Тончайшая нить (джен)

Ярчайший свет прорежет мглу,

Мой взгляд опустится к тебе,

Скажи лишь слово, я пойму,

В секунду обернувшись всем.

Покуда рык его раздастся,

разрушив неба синеву,

Лишь для меня твои несчастья

Напомнят мне, что я живу.

Что сердце бьётся, пропоёт

Та кровь, что катится из раны,

А боль разлуки пропадёт

В глазах твоих, что так багряны.

Видео, которое страшно пересматривать, и воспоминания, которые страшно поднимать. Всё это произошло там, в тот день, и я хотел бы, чтобы там же и осталось. Светлые пшеничные колючки были необычайно мягки под моими жесткими руками. Шрамы, которых я более не страшился, выглядели так красиво в твоих нежных руках. Тонкое дыхание с небольшим свистом вырывалось над безмятежно спящим человеком, напоминая, что он здесь, рядом, цел и невредим.

Мидория приподнялся в постели, боясь потревожить сон Бакуго. Он мерно сопел, правда, опять хмурился чему-то в своем сне. Мидория замер на секунду, рассматривая его сонное лицо, а после притронулся к переносице, разглаживая нахмуренные брови. Кацуки что-то проворчал бессмысленное и перевернулся на другой бок.

Прошло столько лет с того дня, как окончилась эта кровопролитная битва, но каждый год в день ее окончания Мидорию преследовали кошмары. Шигараки, нет… Тенко, маленький Тенко стоял перед ним и молчал. Он не плакал, но и не смеялся. Он был похож на бездушную куклу.

Каждый раз, видя его, сердце Мидории замирало, а в голове проносился один и тот же безумно долгий день…

Силы, казалось, на исходе, ком встал в горле, слезы застилали глаза, но я был сосредоточен. Я боялся смотреть туда, в сторону Всемогущего, но одновременно не мог отвести взгляд. Это чувство сдавливало грудь, а может, уже просто я был настолько вымотан, что усталость сказывалась всё сильнее.

Но он продолжал бороться, что я не мог просто позволить Шигараки действовать как ему вздумается. Нужно сдержать, нужно сдержать, сдержать.

— Не важно, каким образом, но его смерть знаменует конец эры.

Конец. Это было похоже на сон, который всё не хотел заканчиваться. Кошмар, который был слишком реален, чтобы так легко его забыть. Тьма сгущалась, поглощая весь тот свет, который столько лет дарил нам Всемогущий.

Каждый вздох напоминал, что я еще жив, болью отдаваясь в груди. Шигараки, которого я держал рядом, явно насмехался, так же как и Все за Одного, который держал в своих руках не просто тело Всемогущего, но наши сердца. Сердца тех, кто следил за этой беспощадной битвой.

Я уже не чувствовал надежды, казалось, что уже ничего нельзя сделать, а я не мог отвести взгляд, смотрел, как алая кровь стекала по его телу, вспоминая совсем другую картину. Люди, которые были так дороги мне, пострадали. Опустевший взгляд… Опустевший взгляд Каччана все еще стоял перед глазами, а теперь и Всемогущий ничего не мог сделать. Я чувствовал, что не успеваю. Не успеваю ничего, ни спасти больше Каччану, не помочь Всемогущему, тогда чего я вообще могу? Неужели я правда тот человек, который должен проделать дело Всемогущего? Может, может…

Яркий свет прорезал ту тьму. Я услышал отдаленный взрыв, который казался таким… родным? Я резко развернулся, замирая. Словно я снова попал в сон, но на этот раз в самый лучший и сладкий сон, который только мог быть. На секунду забылось всё, и Всемогущий, который находился в очень незавидном положении, Шигараки и вообще всё. Мой взгляд был прикован к тому месту, в которое я боялся возвращаться. О котором старался не думать. Но я видел это собственными глазами. Яркий свет, который нес с собой единственный человек, которого я так жаждал увидеть.

Я видел его глаза, такие живые глаза, такие ярко-алые, которые я так любил. Его волосы слегка прикрывали лицо, но я видел. Даже так далеко видел его, видел, как дыхание вырывается, как грудь вздымается, а глаза ищут что-то. На мгновение я даже залюбовался этим видом. Каччан живой стоял там, весь такой сияющий, словно не умирал, словно я не видел его бездыханное тело там, наверху, словно ничего этого не было.

Но это было. Он правда умер, а Всемогущий там, один, без защиты, также умирал. И ничего нельзя было поделать. Ничего? В моей голове проносились миллионы мыслей. Я, лишь поймав взгляд ярко-алых глаз, увидев, как в его руке сжимается такая знакомая карточка, я понял. Понял сразу, без лишних слов.

Всемогущий был моим героем, я с детства восхищался им и хотел во что бы то ни стало помочь ему, продлить его жизнь. Но сейчас ему нужен был иной герой.

Всемогущий был и его героем. Мы вместе, будучи маленькими, с таким энтузиазмом следили за ним. Он был нашим символом. Нашим спасением.

Понадобился лишь краткий миг. Я понял всё по его глазам. Ни я, ни он. Мы не думали о травмах, о том, получится ли. Я видел его порыв, и я его понял. Я знал, что значит хотеть спасти кого-то. Я знал, что он сможет. Потому что Всемогущий был для меня символом мира. А Каччан — символом победы. Короткий миг, и он взлетел. Я знал — он сможет это сделать. Он это сделает, несмотря ни на что. Потому что он Великий взрывной убийственный Бог Динамит. Он Кацуки Бакуго. Он Каччан. И он жив.

Мидория стоял с обжигающе горячей кружкой чая и внимательно следил за пролетающими машинами. Утро. Нужно собираться в школу, совсем скоро начнутся уроки, и день вновь заспешит в будничности дней.

Тихие шаги раздались с кухни, и Мидория почувствовал, как на его плечо кто-то опустил свою голову. Он положил руку на такие нежные, такие податливые и знакомые волосы и сразу успокоился. Ночной кошмар забылся, а мерное дыхание рядом напоминало о том, что после работы он снова поспешит на патруль, возможно, вновь встретится со своими друзьями, вновь кого-то спасет.

Та нить, которая связала их в детстве, стала крепче, не поддавшись трудностям, возникшим у них на пути. Мидория чувствовал эту связь, которая крепла день ото дня. Он знал, что сейчас всё хорошо. И завтра тоже будет хорошо. Он знал, что с ним всегда будет он, его Каччан, его герой, его жизнь…