Чужая жизнь (гет)

Бал Памяти — двадцать пять лет после войны, четверть века, удобная дробь времени, чтобы снова собрать тех, кто выжил, и тех, кто только учится жить.

Гермиона Грейнджер стояла у окна своего кабинета на последнем этаже Министерства магии, глядя на Лондон внизу. Второе мая, сегодня годовщина. Она министр магии. Звучало солидно, весомо, правильно. Так должна была сложиться её жизнь — логично, последовательно, с чёткой траекторией от лучшей ученицы Хогвартса до высшей должности в магической Британии. Сначала Отдел регулирования и контроля магических существ, где она годами билась за права домовых эльфов, потом Отдел магического правопорядка, вычищая из законов следы старых предрассудков. И вот теперь — вершина.

Она провела пальцем по приглашению на столе. Плотная бумага, золотые буквы, герб Хогвартса. Невилл постарался — всё в лучших традициях. Директор Лонгботтом. Кто бы мог подумать в школьные годы, что тот испуганный мальчик, постоянно теряющий жабу, станет преемником Макгонагалл.

— Мэм, ваша каминная сеть, — секретарь заглянул в дверь. — Мистер Уизли.

— Который? — автоматически спросила она, хотя знала ответ. Джордж бы не стал звонить в рабочее время.

— Ваш супруг.

Супруг. Не муж, не Рон, а супруг. Даже секретарь чувствовал эту дистанцию.

Зелёное пламя вспыхнуло в камине, и появилось лицо Рона — немного полнее, чем в юности, с проседью в рыжих волосах.

— Гермиона, ты не забыла про бал?

— Нет, не забыла.

— Я имею в виду... ты же приедешь раньше? Гарри сказал, они с Джинни будут к обеду.

— Я приеду, как только закончится встреча с болгарской делегацией.

Рон кивнул. Пауза затянулась. Когда-то они заполняли такие паузы шутками и спорами, теперь же разговор просто оборвался, и камин потрескивал громче их голосов.

— Хьюго волнуется из-за выступления. Он же в хоре.

— Я знаю, поговорю с ним.

— Хорошо. Ну... до вечера тогда.

Пламя погасло. Гермиона откинулась в кресле и потерла виски. Вот и весь их разговор — дежурные фразы о детях и работе. Она посмотрела на фотографию на столе: их свадьба, двадцать лет назад. Молодые, счастливые лица. Фамилию она тогда решила не менять. Не потому, что не любила Рона, вначале любила, по-своему, по-честному. Но сама себя под именем Уизли она не чувствовала. Грейнджер — это она. Девочка из маггловской семьи, которая выстояла в войне, выучила политику, переписала законы. Она построила всё это как Гермиона Грейнджер, и не видела смысла маскироваться под другой фамилией. Рон не возражал. Он понимал, что в этом нет ни вызова, ни гордости — только желание остаться собой.

Вскоре после свадьбы у них родилось двое детей. Роза, старшая, уже три года как окончила Хогвартс, стажируется в Отделе международного магического сотрудничества. Хьюго на последнем курсе — семнадцать лет, весь в отца внешне, но с её любовью к книгам. Всё правильно, всё как должно быть. Только почему-то, когда она думала о доме, перед глазами вставала не уютная гостиная в Оттери-Сент-Кэчпоул, а пустота. Рон не был плохим мужем — он просто стал соседом. Они научились обходить острые углы, не задевать больные темы, существовать параллельно.

После войны всё должно было быть иначе. Они победили, мир стал свободным, впереди была целая жизнь. Первые годы так и было — эйфория победы, свадьба, рождение Розы. Рон некоторое время работал аврором вместе с Гарри, но быстро понял, что это «не его». Слишком много бумаг, процедур, ответственности. Магазин шуток подходил ему больше — там он расцвёл, стал совладельцем, придумывал новые товары. Она радовалась за него, правда. Просто где-то между пелёнками и первыми словами Розы, между её ночными дежурствами над законопроектами и его поездками за товаром, они перестали быть «мы». Стали двумя параллельными линиями — близкими, но никогда не пересекающимися.

