Эмоциональный багаж (джен)

Это был один из самых спокойных способов, которыми Гарри врывался в мой кабинет. Он осторожно высунул голову из-за двери и неуверенно сказал:

— Так, помнишь, ты говорил, что мне стоит проводить больше времени в Чикаго?

Я действительно помнил, что говорил это. Но снежинки в его волосах и тревожный синеватый оттенок губ отвлекли меня. На улице стояла жаркая летняя жара, и заставить Гарри продрогнуть до костей в такую погоду требовало немалых усилий.

— Да? — выдавил я после короткой паузы.

— Неделя подойдёт? Мне бы... не помешало где-то пожить немного.

— А как же «я буду приходить и уходить, когда вздумается, подонок»? — Глупо с моей стороны, конечно, бросать Гарри вызов, когда он сделал шаг навстречу, но у меня патологическая склонность спорить с каждым его дыханием.

— Мэйв случилась. Жду, пока остынет.

Я не до конца понимал все эти иррациональные правила, управляющие личными отношениями, но смутно осознавал: вроде бы меня должно задеть, что Гарри пришёл не потому, что соскучился, не потому, что хотел заставить меня улыбнуться, а потому что прячется. Но задет я не был. Напротив, я испытал лёгкую гордость, что он проявил благоразумие — предпочёл отступить, а не влезть в очередную беду. И я бы солгал, если бы сказал, что не чувствовал тихого удовлетворения от того, что Гарри пришёл именно ко мне, когда почувствовал угрозу. Для него это, может, просто вопрос удобства, ведь по-настоящему защитить его я не мог. Но моё эго об этом не знало.

— Рад тебя видеть, Гарри. Только я, возможно, сегодня задержусь.

— Я тоже, — пробормотал он и, наконец, протиснулся в кабинет. В правой руке болталась тяжёлая спортивная сумка, и я невольно поморщился, осознав, что в ней всё его имущество. — Даже очень задержусь. Есть одно дело, до четырёх не управлюсь.

— Договорились. Только разбуди меня, если придёшь поздно, — мы уже пугали друг друга внезапными пробуждениями и решили больше не повторять. — Хочешь, что-нибудь куплю по дороге?

— Не, я всё взял. Можно оставить у тебя? Не хочу таскать с собой по... ну, пока просто не хочу таскать.

— Конечно. — Я не стал лезть в его секреты. Их у него было предостаточно.

— Класс, — сказал Гарри и прошёл вперёд, обогнул мой стол в пару шагов и опустил сумку у кресла. Наклонился над ней и пробормотал что-то вроде «спи крепко».

— Увидимся позже, — сказал он, выпрямляясь, чтобы клюнуть меня в щёку. Поцелуй явно задумывался как лёгкое касание, но я повернул голову, подставляя губы.

— М-м-м, — довольно отозвался он, но быстро отстранился. — Пока, Джон.

Прошло секунд двадцать после того, как дверь закрылась за Гарри, и сумка заговорила:

— Ну вот, ради этого стоило проснуться.

Я застыл. Гарри не стал бы сознательно подставлять меня, по крайней мере, не так исподтишка. Но он мог что-то не доглядеть. Среди его знакомых встречались личности, мягко говоря, неоднозначные.

Сумка — красноречивая, зараза — уже находилась внутри тонкого защитного круга, окружающего мой стол. Так что магическая тревожная кнопка под рукой оказалась бесполезна. Я бросил взгляд на интерком. Гард справилась бы с этим лучше, но любое резкое движение могло вызвать нападение.

— Кто ты? — спросил я, осторожно двигая рукой к внутреннему карману, нащупывая рукоять ножа. Когда-то это было слабостью, теперь — просто осторожностью. Фэйри боятся стали, а остальные разумные твари — его остроты.

— Друг Гарри, — сказала сумка, и её молния начала медленно разъезжаться. Я вытащил нож и медленно поднялся. До враждебности было ещё далеко — вдруг можно будет договориться.

Из сумки выкатился череп. В пустых глазницах плясал оранжевый огонь.

Я моргнул. За жизнь мне доводилось видеть немало человеческих останков, но обычно они содержали больше плоти.

— Не знал, что Дрезден занялся некромантией. Так кто ты?

— Я не череп, придурок. Что ты, метафизически безграмотный?

— Не совсем, — сказал я, — но всё же повторю вопрос: кто ты?

— Боб, — ответил череп. — Хотя тебе это ничего не скажет. Неправильный вопрос. А ведь Гарри считает тебя умным.

— Рад знакомству, Боб. Тогда что ты такое?

— Дух Воздуха и Разума. Дух Гарри, если точнее. И у меня к тебе дело, Джон Марконе. — Огонь в его глазницах вспыхнул краснее. Я потянулся к кнопке вызова, но она резко заискрила. — Думал, поговорим с глазу на глаз. Для таких бесед это традиционно, верно? Без твоей няньки.

— И о чём же беседа?

— О твоих намерениях, барон.

— Моих... намерениях. — Господи. — Он взрослый волшебник, дух, а не твоя невинная дочь.

Череп фыркнул. Непривычно слушать это от существа без ноздрей.

