Харон (джен)

Песок. Холодный, мокрый песок под пальцами. Не кровь. Он ожидал крови, липкой и тёплой, пахнущей металлом и змеиным ядом. Но там был только песок. И тихий, мерзкий шелест воды о борт.

— Ты идёшь? — проскрипел голос, старый, как сама река.

Северус медленно поднял взгляд. В прорехе капюшона — ничто.

Харон. Конечно. Он почти усмехнулся. Какая изощрённая насмешка — провести жизнь в роли перевозчика между светом и тьмой, чтобы, в конце концов, стать пассажиром.

Северус не спешил сделать шаг.

— Для тебя, — скрипнул Харон, — проезд оплачен. Золотом.

Лодка отчалила с двумя чёрными силуэтами. Она скользнула по реке, вонзаясь в воду, как острый клинок режет податливую плоть, но позади линии снова смыкались в зеркальную гладь. Северус коснулся поверхности… Это, всё же, вода, холодная и непроглядная, как сама бесконечность. Он огляделся вокруг — густой, серый туман, состоящий не из капель воды, повисших в воздухе, а из самих мыслей, вдохов, биения сердца. Туман был осязаемым и живым, и небо — тусклое, ноябрьское, почти английское небо — низко нависало над Рекой. Вакуум. Безмолвие. И фигура, смотрящая на недостижимый невидимый «горизонт» и правящая лодкой.

Но путь не окончен. Он только начинается.

Северус тяжело вздохнул. Снова путь, снова берега, и он лишь пассажир. Пешка. Но на этот раз в бесконечности вод.

Берег и причал потеряли свои черты, ему казалось, что прошёл час. Или, может, день. Он вглядывался в плотный туман, пытаясь различить хоть что-то: силуэт, намёк, ориентир, звук… Ничего. Бесконечная пустота. Отчаяние подкатило к горлу, свежие раны вспыхнули болью. Стало трудно дышать.

— Не спеши, путник. — Харон не обернулся, но от его голоса невидимая верёвка пала.

Северус долго молчал, вглядываясь в воду, а когда решился заговорить, не узнал свой голос, словно тот принадлежал кому-то другому.

— Весь путь, от того берега… он ощущается как долгая дорога, словно я шёл сюда много лет.

— Потому что ты шёл. Я долго ждал тебя, Северус Снейп. Ты купил билет в мою лодку в тот миг, когда на твоих руках высохла её кровь.

Северус замер. Никогда ещё до этого мгновения царство Аида не казалось ему столь желанным.

— Ты умер тогда. — Голос Харона утратил старческий дребезжащий призвук: он безжалостно резал пустоту, как лодка — гладь вечной реки. — Твоё сердце, твоя воля, твоя душа — всё, что было в тебе живого, — прибыло ко мне. А по миру живых всё это время бродила твоя тень. Призрак, питающийся ядовитым вином. Ты знаешь, из чего оно было. Призрак, который преподавал, шпионил, воевал, но не жил. Ты застрял между нашими мирами задолго до того, как змея впрыснула в твою плоть свой яд.

— Значит… всё, что было после — вся боль, вся служба, вся эта… пытка существованием — это и была переправа? — Сдавленно, почти шёпотом отозвался Северус.

— Самая мучительная её часть. Блуждания в тумане на полпути. А теперь ты почти дома.

Орфей

…Северус…

Он снова услышал плеск воды, сливающийся с шёпотом трав на их поляне, которой не существовало уже десятки лет…

— Лили… — сорвалось с его губ. Не крик, выдох человека, который, наконец, увидел свой приговор. Он не дышал.

— Она тоже здесь? Заперта?

Харон не обернулся. Его ответ был тихим, как скольжение лодки по воде.

— Тебе решать…

Не совет, не запрет. Не приказ.

Только бездна выбора.

Обернуться — и питать ею свою тоску. Приковать к себе, словно Прометея, даровавшего людям огонь, вопреки воле богов. Поселить её в тюрьму, которую воздвиг для себя. Ведь любовь — не спасение, она — проклятие. Возможно, самое страшное и горькое, какое только может быть.

Не обернуться — и навсегда отказаться от последнего искуса. Принять, что её покой дороже собственного отчаяния.

— Этот голос… Он же…

— Лишь эхо, которое ты носишь в себе.

Он сомкнул веки и сжал кулаки.

Лодка качалась на туманном зеркале реки. Харон больше не направлял её.