Встреча с болгарской делегацией закончилась быстрее, чем ожидалось. Днём, аппарировав к воротам Хогвартса, она на мгновение замерла. Замок выглядел точно так же — массивные башни на фоне майского неба, окна, светящиеся тёплым светом. Но что-то было не так. Может, дело было в ней самой — сорок три года, морщинки в уголках глаз, седые пряди, которые она тщательно маскировала. Или в том, что теперь она шла сюда не как ученица, полная надежд, а как женщина, которая знала: мир после победы оказался совсем не таким, как они мечтали.

Ворота открыл Филч — всё тот же, только ещё более сгорбленный, с новой кошкой на руках.

— Министр Грейнджер, — прохрипел он. — Директор сказал, вы будете в башне Гриффиндора, ваша старая комната.

— Спасибо, мистер Филч.

Она шла по знакомым коридорам, и воспоминания накатывали волнами. Вот здесь они с Роном и Гарри прятались от Филча после вылазки в Запретную секцию. Там, на лестнице, она впервые применила Петрификус Тоталус на Невилле. А в этом коридоре...

— Малфой?

Он стоял у окна, смотрел на озеро. Повернулся на её голос, и на мгновение ей показалось, что время дало обратный ход. Те же серые глаза, та же платиновая светлость волос, только теперь с серебром у висков. Он был всё ещё красив — не мальчишеской красотой юного аристократа, а усталой привлекательностью мужчины, который многое видел и ещё больше потерял.

Она не видела его со времён суда — двадцать пять лет назад, когда давала показания в его защиту. После этого Драко словно исчез с радаров. Иногда "Ежедневный пророк" упоминал его в светской хронике — свадьба с Асторией Гринграсс, рождение сына, смерть жены от наследственного проклятия крови, повторная женитьба. Но сам он нигде не появлялся — ни на министерских приёмах, ни на благотворительных вечерах.

— Министр Грейнджер, — он слегка поклонился.

— Просто Гермиона. Мы же не на официальном приёме.

— Ты тоже приехала раньше?

Она кивнула, подошла ближе.

— Держу пари, ты приехала пораньше, чтобы проверить, всё ли идёт по плану.

— Некоторые вещи не меняются.

Они стояли в неловком молчании. Двадцать пять лет оказалось достаточно, чтобы забыть детские обиды, но для них — недостаточно, чтобы назвать себя друзьями.

— Почему ты приехал? — спросила она вдруг. — Это же не твой праздник. Бал победителей.

Слова прозвучали жёстче, чем она хотела. Но в их возрасте такие вещи уже не ранили, они оба слишком хорошо знали, как устроена жизнь.

— Невилл пригласил лично. Сказал, пора прекратить делить мир на победителей и проигравших. К тому же... — он помолчал. — Скорпиус настоял. Он работает в Гринготтсе теперь, знаешь? Говорит, мне нужно чаще выбираться из поместья. Он волнуется, что я превращусь в затворника после того, как женился на Мелиссе.

— Я думала, второй брак это...

— Способ вернуться к жизни? Нет. Уважаемому вдовцу ведь не положено страдать в одиночестве.

— Прогуляешься со мной? — неожиданно для себя спросила она. — До ужина ещё три часа.

Он помедлил, потом кивнул.

Они вышли из замка, майский воздух был тёплым, с запахом цветущих яблонь. Шли медленно, без определённой цели, пока не оказались у озера.

— Помнишь третий курс? — Гермиона указала на лужайку. — Прямо здесь ты назвал меня грязнокровкой, и я дала тебе пощёчину.

— Помню. Ты ещё сказала, что я жалкий, мерзкий, злобный маленький таракан.

— Точно. А ты стоял с таким видом, будто не мог поверить, что кто-то посмел тебя ударить.

— Никто и не смел. До тебя. И, признаться, после этого я понял, что ты опаснее половины преподавателей.

Они присели на траву. Гигантский кальмар лениво шевелил щупальцами у поверхности.

— Зато потом ты отыгрался по полной, — прищурилась Гермиона. — На пятом курсе, когда так рьяно бегал за Амбридж и пытался нам помешать.

