможно, откроют им когда-нибудь потом. Они вспоминали Северуса Снейпа — сложного, язвительного, сломленного человека, которого Гарри научился уважать, а Розали — понимать и прощать.

И всегда, всегда в их разговорах незримо присутствовала Лили Эванс. Рыжеволосая девочка с Тисовой улицы, которая однажды полюбила угрюмого мальчика из Спиннерс-Энд и чья любовь, пройдя через горнило ненависти, войны и смерти, спустя десятилетия подарила тихое, горьковато-сладкое примирение им самим — двум людям, которые были частью её наследия.

Это была их личная, никому не принадлежащая дата. День скорби по утраченному прошлому и тихой радости за обретённое, хрупкое настоящее.

31 октября. День, когда вспоминали мёртвых, и день, когда два живых человека, связанные кровью и печалью, находили в тишине кафе друг в друге странное, но простое утешение.

И пока они разговаривали, за окном темнело, и на улицах Лондона зажигались огни Хэллоуина, и два мальчика — брюнет в сине-бронзовых и рыжий в красно — золотых одеждах — в большом замке где-то в Шотландии спорили о том, какое зелье сварить первым, даже не подозревая, что их судьбы уже переплелись с историей, о которой им ещё только предстоит узнать.