Девушка под гримом (гет)

Этот день складывался не так, как планировалось. 

Флойд Лоутон осознал это, когда проснулся от того, что тюремные охранники вкололи ему наркотические препараты и вывели из камеры. Как оказалось, это была очередная миссия «Отряда самоубийц», которые в последнее время стали происходить всё чаще.

Однако Лоутон не возражал, так как у него был договор с Уоллер: за каждое задание, которое она поручала им, в зависимости от его сложности, они получали от пяти до семи лет смягчения своего срока заключения. Это было не так много, но Уоллер вызывала их, кажется, раз в два месяца, поэтому со временем сумма стала довольно внушительной.

Сегодняшняя миссия стоила шести лет, если, конечно, они выживут. Начиная её, Лоутон не предполагал, что окажется в ситуации, из которой не сможет выбраться, но именно так и произошло.

Он и Харли оказались запертыми в промышленной морозильной камере, и с каждой минутой, по мере того как в помещении становилось всё холоднее, шансы на их спасение таяли.

— Ты думаешь, Флаг решил оставить нас здесь? — спросила Харли, дрожа от холода. Они сидели, прислонившись к ящикам с различными видами мяса, хотя у них не было сил проверить их содержимое, кроме как в поисках тел. Медленно, но неотвратимо, они приближались к своей гибели.

Ему было её искренне жаль, ведь она сидела здесь практически голой. Ее маленькая куртка не была очень теплой, а у него не было ничего, что он мог бы ей дать. Он попытался положить свою подкладку на ее голые ноги, но твердый пластик совершенно не защищал от холода и вынуждал Харли сидеть, вытянув ноги перед собой, а она, чтобы не навредить себе, предпочитала прижимать их к груди.

Так что его подкладка лежала в стороне, пока он обдумывал ее вопрос, а также несколько своих собственных.

— Возможно, — выдохнул он. — Но я не думаю, что он на такое способен. Уоллер бы ему точно устроила взбучку, — добавил он, и Харли рассмеялась.

Они ещё несколько минут молчали, но это молчание лишь давало их мыслям больше свободы для блужданий, пока они не приходили к неизбежному — близкой смерти. Поэтому Лоутон вскоре решил, что если ему суждено сегодня умереть, да ещё и рядом с Харли, то он хотя бы хочет понять — почему.

— Можно задать тебе вопрос? — спросил он, почти что выпалил, а она пожала плечами.

— Почему бы и нет?

— Почему Джокер?

От удивления Харли повернула голову и, приподняв бровь, посмотрела на него.

— Я просто хочу сказать, что в своё время я отбывал срок в Аркхэме и видел там нового доктора, только что окончившего университет. Никогда не думал, что буду работать с ней на одной стороне, — пояснил он.

Услышав это, Харли отвернулась и, опустив взгляд, уставилась на свои ботинки, избегая его взгляда.

— Что ты в ней увидел? — спросила она, снова поднимая на него взгляд. — Когда смотрел на того доктора?

Это был неожиданный вопрос, и Лоутон растерялся. Честно говоря, он был почти уверен, что она сейчас отмахнётся от него и скажет, что её личная жизнь — это не его дело. И она была бы права. Но ему всё равно было интересно, и пока она, казалось, была готова его выслушать, он начал вспоминать, пытаясь найти подходящий ответ.

— Откровенно говоря, тогда я не думал о тебе, — наконец признался он. В его голове не было ничего конкретного, кроме смутного воспоминания о её прекрасных ногах (кстати, это воспоминание до сих пор не исчезло, но он пока не собирался его озвучивать).

Она понимающе кивнула в ответ, снова поёжившись, и попыталась собраться с мыслями.

— Потому что тогда я действительно не стоила того, чтобы обо мне думали, — произнесла она с такой надломленной, почти детской невинностью, что это было совсем не похоже на Харли и по-настоящему встревожило Лоутона.

— Харли… — начал он возражать, но она остановила его взглядом, злым и холодным, как сам морозильник.

— Я серьёзно, — отрезала она, а затем встряхнула головой, словно избавляясь от злости. И вот перед Дэдшотом уже стояла не закалённая воительница, а самая маленькая и беззащитная девочка, которую он когда-либо видел. — Я была пустышкой, — просто сказала она, и в её голосе снова не осталось ни привычной остроты, ни очарования.

Мало кому удавалось пообщаться с той девочкой, которая скрывалась за всем этим гримом, татуировками и окрашенными волосами. Иногда Лоутону казалось, что даже Джокер уже не помнит о её существовании, но он помнил.

Во время их первой совместной миссии он разговаривал с ней — совсем недолго. Она была в таком состоянии на лестничной клетке, что, казалось, выпала из реальности и вернулась только тогда, когда приставила пистолет к его виску.

Она спросила, был ли он когда-нибудь влюблён, и в её голосе не было беззаботности крутой преступницы — она была напугана. Слёзы в её глазах предупреждали, что лучше не знать, о чём она только что думала. Одного этого вопроса было достаточно, чтобы понять, что это как-то связано с Джокером, но Лоутон не имел ни малейшего представления о том, что именно.