— Ну да. Скажем так, я не жалел сил, чтобы испортить вам жизнь.

— Получалось у тебя отлично.

— Я был идиотом.

— Ты был подростком. Да и все мы были идиотами. Просто проявляли это по-разному.

Гермиона сорвала травинку, начала её теребить.

— Знаешь, все эти годы... твои выходки, оскорбления, постоянные стычки. Сейчас это кажется таким... детским. Как мальчишка, дёргающий девчонку за косички, потому что не знает, как ещё привлечь внимание.

Драко тихо рассмеялся.

— Может, так оно и было. Только косичек у тебя не было, приходилось импровизировать.

— И ты выбрал оскорбления?

— Я выбрал то единственное, что умел. Малфои не обучены выражать... другие чувства.

— Какие другие?

Он посмотрел ей прямо в глаза.

— Неважно. Это всё в прошлом.

— В прошлом, — эхом повторила она, хотя что-то внутри протестовало против этих слов.

Солнце клонилось к горизонту, окрашивая озеро в золотые тона. Они сидели тихо, каждый погружённый в свои мысли. Наконец, Гермиона взглянула на часы.

— Нам пора возвращаться. Скоро ужин.

— Да, — Драко поднялся, отряхнул брюки. — Ты же не захочешь, чтобы министр магии опоздала.

Они медленно пошли обратно к замку. Ужин начался ровно в семь. В Большом зале собрались все: от гостей в парадных мантиях до старшекурсников, которых специально оставили на вечер (младших, к их зависти, давно отправили спать).

Гарри и Джинни прибыли со всеми тремя детьми — Джеймс, уже взрослый, работал вместе с отцом в Отделе авроров; Альбус, закончивший Хогвартс в прошлом году, стажировался в больнице Святого Мунго; Лили, младшая, на пятом курсе Гриффиндора.

— Гермиона! — Джинни обняла её. — Боже, ты похудела. Опять работаешь без выходных?

— Министерство не управляет само собой.

— Где Рон? — спросил Гарри, и она видела в его глазах тот самый вопрос, который он не задавал вслух. Её лучший друг, глава Отдела авроров, конечно, замечал, что между ней и Роном что-то не так.

— Задержался с поставкой. Будет к десерту.

Большой зал был украшен торжественно: парящие свечи, флаги всех факультетов, магические цветы, которые расцветали и осыпались лепестками, чтобы расцвести снова. Невилл произнёс речь — короткую, без пафоса, о памяти и движении вперёд.

Гермиона тоже вышла к трибуне — от министра магии ждали слов. Она говорила о свободе и благодарности, о будущем, построенном на боли, о поколении, которое должно помнить. Речь была сильной, выверенной, чёткой. Всё как положено.

И всё же, возвращаясь на своё место, она подумала, как редко настоящая жизнь звучит так гладко. В зале сидели старшекурсники — юные лица, полные надежд. Они слушали, кивали, запоминали. Но главное, как всегда, оставалось за пределами протокола.

Гермиона снова заняла своё место за преподавательским столом, между Невиллом и профессором Флитвиком, который всё ещё преподавал Чары. Через весь зал она видела Драко — он сидел один, в стороне от бывших слизеринцев. Их взгляды встретились. Он не улыбнулся, она тоже. И почему-то ни один из них не отвел взгляд первым. Невилл что-то говорил рядом, но она не слышала слов.

Только появление Рона заставило её отвлечься. Он влетел в зал запыхавшийся, с извинениями.

— Прости, японцы никак не хотели отпускать. Новая линия фейерверков, революционная технология...

Он сел рядом, машинально поцеловал её в висок. Они изображали счастливую пару так долго, что делали это на автомате — его рука на её спине, её улыбка в ответ на его шутку. Никто не замечал, что прикосновения формальны, а смех не достигает глаз.

После ужина начались танцы. Оркестр играл старые мелодии, те самые, под которые они танцевали на выпускном. Рон пригласил её на один танец, дежурный, для приличия.

— Хьюго хорошо спел, — сказал он, пока они кружились.

— Да. Весь в тебя — любит быть в центре внимания.

— Скорее в Джорджа. Я никогда не любил выступать.