— Мне плевать на его целомудрие. Да и вообще, не будь он ханжой, мы бы столько дел наворотили!.. Так, рассказывай, чего ты от него хочешь. Кроме задницы.

От Гарри? Я хотел всего. Его времени. Его внимания, привязанности, наглости, его болезненного героизма. Но уж точно не собирался обсуждать свои желания с черепом.

— Не твоё дело.

Красный огонь в глазницах потемнел.

— Очень даже моё. Мне редко выпадает возможность встретить ублюдков, что вонзают в него когти, до того, как он возвращается в подвал целиком и полностью покоцанный.

— Я не причинял ему вреда.

— Верно. А когда он возвращается хромая, я вижу не только синяки. Я вижу надлом, отколотые куски ауры...

— Я не причинял ему вреда, дух.

— Зато пугаешь, — заметил череп. — И злишь.

— Его злить несложно, — отозвался я. Сам я, признаться, тоже пару раз пугался мощи его гнева, но не стоило на этом заострять внимание.

Череп усмехнулся:

— Точняк. Но ты злишь его не так, как остальные. После злости на тебя приходит растерянность и задумчивость.

Он знал о нас слишком много. Я сделал шаг назад, собираясь ретироваться к двери.

— Стой, — сказал он. Я проигнорировал. — Стой. — И замер — ноги приросли к полу. Враждебность, стало быть.

— Говоришь, ты дух Гарри и беспокоишься о моих намерениях. А ты не задумывался о его? Он не обрадуется, если узнает, что ты мне угрожаешь.

Череп хихикнул, челюсть клацнула, отчего вся голова слегка подпрыгнула.

— Прячешься за своим парнем? Плохой из тебя крестный отец, господин мафиозник.

— Лучший в Чикаго, — парировал я. Что-то в этом духе, такое ехидное и задиристое, напоминало мне самого Гарри, поэтому я просто не мог найти в себе сил разозлиться на него.

— Ха. Да и вообще, сам Гарри не знает своих намерений. Сказал же — запутанный он. Но ведь не один он, да? — Нет. Дрезден был осложнением, которое я не мог себе позволить. Как союзник или как наёмник — он полезен, измерим. Но как... то, чем он стал, он заставлял меня постоянно сомневаться, оступаться о собственные тени, его паранойю и мои тёмные порывы. Но мы справлялись. Город от этого не страдал.

Я не ответил. Но задумчиво повертел в руках нож, размышляя, стоит ли метнуть. И разозлит ли Гарри скол на черепе. У него мало осталось, но вот это... создание он явно ценил. Даже перед уходом крепкого сна пожелал.

Контекст, словно удар, осознал мгновенно: запугивание, разговор о моих намерениях, подозрительно вовремя исчезнувший Гарри...

Со мной решил "по-дружески" поговорить — или, скорее, поугрожать — его...

Дух-череп.

Я глубоко вдохнул и решил ускорить процесс:

— Сейчас по законам жанра ты должен пригрозить мне страшной смертью, если я его обижу?

— Ну да. Хотя пугать смертного смертью банально. А вот угрожать падением империи этого смертного — уже интереснее. Я давно не рушил чужое наследие, можно и стариной тряхнуть. — Огни в глазницах замерцали быстрее — видимо, забавлялся. Я не повёлся; возмездие — его право, мне незачем принимать личные оскорбления.

— Советую дождаться мнения Гарри, прежде чем рушить мой бизнес. А теперь отпусти мои ноги. Я предпочитаю не вмешивать третьи стороны в личные разговоры, но если попробуешь что-то выкинуть — не постесняюсь позвать на помощь.

— Я мог бы остановить тебя, — сказал дух. — Влезть тебе в голову, сделать своим новым вместилищем. Убедиться, что ты никогда не причинишь ему боли.

Раньше жизнь была проще. Главное — не поймать пулю, не дать себя похитить или запытать до смерти. В этом новом прекрасном мире пришлось добавить пункт «не стать одержимым». Вряд ли череп блефовал, но, похоже, упускал очевидное:

— Мог бы. Но тогда ты сам причинил бы ему боль.

— О, — удивился череп. — Правда? Чёрт... Это, получается, моральный вопрос?

— В каком-то смысле. И вопрос согласия, и доверия. А Гарри к ним весьма чувствителен.

— Блин. Каждый раз одно и то же.

Я воспользовался преимуществом:

— Если вернёшься в сумку и уснёшь, я забуду упомянуть это Гарри.

Череп замурлыкал, зашуршал.

— Не хочу спать. Как насчёт сказки на ночь?

— У меня под рукой нет книг.

— Расскажи сам. — Сила, сковывавшая ноги, исчезла. — Первая ночь Гарри! Был стеснительным? Краснел, когда раздвигал ноги?

— Хватит! — рявкнул я и одним движением оказался рядом, схватил череп. Гард бы меня отругала, но я, как выяснилось, обладаю неплохими инстинктами. — Спи.

Огни в глазницах угасли. Я смотрел в пустые орбитальные дыры.

— Из тебя выйдет неплохой пресс-папье, — пробормотал я, но затем аккуратно уложил череп обратно в сумку и застегнул молнию. Гарри нервничал, когда кто-то трогал его вещи, — незачем раздражать его специально.

Мне вовсе не обязательно было рассказывать ему об этом разговоре.