— Моя жизнь была жалкой, — её слова вырвали его из воспоминаний, и он заметил, что она снова уставилась на свои ботинки. — Каждое утро я вставала, шла на работу, а вечером возвращалась домой и либо заказывала китайскую еду, либо разогревала какую-нибудь замороженную готовую пищу. По понедельникам я смотрела «Холостяка», а по четвергам — «Анатомию страсти», а потом ложилась спать. И утром всё начиналось сначала. — С горечью объяснила она, хотя и рассмеялась, упомянув телепередачи, которые смотрела. — У меня не было друзей, не было свиданий, никакой социальной жизни вообще. Потому что я ненавидела ту, кем была. — Она закончила и подняла на него глаза, но, видимо, увидела на его лице, что это ещё не отвечает на его вопрос, или, может быть, сама тайком хотела сказать больше. — Всю жизнь я была идеальной дочкой для родителей. Балет, гимнастика, подработка няней, пятёрки по всем предметам, редакция школьного ежегодника… Когда я сказала, что хочу стать психиатром, они были в восторге. Настолько, что даже не спросили — а почему, собственно? — В её глазах мелькнуло что-то такое, что Лоутон решил, что, может быть, и не просил её рассказывать историю своей жизни, но не станет просить её прекратить, когда видит, как сильно ей это необходимо.

— Почему? — спросил он. В какой-то момент разговор перешёл в монолог, и он просто слушал, не пытаясь вставить ни слова. Но это не означало, что ему было всё равно.

— Потому что мне хотелось причинять людям боль, — ответила она без эмоций. — Неважно, как именно: ограбить кого-то, убить или просто сделать что-то глупое, чтобы разочаровать их. Я понимала, что это неправильно, и думала, что если буду учиться на психиатра, то, возможно, смогу понять, что со мной не так.

— И ты поняла? — спросил Лоутон, но что-то внутри него ненавидело то, что полуулыбка и покачивание головой, которые он получил в ответ, так явно принадлежали девушке Джокера.

— Нет, — ответила она. — Я придумала себе множество диагнозов, но потом, когда вышла на практику и встретила его, всё стало на свои места.

Лоутон не совсем понимал, что она имеет в виду, но он знал, что она хочет объяснить свои мысли, поэтому он молча ждал продолжения.

— Всем говорят: «Будь собой, будь искренним», но никто не хочет признавать, что не все люди — ангелы. Он показал мне, что мои внутренние качества не делают меня монстром. Они делают меня человеком, — объяснила она, и её голос становился всё тише и тише. Лоутон не мог понять, то ли тема разговора так сильно её расстроила, то ли холод пронизывал до костей, но он был готов поспорить, что это было сочетание обоих факторов. — Я знаю, он не идеален. Даже близко не идеален, — призналась она, безуспешно потирая руки в попытках согреться. — Но он единственный, кто вообще удосужился увидеть меня настоящую.

Флойд молчал с минуту, обдумывая её слова и наблюдая за ней, чтобы убедиться, что её история закончена.

— Нет, — произнёс он, когда понял, что она больше ничего не скажет. — Он просто был первым.

Она подняла на него свои большие оленьи глаза, слегка ошарашенные этими словами, но он не стал ничего говорить. Уже через мгновение он заметил, как всё её тело сотрясает сильная дрожь от холода.

Молча он обнял её, притянул к себе и крепко прижал, стараясь хоть немного согреть и не дать замёрзнуть насмерть.

* * *

Вскоре после их разговора Харли потеряла сознание, и Флойд тоже был на грани, когда Диггер наконец-то нашёл их. Похоже, остальные члены отряда уже завершили миссию, поэтому они сразу вернулись в нору, что было на руку Флойду.

Охранники забрали Харли и что-то пробормотали о медицинском крыле, о существовании которого он даже не подозревал. Однако он всё равно потребовал от Уоллер разрешения увидеться с ней, как только она очнётся. Дочь сатаны сделала вид, что не слышит его, и молча велела запереть его обратно в камере.

Через несколько часов к двери подошли трое охранников и сообщили, что Харли пришла в себя. Он твердил себе, что единственная причина, по которой он потребовал встречи с ней, заключалась в том, что слову Уоллер нельзя было верить. И хотя это правда, это была не единственная причина.

Возможно, Уоллер тоже это понимала, потому что охранники привели его в «медицинское крыло», которое представляло собой обычную камеру, оборудованную медицинским оборудованием. Ему позволили провести с ней две минуты наедине, если не считать камер, конечно.

— О, ты пришёл проведать меня? — спросила Харли, когда охранник впихнул его в палату. Все следы той части её, которую он видел в морозильной камере, исчезли, скрывшись за ухмылкой и слегка преувеличенным бруклинским акцентом.

— Я просто хочу убедиться, что ты ещё жива, куколка, — ответил он. — Переохлаждение в твоих колготках — не лучшая комбинация.

— Да, мне следовало надеть другой костюм, — задумчиво произнесла она, а затем широко улыбнулась. — В следующий раз, — пообещала она, и он усмехнулся.

— Выздоравливай, — произнес он, подойдя к ее постели, и она, улыбнувшись, послушно кивнула. Он наклонился и поцеловал ее в макушку, прежде чем в палату ворвались охранники и увели его обратно в камеру.

В ту ночь он не мог заснуть, вспоминая о морозильной камере и словах Харли о своих родителях. Не нужно было быть гением, чтобы понять: они не были главной причиной того, что она стала той пустой женщиной, какой была до встречи с Джокером.

Она сама убеждала себя, что стала такой из-за них. Но это была лишь ложь, которую она внушала себе. Она не хотела признавать, что это было связано с её страхом. Она боялась своей безрассудности, как и он когда-то был в ужасе, не почувствовав ничего после своего первого убийства.

Ему потребовалось время, чтобы смириться с тем, что убийство для него стало просто работой. А ей не нужно было время, ей нужен был зеленоволосый сумасшедший, чтобы помочь.

Когда Флойд наконец уснул, у него возникла последняя мысль: возможно, однажды Харли Квинн найдёт способ жить без Джокера.