— Ага, — кивнула Гермиона. — Мы вырастили прекрасных детей.

— Роза говорила, что получила повышение?

— На следующей неделе. Младший советник в болгарском направлении.

— Неплохо для её возраста, — отметил Рон.

Они продолжали двигаться в такт музыке, но Гермиона чувствовала себя так, словно танцует с приятным незнакомцем на министерском приёме. Вежливо, но пусто. Странно — они танцевали вместе двадцать лет, а сейчас между ними была пропасть, которую не преодолеть никакими танцами.

Когда музыка закончилась, она почувствовала настоящую усталость — не физическую, а ту глубокую усталость души, которая накапливалась годами.

— Я пойду, что-то голова разболелась.

— Конечно. Я ещё побуду с Гарри и Джорджем.

Но она не пошла в свою комнату. Ноги сами привели её к Астрономической башне. Она не удивилась, обнаружив там Драко — как будто знала, что он придёт сюда.

— Тоже сбежал? — спросила она.

— Не люблю толпу. Никогда не любил, если честно. Даже в школе предпочитал быть с близким кругом.

Она села рядом с ним на каменный парапет. Он достал пачку сигарет, предложил ей. К его удивлению, она взяла одну.

— Министр магии курит?

— Министр магии делает много того, о чём не пишут в "Пророке". — Она прикурила от его зажигалки. — Началось в особенно тяжёлые периоды реформ. Теперь... просто привычка.

— У всех есть свои способы справляться.

Они говорили часами. Сначала — о книгах, и с удивлением обнаружили, что на полках у обоих стоят одни и те же авторы. Потом о магии: он увлечённо, вспоминал о странных проклятиях, с которыми приходилось иметь дело, она делилась историями о законах, которые переписывала до поздней ночи. Разговор естественно перешёл к детям. Скорпиус был похож на отца внешне, но характером пошёл в мать, мягкий и вдумчивый. Роза была копией Гермионы в юности — амбициозная, упрямая, жаждущая всё изменить.

Когда слова иссякли, они сидели и курили, глядя, как дым медленно растворяется среди звёзд. Музыка из Большого зала доносилась приглушённо.

— Знаешь, — сказал Драко, выпуская дым, — я иногда думаю, что жизнь оказалась совсем не такой, как в книжках. Победили — и что? Счастливый конец? Все жили долго и счастливо?

— А ты ждал счастливого конца?

— Я вообще не ждал, что выживу. А когда выжил... не знал, что с этим делать. Вся жизнь была расписана: школа, служба Тёмному Лорду, смерть или Азкабан. А тут вдруг — свобода. Ты и Поттер спасли меня от Азкабана. Дали шанс на нормальную жизнь.

— И как тебе эта нормальная жизнь?

Он горько усмехнулся.

— Женился на той, на ком положено. Завёл наследника. Веду семейные дела, торгую редкими артефактами, консультирую по тёмным проклятиям — кто бы мог подумать, да? Бывший Пожиратель теперь объясняет, как от них защищаться. Астория умерла, я женился снова. Всё так, как и должно быть. Только вот... — он затянулся, — это всё не моё. Как будто я проживаю чужую жизнь. Правильную, но чужую.

Гермиона кивнула.

— Я понимаю. У меня похожее чувство. Словно я так долго отвечала ожиданиям — сначала своим собственным, потом всех, кто в меня верил, — что просто забыла, чего на самом деле хотела. Лучшая ученица Хогвартса должна была стать министром. Героиня войны должна была выйти замуж за героя. И я вышла. И вот теперь я здесь, и это всё... логично, предсказуемо. Но я не чувствую себя частью этой картины.

— А какая твоя?

— Не знаю. Может, в этом и проблема. Мы так долго боролись за выживание, что забыли подумать — а ради чего? Что потом?

Драко затушил сигарету, повернулся к ней.

— Знаешь, что самое странное? Я всегда думал, что если переживу войну, то всё наладится. Само собой. Как в сказках — победил дракона, получи принцессу и полкоролевства. А оказалось, что после войны начинается самое сложное — жить.