Миг. Вечность. Одно движение. Назад в прошлое, такое знакомое и словно ещё осязаемое, или вперёд, в вечное неизвестное.

Северус тронул весло. Чёрное ничто обернулось к нему: бездна, в которой он растворился, и из которой вынырнул, оттолкнувшись от чего-то давно забытого. Утерянного.

Он поднял взгляд.

— Это мои дары тебе. — Харон снова устремился в путь.

Иксион

Лодка медленно скользила в тумане, пока с одной из сторон не показалось свечение, сконцентрированное в одной точке.

Оно металось, описывая круг за кругом. В абсолютном безветрии. Северус разобрал едва доносящееся «нет… нет…»

— Мы не возьмём эту душу?

— Нет, Северус, моя лодка не для неё. Эта душа выбрала вечно бороться со мной.

— Том?

Харон не ответил.

«Ты так и не принял свою смерть, Том Реддл. Даже здесь ты обречён проживать вечный цикл без начала и без конца. Не жизнь. Не смерть. Не итог. То, за что ты боролся — стало твоим адом. Хотя, пожалуй, это будет похуже ада, беспощаднее огня и смолы. Бессмысленная борьба, бессмысленные жертвы. Ты боролся с Безмолвием, застряв на его пороге. Обречённый вечно смотреть, как ускользает в тумане лодка. Прощай, Том».

Хирон

Берег мелькнул в рассыпающемся туманном полотне. Лодка ускорила ход, покатившись, как горсть рассыпанных бусин с горки. Северус замер.

На камне, глядя в бесконечную даль, залитый неясным золотистым светом, сидел Альбус Дамблдор. Лицо его было расслабленным, а испещрённые морщинами руки покоились на коленях. Казалось, он смотрел сквозь Рулевого. Но в самую душу Северуса Снейпа.

— Северус. Место для тебя давно готово. Останься.

— Что вы предлагаете мне, Альбус?

— Здесь — покой. Твоя битва наконец-то окончена.

Северус на это лишь усмехнулся.

— Покой? Я не научился существовать в покое. Я не зритель, и моё место не в пыли недвижимых камней и песчаных берегов.

Берег растворился в то же мгновение. Не скрылся за бледной завесой, не ускользнул от последнего взгляда, а исчез, канув в Вечность.

Северус услышал тихий лязг где-то в области лодыжек и, скрипучий смех Рулевого.

Эйдолон

Харон остановил лодку в беззвучной пустоте.

— Я устал. Я вёз души, когда твой мир был ещё юн. Ты долго шёл ко мне.

Харон обернулся, и чёрное покрывало пало на дно лодки, обнажив лишь туман, который окутывал всё от начала пути.

— Теперь твой черёд — голос Перевозчика звучал внутри него. — Твоё место в объятиях Реки. Ты сделал свой выбор.

— Как они будут звать меня?

— Они не будут звать тебя никак. Ты для них Молчание. Последний взгляд на тот берег. Но для меня и для Реки Ты — Эйдолон. Призрак…

Северус поднял мантию и надел её на себя.

Единственный пассажир

Лодка. Река.

Значит, всё-таки лодка. Не свет в конце туннеля, не врата — лодка и вечный Стикс.

А греки что-то понимали, — улыбнулась она сама себе.

Она огляделась. Никого. Только непроглядный туман и лодка. Ни звука, ни движения.

Она шагнула, как всегда шагала в жизни. Куда-то, к кому-то, от кого-то. Она умела делать шаг. И этот был последним.

Лодка отчалила, плавно заскользив по глади реки. Туман рассеивался, чёрные лохмотья проступали сквозь пелену постепенно, пока весь силуэт кормчего не показался из бесконечного пространства, окружавшего её.

Харон. Вечное ничто, перевозчик души с берега на берег, скрытое в складках чёрной мантии.

Она не решалась заговорить. Он не поворачивался. Только лодка бесшумно скользила вперёд.

Так чувствуется вечность?

Она уже не видела берега с причалом, одну только бесконечную водную гладь.

Лодка остановилась. Даже круги по воде от последнего взмаха весла разошлись в никуда, казалось, она потеряла любые ориентиры — впереди, позади, верх, низ. Но страшно не было. Было спокойно.

— Мы останемся здесь?

— А у тебя другие планы, Грейнджер?

Гермиона улыбнулась и откинулась на корму, закрывая глаза.