— Выживать мы научились. А вот жить... — Гермиона покачала головой. — Никто не учил, что делать, когда адреналин схлынет, когда не нужно больше бороться. Когда просто... понедельник. И вторник. И так двадцать пять лет подряд.

Он придвинулся ближе. Не настолько, чтобы это было неприличным, но достаточно, чтобы она почувствовала тепло его тела в прохладном ночном воздухе.

— Помнишь Святочный бал?

— Конечно. Ты весь вечер отпускал шуточки про мою причёску.

— Дурак был. Думал, если назову тебя грязнокровкой, то это сделает тебя менее красивой, — он усмехнулся и покачал головой. — Но не помогало. Всё равно пялился на тебя, как идиот. А ещё тихо ненавидел Крама за то, что он танцевал с тобой.

— Бедный Виктор, — хмыкнула Гермиона. — Даже не подозревал, что стал объектом слизеринской зависти.

— Зависти? Это мягко сказано. Я мечтал вышвырнуть его с танцпола.

— А мог бы просто пригласить меня сам.

— Да. Но тогда я был слишком занят тем, чтобы изображать из себя Малфоя.

— А теперь? — она подняла бровь.

Он не ответил. Вместо этого он посмотрел ей прямо в глаза, и в его взгляде не было ни намёка на старое высокомерие. Затем осторожно взял её руку, боясь, что она отдёрнет. Но она позволила. Гермиона смотрела на их переплетённые пальцы. Его рука была тёплой, с длинными пальцами музыканта или художника. На безымянном пальце белела полоска от обручального кольца — он снял его, но след остался.

— Это безумие, — тихо сказала она.

— Знаю.

— У нас обоих есть семьи. Обязательства. Целые жизни, построенные без друг друга.

— Знаю.

— Мы не можем просто...

— Не можем, — согласился он. — Но можем хотя бы признать, что всё могло быть иначе. Что где-то в параллельной вселенной есть Драко и Гермиона, которые были смелее. Которые не позволили предрассудкам и войне встать между ними.

Так они и сидели молча, просто держась за руки, как подростки на первом свидании, потерявшие счёт времени. Музыка внизу стихла — бал подходил к концу.

— Если бы можно было вернуться... — начала Гермиона.

— Что бы ты изменила?

— Всё. Нет, не всё. Своих детей я люблю, они лучшее, что есть в моей жизни. Но... я бы была честнее. С собой, с другими. Не выходила бы замуж из чувства долга. Не строила бы карьеру, чтобы заполнить пустоту. Я бы... — она повернулась к нему, — я бы дала тебе шанс. Нам обоим.

Драко поднял свободную руку и убрал прядь, упавшую ей на лицо. Она уловила его дыхание совсем близко. Она не знала, кто подался вперёд первым. Может, оба одновременно. Их губы встретились — осторожно, неуверенно, словно они боялись, что это сон, который развеется от резкого движения. Поцелуй был солёным от её слёз и горьким от сигарет, и в нём было столько тоски по несбывшемуся, что сердце сжималось.

— Это ничего не меняет, — прошептала Гермиона.

— Знаю.

— Завтра мы вернёмся к своим жизням. Ты к Мелиссе, я к Рону. Будем притворяться, что этого не было.

— Будем.

— Это неправильно. Всё это.

— Да.

Но они снова поцеловались — уже отчаяннее, жаднее, пытаясь вместить в этот момент все несказанные слова, все упущенные годы. Его рука зарылась в её волосы, она прижалась к нему ближе, и на мгновение мир сузился до них двоих — не министр и не бывший Пожиратель, не миссис Грейнджер и не мистер Малфой. Просто мужчина и женщина, которые нашли друг друга слишком поздно.

Они сидели, обнявшись, на холодном камне башни. Внизу замок затихал — гости расходились по комнатам. Скоро наступит утро, и эта ночь станет воспоминанием, ещё одним призраком в череде упущенных возможностей.

— Что нам делать? — спросила она в его плечо.

— Ничего. Жить дальше. Растить детей. Исполнять обязательства. Стареть, умереть, так и не став счастливыми.

— Звучит ужасно.

— Такова жизнь. Не у всех есть счастливый финал.